ры  которых  уже  приводились
выше,  наиболее  убедительны.  Непонятно,  например,  каким  образом  особое
приспособление, наблюдаемое у растения-рыболова, могло бы  быть  произведено
накопленным влиянием отправления на строение. Но без труда можно понять, что
устройство это могло быть вызвано  последовательным  подбором  благоприятных
видоизменений. Или же не менее замечательное приспособление  мухоловки,  или
еще более поразительное приспособление у одного водяного растения для  ловли
молодых рыбок. Невозможно объяснить себе  непосредственным  влиянием  одного
усиленного  употребления  образование  таких  кожных  выростов,   как   иглы
дикобраза. Но если предположить,  что  отдельные  индивидуумы  вида,  вообще
лишенного других родов защиты, могли приобрести жесткость  шерсти,  делавших
их менее лакомым блюдом,  то  остается  для  удовлетворительного  объяснения
сделать  вполне  возможное  предположение,  что  такие   лучшие   защищенные
индивидуумы переживали других и что в последовательном ряду поколений шерсть
изменилась в щетину, щетина - в шипы,  шипы  -  в  иглы  (так  как  все  эти
образования гомологичны); таким путем мог совершиться переход шерсти в шипы.
Подобным же образом можно объяснить происхождение  непарного  раздувающегося
мешка  у  тюленя-хохлача   (Cistofora   cristata),   любопытное   рыболовное
приспособление в виде червевидного придатка на  голове  Lophius  piscatorius
или морского черта, шпоры на крыльях некоторых птиц,  оружие  меча-рыбы  или
пилы-рыбы, сережки у домашних птиц и множество других подобных особенностей,
которые невозможно объяснить влиянием употребления  или  неупотребления,  но
которые объяснимы как результат естественного подбора, действовавшего в  том
или другом направлении. Во-вторых,  Дарвин,  показывая  нам,  каким  образом
возникли бесчисленные видоизменения формы, строения и окраски, в то же время
показал, каким образом путем сохранения  благоприятных  видоизменений  могли
возникнуть новые образования. Так,  например,  первой  ступенью  в  развитии
рогов  на  головах  различных  травоядных  животных  могло  быть   появление
мозолистых  наростов,  вызванных  привычкой  бодаться;   подобные   наросты,
возникнув  функционально,  могли  затем  развиваться  благодаря  подбору,  в
наиболее выгодном направлении. Подобное объяснение не может быть приложено к
случаям неожиданного появления второй пары рогов, что  нередко  случается  у
овец: такой придаток, если бы  он  оказался  благодетельным,  мог  бы  стать
постоянным признаком благодаря естественному подбору. Точно так же изменения
в  числе  позвонков  не  могут  быть  объяснены  влиянием  употребления  или
неупотребления;  но  если  допустить  возможность   самопроизвольного   или,
правильнее,  случайного  видоизменения,  мы  поймем,  что  если   добавочный
позвонок (как у некоторых голубей) оказался бы благоприятным видоизменением,
то переживание лучше приспособленного  могло  превратить  его  в  постоянную
особенность. При дальнейшей подобной  прибавке  позвонков  могли  возникнуть
такие длинные ленты позвонков, какие мы видим, например, у змей.  Совершенно
то  же  можно  сказать  про  молочные  железы.  Нет  ничего  неразумного   в
предположении,   что   благодаря   большему   или   меньшему   употреблению,
передававшему по наследству  в  ряду  последовательных  генераций,  молочные
железы могли увеличиться или уменьшиться в своих размерах. Но не может  быть
и вопроса, годится ли такое объяснение к  изменению  числа  молочных  желез.
Здесь не  может  быть  другого  объяснения,  кроме  передачи  по  наследству
самопроизвольных видоизменений, подобных тем, какие мы встречаем у людей.
     На третьем месте поставили некоторые изменения  в  соотношении  частей.
Соответственно большему или меньшему употреблению того или  другого  органа,
мускулы, приводящие его в движение, становятся больше  или  меньше;  и  если
изменения наследуются, то орган в ряду поколений может сделаться больше  или
меньше. Однако изменения в расположении или прикреплении мускулов  не  могут
быть  объяснены  подобным  образом.  Найдено,  особенно   по   отношению   к
конечностям, что отношения сухожилий к костям  и  друг  к  другу  не  всегда
бывают одни и те же. Вариации в  способе  их  прикрепления  могут  оказаться
случайно выгодными и через это могут сделаться постоянными. В  таком  случае
мы будем иметь дело  с  категорией  структурных  изменений,  для  объяснения
которых может дать ключ только гипотеза Дарвина, и никакая другая.
     Еще в  большей  степени  то  же  можно  сказать  про  явления  мимикрии
Последние больше, чем всякие другие  явления,  могут  служить  поразительным
примером того, как особенности, по-видимому, необъяснимые  становятся  легко
объяснимыми,  если  их  приписать   повторному   переживанию   индивидуумов,
варьировавших  в  благоприятном  смысле.  Мы  можем  сказать,  что  достигли
понимания  таких  чудесных  явлений  подражательности,   как   существование
известного листовидного насекомого,  жучков,  "напоминающих  по  виду  каплю
росы, катящуюся  по  поверхности  листа",  гусениц,  которые,  успокаиваясь,
вытягиваются таким образом, что совершенно походят на сучки дерева. Мы можем
объяснить возникновение еще  более  удивительных  явлений  подражательности,
каковы, например, подражания одних насекомых другим. Бэтs  (Bates)  уверяет,
что существуют виды бабочек, спасающихся от пожирания насекомоядными птицами
благодаря их отвратительному вкусу; этим бабочкам подражают по окраске  виды
глубоко от них отличающиеся, подражание это настолько совершенно,  что  даже
опытный энтомолог может быть легко обманут.
     Объяснить это явление можно таким образом, что черты легкого  сходства,
случайно обманывающие птиц, накоплялись поколение за  поколением  вследствие
повторяющегося  ускользания  от  птиц  более  похожих  индивидуумов,   таким
образом, сходство могло сделаться очень значительным.
     Признавая в целом в  настоящее  время  процесс,  раскрытый  Дарвином  и
изображенный им с таким искусством  и  старанием,  можем  ли  мы  сказать  в
заключение,  что  одного  этого  процесса  самого  по  себе  достаточно  для
объяснения органической эволюции? Можно ли естественный подбор благоприятных
видоизменений признать за единственный фактор?  Подвергнув  действительность
критическому изучению, мы считаем  себя  вправе  думать,  что  одного  этого
фактора недостаточно для объяснения всего того, что должно  быть  объяснено.
Оставляя  пока  без  рассмотрения  фактор,   который   следует   счесть   за
первоначальный, можно утверждать, что вышеупоминавшийся  фактор,  приводимый
Эразмом Дарвином и Ламарком, также принимает участие наряду  с  естественным
подбором. Если гипотеза о передаче  по  наследству  функционально  возникших
видоизменений и недостаточна для объяснения большей  части  фактов,  тем  не
менее она может  быть  приложена  для  объяснения  другой,  меньшей,  группы
фактов, хотя тоже распространенной.
     Говоря  по  тому  же  вопросу  лет  двадцать  тому  назад   ("Основания
биологии", 166), я утверждал, что уменьшение размера челюстей, наблюдаемое у
цивилизованных  человеческих  рас,  не  может   быть   объяснено   действием
естественного подбора  благоприятных  видоизменений,  ибо  ни  одно  из  тех
уменьшений, из которых в течение  тысячелетий  сложилась  современная  форма
челюстей, не могло быть в каждом отдельном  случае  настолько  выгодным  для
индивидуума,  чтобы  способствовать  переживанию  его  потомства,   на   том
основании, что уменьшение челюстей влечет за собою  уменьшение  расходов  по
питанию, а также и уменьшает  тяжесть,  которую  нужно  поддерживать.  Я  не
оставил тогда без рассмотрения, хотя и имел бы основание сделать это, и  две
другие возможные причины. Можно  было  возразить,  что  существует  какое-то
органическое соотношение между увеличением массы мозга и уменьшением размера
челюстей  учение  Кампера  о  лицевом   угле   может   служить   для   этого
доказательством. Но этот аргумент легко может быть разбит  указанием  многих
примеров людей с малыми челюстями и столь же малым мозгом и нередких случаев
существования индивидуумов известных силой своего ума  и  имеющих  в  то  же
время челюсти,  не  только  не  меньшие,  но  даже  большие  против  средних
размеров.
     Если же  возможной  причиной  признать  половой  подбор,  то  и  против
последнего можно сделать возражение, ибо  если  допустить,  что  даже  такое
слабое  уменьшение  челюстей,  которое  может  иметь  место  на   протяжении
отдельного поколения,  оказывало  притягательное  влияние  на  мужчин,  зато
другие побудительные моменты выбора у мужчин были  слишком  многочисленны  и
важны, чтобы не  перевесить  вышеназванного  одного  момента.  Что  касается
выбора со стороны женщин, то он едва ли имел какое-либо значение ибо в более
ранние времена женщин похищали или покупали, а в  более  позднейшие  времена
они отдавались в брак своими родителями.
     Такой разбор фактов не мог поколебать во мне убеждения, что  уменьшение
челюстей обусловливалось только одною причиною,  а  именно  последовательным
уменьшением  функции,   вызванным   употреблением   подобранной   и   хорошо
приготовленной пищи. Здесь я намерен привести еще один  пример  для  лучшего
выяснения связи между изменением функции и изменением строения. Для  примера
я воспользуюсь теми разновидностями или, скорее,  подразновидностями  собак,
которые, как, например, комнатные собачки, питаясь легкой  пищей,  не  имеют
необходимости упражнять свои челюсти для  разрывания  и  дробления  пищи,  а
также редко сами снискивают себе добычу и вступают друг с  другом  в  драки.
Никакого вывода нельзя было извлечь из рассмотрения самих челюстей,  которые
у этих собак были сильно укорочены, по всей вероятности  благодаря  подбору.
Чтобы убедиться в  непосредственном  уменьшении  мускулов,  участвующих  при
смыкании челюстей и при кусании, пришлось бы сделать  ряд  довольно  трудных
наблюдений.  Но  гораздо  легче  привести  косвенные  доказательства  такого
уменьшения путем изучения тех мест костей,  к  которым  прикрепляются  мышцы
Изучение черепов  различных  комнатных  собак,  которые  находятся  в  музее
"College of Surgeons", доказывает относительно слабое развитие таких костей.
Только один череп мопса принадлежит индивидууму не вполне развитому, и  хотя
черты его вполне установились, однако этим черепом нельзя  пользоваться  как
доказательством.
     Череп тойтерьера имеет очень ограниченную область прикрепления височной
мышцы; зигоматические дуги у него слабы  и  место  прикрепления  жевательной
мышцы крайне незначительно. Еще более многозначительны  наблюдения,  добытые
от черепа болонки "King Charles"; если продолжительность  поколения  у  этой
болонки определить в 3 года и принять во  внимание,  что  эта  разновидность
могла существовать еще до царствования Карла II, то мы  мОжем  считать,  что
названная  болонка  существует  уже  в  продолжение  около  ста   поколений.
Относительная ширина между наружными поверхностями зигоматических дуг крайне
мала; узость височной впадины также поразительна; самые  дуги  очень  тонки;
височные мускулы не оставили никакого следа ни по линии своего прикрепления,
ни на покрываемой ими поверхности; даже места прикрепления жевательной мышцы
развиты очень слабо. В Музее естественной истории между черепами собак  есть
один, лишенный названия, который бросается в глаза своим  малым  размером  и
своими зубами: он принадлежит одной из разновидностей  комнатных  собачек  и
имеет особенности, одинаковые с особенностями вышеописанного  черепа.  Таким
образом, мы имеем дело с двумя, если не с тремя,  группами  собак,  которые,
будучи  одинаково  защищены   и   обеспечены   пищею,   представляют   собою
доказательство, что в ряду поколений части, принимающие участие  в  смыкании
челюстей, потерпели уменьшение. Чему следует приписать это уменьшение?  Само
собою  разумеется,  не   искусственному   подбору,   так   как   большинство
вышеназванных  особенностей  не  оставляют  никаких  следов  на   экстерьере
животного; лишь  величина  просвета  зигоматической  дуги  одна  может  быть
заметна. Тем менее может быть речь о естественном подборе; так как, с  одной
стороны,  не  могло  быть  никакой  борьбы  за  существование  между  такими
собаками; с другой стороны, не может быть речи  о  выгодности  в  борьбе  за
существование  для  индивидуума  таких  видоизменений,  которые  состоят   в
уменьшении.  Экономию  питания  также  необходимо  исключить.  При  обильном
кормлении, которым пользовались такие собаки, гораздо скорее могла бы  иметь
место тенденция к отысканию в организме мест, куда бы  можно  было  отложить
излишек пищи, чем к отысканию таких частей, от которых можно было бы кое-что
урезать. Точно так же не может быть допущено предположения о возможной связи
между вышеуказанным уменьшением,  с  одной  стороны,  и  укорочением  морды,
вызванным, по всей вероятности, подбором, - с другой, так как  у  бульдогов,
которые имеют относительно короткую  морду,  части,  принимающие  участие  в
смыкании челюстей, развиты все же необыкновенно сильно.
     Таким  образом,  остается  только  одна  возможная  причина  уменьшения
размера челюстей - именно влияние  уменьшившегося  употребления.  Ослабление
менее работающей части, благодаря передаче по  наследству,  становилось  все
более заметным в ряду дальнейших поколений.
     Другого рода затруднения встают перед нами,  когда  мы  задаем  вопрос,
каким  образом  производятся  подбором  благоприятных  видоизменений   такие
изменения в  строении,  которые  приспособляют  организм  к  таким  полезным
действиям, в которых кооперируют  одновременно  несколько  различных  частей
организма. Без особенного труда можно понять, каким образом одна  какая-либо
простая часть организма в ряду поколений достигает  значительного  развития,
если только каждое дальнейшее увеличение ее  способствует  сохранению  вида.
Столь же легко понять, каким  образом  и  комплекс  частей,  например  целый
орган, может возрасти при одновременном вырастании функционирующих вместе  с
ним частей. Если при увеличении органа сосуды его приносят к  нему  необычно
большое количество крови, то вполне естественно, что в результате  получится
пропорциональное увеличение размеров всех частей органа:  костей,  мускулов,
артерий, вен и т. д. В случаях, подобных описанному,  мы  предполагаем,  что
кооперирующие части, составляя вместе одну  сложную  часть,  изменяются  все
вместе  одинаково;  однако  ничто  не  обязывает,  чтобы  дело   происходило
необходимо таким образом. И мы действительно имеем доказательство, что  даже
в таких случаях, когда кооперирующие части соединены тесно, дело  происходит
совершенно иначе.
     Один из примеров могут нам представить те слепые  раки,  упоминаемые  в
"Происхождении видов", которые живут в некоторых темных пещерах  Кентукки  и
которые, потеряв свои глаза, не потеряли,  однако,  стебельков,  несущих  на
себе сами глаза. При описании разновидностей голубей, созданных птицеводами,
Дарвин отмечает  тот  факт,  что  с  изменением  длины  клюва  произведенным
подбором, не замечается пропорционального изменения длины  языка.  Такой  же
факт известен и по отношению к зубам и челюстям.  У  людей  величина  тех  и
других  не  изменяется  параллельно  друг  с  другом.  В   течение   периода
цивилизации челюсти сделались меньше,  но  зубы  не  уменьшились  в  той  же
пропорции; поэтому нередко они бывают расположены слишком тесно,  что  может
быть устранено в детстве удалением  нескольких  зубов;  в  противном  случае
имеет место несовершенное их развитие, за которым следует раннее  выпадение.
С особой очевидностью  мы  наблюдали  недостаток  соответствия  в  изменении
совместно функционирующих частей, составляющих вместе  одно  целое,  на  тех
разновидностях  собак,  о  которых  мы  говорили   выше,   поясняя   влияние
наследственного неупотребления. Как и у людей, уменьшение  челюстей  у  этих
собак не сопровождалось соответственным уменьшением зубов. В каталоге  музея
"College of  Surgeons"  в  описании,  относящемся  к  черепу  одной  болонки
(Blenheimspaniel), есть слова: "Зубы сидят тесно"; а в описании, относящемся
к черепу другой болонки (King Charles's Spaniel), -  слова:  "Зубы  помещены
плотно. Р. 3 помещен совершенно перпендикулярно  к  оси  черепа".  Достойно,
далее, замечания то обстоятельство, что  подобное  отсутствие  сопутствующих
изменений  наблюдается  также  и  в  тех  случаях,  когда  челюсти  являются
укороченными благодаря подбору, но  не  вследствие  уменьшения  употребления
Так, у одного бульдога на верхней челюсти "малые  коренные...  сидят  крайне
тесно и помещены наклонно или даже перпендикулярно по отношению к продольной
оси черепа" {Вероятно, такое укорочение  произошло  не  прямо,  а  косвенным
путем, вследствие подбора  индивидуумов,  которые  отличались  особой  силой
хватки; так как у бульдога последняя особенность, по-видимому,  находится  в
связи  с  относительной  короткостью  верхней  челюсти,   в   силу   которой
благоприятное  положение  ноздрей  дает   животному   возможность   свободно
продолжать дыхание во время схватывания.}.
     Нам могут встретиться случаи, когда мы убеждаемся,  что  не  существует
сопутствующих  видоизменений   в   таких   кооперирующих   частях,   которые
расположены в организме по соседству друг с другом; далее,  также  может  не
быть подобных видоизменений в  таких  частях,  которые  хотя  принадлежат  к
различным тканям, но тесно связаны друг с другом, например зубы  и  челюсти;
можно  не  найти,  наконец,  сопутствующих  видоизменений   даже   в   таких
кооперирующих частях, которые и тесно соединены, и построены из одной и  той
же ткани, как, например, глаза и глазные стебельки рака. Если  это  так,  то
что же тогда  можем  мы  сказать  про  такие  кооперирующие  части,  которые
одновременно и построены из разных тканей, и  вместе  с  тем  расположены  в
разных частях организма? Мы не только не решимся утверждать, что такие части
видоизменялись совместно, но наоборот: мы сочтем  вправе  заявить,  что  они
никогда не имели и тенденции изменяться совместно.  Если  это  так,  то  как
тогда  трудно  объяснить  такие  изменения,  когда  одна   часть   организма
увеличивается без соответствующего увеличения других частей, участвующих при
действии первой, и когда такое увеличение не может  быть  признано  полезным
для животного.
     В 1864 г. ("Основания биологии", 166) я ссылался как на  доказательство
на одно животное с тяжелыми рогами, а именно на вымершего ирландского лося Я
указывал  тогда  много  изменений  в  костях,  мускулах,  сосудах,   нервах,
образующих переднюю половину  тела,  для  которой  явилась  необходимость  в
увеличении, для того чтоб увеличение рогов могло оказаться выгодным.  Теперь
я обращусь к другому примеру - к примеру жирафы. Я выбираю последний  пример
отчасти потому, что в шестом издании "Происхождения видов", вышедшем в  1872
г., Дарвин, разбирая разные аргументы против его теории, берет в пример  это
животное. Он там говорит: "Для  того  чтобы  какое-либо  животное  приобрело
строение специальным образом и сильно развитое, для этого почти  необходимо,
чтобы и некоторые другие  части  были  видоизменены  и  приспособлены.  Хотя
каждая часть тела изменяется слабо, но отсюда не следует, чтобы  необходимые
части должны  были  изменяться  всегда  в  прямом  направлении  и  в  прямой
степени". А в конце главы касательно  особенностей  этого  животного  Дарвин
говорит: "Продолжительное  употребление  всех  этих  частей  и  наследование
происходящих  видоизменений  в  сильной  степени  обусловливали  координацию
упомянутых частей". Заметка эта,  по  всей  вероятности,  относится  главным
образом к выросшей массивности нижней  части  шеи;  увеличившийся  размер  и
прочность грудн