рукою Хиля де
Месы и составлена  в  следующих  выражениях:  "Декларация,  сделанная  мною,
Антонио Пересом, в час моей смерти. Не будучи в состоянии  держать  перо,  я
просил Хиля де Месу написать ее своей рукой, согласно  форме  и  содержанию,
которое я ему продиктую.
     XI. В положении, в котором я нахожусь,  готовый  отдать  отчет  Богу  в
своей жизни, я заявляю и клянусь, что жил и  умираю  христианином  и  верным
католиком, в чем беру Бога в свидетели. Я уверяю моего короля  и  природного
государя, все короны и королевства, которыми он владеет, что я не переставал
быть его верным слугою и подданным,  как  может  засвидетельствовать  сеньор
коннетабль Кастилии  вместе  со  своим  племянником  доном  Бальдассаром  де
Суньигой, которые это неоднократно от меня слышали в  наших  продолжительных
разговорах и знали о моем согласии отправиться, куда мой  государь  пожелает
меня послать, чтобы там жить и умереть  его  верным  и  лояльным  подданным.
Наконец, с помощью того же Хиля де Месы и другого доверенного лица я писал в
верховный  совет  инквизиции  и  преосвященнейшему   кардиналу   Толедскому,
главному инквизитору,  преосвященному  епископу  Канарских  островов,  члену
совета главной инквизиции, предлагая предстать перед святым  трибуналом  для
оправдания от взведенного на меня обвинения и прося у них охранной  грамоты,
с  обещанием  уехать,  куда  мне  будет  приказано,  в  чем  я  ссылаюсь  на
свидетельство вышеупомянутого епископа. Так как все это правда,  я  заявляю,
что умираю в этом королевстве лишь потому, что ничего  не  мог  добиться,  а
также вследствие пассивного положения, до которого меня довели мои  болезни;
я  уверяю,  что  не  лгу,  и  умоляю  моего  короля  и  природного  государя
соблаговолить припомнить, в его  великой  милости  и  королевской  благости,
услуги, которые мой отец оказал его отцу и деду, и прошу, чтобы моя  жена  и
мои дети, сироты и обездоленные, получили какое-либо смягчение  несчастий  и
чтобы эти жалкие и несчастные  дети  не  лишились  благоволения  и  милости,
которую они заслуживают, как верные и лояльные подданные, потому что их отец
уехал умирать в чужую страну; я советую своим детям жить и  умереть  верными
подданными.  Я  не  могу  больше  говорить  и  подписываю   эту   декларацию
собственной рукою и  своим  именем,  в  Париже,  3  ноября  тысяча  шестьсот
одиннадцатого года. Антонио Перес".
     XII.  3  декабря  1612  года  совет  приказал  сличить   подписи   всех
документов, представленных семьей Антонио Переса. Для этой  цели  пригласили
несколько человек, которые были в переписке с ним и сберегли его письма. Они
были сравнены с почерком последних бумаг, посланных Пересом.  В  числе  этих
свидетелей отметим дома Франсиско Сосу, епископа Канарских  островов,  члена
верховного совета; Алессандро Торелли, парижского банкира, уроженца Лукки  в
Тоскане, который  был  одним  из  шести  свидетелей  информации,  полученной
аудитором апостолического нунция в Париже,  а  тогда  находился  случайно  в
Мадриде. Епископ Coca много распространялся насчет католичества Переса,  его
желания  предстать  перед   святым   трибуналом,   препятствий,   помешавших
исполнению  его  плана,  и  средств,  которые  он  хотел   предпринять   для
обеспечения своей защиты.  Прокурор  7  января  1613  года  ответил  на  все
сказанное в пользу Переса, еще противясь пересмотру процесса.  Однако  совет
постановил пересмотреть  дело,  если  это  постановление  получит  одобрение
короля. Справка была представлена Его Величеству 22  января,  и  Филипп  III
написал свое согласие на полях доклада  совета,  который  известил  об  этом
сарагосский трибунал, уведомив дона Гонсало Переса, что он может отправиться
в этот город и начать там дело по реабилитации.
     XIII. 15 февраля дети Антонио Переса снабдили одного из  братьев,  дона
Гонсало доверенностью на  защиту  памяти  их  отца.  Дон  Гонсало  прибыл  в
Сарагоссу и 24 февраля  передал  свои  полномочия  Антонио  Латасе,  который
представил их  через  два  дня  в  трибунал  с  плохо  написанной  докладной
запиской, так как он не упоминал в ней  ни  об  обращении  к  совету,  ни  о
принятом им решении, а просил аудиенции во имя милости, не выставляя  других
доводов, кроме сострадания, которое должна внушать участь  его  клиентов,  -
как будто этот способ защиты детей Антонио Переса мог произвести впечатление
на душу  инквизиторов.  Инквизиторы  решили,  однако,  заняться  этим  новым
ходатайством  и  воздать  справедливость  по  заслугам.  Дон  Гонсало  Перес
представил 12 марта новый доклад, в котором ввиду нищеты, до  которой  дошла
его семья, жаловался на промедление, проявленное при пересмотре процесса его
отца. 12 мая инквизиторы постановили передать ему копию обвинения  прокурора
против покойного, чтобы назначить адвоката, который, как и он,  обязался  бы
присягой хранить тайну судопроизводства.
     XIV. 12 мая дон Гонсало подал представление, что его адвокат  не  может
отвечать на обвинение,  если  ему  не  сообщат  улик,  на  которых  основаны
обвинения против его отца.  Ему  выдали  извлечение,  известное  под  именем
оглашения свидетельских показаний, для пользования в течение двадцати  дней,
снова  налагая  на  него  обязательство  хранить  тайну.  Адвокат  (один  из
означенных поименно святым трибуналом) доказал, что он не менее черств,  чем
другие слуги этого трибунала. Бедность дона Гонсало тормозила его  действия,
и он не обрел в себе силы  защищать  его,  согласуясь  с  чувством  чести  и
гуманности.  Дон  Гонсало  принужден  был  подать  жадобу  трибуналу,  чтобы
отменить поручение, данное его адвокату,  и  получить  новое.  9  ноября  он
просил сообщить ему содержание полученных из  Франции  бумаг,  полезных  для
защиты его  отца.  Инквизиторы,  вместо  того  чтобы  уважить  его  просьбу,
удовлетворились  тем,  что  разрешили  защитнику  ознакомиться  с   ними   в
трибунале.
     XV. 14 ноября защитник  представил,  наконец,  прошение,  известное  на
языке трибунала под именем защитительной записки. Она  состояла  из  1)  ста
двадцати одной статьи, с обозначением на полях свидетелей, которых следовало
расспросить относительно их показаний, согласно формуляру святого трибунала;
2) списков, или реестров, с которыми следовало справиться  для  установления
их свидетельств, и 3) архива, где можно было их разыскать. В  заключительных
выводах адвокат просил  трибунал  соблаговолить  объявить  не  имеющим  силы
приговор 20 октября 1592 года или, по  крайней  мере,  кассировать  его  как
основанный на ложных данных.
     XVI. В подкрепление своего прошения  адвокат  семьи  Переса  представил
четыре документа, с которыми я должен познакомить читателя,  потому  что  ни
один автор их не  цитировал,  ибо,  по-видимому,  ни  один  не  знал  об  их
существовании.
     XVII. Первый - диплом, подписанный Карлом V, королем Испании, в Болонье
26  февраля  1533  года,  в   котором   государь   приводит   многочисленные
доказательства преданности и верности, обнаруженных Гонсало  Пересом,  отцом
Антонио, и оказанных им важных услуг, за  которые  назначает  его  кавалером
ордена золотой шпоры [114] и дарует навсегда  звание  дворянина  и  кавалера
всем его потомкам.
     XVIII. Второй документ - это еще один диплом того же государя, данный в
Вальядолиде 14 апреля 1542 года. Карл V говорит в нем, что осведомлен, будто
Гонсало  Перес,  его  государственный  секретарь,  уроженец  Сеговии,  имеет
внебрачного сына, рожденного от  одной  девицы,  совершеннолетней,  как  он;
принимая во внимание  его  заслуги,  государь  дарит  его  детям  все  права
законных наследников и  делает  их  правоспособными  к  получению  почестей,
наследованию и пользованию другими гражданскими преимуществами.
     XIX. Третий документ - это  исполнительный  указ,  выданный  трибуналом
верховного судьи Арагона 7 мая 1544  года  в  силу  приговора  по  процессу,
вчиненному к постоянной депутации королевства,  из  которого  явствует,  что
Гонсало Перес, государственный секретарь Карла V, урожденный и законный  сын
Бартоломее Переса, уроженца Монреаля в Арагоне, секретаря секвестров святого
трибунала инквизиции в Калаоре, и  доньи  Луисы  Мартинес  дель  Иерро,  его
законной жены, уроженки Сеговии; что Гонсало должен считаться  арагонцем  и,
следовательно, имеющим возможность пользоваться всеми  правами  королевства;
хотя он родился в Сеговии, городе в Кастилии, но это  обстоятельство  должно
быть сочтено случайным, так как его мать временно оказалась в  этом  городе,
когда родила его, а  отец  покинул  Монреаль  только  по  делам  королевской
службы.
     XX. Четвертый документ  был  информацией,  произведенной  в  Калаоре  7
февраля  и  в  последующие  дни  этого  месяца  1567  года  перед   светским
королевским судом по прошению Елизаветы Перес, родом из Сеговии,  и  Антонио
Переса, ее племянника, государственного секретаря Филиппа  II,  относительно
их дворянского звания и чистоты их  крови.  Из  информации  вытекает,  между
прочим,  что  Бартоломео  Перес,  секретарь   инквизиции,   отец   Елизаветы
(Изабеллы) и ее брата Гонсало и  дед  ее  племянника  Антонио,  предъявил  в
Калаоре доказательства, что его семья благородного происхождения, что он был
признан как дворянин и кавалер и  имел  право  присутствовать  на  собраниях
городского дворянства. Один из свидетелей прибавил еще, что  Доминго  Перес,
уроженец  и  житель  Монреаля,  брат  Бартоломее,  отправился  в  Калаору  и
поссорился со своим братом из-за дворянского титула, который каждый  из  них
хотел удержать для себя.
     XXI. Этот документ совпадает с  тем,  что  показали  многие  свидетели,
выслушанные по требованию прокурора, когда он  взялся  доказать,  что  Перес
происходит от еврейских предков. Они заявили, что знали Доминго Переса, дядю
Гонсало; последний, проезжая через Монреаль, чтобы отправиться в  Монсон  на
собрание кортесов вместе с императором, остановился не  у  него,  а  в  доме
другого родственника, которого они называли Доминго  Тирадо.  Действительно,
он  был  дядей  его  отца  Бартоломее  Переса,  через  Марию  Тирадо,   мать
последнего. Наконец, было доказано  в  результате  следствия,  что  упрек  в
еврейском происхождении Переса был лишь клеветой.
     XXII. Инквизиторы обещали в своем декрете сделать  для  вдовы  и  детей
Антонио  Переса   все   зависящее   от   трибунала,   что   будет   отвечать
справедливости. Но они не выполняли своего обещания с  14  февраля  (дня  их
последнего решения) до 25 октября, когда первый  свидетель  был  выслушан  в
Сарагосе. Пусть  сравнят  эту  медленность  с  поспешностью,  приложенной  к
декретированию в Мадриде 21 мая 1591 года мер об аресте и заключении  Переса
в тюрьму святого  трибунала,  которые  были  исполнены  на  другой  день  на
расстоянии в пятьдесят миль. Дон Гонсало протестовал 10 марта, 28 апреля,  9
июня, 29 августа, 17, 24 и  27  сентября,  1  и  21  октября  против  такого
медленного движения правосудия. Но  судьи,  тираны  и  бесчувственные  люди,
равнодушно взирали на слезы нищеты и жалобы оскорбленной чести. Своим  плохо
скрываемым презрением к Гонсало, которого они видели в бедности,  принуждали
его отказаться от розыска бумаг и от расспросов  свидетелей,  чьи  показания
требовались, потому что их считали важными. Все так и шло, и инквизиторы  не
принимали  во  внимание  ни  одной  из  многочисленных  докладных   записок,
представленных доном Гонсало. Они должны были радоваться успеху интриги, так
как  увидали,  что  дон  Гонсало   отказывается   от   своих   претензий   и
удовлетворяется показаниями свидетелей, которых можно отыскать  в  Сарагосе,
только бы скорее довели его процесс до рассмотрения и вынесли  окончательный
приговор о реабилитации, чтобы он мог вернуться в Мадрид, где его несчастная
мать лежала больною и  боялась  умереть,  как  ее  муж,  оставив  детей  под
бременем заклеймившего их приговора.
     XXIII. Первоначальные уставы инквизиции  повелевали,  чтобы  инквизиция
заботилась о содержании детей мужского пола и о браке дочерей,  присужденных
к  релаксации.  Но  инквизиторы  не  обращали  никакого  внимания   на   это
распоряжение, потому что их гордость была бы  сильно  задета  разговорами  о
том, что трибунал ошибся. Их пристрастность была так очевидна, что 12 апреля
прокурор имел жестокость обвинить Гонсало в том,  что  он  носит  одежду  из
тонкой материи, что, по его словам, было запрещено ему как жертве приговора,
осуждавшего его отца на позор. Этот  варвар  не  подумал  даже  о  том,  что
законодатель инквизиции не мыслил наказание  так  широко  и  что  закон  был
составлен для преступника, а не для его детей.
     XXIV. Наконец, было решено выслушать свидетелей  в  Сарагосе  и  других
городах  ее   округа.   Результат   этой   меры   укрепил   уже   полученные
доказательства, что Антонио Перес не был незаконным сыном дона Гонсало и  не
происходил  из  еврейской  расы;  в  остальном  он   был   вполне   оправдан
документами, предъявленными его детьми, а адвокат с  помощью  извлечения  из
оглашенных свидетельских показаний и обвинений прокурора показал, что  шесть
или восемь статей, расследование коих принадлежало святому  трибуналу,  были
основаны на показании лишь одного человека; если бы даже они были верны, это
говорило бы  лишь  об  отчаянии,  свойственном  удрученным  душам,  а  не  о
продуманных и своевольных убеждениях. Но что можно было бы сказать, если  бы
можно было  видеть  процесс  в  подлинных  материалах  и  читать  документы,
пропущенные в этом извлечении, потому что они были слишком благоприятны  для
подсудимого?
     XXV. Казалось согласным с законом, чтобы  прокурор,  увидав  результаты
протоколов, согласился на отмену первого приговора. Однако, когда дело  было
достаточно исследовано, он сказал 11 февраля 1615 года,  что,  узнав,  будто
судьи готовы пригласить юрисконсультов  и  вынести  окончательный  приговор,
потребовал отсрочки его, потому что предполагает написать речь,  опирающуюся
на юридические доказательства, и сообщить ее юрисконсультам. В  самом  деле,
14 марта он представил  ее.  Но  этот  документ  доказал  только  невежество
общественного обвинителя, его лживую логику и злоупотребление  разрозненными
тезисами и  даже  именами  регистраторов  святого  трибунала,  которые  были
другого мнения, чем он. Так как судьи разделяли его мнение,  они  голосовали
16 марта против ходатайства детей Переса. Я с изумлением  читаю,  что  судьи
были единодушны в своем решении,  поскольку  встречаю  среди  юрисконсультов
знаменитого  доктора  дона  Хосе  де  Сесе,  регента  королевской  аудиенции
Арагона, человека действительно ученого,  которого  впоследствии  инквизиция
преследовала за труды. Правда, этот юрисконсульт был мало знаком с сущностью
процессов по делу ереси.
     XXVI. Инквизиторы ничем не пренебрегли, чтобы убедить верховный  совет,
что они внимали только голосу правосудия в  вынесенном  приговоре.  Но  этот
трибунал состоял тогда из людей, не похожих на судей 1592 года  и  способных
видеть  лучше,  чем   инквизиторы   Арагона,   что   политические   причины,
заставлявшие преследовать Антонио Переса,  более  не  существуют.  Верховный
совет  кассировал  приговор  7  апреля  и  заявил  следующее:  "Ввиду  новых
документов, полученных в процессе, отменяется приговор,  осуждавший  Антонио
Переса, и все в  нем  содержащееся  и  выраженное;  его  память  объявляется
оправданной, его детей и их потомство восстановленными в  праве  пользования
служебными местами  и  почетными  должностями,  так  что  обвинительный  акт
прокурора и его последствия не нанесут никакого ущерба чистоте  их  крови  и
чести происхождения". 10 апреля 1615 года совет представил  свой  декрет  на
санкцию короля, доказывая, что считает его  справедливым  при  том  условии,
если он согласуется с тем, что Его Величество повелит как более  надлежащее.
Филипп III написал своей рукой на полях  этого  документа:  "Исполнить,  что
содержится  в  этом  декрете,  так  как  сказано,  что  он  согласуется   со
справедливостью".
     XXVII. 2 мая верховный совет отослал сарагосским инквизиторам процесс с
принятой резолюцией, приказав ознакомиться с ним для приговора, который  они
должны вынести в присутствии производивших тайное  следствие,  ознакомить  с
ним стороны и выдать акт тому, кто его  потребует.  Этот  приказ  совета  не
понравился  сарагосским  инквизиторам,  которые,  верные  своим   принципам,
оттянули его исполнение до 6 июня. Дон Гонсало Перес потребовал акт  декрета
верховного совета докладной запиской, в  которой  он  изложил,  что  намерен
воспользоваться им, чтобы опубликовать и сделать известными  невинность  его
отца и справедливость, возданную его памяти. Этот документ был ему вручен, и
он велел его напечатать, чтобы раздать экземпляры.  Инквизиторы  донесли  на
этот поступок верховному совету,  который  велел  отобрать  все  экземпляры,
бывшие в руках Гонсало и у типографа, и  поручил  инквизиторам  сделать  ему
выговор за то, что он действовал без разрешения святого трибунала; трибунал,
однако, предписал, чтобы этот выговор был дан только устно. 9  июля  послали
за Гонсало, чтобы привести его в зал заседаний трибунала инквизиции, но он 1
июля уехал в Мадрид. Экземпляры, найденные у типографа, были отобраны, и ему
было запрещено печатать что-либо  относительно  дел  святого  трибунала  без
разрешения инквизиторов.
     XXVIII. 16 мая 1616 года дон Гонсало взял подлинные документы, которыми
пользовался в трибунале, оставив там  копию  каждого  документа,  заверенную
двумя  секретарями.  Вероятно,  потомки  Антонио   были   обязаны   доказать
(неизвестно, при каких обстоятельствах) чистоту и благородство своей  крови,
потому что в процессе Антонио Переса мы находим заметку, которая гласит, что
им было выдано удостоверение, в силу приказа совета  инквизиции  от  3  июля
1654 года.
     XXIX. Может быть, дон Гонсало Перес нуждался в удостоверении для хлопот
о восстановлении пенсии, которой он пользовался со времени своего детства  в
силу бреве Григория XIII. Пенсия была возложена  на  архидиаконат  Аларкона,
владение сановника кафедрального собора  Куэнсы.  Носитель  этого  сана  дом
Фернандо  Эскобар  был  родственником  Антонио.  Его  отец  Гонсало  сначала
поместил его в качестве чиновника в первый  государственный  секретариат  из
уважения к донье Хуанне  Эскобар,  матери  Антонио.  Дом  Фернандо  обязался
выплачивать эту пенсию  из  своей  пребенды,  которую  получил  от  щедрости
Антонио. Однако когда его благодетель впал в немилость, он забыл  свой  долг
по отношению к его семье и принял меры, чтобы лишить  дона  Гонсало  пенсии,
несмотря на бедность других  детей  и  их  матери,  имущество  которых  было
конфисковано вместе с имуществом ее мужа. Из этого дела возник  значительный
процесс, который разбирался в Мадриде и Риме. Встал вопрос, утрачивалась  ли
церковная пенсия, полученная раньше объявления неправоспособности, когда эта
кара определена. Невозможно, чтобы дон Гонсало был осужден. Впрочем, если бы
его право не было признано, он мог  бы  для  достижения  правосудия  извлечь
выгоду из только что  одержанной  победы,  которая  доставила  донье  Хуанне
Коэльо, его матери, утешение видеть  своих  детей  реабилитированными  после
пятилетних хлопот о приговоре,  что  в  других  судах  или  у  епархиального
благочинного не потребовало бы больше пяти недель.


       Глава XXXVI

НЕСКОЛЬКО ПРОЦЕССОВ ИНКВИЗИЦИИ, ВОЗНИКШИХ ИЗ ПРОЦЕССА АНТОНИО ПЕРЕСА


       Статья первая

ПРЕСЛЕДОВАНИЕ НЕКОТОРЫХ ЛИЧНОСТЕЙ

     I. Дело Антонио Переса послужило причиной множества  других  процессов,
возбужденных против лиц, принимавших участие в мятежах 24 мая и 24  сентября
1591 года, а также  в  побеге  этого  знаменитого  испанца  и  его  спутника
Майорини. К ним применили церковные наказания и кары, определенные  в  булле
св. Пия V от 1 ап