становятся
совершенно мелкими вследствие повторного  деления,  образует  одевающую  всю
поверхность перепонку бластодерму. Следующая стадия  развития,  влекущая  за
собою удвоение покрывающего слоя, достигается двумя  путями  -  инвагинацией
(вдавлением)  и   деламинацией   (расщеплением),   который   из   них   есть
первоначальный путь  и  который  упрощенный,  еще  не  вполне  выяснено.  Об
инвагинации, многочисленные примеры которой представляют самые низшие  типы,
Бальфур говорит: "На чисто априорных основаниях мое убеждение  склоняется  к
признанию теории инвагинации  предпочтительно  перед  всякой  другой  точкой
зрения" {"A Treatise on Comparative Embryology, by Francis M. Balfour"  LLD,
Vol. II, p. 343 (second edition).}; для наших целей можно  удовольствоваться
этим признанием и  уяснить  природу  этого  процесса  читателю-неспециалисту
посредством простой иллюстрации.
     Возьмите маленький нерастянутый и не слишком  плотный  каучуковый  шар,
имеющий приблизительно в  диаметре  около  дюйма,  с  небольшим  отверстием,
сквозь которое при надавливании может  выходить  воздух.  Предположите,  что
вместо каучука стенка состоит из маленьких клеток, соединенных друг с другом
и ставших, вследствие взаимного давления, по форме многогранными. Это  будет
представлять бластодерму. Теперь надавите пальцем одну сторону шара  до  тех
пор, пока она не  коснется  другой  стороны  таким  образом,  что  получится
чашечка. Это действие будет заменять процесс инвагинации. Представьте  себе,
что путем продолжения  этого  процесса  полусферическая  чашечка  становится
очень углубленной и отверстие ее суживается до  тех  пор,  пока  чашечка  не
примет формы мешочка, у которого внутренняя  стенка  всюду  соприкасается  с
наружной. Этот мешочек будет представлять собой состоящую из  двух  пластов,
самую простую прародительскую форму Metazoa  -  "гаструлю":  форму,  которую
постоянно сохраняют некоторые из самых низших типов;  нужны  лишь  щупальца,
окружающие отверстие мешочка, для того чтобы  получить  обыкновенную  гидру.
Здесь нам в особенности следует отметить тот факт, что из этих  двух  слоев,
наружный, называемый, согласно  эмбриологической  терминологии,  эпибластом,
продолжает поддерживать общение с внешними силами и  веществами,  между  тем
как внутренний, называемый гипобластом, приходит в  соприкосновение  лишь  с
такими веществами, которые вносятся в  окружаемую  им  пищевую  полость.  Мы
должны, кроме того, заметить, что  у  зародышей  Metazoa  с  более  развитой
организацией появляется между этими  двумя  слоями  еще  третий,  называемый
мезобластом. Происхождение его  заметно  у  тех  типов,  у  которых  процесс
развития  не  затемняется  присутствием  большого  количества   питательного
желтка. Пока происходит вышеописанное  вдавление  и  прежде  чем  внутренние
поверхности эпибласта и гипобласта придут в соприкосновение между собой,  от
одной или от обеих из этих внутренних поверхностей или же  от  какого-нибудь
участка одной или другой из  них  отделяются  клетки  или  эквивалентные  им
амебовидные особи, которые образуют повсюду находящийся между другими  двумя
слой,  никогда  не  имеющий,  как  это  явствует  из  самого   способа   его
образования, общения с внешней средой и ее содержимым, а равно с получаемыми
от нее питательными веществами. Теперь могут быть изложены те  замечательные
факты, необходимым введением к которым и является это  описание  образования
слоев. Из наружного слоя, или эпибласта, развивается постоянная  эпидерма  и
ее производные - нервная система и  органы  чувств.  Из  обращенного  внутрь
слоя, или гипобласта, развиваются пищеприемный канал и те из  прилегающих  к
нему органов, которые, как, например, печень, поджелудочная железа и другие,
принимают участие в пищеварении, доставляя  свои  отделения  в  пищеприемный
канал, и, наконец оболочки  распределяющихся  в  легких  трубок,  проводящих
воздух к тем местам, в которых производится  газовый  обмен.  Из  мезобласта
образуются кости, мускулы, сердце, кровеносные и лимфатические сосуды вместе
с  такими  частями  различных  внутренних  органов,  которые   менее   всего
соприкасаются с видимым миром. Если допустить незначительные ограничения, то
все же остается, несомненно,  широкий  и  общий  вывод,  что  из  той  части
внешнего слоя, которая остается продолжительное время наружной,  развиваются
все структуры, активно и пассивно поддерживающие сношение  со  средой  и  ее
содержимым; из обращенной же внутрь части этого  внешнего  слоя  развиваются
структуры,  поддерживающие   сношения   с   попадающими   внутрь   организма
quasiвнешними телами вроде твердой пищи, воды  и  воздуха;  и,  наконец,  из
мезобласта развиваются структуры, никогда не имеющие от начала  и  до  конца
никакого сношения с внешним миром. Рассмотрим эти общие факты.
     Кто мог бы предположить, что нервная система есть часть  первоначальной
эпидермы?  Без  доказательств,   представленных   единодушными   показаниями
эмбриологов в течение последних тридцати или сорока лет, кто бы поверил, что
мозг происходит из завернувшейся полоски наружной кожи,  которая,  опускаясь
ниже поверхности, погружается  в  другие  ткани  и  окончательно  облекается
костяным футляром? Тем не  менее  человеческая  нервная  система,  заодно  с
нервными системами низших животных, имеет такое именно происхождение.

     По   словам   Бальфура,   первоначальные   эмбриологические   изменения
подразумевают,   что   "функции   центральной   нервной   системы,   которые
первоначально исполнялись всецело кожей, стали постепенно  концентрироваться
в особенней ее части, мало-помалу отделившейся от поверхности и окончательно
сделавшейся у высших типов, вполне  определившимся  органом,  заключенным  в
субдермальных (подкожных) тканях.. Эмбриологические данные  доказывают,  что
ганглиозные клетки центральной части нервной системы первоначально произошли
из  простых  недифференцированных  эпителиальных  клеток  поверхности  тела"
{Balfour I. с. Vol 2, р. 400-401.}.
     Быть может, несколько менее поражает нас, хотя  все  же  в  достаточной
степени, тот факт, что глаз также развился из участка кожи и что  не  только
хрусталик и вся окружающая его часть глаза имеют подобное происхождение,  но
и "воспринимающие части  органов  специальных  чувств,  особенно  зрительных
органов, часто образуются из той же самой  части  первоначальной  эпидермы",
которая образует и центральную нервную  систему  {Balfour,I.c.Vol.2,p.401.}.
То же самое справедливо и относительно органов обоняния и слуха.  Они  также
зарождаются в виде мешочков, образовавшихся заворачиванием эпидермы,  и,  по
мере того как их части развиваются, они снабжаются изнутри нервной системой,
которая, в свою очередь, имеет эпидермальное происхождение.  Как  должны  мы
истолковывать  эти  удивительные  превращения?  Указав   мимоходом,   какими
абсурдами, с точки зрения сторонников отдельных актов творения, являлась  бы
такого рода связь в строении и такой кругооборот эмбриального  развития,  мы
хотим  здесь  отметить,  что  этот  процесс  принадлежит  к  той  категории,
относительно которой мы должны  сомневаться  в  возможности  приписывать  ее
явления исключительному действию естественного подбора.  По  этой  гипотезе,
после множества самопроизвольных изменений, возникавших  в  бесполезных  для
организма направлениях, следовало ожидать, что изменение, вызвавшее  впервые
образование нервного центра, появится на какой-нибудь внутренней части,  где
оно было бы удобно помещено. Его  появление  на  наружном  опасном  месте  и
последующее переселение в безопасное с этой точки зрения непонятно Между тем
это  явление  станет  вполне  понятным,  если  помнить,  с  одной   стороны,
вышеприведенную  истину,  что  структуры,  функция  которых  заключается   в
соприкосновении со средою и ее содержимым,  так  сказать,  возникают  в  той
именно поверхностной части организма, которая находится под непосредственным
действием этой среды и ее содержимого, а с другой стороны,  наш  вывод,  что
внешние воздействия сами по себе порождают соответствующие структуры.  Такие
структуры, однажды возникнув и будучи поддерживаемые  естественным  подбором
там, где они благоприятны для жизни, составили бы первый  член  целой  серии
переходных  ступеней,  кончающейся  развитыми  органами  чувств  и  развитой
нервной системой {Общий очерк изменений, посредством которых  происходит  ее
развитие, см. у Бальфура, I. с. Vol. 2, р. 401 и 404.}.
     Я должен ради краткости пропустить описание аналогичной  эволюции  того
обращенного   внутрь   слоя   или   гипобласта,   из   которого    возникают
пищеварительный канал и связанные с ним органы, хотя изложение этой эволюции
и усиливало бы мое доказательство. Будет достаточно остановить  внимание  на
том  факте,  что  этот  первоначально  наружный   слой   сохраняет   как   в
пищеварительной,  так  и  в  дыхательной  части  своей   развившейся   формы
quasinaружную поверхность, так как продолжает иметь сношения  с  предметами,
внешними  для  организма.  Я  также  принужден  воздержаться  от  обсуждения
вышеуказанного  факта,  что  промежуточно  возникший  слой,  или  мезобласт,
являющийся с момента своего возникновения в полном смысле слова  внутренним,
производит  такие  структуры,   которые   навсегда   остаются,   безусловно,
внутренними и не имеют общения  с  внешним  миром  в  отличие  от  структур,
развившихся из других двух слов: антитеза, которая имеет большое значение.
     Здесь будет лучше  обратить  внимание  на  самое  общее  значение  этих
фактов. Каков бы ни был сам  по  себе  порядок  последовательных  изменений,
первое изменение всегда заключается в образовании поверхностного  слоя,  или
бластодермы,  точно  так  же  посредством  какого  бы  ряда  превращений  ни
достигалась структура взрослых  форм,  все  органы  тем  не  менее,  образуя
взрослую особь, происходят из бластодермы. Чем объяснить  этот  удивительный
факт?
     Мы поймем смысл его, если обратимся к первоначальной стадии, в  которой
Protozoa,   образовав   посредством   повторных   делений   группу   клеток,
превращаются в полый шар так же, как это делают протофитовые типа Volvox.
     Первоначально полый шар, образованный  по  всей  своей  поверхности  из
единиц, снабженных  ресничками,  и  не  будучи  по  своей  форме  совершенно
сферическим, принял бы, двигаясь по воде, постоянное  положение,  вследствие
чего одна часть сфероида чаще, чем другие, приходила бы  в  прикосновение  с
воспринимаемыми телом питательными  веществами.  Возникающее  таким  образом
разделение труда явилось бы выгодным и поэтому, имея наклонность  возрастать
у  нисходящих  поколений,  закончилось  бы  дифференциацией,  одинаковой   с
найденной в зародышах низших типов Metazoa,  которые,  обладая  яйцеобразной
формой, снабжены волосками на одной  лишь  части  своей  поверхности.  Таким
образом произошла бы форма, в которой несущие  волоски  особи  исполняли  бы
функцию движения и доставления воздуха;  между  тем  как  на  другие  особи,
принявшие амебоидообразный характер, перешла  бы  функция  поглощения  пищи:
существуют    разнообразные    доказательства    подобной     примордиальной
специализации {См. Бальфур. Т. I, стр. 149 и Т. II, стр. 343-344.}.  Отмечая
непосредственно, что унаследованность этого процесса от предков вытекает  из
того самого факта, что у низших типов Metazoa полый шар есть  первая  форма,
принимаемая развивающимся зародышем, я  здесь  обращаю  внимание  на  пункт,
имеющий основное значение, - именно,  что  первичная  дифференциация  полого
шара определяется разницей в характере общения его частей  со  средою  и  ее
содержимым и что последующая инвагинация  возникает  вследствие  постоянства
этого различия в характере общения.
     Даже оставив в стороне эту первую стадию и начав  со  следующей,  когда
уже образовалась "гаструля" путем постоянного вхождения внутрь  одной  части
полусферы полого шара, будет вполне  достаточно,  если  мы  рассмотрим,  что
должно было произойти после этого. Та часть поверхности, которая  продолжала
оставаться наружной, время от времени соприкасалась с неподвижными массами и
иногда получала  толчки,  как  следствие  ее  собственных  движений,  так  и
движения  других  предметов.  Ей  сообщались  звуковые   колебания,   иногда
расходящиеся по воде; на нее  сильнее,  чем  на  другие  части,  действовали
колебания  в  количествах  света,  обусловливаемые  прохождением  мимо   нее
маленьких  тел;  она  же  натыкалась  на  те  рассеянные  молекулы,  которые
ощущаются как запах. Другими словами, с самого начала  наружная  поверхность
была такой  частью  организма,  на  которую  действовали  различные  влияния
внешней природы и посредством которой, с одной стороны организм  воспринимал
от окружающей среды впечатления, служащие импульсом для действий, а с другой
стороны, производил соответствующую таким  действиям  механическую  реакцию;
поэтому поверхность по необходимости была той частью организма,  на  которой
возникли различные приспособления для поддержания сношений с внешним миром.
     Сделать  другое   предположение   -   значит   допустить,   что   такие
приспособления возникли внутри, где они не могли бы ни подвергаться  влиянию
окружающих внешних агентов, ни, в свою очередь, производить на них действие,
где дифференцирующие силы  не  вступали  в  действие,  а  дифференцированные
структуры  не  могли  обнаруживать  никакой  деятельности;  еще  это  значит
допустить,  что  части  организма,  непосредственно  подверженные   действию
дифференцирующих сил, остаются  неизменными.  Ясно,  что  организация  могла
начаться только на  поверхности  и  что  последующий  ход  начавшейся  таким
образом   организации   не   мог   не   определяться   своим   поверхностным
происхождением. Поэтому вышеприведенные замечательные факты показывают  нам,
почему   индивидуальная   эволюция   организма    совершается    посредством
последовательных  выворачиваний  и  врастаний.  Без  сомнения,  естественный
подбор скоро вступил в действие, как, например, при  удалении  рудиментарных
нервных центров с поверхности; особь, у которой они  были  помещены  немного
глубже, имела менее вероятия сделаться бессильной вследствие их повреждения.
То же самое происходит во множестве различных направлений. Но тем не  менее,
как мы здесь видим, естественный побор мог играть лишь подчиненную роль.  Он
мог только воспользоваться теми изменениями строения,  которые  были  начаты
средою и ее содержимым.
     Итак,  посмотрите  же,  как   обширна   была   роль,   сыгранная   этим
примордиальным фактором. Если бы он только произвел у Protozoa и  Protophyta
характеризующую их клеточную форму, если бы  он  только  передал  Metazoa  и
Metaphyta составляющее их замечательную черту клеточное устройство, если  бы
он только причинил повторение у всех животных и растений той  первоначальной
дифференциации наружных частей от внутренних, которую он впервые произвел  в
микроскопических животных и растениях, -  то  он  сделал  бы  уже  многое  в
направлении вырабатывания у организмов известных  руководящих  черт.  Но  он
сделал еще больше. Причинив первые дифференциации в тех группах  особей,  из
которых произошли вообще видимые животные, он определил  исходный  пункт  их
организации,  определил  тем  самым  ее  ход  и  придал  неизгладимые  черты
эмбриональным превращениям и строению взрослых форм.
     Хотя содержание этой работы излагалось преимущественно по  индуктивному
методу, тем не менее  оно  перешло  в  конце  предыдущего  отдела  к  методу
дедуктивному. Последуем здесь  на  время  точному  и  простому  дедуктивному
методу. В биологии, несомненно, опасно  рассуждать  a  priori,  но  подобная
опасность отсутствует, если мы будем иметь в виду, совпадают  ли  полученные
результаты с теми, которые достигнуты рассуждениями a posteriori.
     Биологи в общем согласны между собой,  что  при  современном  состоянии
земной поверхности не бывает случаев возникновения органического существа из
неорганической материи. Тем не менее они не отрицают, что в давно  прошедшие
времена, когда температура земной  поверхности  была  гораздо  выше,  чем  в
настоящее время, и когда  другие  физические  условия  резко  отличались  от
современных, неорганическая масса путем последовательных  сложных  процессов
дала  начало  органической  материи.  Такое  множество   веществ,   когда-то
считавшихся   исключительно   принадлежностью   органических    тел,    было
приготовлено искусственным путем, что ученые  едва  ли  подвергают  сомнению
вывод о возможности условий,  при  которых  посредством  еще  новой  ступени
усложнения состав низших типов четырех  элементных  соединений  переходит  в
состав высших типов.
     В самом деле, необходимым выводом из  гипотезы  эволюции,  в  ее  общей
форме, является утверждение, что когда-то происходило постепенное  отделение
органического мира от неорганического, и если принять эту гипотезу в  целом,
то мы неизбежно приходим к вопросу: каковы же должны были быть ранние стадии
прогресса, последовавшего за возникновением наиболее сложных форм материи из
форм менее сложных?
     Сначала протоплазма могла не  иметь  наклонности  к  тому  или  другому
расположению своих частей, исключая, правда, чисто механической наклонности,
свойственной свободной жидкости, принимать сферическую  форму.  Сначала  она
должна была быть пассивной. И по своей  пассивности  она  должна  была  быть
одинакова с неорганической. В ней не  могло  происходить  явлений,  подобных
самопроизвольной изменчивости, так как изменчивость подразумевает  известное
обычное течение изменения,  с  которым  она  расходится,  и,  следовательно,
невозможна в тех случаях, где не существует  обычного  хода  изменения.  При
отсутствии той циклической серии  метаморфоз,  которую  в  наше  время  даже
простейшие формы жизни обнаруживают как результат унаследованного состояния,
в этой стадии не могло существовать никакой точки  опоры  для  естественного
подбора. Как же в таком случае началась органическая эволюция?
     Если  первичная   масса   органической   материи   была   одинакова   с
неорганической  по  своей  пассивности,  отличаясь  от  нее  только  большей
изменчивостью, то мы  должны  заключить,  что  ее  первоначальные  изменения
подчинялись  тому  самому  общему  закону,  который  вызывает  изменения   в
неорганической массе. Непостоянство однородного есть  всеобщий  принцип.  Во
всех случаях  однородное  стремится  превратиться  в  разнородное,  а  менее
разнородное в более разнородное.  Поэтому  в  первичных  протоплазматических
единицах ступень, с которой началась эволюция,  должна  была  заключаться  в
переходе  от  полной  однородности  всей  массы  к  возникновению  некоторой
разнородности. Притом причина возникновения этой первой ступени в  одном  из
участков  органической  материи   должна   была   заключаться,   как   и   в
неорганической материи, в том, что ее части  различно  подвергались  влиянию
действующих сил. Какие же это действующие силы? Силы  ее  среды  или  вообще
окружающего внешнего мира. Какие же части участка должны  были  подвергаться
различным действиям? Необходимо части наружные и внутренние. Таким  образом,
в органических агрегатах, как  и  в  неорганических,  предполагая,  что  они
обладают достаточной силой сцепления для поддержания постоянных  соотношений
между своими частями, первоначальный переход от однородности к разнородности
неизбежно должен был  сказаться  в  дифференциации  внешней  поверхности  от
внутреннего содержимого. Все равно, было  бы  видоизменение  физическим  или
химическим и относилось ли к процессам созидательным или разрушительным, оно
является   следствием   того   же    самого    вышеозначенного    обобщения:
непосредственное действие среды было  примордиальным  фактором  органической
эволюции.