астями человека и таковыми  же  нации,  какой
принимали прежде, - столь же ясным становится, что общие основания  развития
и устройства, обнаруживающиеся во всех организованный телах, проявляются и в
обществах. Основное свойство обществ и живых существ заключается в том,  что
они состоят из взаимозависимых частей;  и  казалось  бы,  что  это  свойство
заключает в себе общность разных других характеристических свойств.  Большая
часть людей, знакомых с фактами физиологии и социологии, начинает признавать
это соответствие не только вероятным, но  и  научно  истинным.  А  мы  лично
твердо держимся мнения,  что  оно  мало-помалу  будет  приниматься  в  таких
размерах, которые в настоящее время допустили бы весьма немногие.
     Если существует  подобное  соответствие,  то  ясно,  что  физиология  и
социология будут более или менее объяснять  одна  другую.  Каждая  по-своему
будет облегчать исследование. Отношение причины и следствия, ясно заметное в
социальном организме, может привести к отысканию аналогических  отношений  в
индивидуальном организме и объяснить таким образом то,  что  не  могло  быть
объяснено   иначе.    Законы    возрастания    и    отправления,    открытые
специалистом-физиологом,  могут  дать  нам  ключ  к   некоторым   социальным
изменениям, трудно  понимаемым  без  этого.  Обе  науки  могут  обмениваться
намеками, указаниями и подтверждениями; если они и не сделают ничего больше,
то и это уже немалая помощь. Понятие о "физиологическом  разделении  труда",
которым политическая экономия снабдила  уже  физиологию,  далеко  не  лишено
значения. Есть вероятность, что она доставит и другие.
     В подкрепление  этому  мнению  приведем  несколько  случаев,  где  была
оказана подобного рода помощь. И прежде всего посмотрим,  не  доставляют  ли
факты социальной организации поддержки некоторым из доктрин, установленных в
предыдущих частях этой статьи.
     Одно из положений, которое мы старались установить, заключается в  том,
что  процесс  развития  у  животных  производится  не   только   посредством
дифференцирований, но и посредством соответственных интеграции. В социальном
организме можно заметить ту же самую двойственность  процесса,  и  замечено,
что интеграции бывают тех же трех родов. Так, есть интеграции,  происходящие
от  простого  возрастания  смежных  частей,  имеющих  сходные   отправления,
например,   слитие   Манчестера   с    его    предместьями,    занимающимися
бумагопрядильным производством. Есть другие интеграции,  происходящие  таким
образом, что из разных мест, производящих особые продукты, одно все более  и
более монополизирует известный промысел и ослабляет его в  остальныхпримером
может служить возрастание Йоркширского полотняного округа  за  счет  округов
Западной  Англии  или  поглощение  Стаффордширом  посудной   мануфактуры   и
последовавший  упадок  того  же  рода  заведений,  процветавших  когда-то  в
Вустере, Дерби и других местах. Есть, наконец, еще интеграции, проистекающие
из действительного сближения частей, сходных по роду занятий- сюда относятся
такие факты, как стечение издателей в Paternoster Row, юристов в  Теmр'le  и
его окрестностях, хлебных торговцев около Mark Lane, гражданских инженеров в
Great George Street, банкиров в центре Сити. Находя, таким  образом,  что  в
развитии социального организма, как и в развитии организмов  индивидуальных,
встречаются интеграции так же, как и дифференцирования, и притом  интеграции
тех же трех родов, - мы имеем дополнительный повод считать их  существенными
частями процесса развития  и  должны  включить  их  в  его  формулу.  Далее,
обстоятельство,  что  в  социальном  организме  интеграции  эти  зависят  от
общности отправления, подтверждает гипотезу о подобной же зависимости  их  в
индивидуальном организме.
     Мы старались доказать путем дедукции, что различия  частей,  замечаемые
сначала во всяком  развивающемся  зародыше,  составляют  следствие  различия
условий, которыми обставлена каждая часть; что приспособление  устройства  к
окружающим условиям составляет начало, определяющее первые изменения частей,
и что, вероятно, можно, если введем в формулу такие приспособления,  которые
передаются по наследству, определить подобным же образом и  все  последующие
дифференцирования. Не нужно долго всматриваться в факты, чтобы заметить, что
преобладающие социальные дифференцирования произошли аналогичным  путем.  По
мере того как размножались и распространялись  члены  общины,  первоначально
однородной,   происходило   и   постепенное   отделение   частей,   очевидно
регулируемое различием местных обстоятельств. Те, кому случилось жить  возле
места,  избранного  (может  быть,  по  центральности  его   положения)   для
периодических собраний, становились торговцами и строили город; жившие врозь
продолжали охотиться или возделывать землю; население морских берегов  стало
заниматься морскими промыслами. И каждый из этих классов претерпел изменения
в характере сообразно своей деятельности. Позже эти  местные  приспособления
значительно  усложняются   с   ходом   развития   Вследствие   почвенных   и
климатических  отличий  занятия  сельских   обитателей   в   разных   частях
государства специализируются;  одни  начинают  производить  главным  образом
скот, другие - пшеницу или овес, третьи - хмель. сидр и т. д. Люди,  живущие
там,  где  находятся  залежи   каменного   угля,   становятся   угольщиками;
корнваллисцы  делаются  рудокопами,  потому  что  Корнваллис  богат   рудою:
железная мануфактура становится преобладающим промыслом там, где встречается
в избытке железная руда. Ливерпуль принялся за  доставку  хлопка  вследствие
близости его к округу,  где  приготовлялись  хлопчатобумажные  произведения;
Гулль,  на  подобном  же  основании,  стал  главным  портом,  куда  ввозится
иностранная шерсть. Ту же истину можно заметить даже в устройстве пивоварен,
красильных заведений, аспидных ломок, кирпичных заводов.  Эта  специализация
социального организма, характеризующая отдельные  округа  зависит  в  основе
своей, как  вообще,  так  и  в  частностях,  от  местных  обстоятельств.  Из
первоначально сходных единиц, составляющих социальную массу,  равные  группы
усваивают различные отправления определяющиеся относительным их положением и
таким образом приспособляются к окружающим условиям. Следовательно, то,  что
было,   как   мы   вывели   a   priori,   главной   причиной    органических
дифференцирований, оказывается a posteriori главной  причиной  и  социальных
дифференцирований. Далее, мы видели возможность эмбриологических  изменений,
вызываемых приспособлениями, передаваемыми по наследству; точно так же можем
заметить и в зарождающихся обществах изменения,  составляющие  следствие  не
прямых приспособлений, а приспособлений, усвоенных породившим их  обществом.
Колонии, основанные разными народами, сходные по своим специальным занятиям,
развиваются неодинаково в том смысле, что сохраняют в  большей  или  меньшей
степени организацию произведшей их нации Французское  поселение  развивается
не так, как английское, и оба усваивают формы, отличные от  форм,  усвоенных
римским   поселением.   Дифференцирование   обществ   определяется   отчасти
непосредственным приспособлением их единиц к местным  условиям,  отчасти  же
унаследованным влиянием подобных же приспособлений прежних обществ, -  факт,
составляющий сильную поддержку заключению, добытому иным путем и говорящему,
что   дифференцирования   индивидуальных   организмов   зависят    как    от
непосредственных приспособлений, так и от приспособлений организмов-предков.
     От подтверждений, доставленных физиологией и  социологией,  перейдем  к
предположениям, которые порождаются  этим  же  путем.  Фактория,  другое  ли
какое-нибудь  производящее  заведение,  город  ли,  состоящий  из   подобных
заведений, суть агенты для вырабатывания продуктов, потребляемых  обществом,
и в этом  отношении  аналогичны  с  железой  или  внутренностями  отдельного
организма. Если мы станем рассматривать, каким  образом  начало  развиваться
это производящее заведение, то найдем,  что  оно  происходило  таким  путем:
простой рабочий, сам продающий продукты своего труда,  -  зародыш.  Промысел
его увеличивается, он приобретает  помощников  -  сыновей  своих  или  людей
посторонних; затем он становится продавцом произведений не только своих рук,
но и чужих. Дальнейшее возрастание его промысла заставляет  его  увеличивать
число помощников, и его сбыт растет так быстро, что он вынужден ограничиться
процессом продажи, т. е.  он  перестает  быть  производителем  и  становится
каналом, по которому доходят до публики произведения других  лиц.  Если  его
благосостояние  будет  еще  возрастать,  он  найдет  невозможным  заведовать
продажей даже своих произведений и пригласит  других  лиц,  вероятно  членов
своего семейства, помочь ему в этом деле, т.  е.  к  нему,  как  к  главному
каналу, присоединятся побочные, и т. д. Кроме того, когда в одном месте, как
Манчестер и Бирмингем, развивается много заведений подобного  рода,  процесс
этот идет еще  далее.  Так  образовались  факторы  и  торговцы,  составившие
каналы, через которые проходят продукты многих факторий; и  мы  думаем,  что
эти  факторы  были   первоначально   промышленниками,   взявшими   на   себя
распространение, вместе со своими продуктами, продуктов  маленьких  домов  и
только впоследствии сделавшимися исключительно торговцами. Все  эти  степени
развития подтверждаются  ясными  примерами  наших  подрядчиков  на  железных
дорогах. Есть люди, которые лично прошли весь этот  процесс,  люди,  которые
сначала копали и перевозили землю, заключали небольшие  контракты,  работали
вместе с теми, кого нанимали, и впоследствии взяли на себя огромные подряды,
пригласили рабочих, - а теперь заключили контракт на всю железную  дорогу  и
раздали части ее мелким подрядчикам. Иными словами, у нас есть люди, которые
были прежде рабочими и  наконец  сделались  главными  каналами,  от  которых
расходятся второстепенные, разветвляющиеся на еще более подчиненные  каналы,
по которым проходят деньги (т. е. пища), посылаемые обществом действительным
строителям железной дороги. Интересно посмотреть теперь,  не  таков  ли  ход
развития отделительных и извергающих органов в животном. Мы знаем, что таков
процесс развития печени. Из  группы  желчных  клеточек,  образующих  зародыш
печени, клеточки, помещенные в  центре,  возле  кишек,  преобразовываются  в
потоки, по которым отделение желчных клеточек периферии изливается в  кишки;
по  мере  увеличения  числа  клеточек  периферии  образуются  второстепенные
потоки, вливающиеся в главный; третьестепенные - в  них  и  т.  д.  Новейшие
исследования показали, что то же происходит и с легкими,  -  так  образуются
бронхи. Но аналогия, указывая, что это есть первоначальный  способ  развития
подобных органов, не указывает в то же время,  чтобы  развитие  должно  было
продолжаться таким же путем. В социальном организме мануфактурные  заведения
развиваются   обыкновенно   не   только   посредством   ряда   вышеописанных
видоизменений,  но  и  вследствие  преобразования  разных  лиц  в  мастеров,
приказчиков, подмастерьев, рабочих и т. д.; точно так  же  сближающий  метод
образования органа может заменяться в  некоторых  случаях  прямым  переходом
органических элементов к определенному строению. Что существуют образующиеся
таким путем органы, это факт известный. Дополнительный  вопрос,  указываемый
аналогией, заключается в том, когда прямой метод заменяется непрямым?
     Подобный параллелизм можно значительно расширить. И если бы можно  было
показать  подробности  скрытого  соответствия  между  этими   двумя   родами
организации, наше положение получило бы  сильную  поддержку.  Однако  ж  эти
немногие  примеры   достаточно   оправдали   мнение   наше,   что   изучение
организованных  тел  можно   продолжить   косвенным   путем,   изучая   тело
политическое: если это не дает нам  покуда  ничего  положительного,  то,  во
всяком случае, может внушить многое. Итак,  смеем  думать,  что  индуктивный
метод, исключительно употребляемый большей частью физиологов, может получить
значительную  помощь  не  только   от   дедуктивного   метода,   но   и   от
социологического.

IV ГИПОТЕЗА ТУМАННЫХ МАСС

     Если мы желаем составить себе верную оценку какой-нибудь идеи,  верную,
по крайней мере, в главных чертах, то довольно надежным  мерилом  для  этого
может служить родословная этой  идеи.  Происхождение  от  почтенных  предков
служит некоторого рода ручательством за достоинства как в  людях,  так  и  в
верованиях;   с   другой   стороны,   принадлежность    к    подозрительному
генеалогическому древу как в том, так и в другом случае предрасполагает не в
пользу отпрысков. И аналогия эта - не пустой вымысел воображения.  Верования
вместе с их последователями  изменяются  мало-помалу  в  ряде  преемственных
поколений; и подобно  тому,  как  изменения,  происходящие  в  преемственных
поколениях последователей религий, не  уничтожают  первоначального  типа,  а
только видоизменяют его и сообщают ему большую отделку, так и сопровождающие
их  изменения  в  верованиях,  сколько  бы  они  ни  очищали  первоначальное
верование, все же оставляют его сущность нетронутой.
     Если мы взглянем на общепринятую теорию возникновения Солнечной системы
с этой генеалогической точки зрения, мы должны будем сознаться,  что  теория
эта несомненно низкого  происхождения.  Мы  можем  отчетливо  проследить  ее
происхождение от первобытных мифологий. Самый дальний  ее  прародитель  есть
учение, что небесные тела суть личности, жившие сначала на Земле, учение, до
сих пор существующее между некоторыми  из  негритянских  племен,  посещенных
Ливингстоном. После того как наука отняла у Солнца и планет их  божественные
личности, древняя идея уступила место  другой,  которой  придерживался  даже
Кеплер, именно: что  планеты  руководятся  в  своем  движении  направляющими
духами. Перестав быть сами богами, планеты все-таки удерживаются еще  богами
в их орбитах. Когда  тяготение  сделало  этих  небесных  кормчих  ненужными,
явилось  верование,  менее  грубое,  нежели  предыдущее,  от  которого   оно
произошло,  но  подобное  ему  по  самому  существу  своему,  а  именно  что
первоначальный толчок, заставивший планеты двигаться по своим  орбитам,  был
дан рукою божества. Очевидно, что, несмотря на большую  утонченность  формы,
отличающую эту  общепринятую  гипотезу,  антропоморфизм  ее  унаследован  от
первобытного   антропоморфизма,    изображавшего    богов    как    наиболее
могущественных людей.
     Есть еще другая  гипотеза,  противоположная  первой,  эта  гипотеза  не
предлагает давать неведомой силе, проявляющейся  по  всей  Вселенной,  таких
антропоморфических  названий,  как  "верховный   строитель"   или   "великий
художник"; но рассматривает эту неведомую силу  как  действующую,  вероятно,
совершенно иным способом,  нежели  человеческая  механика.  Генеалогия  этой
гипотезы  настолько  же  возвышенна,  насколько  генеалогия  первой   низка.
Гипотеза эта есть порождение того расширяющегося и укрепляющегося  верования
в существование законности, которое целый ряд опытов выработал постепенно  в
уме человека.  Из  поколения  в  поколение  наука  доказывала  существование
единообразий в соотношениях между явлениями, считавшимися сначала или  делом
случая,  или  продуктом  сверхъестественных  влияний.   Она   указывала   на
существование прочного порядка и постоянной причинности там, где  невежество
видело только неправильность и произвол. Каждое дальнейшее  открытие  закона
укрепляло предположение, что  закон  соблюдается  везде  и  во  всем.  Таким
образом, в числе других верований возникло верование, что Солнечная  система
не сделана, а развилась. Не говоря уже об отвлеченной родне этой гипотезы, о
тех великих общих воззрениях, которые были выработаны положительной  наукой,
она имеет и конкретную родню самого высокого разряда. Основанная  на  законе
всемирного  тяготения,  она  может  считать  своим   прародителем   великого
мыслителя, который установил этот закон. Мысль о  ней  была  впервые  подана
человеком, занимающим высокое положение среди  философов.  Человек,  который
собрал  свидетельства,  указывающие  на  то,  что  звезды  образуются  путем
скопления вещества, рассеянного в пространстве, был самым неутомимым,  самым
осторожным и самым самобытным астрономическим наблюдателем нового времени. И
мир еще не видел более ученого математика, чем тот человек, который,  исходя
из вышеупомянутой идеи о рассеянном веществе, сгущающемся по  направлению  к
его центру тяжести, указал на путь, которым могла бы произойти,  в  процессе
этого  сгущения,  взаимно  уравновешивающаяся  группа   Солнца,   планет   и
СПУТНИКОВ, подобная той группе к которой принадлежит и Земля.
     Таким образом,  если  бы  мы  даже  имели  мало  прямых  доказательств,
говорящих в пользу гипотезы туманных масс, вероятие ее  истинности  все-таки
было бы велико. Собственное ее высокое происхождение и низкое  происхождение
противоположной гипотезы дали бы вместе достаточною причину для ее принятия,
по крайней мере предварительного. Но прямых доказательств в пользу  гипотезы
туманных масс вовсе не мало. Они гораздо многочисленнее и разнообразнее  чем
обыкновенно полагают. Много были говорено о  том  или  другом  разряде  этих
доказательств, но нигде сколько нам известно, не были приведены  сполна  все
доказательства. Мы предполагаем пополнить отчасти  этот  недостаток,  в  той
уверенности, что в связи с заключением a priori, изложенным нами  выше,  ряд
заключений   a   posteriori   оставит   мало   сомнений   в   уме    всякого
непредубежденного исследователя.
     Прежде всего обратимся к тем недавним открытиям в звездной  астрономии,
которые, как полагали, не согласны с этим знаменитым умозрением.
     Когда сэр Вильям Гершель направил свой большой рефлектор  на  различные
туманные пятна и нашел, что они распадаются на кучи звезд,  он  заключил  из
этого и некоторое время утверждал, что все туманные пятна суть  кучи  звезд,
весьма удаленных от нас. Но после многих лет добросовестного исследования он
пришел к тому заключению, что "есть туманности,  которые  состоят  и  не  из
звезд", и на этом заключении основал свою гипотезу  о  светящейся  жидкости,
рассеянной в  пространстве,  которая  в  случае  своего  скопления  образует
звезды. Несравненно более сильные  телескопы,  чем  те,  которые  употреблял
Гершель, дали возможность лорду Россу разложить на звезды такие  туманности,
которые  были  прежде  не  разложены.  Вследствие  этого  многие   астрономы
возвратились к заключению, первоначально составленному Гершелем на  подобном
же основании  и  отброшенному  им  впоследствии,  они  утверждали,  что  при
достаточной силе телескопов каждое туманное пятно разложилось бы на звезды и
что разложимость зависит лишь от отдаления. Общепринятая в  настоящее  время
гипотеза состоит в том, что все туманные пятна суть млечные пути, более  или
менее схожие в сущности своей с тем, который непосредственно  нас  окружает,
но  что  они  так  неизмеримо  удалены  от  нас,  что,   рассматриваемые   в
обыкновенный телескоп, они представляются небольшими  бледными  пятнами.  Из
этой-то гипотезы весьма многие нашли себя вправе  заключить,  что  открытием
лорда Росса гипотеза туманных масс опровергнута.
     Но, предположив даже, что  все  эти  умозаключения  о  расстоянии  и  о
сущности туманных пятен действительно верны, сущность гипотезы туманных масс
от этого нисколько не изменяется. Допустим, что каждое из этих бледных пятен
есть звездная система, так далеко от нас отстоящая, что все ее  бесчисленные
звезды дают нам  вместе  меньше  света,  чем  одна  маленькая  звезда  нашей
звездной системы. Это предположение нисколько не идет вразрез с мнением, что
звезды и принадл