Калаоры. Мы обретаемся в  весьма  тяжелые  времена,  близкие  к
концу света. В них будет изобиловать неправда и  охладеет  любовь  многих  в
этом королевстве, издревле вполне католическом,  мы  видим  многое,  что  не
замечалось ни в какую  эпоху,  даже  в  ту,  когда  Бог  допустил  нашествие
маврских полчищ. Зло растет, а пастыри  молчат,  ибо  ныне  многие  холодны,
почти все  ленивы,  многие  алчны,  некоторые  достигли  тягостного  предела
старости, о котором говорит св. Петр, а также св. Иуда  в  своем  совершенно
удивительном соборном послании, описывающем наилучшим образом сей век. Итак,
что же, ангел Церкви? Где твоя ревность, о коей Давид сказал:  "Ревность  по
доме твоем снедает меня". Где  ревность  о  спасении  остатков  католиков  в
Испании? Ты думаешь, что все твои обязанности исполнены охранением вверенной
тебе паствы? Никоим образом  этого  нет,  когда  уныние  овладело  испанской
Церковью. Ты позволяешь Иезавели, женщине, которая называет себя пророчицей,
учить и обольщать рабов моих (говорит Господь), чтобы они прелюбодействовали
и ели от идоложертвенного. Поэтому он прибавляет: если все епископы Испании,
собравшись  о  Духе  Святом,  не  воззовут  вместе  к  обманутому  королю  о
жертвоприношении и жертве, они все будут стерты из книги живота, потому  что
недостаточна перед Богом в епископе  безупречность  личной  жизни,  ибо  при
расхищении стада нужно жизнь свою полагать за спасение овец. Да  воспламенит
тебя Бог Отец, да воспламенит тебя Бог Сын,  да  воспламенит  тебя  Бог  Дух
Святой, который даст тебе слова и  мудрость,  коим  не  смогут  противостать
противники его. Утверди остальных братьев твоих. Если ты не исполнишь  того,
что я предписываю, я приду к тебе, яко тать, и ты  не  узнаешь  часа,  когда
приду к тебе. Крик епископов будет спасением стада".
     XV. Я  не  стану  останавливаться  на  истолковании  этого  гнусного  и
мятежного  письма.  Каждый  без  труда  раскроет  отвратительную  цель  этой
махинации. Но так как я вижу восстановление иезуитов в моем отечестве, я  не
колеблюсь предсказать, что они помогут всем своим усердием  и  всеми  своими
интригами влиянию апостолического нунция для удержания инквизиции.
     XVI. Конечно, в министерстве есть люди, прекрасно это понимающие,  как,
например, Писарро, первый министр и  государственный  секретарь,  и  Гаррай,
министр финансов. Мадридская Всеобщая газета от 3 мая  1814  года  извещает,
что Писарро  (бывший  тогда  резидентом  в  Берлине)  написал,  что  недавно
перевели  на  английский   и   немецкий   языки   Разоблаченную   инквизицию
{По-видимому, речь идет о книге А. Пуибгланча. Нам удалось видеть лишь более
позднее немецкое издание. Оно озаглавлено: Die  entlarvte  Inquisition,  ein
hristoisch-philosophisches Cemalde dieses schrecklichen Gerichts.  Nach  dem
spanischen  Originate  des  Don  Antonio  Puigblanch  und   der   englischen
Uebersetzung von William Walton im Anzuge bearbeitet Weimar  1877.  (Примеч.
ред.)} и что это доставило ему большое удовольствие.


       Глава XLIV

ОБ ИНКВИЗИЦИИ В ЦАРСТВОВАНИЕ ФЕРДИНАНДА VII

                                   - I -

     I. Фердинанд VII вступил на престол 19 марта 1808 года,  но  поездка  в
Байонну помешала ему приступить к исполнению  своих  монарших  обязанностей.
Продолжалось нашествие французов, в  течение  которого  в  Испании  не  было
инквизиционного трибунала, ибо Наполеон Бонапарт, считая  себя  завоевателем
всего государства, издал указ о его упразднении. Наполеон  поставил  королем
своего брата Жозефа, и тот открыл мне доступ  к  архивам  верховного  совета
{Супремы.  (Примеч.  перев.)}  инквизиции   и   ее   отдела   расследований,
распорядившись также, чтобы трибуналы провинций  высылали  на  мое  имя  все
документы, о которых бы я ни попросил.
     II. С его согласия я велел сжечь все уголовные дела, оставив лишь те, в
которых описываются самые важные и  известные  процессы,  и  те,  в  которых
участвуют титулованные особы, в частности дела семейств  Карранса,  Маканас,
Фроилан Диас и некоторых других, ибо все это принадлежит  истории.  Я  также
распорядился оставить нетронутыми книги  постановлений  совета,  королевские
указы, буллы и бреве  из  Рима,  имущественные  дела;  впрочем,  как  и  все
сведения о родословных служителей инквизиции, ибо эти  данные  часто  бывают
полезны  для  доказательства  родственных  связей  в  тяжбах  о   майоратах,
субституциях, попечительских делах, капелланствах,  завещаниях,  богоугодных
делах и пожертвованиях.
     III. В одном труде, озаглавленном  Acta  Latomorum  {Деяния  каменщиков
(лат,).}, я прочел, что в доме инквизиции Мадрида в октябре месяце 1809 года
обосновалась  крупная  ложа  испанских  франкмасонов.  Мне   это   заявление
представляется ложным, ибо ключи от дома были вверены подчиненному мне лицу,
неспособному уступить их для этой цели. Предполагаю,  что  это  происшествие
было  выдумано,  дабы  представить  читателям  контраст  между  двумя  столь
противоположными назначениями одного и того же здания.
     IV. Там сказано также, что 3 ноября того же года в Мадриде  был  создан
верховный трибунал или капитул 31-й ступени древнего обряда  франкмасонства.
Это более похоже на правду, так как все знают, что  в  Мадриде  существовала
одна ложа, заседания которой происходили в доме на улице Трех Крестов.
     V. К этому также добавляется, что г-н граф де  Грасса-Тилли  основал  4
июля 1811 года верховный совет 33-й ступени утвержденного  древнего  обряда.
Не знаю, кем мог быть этот граф. Я знаю одного французского  генерала  графа
де Тилли, но тот жил не в Мадриде, а в Сеговии  и,  думаю,  никогда  не  был
франкмасоном.
     VI. В продолжении говорится о том, что во французском лагере  в  Оренсе
(королевство Галисия) 28 декабря 1808 года образовался франкмасонский  орден
рыцарей и дам под названием  Филокорейтас,  что  значит  Любители  танца,  в
подтверждение чего автор ссылается на Историю основания великой  французской
ложи {Historia de lafundadyn del Gran Oriente de Francia.}.
     VII.  Знакомство  с  указанными  документами  и  книгами   из   архивов
подвигнуло меня на  написание  для  Королевской  Академии  истории  научного
рассуждения (одобренного впоследствии этим столь уважаемым ученым собранием)
под названием Памятная  записка  о  мнении  испанского  народа  относительно
установления инквизиции. Королевская Академия истории опубликовала этот плод
моих стараний в серии своих  Памятных  записок  и  отдельно,  в  одном  томе
испанского четырехтомника.
     VIII. Эти  же  самые  документы,  хранящиеся  у  меня  с  1789  года  и
присланные впоследствии из  Вальядолида  и  других  городов,  позволили  мне
опубликовать  позднее,  в  1812  и  1813  годах,  два  тома  из   испанского
восьмитомника под общим названием Анналы  инквизиции  с  точной  хронологией
событий начиная от 1477 года, в котором родилась идея о создании  инквизиции
в Кастилии, и до 1530 года включительно. Я не опубликовал  продолжения,  так
как был вынужден покинуть Испанию.
     IX. В том же самом 1812 году, 22 февраля,  всеобщие  кортесы  со  своей
стороны отменили трибунал святой инквизиции, возвращая тем самым  управление
церковными судами в руки  епископов,  а  управление  светскими  королевскими
судами - мирским судьям. Так  что  отныне  судебные  разбирательства  против
еретиков должны были вестись  согласно  правилам  доинквизиционного  суда  и
другим законам, принятым по этому случаю.  Для  лучшего  понимания  и  более
легкого принятия этой меры они  пустили  в  хождение  по  королевству  некий
Манифест, в котором отчасти объясняли населению мотивы своих действий.
     X.  Этой  отмене  предшествовали  пространные  обсуждения   с   трибун,
произносилось много  пышных  и  глубокомысленных  речей,  а  свобода  печати
позволила опубликовать  документы  как  за,  так  и  против  инквизиции.  Ее
сторонники  не  пренебрегали  никакими  средствами:  за  недостатком  веских
доводов они использовали оскорбления,  сатиру,  иронию,  сарказм,  насмешку,
издевку, клевету и так далее  -  все,  чтобы  опорочить  тех,  кто  старался
вывести народ из заблуждения.
     XI. Зная, что значило в Испании назвать человека новомодным  философом,
неверующим, еретиком или плохим католиком, они  вооружились  и  этим  черным
оружием, порицаемым как клевета в законе Божием,  ревнителями  которого  они
себя выставляли. Так, они называли неблагочестивыми, безбожниками и  врагами
Церкви многих мужей, известных чистотой своей веры и благочестием в помыслах
и деяниях.
     XII. Они измышляли факты, противоречащие исторической истине и  никогда
не имевшие место в истории инквизиции,  пытаясь  доказать,  что  якобы  сама
инквизиция и ее судьи многое  сделали  на  пользу  несчастных  архиепископов
Талаверы, Каррансы и Палафокса, св. Игнасио и св. Терезы, досточтимого Хуана
де Авилы и других безвинно преследуемых. Они называли противников инквизиции
виновниками всех грядущих  на  Испанию  бедствий  и  видели  их  источник  в
отсутствии трибунала, преследующего еретиков.
     XIII. Они пытались  убедить,  что  современная  философия  безбожников,
несмотря  на  радение  епископов  и  их  викариев,  затмит  веру,  ибо   все
французские книги  писались  в  соблазнительной  манере,  увлекающей  многих
невежд и  людей,  мало  сведущих  в  богословии.  В  этих  книгах  непомерно
возвеличивался природный ум человека, велись рассуждения о способностях  его
восприятия, астрономических и физических наблюдениях, - обо  всем  том,  что
противно духу безропотной  покорности  текстам  Священного  Писания,  догмам
католической Церкви, толкованиям святых отцов и поучениям  великих  теологов
христианства всех времен и народов.
     XIV. Наконец, сколько бы ни рассуждали о пользе  инквизиции  (в  Кадисе
даже  была  опубликована  полемика  по  этому  вопросу,  с   которой   можно
ознакомиться), разум все-таки восторжествовал; и не потому, что  большинство
решающих голосов в собрании принадлежало  безбожникам  или  якобинцам  [209]
(как впоследствии несправедливо были названы многие весьма религиозные лица,
сторонники общественного порядка и конституционной монархии), а потому,  что
были  сильны  доводы  против  трибунала,  который  столь  пагубно  влиял  на
процветание нации в течение более трех веков.
     XV. Кортесы получали в большом количестве письма и послания со  словами
благодарности за благо, которое они сделали для всего народа, их поздравляли
с победой над фанатизмом, невежеством, суевериями  и  предрассудками.  Среди
этих  писем  были  некоторые,  подписанные  и  служащими  инквизиции,   как,
например, с Пальма-де-Майорки [210]. Из Мадрида же писали: "Радостно видеть,
что  пал  трибунал,  который  превращал  в  тигров  тех,  кто  называл  себя
служителями Бога мира,  и  удалял  от  Испании  науки,  литературу  и  нормы
морали". Итак, кажется, мнение испанского народа по этому поводу было весьма
определенным.
     XVI. Мне приятно сознавать, что победе немало содействовали события,  о
которых пойдет речь позднее, и те документы, что я опубликовал в Мадриде уже
в 1812 году,  в  Памятной  записке  о  мнении  испанского  народа,  изданной
Королевской Академией истории и в первом томе Анналов испанской  инквизиции.
В подтверждение моей причастности к этому могу привести строки из Манифеста,
направленного  кортесами  к  испанскому  народу,  где  сообщается,  что   их
представители  видели  соответствующие  папские  буллы,  жалобы  и  протесты
преследуемых. Все это можно было увидеть в Кадисе только в моих публикациях,
однако прямой ссылки на них нет, ибо политическая  обстановка  того  времени
предписывала хранить молчание об истинном авторе этих заметок.
     XVII.  Но  все  меры  по  отмене  инквизиции  скоро  стали  бесполезны.
Фердинанд вернулся в Испанию в марте 1814 года и в скором времени в Валенсии
оказался в окружении людей, одержимых (за исключением небольшой группы  лиц)
средневековыми идеями и предрассудками веков рыцарства,  людей  бездарных  и
отставших от своего времени. Не в состоянии насытить собственное  честолюбие
ни в Мадриде, ни в Кадисе, они создали третью партию, которая со дня  своего
основания управляла королевством.  Пользуясь  обстановкой,  они  удалили  от
трона  почти  всех  просвещенных  людей  королевства,  преграждая  въезд  на
территорию Испании всем остальным, и ссылая в замки, на острова и  в  тюрьмы
новых узников. Одним из первых результатов  их  правления  стал  королевский
указ о восстановлении инквизиции, изданный в Мадриде 21 июля 1814 года.
     XVIII. В нем говорилось, что Фердинанд VII делал  это,  дабы  исправить
зло,  причиненное  католической  вере  армией  инакомыслящих,  дабы   впредь
предотвратить  распространение   еретических   взглядов,   увлекших   многих
испанцев, и дабы оградить Испанию от внутренних раздоров и сохранить ее  мир
и спокойствие, как об этом просили некоторые ученые, добродетельные  прелаты
и многие важные  люди  и  значительные  корпорации,  как  церковные,  так  и
светские. Они напомнили ему о том, что в XVI веке инквизиция спасла  Испанию
от еретической заразы и от заблуждений, которые затронули другие европейские
государства, в то время как в Испании под покровительством людей безупречных
в принципах веры процветали науки и разные жанры литературы.  Поэтому,  дабы
посеять раздор, столь выгодный французам, Бонапарт не придумал ничего лучше,
чем распустить инквизиционный трибунал под предлогом его отсталости в  свете
достижений нашего века. В указе также говорилось, что хунта,  присвоив  себе
впоследствии название внеочередных всеобщих кортесов, продолжила  это  дело.
По ее мнению, существование трибунала противоречило  кадисской  конституции,
которая,  как  было  написано,  родилась  во  времена   смуты   и   вызывала
недовольство всей нации. К этому добавлялось, что, так как  в  иные  времена
были приняты  законы  о  пресечении  злоупотреблений  властью  и  сокращении
привилегий, Его Величество изъявил желание удостовериться в выполнении  оных
и за сим  назначить  двух  представителей  из  совета  Кастилии  и  двух  из
инквизиции,  дабы  они,  в  результате  совместного  совещания,   предложили
соответствующие поправки к методам судопроизводства как в делах частных лиц,
так и в делах о запрете книг.
     XIX. Кажется, избранными представителями стали советники  Кастилии  дон
Мануэль  де  Лардисабаль  Урибе  и  дон  Себастьян  де  Торрес  и  советники
инквизиции дон Хосе Амарилья и  дон  Антонио  Галарса.  Вчетвером  они  были
способны провести реформу, которая если и не избавила бы  от  всех  зол,  то
многих помогла бы избегнуть. Лардисабаль  и  Торрес  были  членами  собрания
испанских нотаблей в Байонне в 1808 году. Они сами и их  коллеги,  дон  Хосе
Хоакин Колон де Ларреатеги и дон Игнасио  Мартинес  де  Вильела,  поддержали
заявление советника инквизиции  дона  Раймундо  Этенарда  Салинаса,  где  он
просил, чтобы трибунал инквизиции не был отменен, но выражал  общее  мнение,
что  трибуналу  надлежало  в  методах  судопроизводства  следовать   примеру
епископов и церковных  судов  доинквизиционного  периода.  По  своей  натуре
инквизиторы Амарилья и Галарса были людьми добродушными и  человеколюбивыми,
их коллеги Этенард и Эвиа-Норьега были образованны и имели большой жизненный
опыт. Если ими владело искреннее желание помочь  своими  познаниями  в  этом
деле, не было разногласия  между  тем,  что  они  постановили  в  Мадриде  и
соглашением в Байонне.
     XX. Между тем господин дон Франсиско Хавьер-де-Мьер-и-Кампильо, великий
инквизитор и епископ Альмерии, обнародовал в  Мадриде  5  апреля  1815  года
эдикт, гласящий следующее: "Все с ужасом наблюдали быстрые успехи неверия  и
пугающее падение нравов,  заразившее  испанскую  землю.  Как  устыдились  бы
благочестивые и ревнующие о вере отцы наши, видя, что  заблуждения  и  новые
опасные учения, столь бесславно погубившие большую часть Европы, заражают их
милую родину... но для ее исцеления, да не будет [инквизитор] как  апостолы,
которые в порыве усердия просили Иисуса Христа послать с неба дождь огненный
на Самарию, но пусть следует мягкости  Учителя  и  кротости  духа  его.  Эти
качества, конечно, неведомы желающим видеть, что великий  инквизитор  начнет
исполнение своих обязанностей с огнем и мечом в руках, извергая проклятья  и
анафемы как единственное средство, чтобы сохранить в чистоте сокровище  веры
и задушить семена дурного. Эти семена принесла толпа безнравственных  евреев
и сектантов, которые обильно рассыпали их по земле нашей  и  тем  осквернили
ее, вкупе с губительной свободой писать, распространять и  печатать  разного
рода заблуждения. Вследствие этого пусть все признающие за собой вину  перед
инквизицией добровольно сознаются до  конца  этого  года  и  получат  тайное
прощение без какого-либо наказания. Кроме этого, приказывается  доносить  на
лиц, замеченных в догматических заблуждениях, и пусть  исповедники  призовут
кающихся к тому же, всеми средствами убеждая их в полезности такого  деяния,
ибо только так можно избежать опасности обличения и преследования со стороны
трибунала веры".
     XXI. Вот эдикт, который, взятый отдельно, сделал бы честь его  авторам,
если бы с самого возникновения инквизиции опыт не показывал, что  за  такими
ласковыми и  безобидными  речами  следуют  страшные  клеветнические  доносы,
рожденные ненавистью, злым  умыслом,  обидой,  местью,  завистью  и  другими
человеческими страстями.
     XXII. Эдикт господина великого инквизитора заслуживает внимания  в  той
его части, где в нем говорится, что Испанию наводнили новые опасные  учения,
от которых бесславно погибла большая часть Европы. В этой  фразе,  очевидно,
имеется в виду основное  стремление  всех  цивилизованных  народов,  которые
хотели, хотят (и совершенно справедливо будут  хотеть,  ибо  просвещение  не
идет вспять)  отменить  все  формы  деспотического  правления  и  установить
конституционную монархию, где  права  человека,  гражданина,  короля  и  его
народа будут провозглашены и  гарантированы  и  общественный  порядок  будет
основан на законности, где монарх будет почитаем всеми как защитник  прав  и
свобод личности, покровительствующий (не на словах, а на  деле,  и  хорошими
постановлениями)  наукам  и   ремеслам,   промышленности   и   мануфактурам,
искусствам, сельскому хозяйству и торговле. Эдикт не иначе как ссылается  на
политические учения, породившие это всеобщее желание, по-другому, признаюсь,
я его не понимаю, однако не вижу причин называть их новыми и опасными.  Если
же мои предположения верны, испанцам, желающим блага своей родине,  горестно
видеть, как инквизиция, едва возродившись, уже берется (под видом следования
духу Иисуса Христа) судить,  не  имея  на  это  никакого  права,  чуждые  ее
полномочиям политические учения, смешивая их с религиозными  и  желая  таким
образом все держать под своим контролем. Безотрадно  видеть,  как  готовятся
новые ловушки для тех, кто может опрометчиво  высказать  нормальное  желание
иметь  конституцию.  Такой  человек  будет  судим   как   ярый   еретик   за
догматическое заблуждение, осужденное якобы  еще  в  апостольских  посланиях
Петра и Павла. Святые апостолы завещали подчиняться любому  кесарю,  даже  и
недоброму, не из-за боязни наказания, а по долгу совести: но разве  осуждали
они законное желание жить под управлением и на основах хорошей конституции?
     XXIII. Также примечателен тот факт,  что,  единожды  определив  их  как
новые и опасные учения, которые заразили Испанию в последнее время, господин
великий инквизитор осудил только те грехи, которые приписываются французской
армии, а вовсе не те, которые на самом деле  были  любимы  и  практиковались
некоторыми  испанскими  священниками,  участниками  войны.  Хотя   последние
напрямую подлежат его осуждению как противоречащие букве и еще более -  духу
учения Христова