Антонио Переса как на виновного в  преступлении  ереси?
Мог ли бы я об этом подумать, если бы сам не видел свидетельствующих об этом
документов? Ничего не забыли в  этой  интриге,  чтобы  объяснить  задержание
Переса такой причиной, которая сделала бы его арест законным. Регент Хименес
де Арагуэс получал приказы маркиза д'Альменара, которому  ежедневно  сообщал
все  происходившее  с  узником.  Маркиз  посылал  корреспонденцию  графу  де
Чинчону, а тот сообщал ее королю. Они  условились  навсегда  лишить  свободы
Антонио Переса и даже умертвить его, а если возможно, присудить его к смерти
с видимостью правосудия.
     X. В этот план можно поверить,  если  мы  припомним,  что  произошло  в
Мадриде, особенно после смертного приговора, вынесенного 1 июля  1590  года:
бегство Переса в Арагон, указ об отправке документов его процесса в Сарагосу
и, наконец, результат этих недостойных происков, так ярко  обнаруживший  его
невиновность, что король счел себя обязанным отказаться от требования казни.
Если ко всем этим обстоятельствам прибавить, что другое дело, а именно  дело
розыска, угрожало Пересу смертной казнью, я думаю, что самая суровая критика
не поколеблется допустить, что обвинение в ереси  было  только  политическим
средством, придуманным четырьмя агентами короля, которые сумели использовать
показания, доставленные им случаем. Правда, они не осмелились представить их
как окончательные. Но они воображали, что, как только святой трибунал начнет
процесс, появятся новые  средства  усилить  обвинения  и  сделать  положение
Переса более критическим.
     XI. Инквизиторами Сарагосы были дом Альфонсо Молина де  Медрано  и  дом
Хуан Уртадо де Мендоса. Последний был кузеном  маркиза  д'Альменара.  Другой
инквизитор - человек безнравственный и интриган, стремившийся любым способом
добиться епископства. Маркиз поэтому оказывая ему даже больше  доверия,  чем
своему родственнику, который был  менее  образован,  тем  более  что  добрый
характер делал его негодным  для  роли  гонителя.  Действительно,  дом  Хуан
избегал, насколько было возможно, принимать какое-либо участие в этом деле и
вскоре даже стал исполнять обязанности инквизитора в другом трибунале.
     XII. Молина получил от регента письмо и сопровождавшие  его  показания.
Вместо того чтобы сообщить их трибуналу, он  с  первым  курьером  послал  их
главному инквизитору дому Гаспару де Кироге. Маркиз д'Альменара уведомил  об
этом  графа  де  Чинчона,  а  тот  -  короля,  который,  посоветовавшись   с
кардиналом, приказал принять надлежащие меры для констатирования проступков,
совершенных Пересом против религии, с целью подвергнуть его за это каре. Эти
распоряжения монарха неизбежно должны были повлечь за собою  гибель  Антонио
Переса. Таким образом, мы узнаем, что искать убежища против  несправедливого
преследования своего государя в иноземной стране, где  живут  еретики,  есть
настоящее преступление ереси. Как  земля  может  носить  на  себе  чудовища,
которые изобрели эти принципы? Однако они живут безбоязненно и  умирают  без
угрызений совести. 5 марта кардинал Кирога предписал сарагосскому трибуналу,
чтобы инквизитор Молина один принимал показания  свидетелей,  а  инквизиторы
рассмотрели бы их без участия епархиального благочинного и юрисконсультов  и
послали их в Мадрид со своим мнением.
     XIII. 20 марта допрошено было десять свидетелей. Антонио Перес знал имя
и звание некоторых из них, даже (согласно тому,  как  он  передает  в  своих
Реляциях) сущность их показаний.
     Однако  он  никогда  не  узнал  главных  обвинений,  которые  послужили
основанием для его процесса. Диего Бустаманте, его слуга, и Хуан де Басанте,
учитель латинского языка, которые часто видели его в тюрьме, привели тезисы,
которые в целом ничего не доказывали против него;  будучи  изолированы,  они
представляли смысл, способный придать  видимость  справедливости  намерению,
принятому против Переса.
     XIV. Трибунал передал осведомление главному инквизитору, а тот -  брату
Диего де Чавес, духовнику короля, им же государь воспользовался в 1574  году
для квалифицирования Каррансы еретиком и в 1585  году  для  захвата  у  жены
Переса писем, которые Его Величество писал ему,  когда  тот  был  министром.
Брат Диего де Чавес выбрал из этого  документа  четыре  тезиса,  приписанных
Пересу, для их квалификации против автора, и один тезис Майорини  с  тем  же
намерением.
     XV. Тезис Майорини сводился к непристойным словам, которые итальянцы  в
раздражении имеют привычку произносить, намекая на детородные  органы  Бога,
pota di Dio, род божбы, которая вырывалась у Майорини  во  время  проигрыша,
или pota di Madonna. Эти слова, вырвавшиеся у Майорини, были квалифицированы
как еретическое  богохульство,  достаточное,  чтоб  мотивировать  заключение
подсудимого в тюрьму святого трибунала; таким образом, его процесс составлял
одно целое с процессом Антонио Переса, против  которого  квалификатор  Чавес
установил следующую оценку.
     XVI. Первый тезис, извлеченный из показаний Диего де Бустаманте: "Некто
говорил Пересу, чтобы он не отзывался дурно о доне Хуане Австрийском;  Перес
отвечал: "После того, как король упрекнул меня,  извратив  смысл  написанных
мною  писем  и  нарушив  тайну  совета,  справедливо  и  дозволительно   мне
оправдываться, никого не уважая и не щадя. Если бы Бог Отец захотел помешать
этому, я бы ему отрезал нос за то, что он допустил, что король выказал  себя
таким непорядочным рыцарем по отношению ко мне". Квалификация:  "Этот  тезис
богохулен, скандален, оскорбляет  благочестивый  слух  и  отзывается  ересью
вальденсов, которые предполагают наличие тела у Бога Отца". Ересь, о которой
говорит квалификатор, находится в Священном Писании, которое, приспособляясь
к нашей заурядной манере говорить, дает Богу руки,  глаза,  ноги  и  голову.
Какое злоупотребление тайной судопроизводства!
     XVII. Второй тезис, извлеченный из показания Хуана де Басанте: "Антонио
Перес, видя плохое положение своих дел, сказал однажды в горе, в печали и  в
гневе: "Может быть, я вскоре перестану верить в Бога. Можно сказать, что Бог
спит во время хода моего процесса; если он не произведет чуда в мою  пользу,
я готов потерять веру".  Квалификация:  "Этот  тезис  скандален,  оскорбляет
благочестивый  слух  и  подозрителен  в  смысле   ереси,   потому   что   он
предполагает, что Бог может спать;  этот  тезис  имеет  внутреннюю  связь  с
предыдущим, в котором говорится о Боге, как будто он имеет тело".
     XVIII. Третий тезис, взятый  из  второго  показания  Диего  Бустаманте:
"Однажды, когда, как это часто бывало, Перес мучился тревогой, в особенности
если ему передавали, что страдают его жена и дети, он воскликнул, удрученный
скорбью: "Что же это такое? Бог спит или все разговоры о нем  не  более  как
обман; значит, неправда, что существует Бог?"" Квалификация:  "Первая  часть
этого тезиса подозрительна в смысле ереси в том, что она отрицает провидение
Божие и  его  заботу  о  делах  этого  мира,  а  вторая  и  третья  часть  -
еретические".
     XIX. Четвертый тезис извлечен также из  второго  показания  Бустаманте:
"Антонио Перес в раздражении от несправедливого, по его мнению, обращения  с
ним и от участия, которое принимали в его преследовании лица,  которые,  как
он предполагал, должны  были  поступать  иначе,  но  которые  тем  не  менее
пользовались уважением, внушаемым безупречным поведением, сказал однажды: "Я
отрицаю лоно, питавшее меня. Разве это означает быть католиком? Если бы  это
было так, я не веровал бы  больше  в  Бога"".  Квалификация:  "Первая  часть
скандальна, вторая - богохульна и оскорбляет  благочестивый  слух.  Если  ее
соединить с другими, она подозрительна в смысле ереси как  внушающая  мысль,
что существование Бога - обман".
     XX. Неправдоподобно, чтобы Перес не веровал в существование, духовность
и провидение Бога. Ясно видно, что тезисы, в которых его укоряют,  даже  при
предположении, что он их высказал, вырвались у  него  в  тяжелую  минуту  от
приступа скорби и отчаяния. Совет инквизиции в своих  инструкциях  и  указах
признает, что это возможно. Особенно важно отметить, что  специальный  закон
его статута, статья пятая пятой севильской инструкции  17  июня  1500  года,
определенно  высказывается  в  этом  отношении:  "В  отношении   того,   что
инквизиторы приказывают иногда арестовывать за незначительные проступки,  не
заключающие ереси, когда дело касается только слов, которые являются  скорее
богохульством, чем ересью, и которые  были  произнесены  от  нетерпения  или
раздражения,  мы  приказываем,  чтобы  впредь  никто  не  арестовывался   по
подобному мотиву". Я прибавлю к этому доводу, что налицо  был  недостаток  в
уликах, так как второй тезис был основан на одном только показании  Басанте.
Относительно трех других тезисов (которые шли от Бустаманте)  отмечу  третью
статью четвертой толедской инструкции 1498 года, гласящую:  "Мы  приказываем
также инквизиторам быть осторожными,  когда  возникает  вопрос  о  чьем-либо
аресте,  и  издавать  постановление  об  аресте   только   после   получения
достаточных улик в преступлении ереси, вменяемом подсудимому".
     XXI. Но так как настоящее дело велось по интригам и намерениям двора, а
религия  была   только   предлогом,   верховный   совет,   ознакомившись   с
квалификацией,  постановил  21  мая  перевести  Антонио  Переса  и  Джованни
Франческо Майорини в секретную тюрьму инквизиции, где они должны содержаться
под строгим надзором; кроме  того  было  решено  произвести  это  как  можно
быстрее, чтобы никто не мог ни узнать,  ни  даже  заподозрить  эту  меру  до
приведения ее в исполнение.  Намерения  совета  были  исполнены,  и  главный
инквизитор с такой поспешностью отправил декрет совета, что курьер  проделал
в два дня путь от Мадрида до Сарагосы, то  есть  пятьдесят  испанских  миль,
равных французским девяноста лье [110].


       Статья третья

МЯТЕЖИ В САРАГОСЕ И ОТЪЕЗД АНТОНИО ПЕРЕСА ВО ФРАНЦИЮ

     I. 24 мая инквизиторы  выдали  главному  альгвасилу  святого  трибунала
приказ об аресте двух обвиняемых. Привратник тюрьмы королевства сказал,  что
он не может их выдать без приказа верховного судьи Арагона или одного из его
помощников. Когда инквизиторы узнали об этом, они написали  в  тот  же  день
помощникам верховного судьи и приказали им под угрозой отлучения,  штрафа  в
тысячу дукатов и многих других кар выдать  через  три  часа  обоих  узников,
причем фуэро манифестации не должно этому препятствовать, так как применение
его не может иметь места в процессах по преступлению ереси;  инквизиторы  по
этой причине должны его отменить или аннулировать, они фактически отменяют и
аннулируют такое толкование фуэро, как препятствующее свободному отправлению
службы святого трибунала. Секретарь представил это письмо  верховному  судье
дону Хуану де ла Нуса на публичном  заседании,  в  присутствии  пяти  судей,
составлявших  совет,  и  всех  служащих  трибунала.  Верховный  судья  решил
подчиниться требованию инквизиторов и отдал приказ  о  выдаче  узников.  Они
были отвезены в инквизицию, каждый в отдельной карете. Впоследствии  узнали,
что курьер, привезший в Сарагосу приказ из  Мадрида,  передал  также  письма
графа де Чинчона маркизу  д'Альменару;  последний  имел  тайный  разговор  с
верховным судьей, чтобы убедить его не применять закона королевства в пользу
обвиняемых, а два письма инквизиторов были написаны в ту  же  ночь,  хотя  и
помечены 24-м числом, потому что они узнали от маркиза  д'Альменары  о  том,
что должно произойти.
     II. Антонио Перес,  предвидевший  беду,  сообщил  свои  опасения  графу
Аранде и другим кавалерам, которые приняли  твердое  решение  воспротивиться
этой мере как нарушению драгоценнейшего права королевства.  Если  допустить,
рассуждали они, один раз, чтобы во время  спора  о  деле  -  которое  довело
человека до того, что он укрылся под гарантию манифестации, - подсудимый был
взят для перевода в  другую  тюрьму  по  приказу  власти,  не  зависящей  от
верховного судьи, то привилегия королевства станет  иллюзорной  и  никто  не
станет взывать к ней.
     III. Перес рассказывает по этому поводу в своих печатных Реляциях,  что
граф д'Аранда, отец того, который жил в его  время,  боясь  попасть  в  руки
инквизиции, явился, как узник, в трибунал верховного судьи,  призывая  фуэро
манифестации; ему назначили  город  Сарагоссу  вместо  тюрьмы;  когда  через
некоторое время  инквизиторы  потребовали  его  явки  в  зал  заседаний,  он
отказался  повиноваться,  ссылаясь  на  свой  арест  и  говоря,  что   замок
Альхаферия (где пребывала инквизиция) находится вне города.  Немного  раньше
дон Бернарде де Кастро, выдающийся  арагонский  дворянин,  был  присужден  к
релаксации святым трибуналом; его друзья и родственники  поставили  его  под
охрану манифестации, когда уже светский суд захватил  его  для  того,  чтобы
подвергнуть смертной казни. Этой меры было достаточно,  чтобы  приостановить
исполнение приговора до тех пор, пока трибунал верховного  судьи  решит,  не
противоречит ли поведение инквизиторов привилегиям  королевства.  Осужденный
был казнен только после того,  как  было  объявлено,  что  их  поведение  не
представляло никакого  беззакония.  В  то  же  время  депутация  королевства
жаловалась в Риме на злоупотребления цензурами, к  которым  прибегал  святой
трибунал в подобном деле против Антонио Гамира.
     IV.  Этот  испанец  был   в   тюрьме   манифестированных.   Инквизиторы
потребовали его выдачи. Но заместитель верховного судьи, который должен  был
разбирать еще не законченное дело, отказался, в согласии с  другими  членами
трибунала, уступить требованию святого трибунала.  Инквизиторы  отлучили  от
Церкви заместителя. Постоянная  депутация  королевства,  принявшая  на  себя
защиту судьи как связанную с защитой своих привилегий, была подвергнута  той
же  анафеме.  Она  обратилась  к  папе,  который  отказался   выслушать   ее
посланников и велел ей обратиться к главному  инквизитору.  Между  тем  папа
умер; а когда его преемник Григорий XIII вступил на престол первосвященника,
депутаты возобновили свои настояния.
     В  1572  году  верховный  первосвященник  послал  главному  инквизитору
специальное бреве. Анафема, выпущенная два года тому назад против депутатов,
не была снята. Так как заместитель главного судьи умер  в  этот  промежуток,
инквизиторы строго запретили дать ему церковное погребение. Депутаты  велели
забальзамировать его тело и сохранили его в этом состоянии, пока  добивались
в Риме исхода своего дела, которое уже стоило им более ста шестидесяти тысяч
франков. Наконец они  получили  декларацию,  которая  разрешала  им  оказать
покойному почесть христианского погребения. Эта церемония произошла  в  1573
году  с  большой  торжественностью,  между  тем  как  принципиальный  вопрос
оставался отложенным до генерального собрания кортесов, которое должно  было
происходить под председательством Филиппа II в городе Монсоне в  1585  году.
Депутаты нации жаловались  королю  на  злоупотребления  инквизиции  властью,
случившиеся при них  и  происшедшие  раньше,  о  которых  они  помнят.  Было
постановлено, что до истечения шести  месяцев  будут  назначены  арбитры  со
стороны инквизиции и депутации для прекращения разногласий; если инквизиторы
не захотят войти таким путем в соглашение,  депутаты  обратятся  к  главному
инквизитору; они пошлют ему изложение своих жалоб, и если он тоже  откажется
их  удовлетворить,  то  они  обратятся  к  самому  папе.  Дело  на   том   и
остановилось. Когда поднялся вопрос о посылке комиссаров в Рим,  инквизиторы
использовали все средства, чтобы провалить этот план.
     V. Антонио Перес сообщил обо всем этом графу д'Аранде и  другим  лицам,
чтобы они позаботились о средствах воспрепятствовать нарушению прав, которое
им угрожает. Дон Диего Фернандес  де  Эредиа,  барон  де  Барволес  (брат  и
предполагаемый наследник графа де ла Фуэнтеса, гранда Испании), который  был
тесно связан дружбой с этими людьми, показал впоследствии (в уголовном деле,
которое привело его к эшафоту), что граф и Перес  условились  убить  маркиза
д'Альменара, потому что король и граф де Чинчон в  случае  убийства  маркиза
д'Альменара откажутся от плана посылать  в  Арагон  вице-королем  кастильца,
который не преминет уничтожить одну за другой все наиболее важные привилегии
королевства.
     VI. Когда Антонио Перес вышел из тюрьмы  королевства  для  того,  чтобы
быть перевезенным в тюрьму святого трибунала, он поручил двум  своим  слугам
уведомить об этом дона Диего Фернандеса де Эредиа и  многих  других  дворян.
При этом известии арагонцы возбудили население Сарагосы  к  мятежу  криками:
"Измена, измена! Да здравствуют привилегии! Смерть изменникам!"  Меньше  чем
через час более тысячи вооруженных людей отправились к маркизу д'Альменару и
были так свирепо настроены, что убили бы его  совсем,  если  бы  он  не  был
отведен поспешно в  королевскую  тюрьму,  где  умер  на  четырнадцатый  день
вследствие нанесенных ему ран. Повстанцы угрожали также архиепископу, обещая
лишить его жизни и поджечь его дом, если  он  не  добьется  от  инквизиторов
возвращения Переса и Майорини в тюрьму  королевства.  Тем  же  они  угрожали
вице-королю, епископу Теруэля. Собравшись в  числе  более  трех  тысяч,  они
стали поджигать замок  Альхаферию  (старинный  дворец  мавританских  королей
Сарагосы), крича, что следует бросить в  огонь  инквизиторов,  если  они  не
отдадут узников. В тот день произошло много значительных событий  в  городе,
потому  что  дом  Альфонсо  Молина  де  Медрано  упорно  старался   обуздать
мятежников,  несмотря  на  дважды  возобновленные  настояния   архиепископа,
епископа вице-короля, графов д'Аранды и де Мораты и некоторых других  дворян
из высшей знати Арагона. Однако, видя,  наконец,  что  народное  брожение  и
опасность быстро увеличиваются, он, по-видимому, уступил и объявил,  что  не
позволит вернуть свободу узникам, но заменяет им  тюрьму  святого  трибунала
тюрьмою  королевства  и  поручил  епископу  вице-королю  и  графу   д'Аранде
перевести их туда, что и было исполнено в тот же день, то есть 24 мая.
     VII. Инквизиторы уведомили обо всем этом верховный совет. Многие из  их
сторонников, опасавшиеся за свою жизнь в Сарагосе,  прибыли  в  Мадрид.  Они
помогали маркизу д'Альменаре в его интригах  и  в  усилиях  к  приведению  в
исполнение  намерений  короля  вопреки  фуэросам  королевства.  В  их  числе
находились секретарь этого  агента  короля,  его  мажордом  и  его  конюший,
доставившие ему свидетелей против Переса и постаравшиеся подкупить его слуг,
чтобы заставить их  дать  показания  против  него,  как  Перес  доказал  это
впоследствии перед коррехидором Сарагосы.
     VIII. Инквизиторы, считая свое положение тем более критическим, что они
не могли никого арестовать,  написали  несколько  писем  комиссарам  святого
трибунала Арагона. К некоторым письмам было приложено специальное  извещение
комиссии, поручение, переданное помощникам верховного судьи, а также  декрет
последнего  для  доказательства  того,  что  они  не  врывались   в   тюрьму
королевства, а удовлетворились принятием лиц, выданных им верховным  судьей.
Другие письма сопровождались  буллою  св.  Пия  V  от  1  апреля  1569  года
относительно противящихся отправлению службы святого трибунала и повелевали,
чтобы те, кто навлек на себя церковные кары, добровольно явились с  просьбой
об отпущении и объявили себя виновными, а также  сообщили  о  других  лицах,
которые  находятся  под  угрозой  того  же   отлучения.   Они   предполагали
обнародовать указ, чтобы объявить отлученными поименно  некоторых  лиц,  уже
отмеченных в реестрах святого  трибунала,  как  препятствовавших  исполнению
приказов, данных инквизиторами, но архиепископ отсоветовал это делать. Между
тем в  Мадриде  выслушали  как  свидетелей  лиц,  при