ить св. Терезу и помочь ей основать монастыри в
Севилье, Сарагосе  и  других  местах,  также  стали  жертвами  этого  нового
гонения. Стараниями святой реформа уже была введена среди монахов ее ордена,
и в 1568 году она основала монастырь Дуруэло, из которого несколько  монахов
было потом послано для основания новых монастырей. В их числе были  Хоронимо
Грасиан и Амбросио де Мариано, ученик св. Терезы. Севильский  монастырь  был
основан первым, в 1573 году. Через два года  св.  Тереза  в  том  же  городе
открыла обитель для кармелиток. Здесь одна послушница  подняла  бурю.  Нравы
этой девицы были чисты, но она  отличалась  непокорным  нравом.  У  нее  был
желчный  темперамент  и  меланхолический  характер.   Ей   нравилось   самой
придумывать благочестивые упражнения и епитимьи,  которые  она  предпочитала
действиям, налагаемым на нее общим правилом. Св.  Тереза,  желавшая  внушить
своим монахиням дух послушания и смирения,  который  является  душою  всякой
монастырской общины, не встречая покорности в послушнице, сочла  необходимым
смирять ее во многих случаях, чтобы укротить этот  непокорный  и  горделивый
характер.  Но  усилия  остались  бесплодны,  так  что  настоятельница   была
принуждена удалить ее из монастыря.
     XXVIII. Девица, пораженная некоторыми набожными приемами,  которые  она
видела в монастыре, вообразила, что монахини находятся под  властью  демона.
Одна статья правил обязывала каждую монахиню раз в  месяц  исповедоваться  в
присутствии всей  общины  в  каком-либо  из  своих  прегрешений.  Послушница
приняла этот акт смирения за настоящее таинство исповеди и сообщила об  этом
инквизиции. Епископ Тарасовы дон Диего Иенес {Иенес. Жизнь св.  Терезы.  Кн.
2. Гл. 27.} говорит в Жизни св. Терезы, что это показание было  подтверждено
священником, который в течение некоторого времени был духовником монахинь  и
поведение коего было безупречно, но он был  мизантроп,  мелочный  человек  и
невежда, поэтому не следует удивляться, что он сам ошибался в  этом  случае.
Послушница рассказывала ему на свой лад все, что видела в  монастыре,  и  он
счел нужным ради славы Божией сообщить инквизиции. Он  рассказывал  об  этом
повсюду; вскоре монахини были очернены в глазах всех жителей. Кармелиты,  не
желавшие допускать реформы, были враждебно настроены против св. Терезы и  ее
монахинь, как будто бы реформа опозорила их орден; они донесли на кармелиток
святому трибуналу как на одержимых бесовским духом  под  обманчивой  личиной
химерического совершенства.
     XXIX. Инквизиторы велели произвести тайное следствие  по  их  процессу.
Многие свидетели дали показания о том, что они лишь слышали.  Но  послушница
была единственной, сообщившей достоверные и не допускающие возражений факты.
Было решено подвергнуть  монахинь  допросу,  чтобы  узнать,  следует  ли  их
забрать из монастыря и арестовать. Инквизиторы  действительно  приступили  к
этому; но вместо того чтобы произвести это с  обычной  таинственностью,  они
придали этой части судопроизводства самую соблазнительную публичность. Судьи
и асессоры въехали верхом  в  монастырь,  альгвасилы  и  другие  приспешники
инквизиции  овладели  воротами,  множество  всадников  гарцевало  на  улице.
Священник, виновник гонения, прибежал, чтобы быть свидетелем этого зрелища и
насладиться  им.  Он  долго  стоял  в  воротах  монастыря;  его  присутствие
привлекло толпу зевак, которым он  рассказывал,  что  скоро  отсюда  поведут
монахинь в инквизицию. Но случилось другое, и это заставило  всех  презирать
этого священника. Вскоре стало известно, что при сравнении ответов  монахинь
с  обвинительными  пунктами  предшествовавшего  тайного  следствия  пришлось
признать, что монахинь  обвиняли  в  очень  невинном  обстоятельстве,  дурно
истолкованном, вследствие этого инквизиторы не продолжали процесса.
     XXX. Торжество св. Терезы было незначительно, потому что она  и  община
оказались под тяжестью публичного позора; из поведения трибунала все узнали,
что существовал и, быть может, продолжал существовать против них процесс  по
делу  веры.  Таким  образом  предубеждения  могли  рассеяться  только  после
публичного признания невинности св. Терезы и монахинь со стороны инквизиции.
Ведь отсрочка доказывала, в сущности, лишь отсутствие достаточных  обвинений
и, по-видимому, говорила о возможности в будущем  собрать  новые  улики  для
продолжения процесса.
     XXXI. Совершившийся поворот был  сначала  более  благоприятен  для  св.
Терезы, чем для ее монахинь. Ей позволили уехать из  Севильи  для  основания
новых монастырей, но она  должна  была  предварительно  дать  обещание,  что
вернется, как только получит приказание, или что  явится  в  назначенный  ей
трибунал. Монахиням был запрещен выезд. Некоторые были даже вновь вызваны  в
святой трибунал и отданы под суд на основании показаний, имевшихся  в  руках
судей. Это доказывается письмом, которое св. Тереза писала  из  Толедо  дому
Гонсало  Пантохе,  настоятелю  Печерского  (de  la  Cuevas)   картезианского
монастыря  в  Севилье,  тому  самому,  который  отдал  дом   для   помещения
реформированных кармелиток. Невзирая на секретность дела, она  передала  ему
некоторые подробности о монахинях. "Мои  бедные  девицы,  -  писала  она,  -
лишены всякого совета, потому  что  люди,  которые  могли  бы  их  защищать,
устрашены тем, что их заставили делать под угрозой отлучения  от  Церкви.  Я
полагаю, что они по легкомыслию и против собственного желания слишком далеко
зашли в своих показаниях. Я нашла в процессе крайне лживые сведения: я  была
с девицами в то время, когда, как утверждалось, происходили эти случаи, хотя
в действительности ничего подобного не было. Но я  не  удивляюсь,  что  дело
приняло такой дурной оборот,  потому  что  знаю,  что  одна  из  девиц  была
посажена в секретную тюрьму, где пробыла шесть часов. Так как она  не  очень
умна, я думаю, что она  сказала  все,  чего  от  нее  добивались.  Из  этого
обстоятельства я поняла, что полезно обдумывать ответы. Так как мы этого  не
делали, то не имеем права жаловаться. Господь  хотел,  чтобы  это  испытание
продолжалось полтора года" {17-е письмо св. Терезы}.
     XXXII. Достопочтенный дом Хуан де Палафокс,  епископ  Осмы,  сопроводил
это письмо св. Терезы следующим превосходным примечанием:  "Для  того  чтобы
затеять ужасный процесс по  поводу  весьма  невинного  в  сущности  дела,  -
особенно  против  женщин,  -  достаточно  немного   дурного   настроения   у
допрашивающего, немного желания доказать то, что отыскивают, у составляющего
протокол, немного боязни у того, кто дает  показание;  из  этих  трех  малых
элементов проистекает чудовищное дело и  ужасная  клевета".  В  самом  деле,
достаточно прочесть произведения св. Терезы, чтобы признать, что она  любила
откровенность в добродетели и остерегалась всякого необычного пути,  который
мог бы привести ее к иллюзии. В письме к дому Альваро де  Мендосе,  епископу
Авилы, она выражается так: "Мы были бы достойны  большой  жалости,  если  бы
могли искать Бога  только  после  того,  как  умерли  для  мира.  Магдалина,
самаритянка и хананеянка вовсе не были такими, когда они его нашли".
     Что касается откровений, то она всегда восставала  в  письмах  и  речах
против легкомыслия, с которым верят в них; во многих письмах она  доказывала
опасность этого, особенно у женщин,  воображение  которых,  как  она  знает,
легче  воспламеняется  ложными   и   фантастическими   видениями.   Поэтому,
предприняв, по совету своих духовников, описание  своей  собственной  жизни,
где рассказывается о нескольких случаях этого рода, бывших с ней самой,  она
дает монахиням благоразумный совет не читать  его.  Такое  расположение  св.
Терезы заставляло ее  любить  чистосердечие  и  прямоту,  и  она  советовала
избегать необычных путей, не обращая внимания на благие намерения,  которыми
можно считать себя вдохновленным. Поэтому, когда севильская  буря  утихла  и
рассеяла предубеждения, внушенные недоброжелательными людьми апостолическому
нунцию против ее ордена, св. Тереза увидела себя  вновь  в  опасности  новых
преследований по делу о происшествиях с кармелитками Малагона. Она писала им
- "Пора нам избавиться от благих намерений, которые нам так  дорого  стоили"
{62-е письмо ев Терезы.}. Св. Тереза умерла 4 октября 1582 года, шестидесяти
шести лет от роду.
     XXXIII. Св. Иоанн Крестный (Juan de la Cruz) [67], который участвовал в
работе св. Терезы по реформированию кармелитского  ордена  и  по  устройству
новых монастырей, родился в Онтиверосе, в епархии Авилы,  в  1542  году.  Он
привлекался к суду инквизициями Севильи,  Толедо  и  Вальядолида.  Последний
трибунал вооружился всеми документами,  составленными  в  первых  двух,  для
материала процесса и для осуждения достопочтенного Иоанна Крестного.  Та  же
участь готовилась брату Геронимо Грасиану,  основателю  монастыря  босоногих
кармелитов в Севилье,  и  нескольким  другим  благочестивым  людям,  которые
следовали уставу монашеской  жизни  св.  Иоанна.  На  него  донесли  как  на
фанатика и заподозренного в принадлежности к  ереси  иллюминатов.  Различные
гонения, перенесенные им от нереформированных монахов его ордена, спасли его
от секретной тюрьмы Вальядолида, потому что  первый  донос  не  подтвердился
достаточными уликами, и инквизиторы сочли нужным выждать, пока  какое-нибудь
обстоятельство доставит новые  улики  против  него.  Действительно,  явились
несколько  доносчиков.  Так  как  св.  Иоанн  Крестный   постоянно   выходил
победителем из всех предварительных следствий, преследования  затянулись,  и
судопроизводство не подвинулось далее. Св. Иоанн умер  в  Убеде  14  декабря
1591 года,  после  двадцати  трех  лет  монашества.  Он  составил  несколько
сочинений о духовной молитве.
     XXXIV. Св. Хосе  де  Каласанс,  основатель  ордена  монахов-наставников
христианских школ, был посажен в секретную  тюрьму  святого  трибунала,  как
фанатик и иллюминат. Он убедительно ответил своим  врагам  и  оправдал  свое
поведение и свои взгляды. Он доказал, что  ничего  не  делал  и  не  говорил
против католической, апостольской  и  римской  веры,  вопреки  поверхностным
наблюдениям,  которыми  мотивировали  его  заключение.   Он   был   объявлен
непричастным к делу  и  вскоре  умер,  в  девяностодвухлетнем  возрасте.  Он
родился в 1556 году.


       Статья вторая

УВАЖАЕМЫЕ ЛИЧНОСТИ

     I. Достопочтенный брат Луис Гранадский, родившийся  в  1504  году,  был
учеником Хуана д'Авилы. Он принадлежал  к  ордену  св.  Доминика  и  оставил
несколько  трудов  по  религии  и  мистике.  Он   был   впутан   в   процесс
вальядолидских лютеран;  против  него  затеяли  особое  дело  по  показаниям
некоторых осужденных,  между  прочим,  брата  Доминика  де  Рохаса,  который
защищал свой образ мысли об оправдании верою в  страдания  и  смерть  Иисуса
Христа, ссылаясь на убеждения многих  уважаемых  католиков,  как,  например,
брата Луиса Гранадского, архиепископа Каррансы  и  многих  других.  Прокурор
заставил брата Доминика возобновить свое показание, говоря, что он  выставит
его свидетелем в процессе, начатом против Луиса Гранадского.  Этот  документ
помечен 3 октября, а пять дней спустя брат  Доминик  де  Рохас  был  сожжен.
Против Луиса Гранадского выставили  также  тот  приговор,  в  силу  которого
главным инквизитором Вальдесом, архиепископом Севильи, были внесены в Индекс
17 августа 1557 года три труда брата Луиса: Руководитель грешников,  Трактат
о молитве и размышлении и Трактат о благочестии христианина.
     II.  В  третий  раз  Луис  Гранадский  имел  дело  с  инквизицией,  как
иллюминат, за то, что одобрил религиозное настроение и защищал стигматы [68]
знаменитой португальской  монахини,  которая  была  объявлена  лицемеркой  и
обманщицей  и  была  наказана  инквизицией.  Брат  Луис   Гранадский   вышел
победоносно из этой третьей борьбы, как из двух первых, не будучи заключен в
тюрьму, потому что, приглашенный  в  зал  заседания  святого  трибунала,  он
отвечал на все откровенно и скромно. Таким образом инквизиторы признали  его
невиновность в  отношении  смысла  напечатанных  тезисов,  а  также  крайнее
чистосердечие, хотя и лишенное критики, в деле о стигматах.
     III. Королева Португалии Анна Австрийская, сестра  Филиппа  II,  хотела
назначить Луиса Гранадского архиепископом Браги. Но святой человек отказался
и предложил на эту должность дома Бальдоломеро  де  лос  Мартиреса,  который
принял ее и затем был послан на Тридентский собор. Брат Луис умер спокойно в
1588 году в благоухании святости; поведение инквизиторов не помешало  началу
дела о его беатификации. Произведения брата Луиса Гранадского известны всему
христианскому миру. Я замечу как исключительную вещь, что список запрещенных
книг, в котором напечатано его осуждение, был  впоследствии  также  запрещен
Индексом,  опубликованным  в  1583  году  кардиналом  архиепископом  Толедо,
главным инквизитором домом Гаспаром  де  Кирогой.  Французский  исторический
словарь  знаменитых  людей  замечает,  что  брат  Луис  Гранадский  напрасно
поместил в своих произведениях некоторые историйки, которые не делают  чести
его критическому чутью.
     IV. Достопочтенный дом Хуан де Палафокс-и-Мендоса, внебрачный сын  дона
Хаиме Палафокса, сеньора, а затем маркиза де Ариса, и доньи Марии де Мендоса
(которая вскоре стала кармелиткой реформированного ордена  в  монастыре  Св.
Анны в Тарасоне, в Арагоне), родился  в  1600  году.  В  1639  году  он  был
назначен епископом Пуэблы-де-лос-Анге-лос в Америке; затем - архиепископом и
вице-королем Мексики; наконец, в 1653 году - епископом Осмы  в  Испании.  Он
умер 30 сентября 1659 года, оставив  много  трудов  по  истории,  религии  и
мистике и такую высокую репутацию святости, что в Риме ожидает решения  дело
о его канонизации.
     V. В Америке у него были большие разногласия с иезуитами о  правах  его
сана, которых эти отцы затеяли его лишить. Наиболее важным из его  сочинений
является письмо к папе Иннокентию X, который до некоторой степени  прекратил
споры при помощи бреве  от  14  марта  1648  года.  Иезуиты  не  сочли  себя
побежденными. Они донесли на него как на еретика-иллюмината и святошу в  три
разных места -  в  Рим,  Мадрид  и  в  Мексику.  Провинциальные  инквизиторы
последнего города обратились в верховный совет,  и  достопочтенный  Палафокс
претерпел от них все, кроме тюрьмы, куда они не дерзнули его заключить.  Они
осудили и запретили чтение сочинений, опубликованных  архиепископом  в  свою
защиту, в то время как допускалось свободное обращение книг его  противников
и некоторых других пасквилей, которые они распространяли  с  целью  погубить
дона Антонио Габиолу, прокурора инквизиции, открыто не одобрявшего поведения
иезуитов.
     VI. Прокурор написал 22 мая 1647 года Палафоксу, чтобы воодушевить  его
против страшных врагов. Он торопил его  приложить  все  усилия,  чтобы  дело
разбиралось в трибунале мексиканской инквизиции правильным  образом,  как  в
других судах, где сообразуются с духом этого учреждения. Он писал, что важно
не допускать, чтобы эти недостойные  служители  злоупотребляли  властью  для
удовлетворения своих страстей, как  они  поступили  в  настоящем  деле  и  в
других, не менее серьезных, о чем говорят со всех сторон.
     VII. Что касается разных трактатов, составленных Палафоксом, то иезуиты
своими интригами достигли внесения многих из них в Индекс, опубликованный  в
1747 году домом Франсиско Пересом де  Прадо,  епископом  Теруэля  и  главным
инквизитором, который воспользовался советом  иезуитов  Карраско  и  Касани.
Однако  римская  конгрегация  Индекса  впоследствии  объявила,   что   книги
Палафокса  не  содержат  ничего  заслуживавшего   богословской   цензуры   и
препятствовавшего  беатификации  их   автора.   Инквизитор   был   принужден
вычеркнуть эти книги из списка.


       Глава XXXI

ЗНАМЕНИТОЕ ДЕЛО ДОНА КАРЛОСА АВСТРИЙСКОГО, ПРИНЦА АСТУРИЙСКОГО


       Статья первая

ЖИЗНЬ И ХАРАКТЕР ЭТОГО ПРИНЦА

     I. Вся Европа верит, что Филипп II пустил в  ход  испанскую  инквизицию
против  своего  единственного  сына  дона   Карлоса   Австрийского,   принца
Астурийского, предполагаемого наследника  короны,  признанного  таковым  под
присягою представителями нации на генеральных кортесах, созванных в Толедо в
1560 году; инквизиторы сначала приговорили  несчастного  принца  к  смертной
казни, но возникло разногласие  в  мнениях  инквизиторов  относительно  рода
казни, которая должна прекратить жизнь принца. Некоторые писатели  дошли  до
того, что передают беседы на эту тему, происходившие  между  Филиппом  II  и
главным инквизитором,  между  доном  Карлосом  и  другими  лицами,  с  такой
уверенностью, как будто присутствовали при этих разговорах, и даже  цитируют
часть приговора, как  будто  читали  его.  Я  не  удивляюсь,  что  аббат  де
Сен-Реаль, Мерсье, Лангль и другие, так любящие придавать своим романам  вид
и характер подлинных историй, трактовали таким  образом  этот  сюжет.  Более
всего меня удивляет Грегорио Лети. Как этот писатель (заявив, что не следует
легкомысленно доверять рассказам о делах столь огромной  важности)  в  конце
концов мог принять  всерьез  вычитанные  им  неправдоподобные  рассказы!  Он
рассказал об этом событии с такими подробностями, как будто  был  свидетелем
мельчайших  обстоятельств,  сопровождавших  его.  Для   меня   истина   есть
единственная цель, которую я себе поставил, а потому я произвел всевозможные
поиски в  архивах  верховного  совета  инквизиции  и  других  местах,  чтобы
разыскать истину и поделиться  ею;  в  этом  я  уверяю  своих  читателей.  Я
полагаю, что нашел правду об этом деле, и я смело заявляю  своим  читателям,
что никогда не существовало ни судопроизводства инквизиции, ни ее  приговора
против дона Карлоса Австрийского. Было  только  мнение,  высказанное  против
этого принца членами государственного совета, в котором  председательствовал
кардинал дон Диего Эспиноса, тогдашний  фаворит  короля.  Этот  человек  был
также главным инквизитором, что и породило молву  об  участии  инквизиции  в
деле принца. Религиозные дела фламандцев и проект учреждения инквизиции в их
стране играли также сначала роль в направлении общественного  мнения;  затем
оказала влияние смерть графа Эгмонта [69], маркиза  Горна  [70],  барона  де
Монтиньи, его брата, и маркиза Берга, которые  были  обезглавлены.  Все  они
были крупными сеньорами Нидерландов.  Двое  первых  были  кавалерами  ордена
Золотого руна [71] и родственниками государей Европы; один был  владетельным
принцем третьего разряда в Германии.
     II. Дон Карлос Австрийский потерял жизнь в силу  словесного  приговора,
одобренного Филиппом II, его отцом; но святой трибунал не  принимал  в  этом
никакого участия. Этот факт мог бы меня избавить от  дальнейшего  изложения,
так как я пишу не историю о политических событиях, происходивших в  Испании,
а лишь о том, что непосредственно касается истории инквизиции в Испании.  Но
ввиду того что почти все европейские  писатели  согласно  утверждают,  будто
инквизиторы осудили дона Карлоса, я полагаю,  что  лучшим  способом  убедить
всех в противном является раскрытие в подобных  обстоятельствах  фактической
стороны дела.
     III. Филипп II как отец имел право быть неумолимым. Однако  я  не  могу
одобрить его суровости, которая, мне кажется, оскорбляет природу. В каких бы
преступлениях ни был повинен сын - разве пожизненное заключение не  помешало
бы ему совершать новые преступления? Но я твердо убежден, что  смерть  этого
чудовища была счастьем для Испании. Я не обращаю внимания на то, что говорят
некоторые  пристрастные  писатели,  представляющие  его  молодым  принцем  с
любезным характером, приписывающие ему качества, которых он никогда не имел,
и отказывающие ему в тех, какими он обладал;  эти  писатели  выдумывают  его
любовную интригу с мачехой, существовавш