курия не сделала никакого  употребления  из  этого  права,
будучи убеждена, что политические взгляды назначенных епископов указывали бы
на ту партию, которая одержит верх. Наконец Португалия восторжествовала  над
усилиями Испании, и инквизиции  двух  королевств  стали  иметь  между  собой
только редкие и маловажные сношения.


       Статья четвертая

ПРОЕКТ ВОЕННОГО ОРДЕНА ИНКВИЗИЦИИ

     I.  Чтобы  не  пройти  молчанием   ни   одного   существенного   факта,
доказывающего благосклонность, оказываемую Филиппом II инквизиции, я передам
здесь ребяческий проект горячих голов, который  был  благоразумно  отвергнут
Филип пом II, но который никогда не появился бы на свет,  если  бы  не  была
известна его чрезмерная привязанность к трибуналу.
     II. Несколько фанатиков думали сделать ему удовольствие, основав  новый
военный орден, под именем ордена св. Марии белой шпаги (Santa  Maria  de  la
espada blanca). При Альфонсе Мудром существовал орден св. Марии, а в  эпоху,
о которой  я  говорю,  был  другой,  известный  под  именем  Сант-Яго  шпаги
(Santiago de la espada). Новые основатели прибавили эпитет белой, потому что
своим отличительным знаком они считали серебряную шпагу, а шпага ордена  св.
Иакова была  красной,  цвета  крови.  Целью  этого  учреждения  была  защита
католической религии, королевства Испании, его  границ  и  крепостей  против
всякого нападения, борьба  с  проникновением  в  Испанию  евреев,  мавров  и
еретиков и исполнение всех мероприятий главного инквизитора. Для членства  в
новой  корпорации  надлежало  подвергнуться  особому  испытанию  и  получить
удостоверение со стороны неопровержимых свидетелей, что  будущий  сочлен  не
происходит ни от евреев, ни от мавров,  ни  от  еретиков,  ни  от  испанцев,
осужденных и наказанных инквизицией; хотя нигде формально  не  говорилось  о
необходимости  принадлежать  к  дворянству,  однако  фактически  принимались
преимущественно лица, являвшиеся дворянами.
     III. По статутам нового ордена  в  каждой  провинции  должен  был  быть
приор, уполномоченный управлять делами  под  властью  главного  инквизитора.
Одной из его прерогатив было получение публичных  или  тайных  доказательств
чистоты крови аспирантов.  Члены  общества  были  независимы  от  юрисдикции
епископа и гражданских должностных лиц и признавали своим главой единственно
главного инквизитора. Они приносили ему отказ от своего  имущества  и  могли
пользоваться только тем, что их главе угодно было им оставить для пропитания
и содержания. Брачное состояние не являлось препятствием для  поступления  в
орден белой  шпаги;  вдовы  вступивших  в  орден  получали  пищевую  пенсию,
стоимость которой определялась  инквизитором  по  запасам  общины.  Бедность
также не препятствовала принятию в  члены,  потому  что  главный  инквизитор
оплачивал   из   тех   же   запасов   издержки,   причиненные   испытаниями,
предшествующими поступлению в орден. Все члены должны были выступать в поход
или сражаться для защиты пограничных городов,  и  все  они  не  должны  были
признавать другого главы, кроме главного инквизитора.
     IV. Этот проект был принят провинциями Кастилия, Леон, Астурия, Арагон,
Наварра, Галисия, Алава, Гипускоа и Бискайя, Валенсия и  Каталония.  Статуты
нового ордена получили апробацию главного инквизитора и  верховного  совета.
Уполномоченные этих провинций адресовали  королю  нижайшее  ходатайство  для
получения от него утверждения. Так же поступили представители  митрополичьих
церквей Толедо, Севильи, Сант-Яго, Гранады, Тарагоны, Сарагосы,  Валенсии  и
сорока восьми дворянских фамилий, происшедших от  древних  родов,  известных
тем, что они  никогда  не  смешивали  своей  крови  с  новохристианами.  Они
представили ли королю, что орден белой шпаги  представляет  Испании  большие
выгоды; он дает армии значительное увеличение сил и ничего не  будет  стоить
госудственной казне; его служба  позволяет  надеяться  на  преобразование  и
улучшение нравов благодаря  результатам,  которые  получатся  от  правильной
постановки вопросов чести и должного распорядка; наконец, установление этого
орденского отличия придаст новый блеск дворянству королевства.
     V. Филипп поручил своему государственному совету разобрать  план  этого
учреждения, который послужил предметом обсуждения в нескольких  чрезвычайных
собраниях, созванных королем. Главный  инквизитор  собрал  несколько  членов
инквизиций королевства и духовенства в  королевской  церкви  Св.  Филиппа  в
Мадриде. Мнения разделились, как это обыкновенно бывает  по  всем  вопросам,
разбор которых доверяется  большому  числу  лиц.  Я  познакомлю  читателя  с
манерой, в которой один испанский дворянин изложил  королю  свое  мнение,  и
соображения, сопровождавшие его, потому что они заслуживают того,  чтобы  их
знали.
     VI. Дон Педро Венегас из Кордовы представил королю, что новый орден  не
нужен инквизиции,  потому  что  она  обходилась  без  посторонней  помощи  в
обстоятельствах более трудных; орден не будет также  выгоден  для  улучшения
нравов, потому что епископы и другие власти делали в этом отношении  столько
добра, сколько можно ожидать  от  человеческой  природы;  незачем  требовать
большей помощи в  деле  защиты  государства  и  его  крепостей,  которые  не
страдали от отсутствия войск даже в те времена, когда враги Испании занимали
часть полуострова. Если  даже  предположить  необходимость  такой  меры,  то
следует  припомнить,  что  существуют  другие  корпорации,  как,   например,
старинные военные ордена св. Иоанна, св.  Иакова,  Калатрава,  Алькантара  и
Монтеса [799], рыцари которых по сущности и духу  своих  учреждений  обязаны
повиноваться своим гроссмейстерам; званием последних обладает король в  силу
апостолических булл;  новое  учреждение  может  когда-нибудь  нанести  ущерб
власти государя, если главный  инквизитор  сделает  плохое  употребление  из
войск, находящихся в  его  распоряжении;  подобные  примеры  уже  были  даны
гроссмейстерами вышеупомянутых  орденов.  Это  учреждение  установило  бы  в
королевстве две  страшные  партии  прежних  и  новых  христиан,  и  отличие,
дарованное  первым,  родило  бы  вечную  вражду,  вызвало  бы   убийства   и
гражданские войны и часто угрожало бы монархии  близким  разрушением.  Этого
несчастия надо тем более  бояться,  что  часть  испанского  дворянства  либо
происходит от рас, которых не хотят допустить в  орден,  либо  смешала  свою
кровь с этими расами путем заключения с ними брачных союзов; это  исключение
будет  несправедливо  и  может  иметь  весьма   пагубные   последствия   для
общественного спокойствия и сделать королевство самой несчастной  страной  в
мире. Начиная с некоторого времени люди строили подобные планы в пользу  или
кафедральных церквей, или монашеских учреждений, но  сомнительно,  могут  ли
рассматриваться подобные учреждения как позволенные и полезные, или  на  них
следует смотреть как на нецелесообразные и гибельные; что  эти  планы  имели
искусных сторонников, искренне привязанных к католической  религии,  но  что
это увеличение различий вызвало неприятные разногласия, следовательно, можно
уже видеть неудобства этого проекта и ни малейшей от них выгоды, которую они
будто обещают. Делая независимыми глав и членов предполагаемого института от
коронных властей, можно принести значительный вред монархии, потому что опыт
доказал  неудобство  дозволять  пользование  этим  правом   лицам,   имеющим
отношение к инквизиции, и неоднократно побуждал ставить ее в тесные границы.
При   увеличении   до   бесконечности,   согласно   новому   плану,    числа
привилегированных  королевские  советы,  апелляционные  суды  и  королевские
палаты и суды не будут внушать ни  страха,  ни  уважения  ни  в  ком,  кроме
фамилий с презираемым происхождением. Наконец, могущество инквизиции слишком
велико, чтобы было полезным его увеличивать, и здравая политика рекомендует,
напротив, ограничить ее юрисдикцию делами,  касающимися  предметов  веры,  и
противодействовать тому, чтобы она вмешивалась в чисто гражданские вопросы.
     VII. Филипп II серьезно подумал о том, что делали гроссмейстеры военных
орденов. Ревнивый к сохранению своей власти, он не был нисколько  расположен
давать  армию  в  распоряжение  главных  инквизиторов,  которые   могли   бы
последовать  примеру  гроссмейстеров.  Он  приказал  собрать  все   доклады,
относящиеся в этому делу, приостановить начатое разбирательство и  уведомить
заинтересованных лиц, будто  признано,  что  нет  необходимости  в  создании
нового ордена {Кабрера. История Филиппа  II.  Кн.  10.  Гл.  18.  Паримо.  О
происхождении инквизиции. Кя. 2. Отд. II. Гл. 5; рукопись инквизиции.}.


       Глава XX

ИНКВИЗИЦИЯ  ТОРЖЕСТВЕННО  СПРАВЛЯЕТ  В  ВАЛЬЯДОЛИДЕ  В  1559  ГОДУ  ДВА
АУТОДАФЕ ПРОТИВ ЛЮТЕРАН. НА НИХ  ПРИСУТСТВУЮТ  НЕКОТОРЫЕ  ЧЛЕНЫ  КОРОЛЕВСКОЙ
СЕМЬИ


       Статья первая

ПЕРВОЕ АУТОДАФЕ

     I. Процесс, возбужденный севильской инквизицией  против  доктора  Хуана
Хиля, избранного епископом Тортосы, заключение  этого  прелата  в  секретной
тюрьме святого трибунала в 1550 году, его отречение и епитимья в  1552  году
внушили страх множеству лютеран, которые решили уехать из королевства. К ним
принадлежали Кассиодоро де Рейна, Хуан Перес де Пинеда, Себриано де Валеро и
Хулиано Эрнан-дес. Первые трое опубликовали за пределами Испании катехизисы,
переводы  Библии  и  другие  труды  на  кастильском  языке  {Пельисер.  Опыт
библиотеки испанских переводчиков. См. статьи Рейны, Переса и Валеры.}. Хуан
Перес в 1556 году напечатал свои труды в Венеции, и вскоре  они  проникли  в
Испанию  стараниями  Эрнандеса,  впоследствии   арестованного   по   приказу
инквизиции. Ряд выписок из дела Эрнандеса, имевших  целью  выяснить,  каковы
были религиозные мнения посещавших его лиц, в течение пятнадцати последующих
лет позволил  возбудить  бесчисленное  множество  процессов  почти  во  всех
трибуналах Испании, а особенно в Севилье и Вальядолиде. В 1557 и 1558  годах
инквизиция  арестовала   немало   лиц,   известных   своим   происхождением,
должностями и ученостью. Найденные в процессуальных документах  указания  на
обширный проект пропаганды учения Лютера убедили Филиппа  II  и  инквизитора
Вальдеса в том, что лишь величайшая строгость способна запугать  сторонников
новых мнений  и  что  инквизиция  не  в  силах  этого  решить  за  неимением
надлежащих инструкций. Филипп II писал об этом в Рим  4  января  1559  года.
Папа прислал Вальдесу бреве, в котором, упомянув вкратце мотивы королевского
письма, уполномочивал  Вальдеса  (с  нарушением  общих  законов  инквизиции)
выдавать   светской   власти,   согласуя   это    с    верховным    советом,
еретиков-лютеран, распространяющих учение, в том числе и  тех,  которые  для
избежания смертной казни обнаружили бы лишь двусмысленные  знаки  раскаяния.
Если бы истории приходилось  упрекать  Филиппа  II  и  инквизитора  Вальдеса
только в этой исходатайствованной ими булле, то и этого было  бы  достаточно
для того, чтобы обречь их имя на бесславие.  Фердинанд  V  и  Торквемада  не
заходили так далеко. То же можно сказать с большим основанием о  Карле  V  и
Манрике. Они никогда не  думали  сжигать  еретиков,  которые  раскаялись  бы
только  внешне,  под  страхом  смерти.  Эта  булла  должна  ослабить  упреки
некоторых писателей в адрес судей, приговоривших нескольких узников  Севильи
и Вальядолида к сожжению, несмотря на их раскаяние, и среди  прочих  доктора
Касалью. Булла Климента VII от  15  июля  1531  года,  казалось  бы,  делала
бесполезной последнюю буллу.  Она  разрешала  главному  инквизитору  Манрике
наводить справки об епископах, архиепископах,  герцогах  и  примирять  их  с
Церковью, если они смиренно  просят  об  этом;  возбуждать  процессы  против
мертвых и выдавать светской власти живых, которые пренебрегли ходатайством о
примирении.  Лишь  для  епископов  было  сделано  исключение  из  последнего
правила. Эти распоряжения показались, несомненно, слишком мягкими  Вальдесу,
если предположить, что он нашел их в архиве трибунала.
     II. 5 января 1559 года вторая папская булла отменяла все разрешения  на
чтение запрещенных книг и уполномочивала главного  инквизитора  преследовать
читавших их или державших у себя.  Так  как  папа  узнал,  что  в  Испанской
монархии  обращается  множество  лютеранских  сочинений,  служащих  быстрому
распространению вредного учения, то булла предписывала духовникам заставлять
кающихся  указывать  лиц,   имеющих   эти   книги   или   содействующих   их
распространению. Духовники должны были также налагать на  них  обязательство
давать по этому поводу показания святому трибуналу  под  страхом  верховного
отлучения от Церкви, изрекаемого Его Святейшеством  и  великим  инквизитором
Испании. Духовники, не исполнившие налагаемого на них долга, будут  наказаны
как виновные, даже в том случае, если кающийся будет  епископ,  архиепископ,
патриарх, кардинал, король или император. Нетрудно догадаться, насколько эта
мера должна была увеличить число доносов. Для поощрения доносчиков Филипп II
25 февраля 1557 года возобновил королевский указ, выпущенный Фердинандом V в
Торо [800] от 10 апреля 1505 года, по которому  доносчик  получал  четвертую
часть имущества осужденных, освобожденную от взноса в государственную казну.
     III. Бесчисленное множество  доносов  и  процессов,  вызванных  папской
буллой, высокое положение лиц, на которых последовал донос, наконец, успехи,
сделанные новым учением, - все это  побудило  принять  чрезвычайные  меры  и
поставить  уполномоченных   в   двух   городах,   где   лютеранские   мнения
восторжествовали над инквизицией, потому что ересь устроила там уже храмы, в
которых шла проповедь, а сектанты кроме того  собирались  для  молитвы  и  в
частных молитвенных домах. Вследствие этого  решения  Вальдес  передал  свои
полномочия главного инквизитора дому  Педро  де  Гаске,  епископу  Паленсии,
поместившемуся в Вальядолиде, и дому Хуану Гонсалесу де Мунебреге,  епископу
Тарасовы,  переехавшему  в  Севилью.  Вальдес  выполнил  в   то   же   время
распоряжения новой буллы от 7 января 1559 года. Папа сообщает, что тревожные
успехи лютеровой ереси в Испании, где ей покровительствуют много  богатых  и
могущественных людей, принудили  главного  инквизитора  Вальдеса  остановить
движение  этого  зла,  заключая   множество   виновных,   увеличивая   число
инквизиторов  в  разных  провинциях  королевства  и  давая  им   необходимые
инструкции для предотвращения  бегства  подсудимых;  что  эти  меры  обязали
поставить  и  держать  наготове  большое  число  лошадей  в  провинциях  для
преследования беглецов; что  издержки,  необходимые  для  этой  цели  и  для
прокормления неимущих узников, не могут  быть  покрыты  небольшими  доходами
инквизиции; что можно  опасаться,  как  бы  такое  положение  не  затянулось
надолго, и что эти соображения  побудили  его  назначить  на  нужды  святого
трибунала доход с одного канониката в каждой митрополичьей,  кафедральной  и
коллегиальной церкви королевства. Другое бреве от того  же  числа  назначает
инквизиции на покрытие растущих по  указанному  поводу  долгов  одновременно
чрезвычайную субсидию в сто тысяч дукатов золотом, которая  будет  выплачена
из всех церковных доходов королевства, даже с тех, которые до сих  пор  были
освобождены от взносов, узаконенных папами.
     IV. Изумительно, что после восьмидесяти лет постоянных конфискаций  это
учреждение осмеливается жаловаться папе на свою нужду  для  получения  новых
средств. Но еще более изумляет декретирование  меры,  установленной  многими
предшествующими буллами, в частности буллою от 24 ноября 1501 года. Буллы от
7 января 1559 года оказалось недостаточно для добывания денег, так  как  она
встретила сильное сопротивление со стороны  многих  капитулов,  особенно  на
Майорке. В 1574 году она еще  не  была  исполнена,  и  тогда  Григорий  XIII
подтвердил ее другою буллой, от 8 июля. Испанскому  королю  необходимо  было
принудить строптивых каноников к повиновению.
     V. Арест и предание  суду  такого  большого  числа  испанцев  неизбежно
должны были кончиться аутодафе, способным возбудить  общественное  внимание.
Действительно, так и случилось во многих трибуналах. Жертвами Вальядолида  и
Севильи были люди выдающиеся - одни знатностью, другие  ученостью  и  все  -
безупречным  поведением.  Поэтому  казни  в  этих  городах   имели   большую
известность, чем в других, и я смею  утверждать,  что  все  писанное  против
испанской инквизиции в Германии и Франции обусловлено тем обращением,  какое
испытали лютеране в Вальядолиде и Севилье, потому что раньше по этому поводу
почти  ничего  не  писали.  Впрочем,  количество  осужденных  лютеран   было
невелико, если сравнить его с огромным, чудовищным, почти невероятным числом
лиц еврейского и магометанского происхождения,  казненных  или  подвергнутых
другим родам наказания.
     VI. Этот мотив заставил меня познакомить читателя  в  полном  объеме  с
этими аутодафе и их главными жертвами.  Сначала  я  скажу  о  вальядолидских
аутодафе, а затем уже  о  севильских  казнях.  У  меня  в  руках  донесения,
писанные на другой день после экзекуции. К сожалению, я не могу поместить их
здесь, так как они способны возбудить любопытство как тем, что сказано в них
о расположении  эшафотов,  амфитеатра  и  мест,  занимаемых  зрителями  всех
рангов, так и описанием пышности и импозантного кортежа, с которым появились
на первом вальядолидском аутодафе принц дон Карлос и принцесса Хуанна, а  на
втором сам король Филипп II. Размеры этой Истории не позволяют мне входить в
подробности, и я  ограничусь  рассказом  о  существенном.  Но  если  публика
одобрит мой труд и коллекция мемуаров и любопытных бумаг святого  трибунала,
которыми я владею, покажется достойной обнародования, я без колебания  приму
в этом участие, счастливый принести пользу историкам, которые найдут в  этом
собрании драгоценные документы о гражданской и политической жизни Европы,  в
частности -  Испании,  Франции,  Германии,  Англии,  Нидерландов,  Италии  и
Португалии.
     VII. Первое торжественное аутодафе в Вальядолиде было справлено 21  мая
1559 года, в Троицын день, посреди большой площади, перед глазами  принца  и
принцессы, в присутствии гражданских властей,  значительного  числа  грандов
Испании, маркизов, графов, виконтов, баронов, дворян,  дам  всех  классов  и
несметного стечения народа, присутствовавшего на этом зрелище стоя. Эшафоты,
амфитеатр, ложи, трибуны, ступени и алтари были расположены так, как описано
во многих трудах и представлено на эстампах. На аутодафе  было  четырнадцать
человек,  приговоренных  к  сожжению,  кости  и  статуя  одной   женщины   и
шестнадцать  человек,  допущенных  к  примирению  с  Церковью  с  понесением
епитимий. Мне показались интересным и судьбы некоторых осужденных этих  трех
разрядов.
     VIII. Донья Элеонора де Виберо (жена Педро Касальи, главного  счетовода
королевских финансов), дочь Хуана де Виберо, имевшего такую же должность,  и
доньи Констансии  Ортис  (процессы  которых  описаны  в  этом  труде),  была
владелицей надгробной часовни в церкви королевского монастыря Св.  Бенедикта
в Вальядолиде. Она была погребена там как католичка, и не возникало никакого
подозрения  насчет  ее  правоверия.  Однако  она  была   обвинена   фискалом
инквизиции в лютеранстве и признана умершей в ереси, так как скрыла, по  его
словам, свои истинные верования  под  прикрытием  католичества,  принимая  в
предсмертной болезни таинства  исповеди,  причастия  и  соборования.  Фискал
подтвердил свое обвинение показаниями  свидетелей,  подвергнутых  пытке  или
угрозам пыток: из их показаний вытекало,  что  дом  Элеоноры  Виберо  служил
храмом для лютеран Вальядолида. Ее объявили умершею в ереси: ее память  была
осуждена на бесчестие, включая ее потомство; ее имущество было конфисковано.
Был