учреждая инквизицию.
     Восьмая статья гласила, что добровольно  кающийся,  который  явится  со
своим признанием по истечении льготного срока, не  может  быть  избавлен  от
конфискации  своего  имущества,  которая  будет  объявлена  и   которой   он
подвергнется по праву со дня своего вероотступничества или  своей  ереси.  -
Это распоряжение еще раз доказывает жадность короля и то, чего он ожидал для
себя от инквизиции.
     В девятой статье сказано, что если лица моложе двадцати лет  явятся  по
собственному побуждению, чтобы заявить свое сознание, по истечении льготного
срока, и если  будет  доказано,  что  они  вовлечены  в  заблуждение  своими
родителями, то достаточно наложить на них легкую  епитимью.  -  Но  что  эти
люди,  хладнокровно  жестокие,  понимают  под  этого  рода  епитимьей?   Это
публичное ношение в течение года или двух лет санбенито  и  присутствие  под
этой вывеской в праздничные дни на торжественной мессе и  в  процессиях  или
пребывание в другом более или менее унизительном положении.
     Десятая статья налагала на инквизиторов обязанность объявлять в их акте
примирения время, когда примиренный впал в ересь, чтобы знать,  какая  часть
его имущества принадлежит фиску. - Суровость этой  статьи  заставила  многих
зятьев потерять приданое их жен, потому что  оно  было  им  выплачено  после
преступления их тестей. Это привело в семьях еретиков к  громадным  убыткам,
последствия которых были неисчислимы.
     Одиннадцатая статья гласила, что если содержащийся в  секретной  тюрьме
святого трибунала еретик, движимый истинным раскаянием, попросит  отпущения,
то ему можно его даровать, наложив на него в виде епитимьи кару пожизненного
заключения. - Я предоставляю своим читателям труд  судить,  находятся  ли  в
этом случае преступление и наказание в правильном соотношении.
     Двенадцатой статьей указывалось, что, если инквизиторы  думают,  что  в
случае, указанном в предыдущей статье, признание  кающегося  притворно,  они
должны отказать ему в отпущении, объявить его лжекающимся и  присудить  его,
как такового, к релаксации  и  преданию  в  руки  светского  правосудия  для
сожжения на  костре.  -  Из  этого  видно,  что  жизнь  узника  зависела  от
произвольного усмотрения инквизиторов, даже в том случае, если он  настаивал
на искренности своего раскаяния.
     Тринадцатой статьей было постановлено,  что  если  человек,  получивший
отпущение после своего добровольного сознания, хвастает,  что  скрыл  разные
преступления, или из собранных сведений вытекает, что он совершил их большее
количество, чем то, в котором покаялся,  он  будет  арестован  и  судим  как
лжекающийся. - Вторая часть этой статьи носит очевидный характер жестокости,
потому что вполне возможно, что обвиняемый  просто  забыл  многие  из  своих
прегрешений.
     Четырнадцатая статья гласила, что, если уличенный обвиняемый упорствует
в своих отрицаниях даже после оглашения свидетельских показаний,  он  должен
быть осужден как нераскаянный. - Это распоряжение привело на  костер  тысячи
жертв. Во-первых, потому, что считали уличенными тех, которые не были ими, а
публичными и подлинными свидетельствами - урезанные свидетельские показания,
авторы которых оставались неизвестны. Во-вторых, потому,  что  если  и  было
соответствие в показаниях двух или трех свидетелей, то клевета (а  еще  чаще
ложное толкование) могла скомпрометировать участь  подсудимого,  несчастного
уже тем, что он не мог ни доказать, ни убедить своих судей,  отказывающих  в
сообщении ему документов его процесса.
     На  основании  пятнадцатой  статьи,  когда  против   отрицающего   свое
преступление обвиняемого существовала полуулика, он должен был подвергнуться
пытке. Если во время пытки он признает себя виновным и затем подтвердит свое
сознание,  то  его  наказывали  как  уличенного;  если  он  отказывался   от
подтверждения,  его  подвергали  вторично,  по  праву,  той  же  пытке   или
присуждали к чрезвычайному наказанию. - Привод к пытке во второй раз  спустя
некоторое время был запрещен советом  инквизиции.  Однако  были  инквизиторы
столь жестокие,  что  они  все-таки  применяли  его  к  заключенным  святого
трибунала. Они говорили при этом, что подвергают пытке  заключенного  только
один раз, потому что после первого сеанса на относящихся к процессу  бумагах
они писали, что  откладывают  пытку,  чтобы  продолжать  ее,  когда  это  им
понадобится и захочется сделать.
     Шестнадцатой статьей было запрещено сообщать  обвиняемым  полную  копию
свидетельских показаний; можно было только давать им понятие о том,  что  на
них было донесено, оставляя их в неведении об обстоятельствах, которые могли
бы им помочь узнать свидетелей. - Одна эта статья была бы  способна  внушить
отвращение к трибуналу инквизиции.  В  том,  что  обвиняемому  отказывали  в
сообщении   результатов   предварительного   следствия,   не   было   ничего
противозаконного.  Но  отказывать  ему  в  ознакомлении  с  документами  его
процесса во время самого суда - не означает ли это сделать  для  подсудимого
невозможным пользоваться правом самозащиты?
     Семнадцатая  статья   предписывает   инквизиторам   самим   допрашивать
свидетелей, когда это для них не невозможно. - Это распоряжение справедливо,
но его делает иллюзорным то обстоятельство,  что  его  редко  было  возможно
осуществить, так как свидетели и судьи  почти  всегда  находились  в  разных
местах  государства.  Приходилось  комиссару   трибунала   рассматривать   и
принимать  показания  при   помощи   нотариуса,   исполнявшего   обязанности
секретаря. Так как оба они присягают в сохранении тайны,  то  можно  видеть,
какой  может  произойти   беспорядок,   граничащий   с   преступлением,   от
распоряжения,  заставляющего   подначальных   людей   уголовного   трибунала
удостоверять преступность скорее, чем невиновность, чтобы этим быть приятным
для лиц, приказывающих им свидетельствовать. Кроме того,  разве  не  следует
признать, что ничего не может  быть  опаснее  истолкования  ответов,  данных
свидетелями, которые не получили ни воспитания, ни образования?
     Восемнадцатая статья велит одному или двум инквизиторам  присутствовать
при пытке, которой должен подвергнуться  подсудимый,  кроме  случая,  когда,
будучи заняты  в  другом  месте,  они  должны  обращаться  к  комиссару  для
получения показаний, если пытка все-таки должна быть применена. -  Не  лучше
ли было бы ее совсем отменить?!
     На основании девятнадцатой статьи, если после  вызова  в  суд  согласно
предписанным формам  обвиняемый  не  явится,  он  должен  быть  осужден  как
уличенный еретик.  -  Мера  бесконечно  несправедливая,  потому  что  тысяча
обстоятельств может помешать человеку, вызванному в суд, быть  осведомленным
о своем вызове; если предположить даже, что он это знает, уклонение  его  от
явки может быть вызвано боязнью быть посаженным  в  тюрьму,  что  далеко  до
молчаливого признания своего преступления.
     Двадцатая статья гласит, что,  если  доказано  книгами  или  поведением
умершего человека, что он был еретиком, он должен быть судим и  осужден  как
таковой; его труп должен быть вырыт из земли, все его имущество конфисковано
в пользу государства, в  ущерб  его  законным  наследникам.  -  Кто  мог  бы
поверить,  что  подобная  мера  против  умершего,  которого  невозможно  уже
обратить,  продиктована  ревностью  по  вере?  Поэтому  надо  искать  другую
правдоподобную причину такого поступка - в жадности, в желании внушить  ужас
и стать страшным.  Однако  примеров  столь  великой  жестокости  встречается
немного, кроме, быть может, истории папы  Стефана  [335],  который  заставил
выкопать из земли труп своего предшественника Формоза  [336],  чтобы  обречь
его память на бесславие.
     Двадцать первой статьей инквизиторам было приказано распространить свою
юрисдикцию на сеньориальных вассалов; если сеньоры откажутся ее признать, то
применить к ним церковные кары и другие наказания. - Это  дало  инквизиторам
случай удовлетворять свое  тщеславие,  унижая  этот  надменный  класс  людей
епитимьями, к  которым  они  их  присуждали  как  сопротивляющихся  декретам
трибунала.
     В двадцать второй статье было сказано, что если человек, присужденный к
выдаче в руки светского суда,  оставляет  несовершеннолетних  детей,  то  им
даруется государством, в виде  милостыни,  небольшая  часть  конфискованного
имущества их отца, и что инквизиторы обязаны доверить надежным лицам  заботу
об их воспитании  и  христианском  просвещении.  -  Хотя  я  прочел  большое
количество старинных процессов,  но  нигде  не  встретил,  чтоб  инквизиторы
занимались судьбою несчастных детей осужденного.  Нищета  и  позор  были  их
единственным  наследием,  и  такова  была  судьба  (в   течение   последнего
десятилетия XV века и в  начале  следующего  века)  бесчисленного  множества
испанских семейств.
     На основании  двадцать  третьей  статьи,  если  еретик,  примиренный  в
течение льготного срока,  без  конфискаций  имущества,  имел  собственность,
происходящую  от  лица,  которое  было  присуждено  к  этой  каре,  то   эта
собственность не должна  была  включаться  в  закон  прощения.  -  Постыдный
расчет, подтверждающий мысль, что инквизиция получила свое возникновение  не
из чего иного, как из жадности своих основателей.
     Двадцать четвертая статья обязывала давать свободу  христианским  рабам
примиренного, когда не было конфискации, ввиду того что король даровал  свою
милость только на этом условии.
     Двадцать  пятой  статьей  запрещалось  инквизиторам  и  другим   лицам,
причастным к трибуналу, получать подарки под страхом верховного отлучения  и
лишения должности, присуждения к возврату  и  к  штрафу  в  размере  двойной
стоимости полученных вещей.
     Двадцать шестая статья предлагает  должностным  лицам  инквизиции  жить
друг с другом в мире, без стремления к превосходству, даже со стороны  того,
кто облечен властью епархиального епископа;  в  случае  какого-либо  раздора
главному  инквизитору  поручалось  прекращать  его  без   огласки.   -   Это
распоряжение доказывает,  что  были  епископы,  которые  предоставляли  свои
полномочия одному из инквизиторов, что было явной несправедливостью,  потому
что тогда сокращалось число судей,  и  эта  мера  удаляла  из  трибунала,  к
несчастию  обвиняемых,  единственного  человека,  который  обыкновенно   был
беспристрастным, другом справедливости, гуманным,  просвещенным  среди  этих
апостолических судей, которым,  по-видимому,  нравилось  во  время  процесса
подтверждать дурное мнение, которое  установило  против  подсудимого  тайное
следствие.
     Двадцать  седьмою  статьей  было  горячо   рекомендовано   инквизиторам
старательно следить  за  своими  подчиненными,  чтобы  они  были  точными  в
исполнении своих обязанностей.
     Наконец, двадцать восьмая статья  предоставляет  мудрости  инквизиторов
рассмотрение и  обсуждение  всех  пунктов,  не  предусмотренных  в  основных
законах, с которыми читатель только что познакомился.
     XII. Будем ли мы рассматривать в  отдельности  двадцать  восемь  статей
кодекса инквизиции или возьмем их в целом, мы видим, что судебные решения  и
приговоры зависят от способа, каким велось следствие, и от  личного  взгляда
судей, высказывающихся за ересь или  правоверие  обвиняемого,  на  основании
индукций, аналогий  и  результатов,  извлеченных  из  отдельных  фактов  или
разговоров,  переданных  часто  с  большим  или  меньшим  преувеличением   и
неверностью. Что можно было ожидать от таких людей, ставших  распорядителями
жизни и смерти себе  подобных,  видя  их  полное  ослепление  предубеждением
против беззащитных обвиняемых? Бесхитростный человек должен  был  погибнуть,
торжествовал только лицемер.
     XIII. Изложенный выше устав несколько раз  пополнялся,  даже  в  первые
времена. К нему прибавили  особо  инструкции,  которые  были  установлены  в
Севилье 2 января 1484 года, в Вальядолиде 7 октября 1488 года, в Толедо и  в
Авиле в 1498 году и, наконец, в Вальядолиде в 1561 году. Несмотря на все эти
изменения, не видно, чтобы формы  судопроизводства  когда-либо  переменились
или чтобы отказались от произвола, составляющего основу этого ненавистного и
жестокого правосудия. Для подсудимого было невозможно установить  надлежащим
образом  свою  защиту.  Поставленные  между  альтернативой   признания   его
невинности или подозрения в виновности, судьи постоянно давали увлекать себя
в это последнее решение и не  нуждались  более  в.  уликах.  Это  варварское
учреждение под предлогом ревности по вере укрепляло с тех пор  свою  власть,
чтобы преследовать невинного и слабого и освобождать только лицемеров.


       Статья вторая

УЧРЕЖДЕНИЕ ТЕПЕРЕШНЕЙ ИНКВИЗИЦИИ В АРАГОНЕ. МЯТЕЖИ В САРАГОСЕ

     I. Кодекс и  несправедливый,  и  жестокий,  доверенный  людям,  которые
думали угодить Богу, сжигая тысячи себе подобных (подражатели тех, о которых
говорит св. Павел),  мог  только  сделать  инквизицию  ненавистной  во  всем
королевстве.  Поэтому  она  возбудила  самое   сильное   недовольство,   как
утверждают это в своей истории Хуан де Мариана на основании очень  старинных
мемуаров, особенно Лоренсо Галиндес де  Карбахал,  советник,  историограф  и
современник Фердинанда и  Изабеллы,  и  даже  такие  слепые  и  фанатические
приверженцы  этого  трибунала,  как  Андрее  Бернальдес,  капеллан  главного
инквизитора Десы [337]. Но это доказывает лучше всего то,  что  произошло  в
Арагонском  королевстве.  Для  того  чтобы  судить,   насколько   учреждение
инквизиции должно было не нравиться подданным Фердинанда, достаточно  видеть
оказанное ей сопротивление и даже преступления, совершенные с целью отразить
ее в  этом  королевстве  и  в  провинциях  Каталония,  Валенсия,  Майорка  и
Руссильон, Сардиния [338] и Сицилия.
     II. Инквизиция была учреждена во всех этих странах с  XIII  века;  хотя
она была тогда менее сурова, она не оставалась праздной. Я видел в 1813 году
в Сарагосе несколько процессов того времени, особенно  один,  относящийся  к
1482 году, против Франсиско де  Клементе,  протонотария  королевства  [339].
Мисер Маненте, асессор инквизиторов  Уэски,  Барбастро  и  Лериды,  приводит
несколько других в своей книге Генеалогия новых христиан Арагона, написанной
в 1507 году. Можно  было  предполагать,  что  арагонцы,  привыкшие  к  этому
трибуналу с давних пор, без труда подчинятся его реформе  и  новым  уставам.
Однако события показали обратное.
     III.  Конфискация  имуществ  не  производилась  благодаря  привилегиям,
которыми пользовалось население Арагона. Тайна, облекавшая имена и показания
свидетелей, не была всеобщей, кроме случаев, когда на основании  буллы  папы
Урбана IV от 28 июля 1262 года  им  угрожала  смертная  казнь.  Эти  условия
давали возможность в достаточной степени предчувствовать тот  ужас,  который
должно было внушить учреждение новых уставов.
     IV. Тем не менее Фердинанд,  созвав  в  апреле  1484  года  в  Тарасоне
кортесы Арагонского королевства, на тайном совете, состоявшем из  призванных
им лиц, решил вопрос о реформе. Вследствие этого  решения  Томас  Торквемада
назначил  инквизиторами   Сарагосской   епархии   брата   Гаспара   Хуглара,
доминиканского  монаха,  и   доктора   Педро   Арбуеса   д'Эпилу,   каноника
митрополичьей церкви.
     V. Королевский указ предписывал  провинциальным  властям  оказывать  им
помощь, и 19 сентября  того  же  года  магистрат,  известный  под  названием
великого законника  Арагона  [340]  (justitia  major),  и  несколько  других
должностных  лиц  обещали  это  под  присягой.  Эта   мера   не   прекратила
сопротивления, которое хотели оказать трибуналу. Наоборот,  она  только  его
увеличивала и даже расширила настолько, что его можно назвать национальным.
     VI. Тому, что  оно  приняло  такой  характер,  много  содействовало  то
обстоятельство, что  главные  чиновники  арагонского  двора  были  сыновьями
новохристиан. В числе их были: Луис Гонсалес, королевский секретарь по делам
королевства; Фелипе де Клементе, протонотарий; Альфонсо де  ла  Кавалье-риа,
вице-канцлер, и Габриэль Санчес, главный казначей.  Все  они  были  в  свите
короля и происходили от евреев, в свое  время  осужденных  инквизицией.  Эти
люди и  многие  другие,  обладавшие  при  дворе  значительным  весом,  имели
дочерей, сестер, племянниц и кузин, которые сделались женами первых  вельмож
королевства, и таким образом являются предками  многих  современных  грандов
Испании. Указанные лица воспользовались преимуществами, которые им давало их
влияние, чтобы побудить  представителей  нации  протестовать  пред  папой  и
королем против введения  нового  инквизиционного  кодекса.  Были  отправлены
уполномоченные в Рим и ко двору. Они должны были просить, чтобы инквизиторам
Арагона было приказано приостановить  по  крайней  мере  исполнение  статей,
касающихся конфискации имущества, как противных  законам  королевства.  Были
убеждены,  что,  если  эта  мера  будет  отменена,  трибунал   не   замедлит
развалиться сам собою.
     VII. В то время как депутаты арагонских кортесов были в Риме у  короля,
новые инквизиторы Арбуес и Хуглар, вместе с Хуаном де Гомедесом, генеральным
викарием [341]Сарагосы  и  епархиальным  инквизитором  (вместо  архиепископа
этого города, дона Альфонсо Арагонского, которому  в  то  время  было  всего
шестнадцатъ  лет),  осудили  нескольких   новохристиан   как   иудействующих
еретиков. Известно из подлинных процессов, просмотренных мною в  Сарагосе  в
1813 году, что в течение мая и  июня  они  справили  несколько  публичных  и
торжественных аутодафе и  передали  светскому  суду  несчастных  обвиняемых,
которые и были сожжены. Эти казни все более и более раздражали  новохристиан
Арагонского королевства, которые ожидали вскоре увидеть возобновление  среди
них сцен, происходивших в Кастилии, где трибунал,  установленный  всего  три
года назад, погубил уже под управлением  фанатичных  монахов  и  священников
тысячи жертв.
     VIII. Тем временем депутаты, посланные к испанскому двору,  убедившись,
что успех их предприятия зависит от короля и королевы (решения коих папа  не
преминет подтвердить), писали, что они не удовлетворены положением вещей.  В
этом деле были заинтересованы казначей Габриэль Санчес, его брат  Франсиско,
расходчик короля, и другие высшие чиновники,  упомянутые  мною  раньше.  Они
поддерживали тайную переписку с Педро Серданом, Гильеном Руисом де  Моросом,
Мартином Готором, заместителем  супрефекта  Сарагосы,  Галасианом  Серданом,
Луисом де Сантанхелом и Мигуэлем Косконом, которые все были рыцарями,  но  в
то же время были потомками евреев. Им покровительствовали: дон Хуан  Хименес
де Урреа,  владетель  Аранды;  дон  Лопе,  его  сын;  дон  Бласко  д'Алагон,
владетель Састаго, и некоторые  другие,  которые  вскоре  составили  заговор
против жизни инквизитора Арбуеса и были судимы инквизицией.


       Статья третья

УБИЙСТВО ПЕРВОГО ИНКВИЗИТОРА АРАГОНА

     I.  Когда  арагонцы  увидели,  что  все  их  усилия   воспрепятствовать
учреждению среди них инквизиции тщетны, они решили  пожертвовать  одним  или
двумя инквизиторами, чтобы устрашить других. Они были  убеждены,  что  после
этого события более не будет сомнений насчет народного настроения, что никто
не  дерзнет  стать  инквизитором  и  что  сам  король  откажется  от  своего
первоначального намерения из боязни мятежных движений, могущих разразиться в
Кастилии и Арагоне.
     II. Заговорщики плохо знали своего государя и кастильский  народ.  Этот
последний, от природы терпеливый и покорный, разбивает  удерживающие  его  в
повиновении цепи лишь тогда, когда он сильно возбужден к восстанию главарями
значительных партий. Фердинанд, не имевший почти никакой доблести,  обладал,
однако, своего  рода  политической  энергией,  которая,  поддерживаемая  его
макиавеллистической мудростью, заставляла его