м
мелодии и гармонии можно  считать  указанием  как  на  то,  что  возможность
достижения тех глубоких наслаждений, которые они  смутно  внушают,  лежит  в
пределах нашей природы, так и на то, что мелодия и гармония  сами  некоторым
образом содействуют достижению  этих  наслаждений.  При  этом  предположении
становятся понятны могущество и значение музыки; вне его - они тайна.
     Нам остается только прибавить, что если вероятие этих заключений  будет
допущено, то музыка должна занять высшее место в ряду изящных искусств,  как
наиболее содействующее человеческому благоденствию. Поэтому, опуская даже из
виду непосредственные наслаждения,  доставляемые  музыкой  ежечасно,  мы  не
можем  достаточно  приветствовать  тот  прогресс  музыкального  образования,
который становится одной из характеристических черт нашего времени.

                                 Дополнение

     Здесь  необходимо  ответить  одному  из  наших   оппонентов,   лицу   с
чрезвычайно высоким авторитетом, взгляды которого были опубликованы  14  лет
позже моего опыта. Я подразумеваю Дарвина. Мнение этого весьма  усердного  и
внимательного наблюдателя среди натуралистов  и  тем  более  среди  лиц,  не
привыкших к наблюдениям, - мнение его по вопросу, решаемому  при  посредстве
индукции, должно быть принято с  особым  уважением.  Я  думаю,  однако,  что
анализ  покажет  в  данном  случае  недостаточность  наблюдений  Дарвина   и
недоказательность его рассуждений. Под  влиянием  своего  учения  о  половом
подборе он свел свои взгляды к тому, что музыка имеет свое  происхождение  в
выражении  чувств  любви.   Доказательствам,   которые,   по   его   мнению,
подтверждают его гипотезу, он придает слишком большое значение  и  в  то  же
время  упускает  из  виду  многие   другие   свидетельства,   подтверждающие
противоположное мнение. Прежде чем рассматривать причины нашего  разногласия
с его гипотезой в частностях, обратимся к более общим причинам разногласия.
     Объяснение, которое дает Дарвин музыке, сходится с моим  объяснением  в
том, что мы оба считаем музыку происшедшею от голосовых звуков,  отличие  же
его взгляда от моего заключается в предположении, что музыка  происходит  от
особого рода звуков - именно звуков любви. Я стремился показать, что  музыка
имеет свою основу в звуках, которые производит голос при возбуждении;  звуки
эти приобретают тот или другой характер в зависимости от  рода  возбуждения.
Напротив, мнение Дарвина состоит в том, что  музыка  происходит  от  звуков,
издаваемых от возбуждения самцом специально для приманивания самки во  время
ухаживания, и что от комбинации  этих  звуков  произошла  не  только  музыка
любви, но  и  вообще  музыка.  Несомненно,  что  известные  звуки  голоса  и
различные размеры, сходные между собой, служат самопроизвольно  -  одни  для
выражения  горя,  другие  для  выражения  радости,  триумфа   или   военного
увлечения. Соглашаясь с этим, я говорил,  что  все  эти  звуковые  выражения
ощущения являются первоисточником музыки. По  Дарвину  же,  все  музыкальные
оттенки,  выражающие  всякого  рода  чувства,  произошли  исключительно   от
выражения  чувства  любви.  Я  думаю,   однако,   что   это   посредственное
происхождение музыки менее вероятно, нежели непосредственное.
     Эти различные мнения и выводы из них будут, быть может, более  понятны,
если рассматривать  примеры  с  физиологической  точки  зрения.  Сам  Дарвин
признает истинность изложенной в предыдущем моем опыте доктрины о  том,  что
чувства  выражаются  известными  проявлениями;  вот   что   он   говорит   о
позвоночных, дышащих атмосферным воздухом:
     "Когда первобытные члены  этого  класса  были  очень  возбуждены  и  их
мускулы сильно сокращались, - весьма вероятно, они издавали звуки помимо  их
воли; если эти звуки были для них в каком-либо отношении  полезны,  то  они,
вероятно, постепенно  видоизменялись  и  усиливались  вследствие  сохранения
усвоенных приемов" ("Происхождение человека", т. 2, стр. 331).
     Несмотря на то что в этом  отрывке  признается  общее  отношение  между
чувством и мускульными сокращениями, служащими для испускания звуков,  этого
еще недостаточно; именно Дарвин, с одной стороны, упускает из  виду  сильные
звуки, сопровождающие сильное чувство, например: крик от ужаса или стон  при
агонии; с другой стороны, он не обращает внимания  на  различные  звуки,  не
происшедшие  "в  порыве  любви,  злобы   или   ревности",   но   обыкновенно
сопровождающие разного  рода  чувства.  Дарвин  полагает  возможным  считать
установленным,  что   первоначально   голосовые   органы   употреблялись   и
совершенствовались на пользу размножения видов (стр. 330).
     Несомненно,  однако,  что  животные,  окружающие  нас,  дают  нам  мало
примеров, подтверждающих  такой  взгляд.  Пожалуй,  можно  было  бы  считать
подтверждением  курлыканья  голубя,  можно  счесть,  что  и  мяуканье  кошки
является доказательством того же, хотя я лично и  сомневаюсь  в  том,  чтобы
звуки эти издавались самцом для привлечения самки. Вой  собаки,  однако,  не
имеет никакого отношения к половому возбуждению, то же можно  сказать  и  по
отношению к лаю, которым  собака  выражает  всякого  рода  ощущения.  Свинья
хрюкает иногда в приятном ожидании чего-нибудь, иногда от  удовольствия  при
еде, иногда от общего удовольствия при отыскивании пищи. Овцы же  блеют  при
самых разнообразных ощущениях и обыкновенно  не  очень  сильных;  скорее  от
ощущений социальных и материнских, чем от половых. То  же  можно  сказать  о
мычании коров. Не иначе  обстоит  дело  и  по  отношению  к  домашней  птице
Кряканье уток выражает  чувство  общего  удовольствия,  и  крик,  издаваемый
иногда целым стадом гусей, выражает скорее  социальное  возбуждение,  нежели
какое-либо другое чувство. Кудахтанье курицы выражает удовольствие, исключая
разве момента после кладки яйца,  когда  ее  голос  выражает  триумф.  Пение
петуха, по-видимому, выражает только доброе настроение духа.  Во  всех  этих
случаях мы видим выражение избытка нервной энергии, и если в  одних  случаях
этот избыток выражается  маханием  хвоста,  то  в  других  он  выражается  в
сокращении голосовых мышц. Что  это  отношение  имеет  место  не  при  одном
каком-либо чувстве, а при различных - есть истина, стоящая, как мне кажется,
в  противоречии   со   взглядом,   что   "голосовые   органы   первоначально
употреблялись и совершенствовались на пользу размножения видов".
     Гипотеза о происхождении музыки от любовных звуков,  издаваемых  самцом
для привлечения самки, основана на популярном мнении, что  пение  птиц  есть
известного рода ухаживание; это мнение принимает и  Дарвин,  утверждая,  что
"самец, состязаясь с другими самцами, проявляет все  свое  искусство,  чтобы
заслужить любовь самки". Обыкновенно  Дарвин  не  принимает  без  критики  и
проверки обыденные истины; в данном же  случае  он  поступает  именно  таким
образом. Между тем совершенно достаточно  поверхностного  наблюдения,  чтобы
разбить  это  мнение,  пущенное  в  обращение,  как  мне  кажется,  поэтами.
Подготовляясь заняться этим вопросом, я начиная с 1883 года делал наблюдения
над певчими птицами.
     7 февраля 1883 года мне случилось услышать пение  жаворонков;  но,  что
еще замечательнее, в течение теплой зимы 1884  года,  именно  10  января,  я
видел жаворонка, высоко поднявшегося в воздухе, и слышал его пение. А  между
тем жаворонки скрещиваются лишь в марте. Услышав пение реполова около  конца
августа 1888 года, я стал отмечать себе дни,  в  которые  он  пел  осенью  и
зимой: мною был  отмечены  сочельник,  день  Рождества  Христова  и  даже  в
рождественские дни до 29 декабря; он начал снова петь с 18 января 1889 года.
Насколько обычно у нас пение дрозда в теплые зимы -  известно  всем.  Вблизи
моего  дома  поселилось  несколько  дроздов;  это  обстоятельство  дало  мне
возможность сделать несколько наблюдений. Самец пел в ноябре  1889  года.  Я
сделал отметки о его пении накануне Рождества, затем снова  13  января  1890
года и время от времени в остальные дни того же месяца. В феврале, в  период
скрещивания, я слышал его пение изредка, и совсем  не  слышал  пения,  кроме
разве нескольких нот рано по утрам, - в период вывода птенцов. А  теперь,  в
середине мая, когда выведенные в моем саду птенцы уже  вылетели  из  гнезда,
дрозды снова начали громко петь и продолжали пение в течение  всего  дня,  с
некоторыми перерывами. Как я уже и раньше наблюдал, пение  это  продолжается
до июля. Насколько ясна прямая связь между пением и теми условиями,  которые
возбуждают   веселое    расположение    духа,    прекрасно    иллюстрируется
обстоятельством, которое я наблюдал 4 декабря 1888 года: в  ясный  и  теплый
день в кустарниках парка Holmwood  Common,  точно  весной,  слышалось  пение
самых разнообразных птиц: реполовов, дроздов, зябликов, коноплянок и  многих
других,  названия  которых  я  не  знаю.  Сочинения  по   орнитологии   дают
подтверждение того же. Вуд удостоверяет, что  травянка  продолжает  "петь  в
течение целого года, прекращая пение лишь во время  линяния".  Пение  монаха
(sylvia), говорит он, "продолжается  в  течение  всего  года",  и  из  птиц,
содержащихся в клетках и  поющих  без  перерыва  весь  год  (за  исключением
времени линяния), он называет щура, коноплянку, щегла и чечетку.
     Я думаю, что эти примеры  доказывают  несостоятельность  заимствованной
Дарвином обыденной истины.  Каково  же  истинное  толкование?  Как  пение  и
насвистывание мальчиков и взрослых, так и пение птиц есть результат  избытка
энергии; при благоприятных обстоятельствах  этот  избыток  сил  уменьшается.
Ухаживание и пение, настолько уже это можно  считать  доказанным,  относятся
друг к другу не как причина к действию, а как сопутствующие обстоятельства -
они оба являются результатом  одной  и  той  же  причины.  Во  всем  царстве
животных начало воспроизводства связано с избытком  поглощаемого  материала,
необходимого для самосохранения, а также необходимого и для сохранения вида.
Избыток энергии проявляется в  необычайной  живости  и  веселых  песнях.  Мы
слышали пение птиц и во время скрещивания, и во время  кормления,  и  просто
при благоприятной погоде. Почему, например, в некоторых случаях  птицы,  как
дрозды и реполовы, гораздо больше поют после времени вывода птенцов,  нежели
до этого времени? Мы показали также, что птицы, особенно  дрозды  и  монахи,
поют часто и зимой; те и другие  потребляют  большое  количество  червей  на
лужайках и в парках; дрозды же имеют еще то преимущество, что они достаточно
сильны, чтобы раздавить скорлупку улиток, находящихся еще в  зимней  спячке;
эти обстоятельства обыкновенно и ставятся в связь с тем, что  первыми  между
певчими птицами поют именно дрозды и монахи. Нам остается еще  сказать,  что
ссылка на пение самцов с целью привлечения  самок  можно  легко  оспаривать.
Насколько часто имеет место такое соперничество в период скрещивания,  я  не
имел случая наблюдать, но, по всем  вероятиям,  оно  случается  и  в  другое
время. Мне случилось несколько раз слышать  в  июне,  как  пели  попеременно
монахи. Но еще более  замечательным  примером  служат  реполовы:  в  осенние
месяцы они  обыкновенно  поют  один  после  другого.  Вопросы  и  ответы  их
продолжаются обыкновенно минут по пять.
     Даже если эти обстоятельства подтверждают популярное мнение,  перенятое
Дарвином, о том, что пение птиц есть некоторого рода ухаживание;  даже  если
удовлетворительны доказательства, заменяющие собой массу опровержений  того,
что пение  птиц  есть  развившаяся  форма  звуков,  издаваемых  при  половом
возбуждении самцом для привлечения самки, - заключения эти,  я  думаю,  мало
подтвердят ту мысль,  что  и  человеческая  музыка  имела  точное  такое  же
происхождение.  Во-первых,   птичий   тип,   вообще   развившийся   в   типе
пресмыкающихся, в весьма малой степени родствен  типу  позвоночных,  который
восходит до своего высшего представителя -  человека;  во-вторых,  к  певчим
птицам, за малыми исключениями, принадлежит  единственный  отряд  Incessores
(ходящие). Так что если бы изобразить тип позвоночных в виде дерева,  высшей
веткой которого есть человек, то на таком  дереве  ветвь,  от  которой  идут
ветки, образующие тип птицы, расположились бы гораздо ниже, а группа  певчих
птиц образовала бы собой только конечное  подразделение  этой  ветви.  Чтобы
дать взгляду Дарвина ценное подтверждение, мы должны были бы найти, что, чем
выше мы будем подниматься от низших форм позвоночных, от  которых  произошел
человек, тем  яснее  становится  звуковое  выражение  полового  чувства.  По
отношению к другим особенностям прародителей человека  дело  обстоит  именно
так, что, чем ближе подвигаемся мы к  человеку,  тем  яснее  становятся  эти
особенности (например, приспособление рук и ног для лазания). Так, мы  могли
бы  найти,  что  употребление  голоса  с   целью   удовлетворения   полового
возбуждения становится все более определенным  и  переходит  в  человеческое
пение. Но этого-то  мы  и  не  находим.  Южноамериканские  обезьяны  (иногда
называемые ревунами) оглашают леса "ужасающим концертом": Ренджер  (Rengger)
объясняет эти концерты не чем иным, как  просто  желанием  производить  шум.
Дарвин соглашается, что то же самое происходит и с  гиббонами;  единственное
исключение, на которое указывает он, - это  Hylobates  agilis,  который,  по
свидетельству Уотергауза, поет хроматическую гамму вверх и вниз { Более  чем
вероятно, что хроматическая гамма, распеваемая гиббоном, представляет  собой
непрерывающийся звук. Предположение, что их гамма  состоит  их  определенных
полутонов,  есть,  по  моему  мнению,  большое  преувеличение,  принимая  во
внимание, что даже большинство людей,  имеющих  прекрасный  слух,  не  могут
безошибочно пропеть хроматическую гамму; успех возможен  лишь  после  долгой
практики, и совершенно невероятно, чтобы это могло удаваться обезьянам.}. Он
думает,  что  такой  сравнительно  музыкальный  подбор  звуков  служит   для
привлечения самки; однако нет никакого доказательства, что это действительно
так. Если мы вспомним, что у форм, ближе всего стоящих  к  человеку,  как  у
гориллы и шимпанзе, нисколько не выделяется их музыкальная  способность,  то
увидим, что сама эта гипотеза должна отказаться  от  такого  доказательства,
которое само нуждается еще в  подтверждении.  И  действительно,  сам  Дарвин
говорит  в  своем  труде  о  происхождении  человека  (т.  2,   стр.   332):
"Удивительно, что мы все-таки не имеем достаточно пригодного доказательства,
что органы эти у самцов млекопитающих служат для привлечения самок", - такое
допущение почти равносильно отказу от своего мнения.
     Еще более заметно отсутствие доказательств,  когда  мы  коснемся  самой
человеческой расы, - можно сказать лучше - не  отсутствие  доказательств,  а
присутствие опровержений. Я привожу здесь из  моей  Описательной  социологии
несколько показаний путешественников о первобытной музыке (найти эти  ссылки
можно в соответствующих главах). Начнем с описания самых низших рас.
     "Песни туземцев (в Австралии)...  чаще  всего  создаются  под  влиянием
минуты и выражают то, что  привлекает  внимание  поющих  в  данный  момент."
"Ватшандии, увидя,  что  я  очень  заинтересовался  эвкалиптами,  тотчас  же
сложили на эту тему песню." Огнеземельцы (Fuegians) страстно любят музыку  и
обыкновенно поют в лодках и, конечно, отбивают такт, как  то  делают  многие
первобытные народы. "Главный сюжет песен  арауканцев  есть  прославление  их
героев", "песня, которую они пели за работой, была проста и касалась главным
образом труда", она была таковой же "в каждом отдельном случае; только напев
песни был то веселый, то грустный". Гренландцы поют  "о  своих  подвигах  на
охоте" и "песни о  деяниях  своих  предков".  "Индейцы  на  верхнем  течении
Миссисипи изображали в песне, как они  преподнесли  нам  жирную  собаку",  и
затем хор повторяет это. О других североамериканских индейцах мы читаем, что
"песня, которую пели  женщины,  была  приятна...  люди  сначала  произносили
слова, восхваляющие самих себя". У карриеров (в  Северной  Америке)  имеются
профессиональные композиторы, "изощряющиеся в складывании  песен  на  случаи
празднеств, когда новые напевы  слушаются  с  охотой".  О  новозеландцах  мы
читаем: "Пение этих  произведений  (рыдания)  похоже  на  церковное  пение".
"Каждое событие изображается соответствующими песнями, которые  повторяются,
если понравятся." "Люди, работая,  поют  соответствующие  песни."  Предлагая
путешественникам еду,  женщины  поют  следующее:  "Что  будет  вашей  пищей?
Моллюски и корень папоротника, вырытый из  земли".  У  туземцев  Сандвичевых
островов "наиболее замечательные события их истории сохранились  в  песнях".
Когда они учатся читать, "они не могут повторять урока иначе как на распев".
Кук видел у таитян странствующих музыкантов, поющих только что сложенные ими
сказания. "Житель о-ва Самоа не может  сильно  грести  без  того,  чтобы  не
запеть." Вождь  кийанов  (Kyans)  "Тамаван  вдруг  вскочил,  и  из  его  уст
вырвалась импровизированная им песнь, в  которой  воспевались  мистер  Джемс
Брук и  я;  в  заключение  был  осыпан  теплыми  похвалами  восхитивший  его
пароход". В Восточной Африке "рыбак гребет с песнями,  носильщик  тащится  и
поет, хозяйка дома также с песнями растирает зерна". Восточный  африканец  в
пении "удовлетворяется импровизацией нескольких слов без смысла и без  ритма
и повторяет  их  до  тошноты".  У  дагомейцев  каждое  событие  "от  приезда
иностранца до землетрясения" перекладывается в песню. Когда береговые  негры
гребут,  они  поют  "то  о  какой-нибудь  любовной  интриге,  то  восхваляют
какую-нибудь женщину, известную своей красотой".
     В Лоанго "женщины, обрабатывая землю, оглашают поля своими деревенскими
песнями". Парк рассказывает, что бамбарры "облегчают  песнями  свою  работу;
одну из таких песен они импровизировали при мне, и я сам  был  сюжетом  этой
песни". "В некоторых частях Африки  ничего  не  делается  без  песен."  "Они
весьма искусно  приспособляют  сюжет  песни  к  текущим  событиям."  Малайцы
"увеселяют свои свободные часы...  повторением  песен,  которые  по  большей
части комментируют разные поговорки... Нередко то, что они пересказывают  на
своих празднествах (bimbangs), есть рассказы  о  любовных  похождениях".  На
Суматре  девушки  часто  затягивают  чувствительную  песню,  которой  вторят
молодые люди.
     Баллады камчадалов, "по-видимому, навеяны горем, любовью  или  семейным
чувством", и музыка их несет "отпечаток горя и смутной, беспомощной печали".
Говорят, что у них "обыкновенно женщины слагают любовные  песни".  Киргиз  -
"певец сидит на одном колене и поет неестественным голосом; его песнь  носит
обыкновенно любовный характер".  Нам  рассказывали,  что  у  якутов  "напевы
монотонны... песни их воспевают красоту пейзажа в таких выражениях, что  мне
кажется она преувеличенной" .
     В этих выдержках, которые (за исключением повторений)  составляют  все,
что содержится по этому вопросу в  Описательной  социологии,  обнаруживаются
несколько удивительных явлений.  У  самых  низших  рас  то,  что  называлось
музыкальным произношением,  было  лишь  сообщение  о  только  что  прошедших
событиях и, по-видимому, сообщение, сделанное под впечатлением о них.
     В предыдущих статьях есть общий намек на происхождение напевов и  песни
от возбужденной речи, на то же намекают и некоторые свойства более  развитых
рас. Но они показывают нам также, что выраженные  в  форме  музыки  чувства,
относящиеся к текущим или прошедшим событиям, суть чувства различных  родов;
то чувство приятного расположения духа, то чувство радости или  триумфа,  то
удивление, восхваление или восхищение или, наконец, горе, меланхолия, упрек.
Только у некоторых более развитых рас, как, например,  у  по