доказать  то,  что  он,  со  своей  стороны,  стремился
опровергнуть. Поставив себе  задачей  показать,  что  геологические  доводы,
приводимые им против гипотезы постепенного развития,  основаны  на  неверных
предположениях, мы вовсе не намереваемся показать, что геологические  доводы
противоположной стороны построены  на  предположениях  верных.  Мы  надеемся
сделать очевидным для читателя, что геологические  свидетельства,  имеющиеся
налицо по настоящее время, недостаточны для окончательного принятия  которой
бы то ни было из этих двух гипотез, что едва ли можно надеяться и в  будущем
собрать достаточное количество свидетельств для окончательного принятия того
или другого мнения и что если вопрос этот когда-либо и будет  решен,  то  он
должен быть решен на основании других, не геологических, данных.
     Первое из обычных учений, о котором мы только что упоминали, состоит  в
том, что в истории прежней  жизни  нашей  планеты  встречаются  два  больших
пробела; а из этого обстоятельства заключают, что, по крайней мере, два раза
прежде бывшие обитатели Земли были почти совершенно уничтожены и на место их
был создан новый разряд существ. Уподобляя общую жизнь на земном шаре  нити,
Гуго Миллер говорит:
     "Она представляет непрерывность от настоящего времени вплоть до  начала
третичного периода; затем она  обрывается  так  круто,  что  за  исключением
микроскопических диатомей, о которых я упоминал в прошлый раз,  одной  формы
раковин до одной формы кораллов, ни один из  видов  не  продолжается  по  ту
сторону перерыва. Далее, впрочем, где замыкается вторичный период, сплетение
видов снова начинается и продолжается вплоть до  начала  второго  отдела,  и
затем, в том самом месте, где палеозоический отдел замыкается, следует новый
крутой перерыв, за который перекинулись  только  два  вида  растений,  да  и
относительно этого факта существует еще сомнение".
     Не только Гуго Миллер, но и  большинство  геологов  заключают  из  этих
перерывов, что на поверхности нашей планеты создавались  новые  существа,  и
для обозначения трех преемственных жизненных систем  употребляются  термины:
палеозойский, мезозойский и  кайнозойский.  Правда,  что  некоторые  геологи
принимают  это  верование  не  без  оговорок,   зная,   до   какой   степени
геологические исследования  постоянно  стремятся  к  восполнению  того,  что
некогда считалось  широкими  пробелами.  Сэр  Чарльз  Ляйель  замечает,  что
"пробел, существующий в Великобритании между ископаемыми  твердого  плитняка
(лиаса) и ископаемыми талькового известняка, восполняется в Германии богатой
фауной и  флорой  раковистого  известняка,  кейпера  и  пестрого  песчаника,
которые, как нам известно, занимают  в  хронологическом  отношении  как  раз
промежуточное положение". Далее он замечает, что "вплоть до очень  недавнего
времени ископаемые отчасти каменноугольных пластов были отделены от остатков
предшествующей  силурийской  группы  очень  резкой  пограничной  чертой,  но
новейшие открытия указали нам в Девоншире, в Бельгии, в Эйфеле и в Вестфалии
на существование фауны промежуточного периода". И далее: "За последние  годы
нам  удалось  уменьшить  пробел,  все  еще  отделяющий  меловой  период   от
эоценового в Европе". Мы, со своей стороны, присовокупим,  что  после  того,
как Гуго Миллер написал вышеприведенную тираду, второй из великих перерывов,
о которых он упоминает, был в значительной  мере  сужен  открытием  пластов,
содержащих палеозойские и мезозойские роды перемешанными между собой. Тем не
менее до сих пор еще многие, по-видимому, допускают в фауне и флоре  земного
шара существование двух великих переворотов,  и  геологическая  номенклатура
обыкновенно предполагает эти два переворота.
     Прежде чем мы  станем  искать  объяснения  этих  явлений,  взглянем  на
различные второстепенные причины, обусловливающие перерывы  в  геологической
последовательности органических форм. Мы начнем с  более  общих,  изменяющих
климат, а через изменение климата  -  и  распределение  органической  жизни.
Между этими причинами можно указать одну, о которой, сколько  нам  известно,
но упоминал никто из писавших об этом предмете. Причина  эта  заключается  в
известном медленном астрономическом ритме, вследствие  которого  Северное  и
Южное полушария  поочередно  подвергаются  большим  крайностям  температуры.
Вследствие слабой эллиптичности земной орбиты  расстояние  Земли  от  Солнца
изменяется приблизительно на 3  000  000  миль.  В  настоящее  время  афелий
совпадает с нашим северным летом, а перигелий с летом Южного  полушария.  Но
вследствие медленного движения земной оси,  которое  производит  предварение
равноденствий, с течением времени должно  произойти  обратное:  Земля  будет
всего ближе к Солнцу в течение лета Северного полушария и  всего  дальше  от
него в течение лета Южного полушария или в течение  северной  зимы.  Период,
необходимый для завершения того медленного движения,  которое  обусловливает
эти изменения, составляет приблизительно около 26 000 лет; и если бы не было
другого процесса, несколько видоизменяющего первый, оба полушария поочередно
испытывали бы это совпадение своего лета с наименьшим расстоянием  Земли  от
Солнца по истечение периода, продолжающегося 13 000 лет. Но дело в том,  что
в то же время происходит еще более медленное изменение в направлении большой
оси земной орбиты, вследствие чего  вышеизложенные  изменения,  происходящие
поочередно в обоих полушариях, завершают свой цикл приблизительно в  21  000
лет. Другими словами, если в данное время наибольшая близость Земли к Солнцу
совпадает с серединой нашего лета, а наибольшая отдаленность от Солнца  -  с
серединой нашей зимы, то через 10 500 лет Земля будет всего далее от  Солнца
в середине нашего лета и всего ближе к нему в середине нашей  зимы.  Разница
расстояний Земли от Солнца в двух  предельных  положениях  этих  поочередных
изменений составляет  одну  тридцатую  долю;  следовательно,  разница  между
количествами  теплоты,  получаемыми  от  Солнца  в  летний  день  при   этих
противоположных условиях, доходит до одной пятнадцатой. Относя эти изменения
не к нулю нашего термометра, а к  температуре  небесного  пространства,  сэр
Джон Гершель вычисляет, что "23o Фаренгейта составляют наименьшее  изменение
температуры  при  таких  условиях,   которые   можно   разумно   приписывать
существующим изменениям в расстоянии  от  Солнца".  Итак,  каждое  полушарие
имеет эпохи, в которых  за  коротким  и  чрезвычайно  жарким  летом  следует
продолжительная и очень холодная зима.  Вследствие  медленного  изменения  в
направлении земной оси эти крайности постепенно смягчаются. К концу  10  500
лет достигается противоположное состояние, умеренно жаркое,  продолжительное
лето  сменяется  теплой  и  непродолжительной  зимой.  В   настоящее   время
преобладание  моря  в  Южном  полушарии  в  значительной  мере  способствует
смягчению тех крайностей,  которым  подвергается  это  полушарие  вследствие
астрономических своих условий. С другой стороны,  значительное  преобладание
материка  в  Северном  полушарии  способствует  усилению  разницы,   которая
существует на этом полушарии между летом и зимой; так что в настоящее  время
климат обоих полушарий не очень резко отличается друг  от  друга.  Но  через
десять тысяч лет Северное полушарие подвергнется гораздо сильнейшим  годовым
колебаниям температуры, чем в настоящее время.
     В последнем издании своих Очерков астрономии сэр Джон Гершель  признает
это обстоятельство важным элементом  в  геологических  процессах  и  считает
весьма вероятным, что оно отчасти влияло на те климатические  изменения,  на
которые указывают памятники прошлого Земли. Чтобы обстоятельство это  играло
важную роль в наиболее резких переменах климата, о  которых  свидетельствуют
нам фактические данные, едва ли вероятно, так как мы имеем повод думать, что
изменения эти происходили гораздо медленнее и продолжались долее; но что оно
могло  повлечь  за  собой  ритмическую  крайность  или  большую  умеренность
климатов, обусловленных другими причинами, кажется нам  несомненным  фактом.
Столь же несомненным представляется нам и тот факт,  что  согласно  с  этими
изменениями в  климате  происходили  и  известные  ритмические  изменения  в
распределении организмов, и на эти-то ритмические  изменения  мы  желали  бы
обратить внимание  читателя,  как  на  одну  из  причин  меньших  перерывов,
замечаемых в преемственности ископаемых  остатков.  Каждый  вид  животных  и
растений имеет свои границы холода и жара, в пределах которых  он  только  и
может  существовать;  и  пределы  эти   в   значительной   мере   определяют
географическое положение данного вида. Он  не  может  простираться  севернее
известной широты, потому что он не переносит более суровой зимы и  в  то  же
время не может простираться и южнее,  потому  что  лето  для  него  было  бы
слишком жарким. Бывает еще и так,  что  действие  температуры  на  влажность
воздуха или на распределение организмов, которыми  известный  вид  питается,
косвенным  образом  мешают  ему  распространяться  за   известные   пределы.
Спрашивается теперь, какой результат принесет медленное  изменение  климата,
происходящее как  было  описано  выше?  Предположим,  что  мы  взяли  точкой
отправления эпоху, когда времена года  наименее  резко  отличаются  одно  от
другого;  очевидно,  что  во  время  перехода  к   эпохе   наиболее   резких
противоположностей каждый вид животных и растений будет постепенно  изменять
границы своего распределения, отодвигаемый  далее  где  возрастающим  зимним
холодом, где  возрастающими  летними  жарами,  и  будет  удаляться  в  такие
местности,  которые  еще  представляют   благоприятные   условия   для   его
существования. Таким образом, в продолжение десяти  тысяч  лет  для  каждого
вида произойдет отлив от  известных  областей,  обитаемых  им  прежде,  а  в
продолжение новых десяти тысяч лет снова произойдет прилив  в  эти  области.
Остатки его исчезнут из пластов, образующихся в этих местностях, и не  будут
появляться  в  течение  нескольких  последующих  пластов;  затем  они  снова
появятся в пластах, лежащих поверх последних. Но в каком виде  появятся  они
снова? Будучи подвержены в течение 21 000 лет своего медленного  отступления
и столь же медленного  возвращения  переменяющимися  условиями  жизни,  они,
конечно, и сами подвергнутся изменениям  и,  по  всем  вероятиям,  во  время
вторичного своего появления будут представлять некоторые отличия в строении,
а может быть, и во внешнем виде образуют новые видоизменения, а может  быть,
и новые подвиды.
     К  этой  причине  второстепенных  пробелов  в   последовательном   ряде
органических форм, причине, на которой мы остановились потому,  что  она  до
сих пор не была принимаема в соображение, присоединяются еще многие  другие.
Кроме этих периодически возвращающихся перемен климата бывают еще и  другие,
неправильные, перемены, обусловливаемые новыми распределениями моря и  суши.
Эти  перемены,   являющиеся   порой   более   значительными,   порой   менее
значительными,  чем  ритмические  изменения,  должны,   подобно   последним,
обусловливать в каждой области прилив и  отлив  видов,  а  следовательно,  и
большие   или   меньшие,   смотря    по    обстоятельствам,    перерывы    в
палеонтологическом ряде организмов.  Другие,  более  частные,  геологические
изменения  должны  производить  и   другие,   более   местные,   пробелы   в
последовательности ископаемых остатков.  Так,  вследствие  повышения  почвы,
происшедшего  во   внутренности   материка,   естественный   дренаж   страны
видоизменяется, и вместо того осадка, который она  прежде  доставляла  морю,
большая  река  начинает  приносить  осадок,  неблагоприятный  для  различных
животных и растений, обитающих в  ее  дельте;  вследствие  чего  эти  породы
исчезают из этой местности; по прошествии же долгого  периода  времени  они,
быть может, снова в ней появятся в измененной форме. Повышения или понижения
берегов или морского дна, влекущие за собой уклонения  морских  течений,  по
необходимости должны перемещать и место жительства многих пород, для которых
эти течения благоприятны или вредны; далее, это новое распределение  течений
должно изменять и распределение  осадочных  пластов,  приостанавливая  таким
образом зарытие органических остатков в одних местностях  и  начиная  его  в
других.
     Объем настоящей статьи не  позволяет  нам  вычислить  множество  других
подобных  причин,  к  которым  можно  отнести  пробелы,  поражающие  нас   в
палеонтологических памятниках прошлого. Но вычислять здесь эти причины  было
бы совершенно бесполезно; они великолепно изложены и объяснены  примерами  в
Основаниях геологии сэра Чарльза Ляйеля.
     Но если эти  второстепенные  изменения  земной  поверхности  производят
небольшие пробелы в ряде ископаемых остатков, то не должны ли более  крупные
перевороты  производить  и  большие  пробелы?  Если  местное  повышение  или
понижение почвы  обусловливает  на  том  тесном  пространстве,  которым  оно
ограничивается, исчезновение нескольких звеньев в цепи ископаемых  форм,  то
не явствует ли из этого,  что  повышение  или  понижение  почвы,  обнимающее
значительную  часть  земной  поверхности,  должно  обусловить   на   большом
протяжении исчезновение значительного количества подобных звеньев?
     Когда в течение длинного периода медленно  оседавший  материк  уступает
место широкому океану, имеющему несколько миль глубины, на дне  которого  не
могут образоваться осадки, приносимые реками  или  смываемые  с  берегов,  и
когда, по прошествии другого громадного периода времени,  дно  этого  океана
снова начинает медленно подниматься и становиться местом  образования  новых
пластов, не очевидно ли, что ископаемые остатки, содержащиеся в  этих  новых
пластах, будут, по всей вероятности, иметь очень мало общего  с  ископаемыми
остатками пластов, лежащих под ними?  Возьмем  для  примера  северную  часть
Атлантического океана. Мы уже упоминали о том факте,  что  между  Англией  и
Соединенными Штатами дно океана покрывается осадочным меловым слоем,  начало
этого процесса восходит, по всей вероятности,  еще  к  тому  времени,  когда
произошло великое оседание  земной  коры,  вследствие  которого  и  появился
Атлантический океан в отдаленную геологическую эпоху. Этот  мел  состоит  из
крошечных  панцирей  многодырочных  раковинок   (Forammifera),   к   которым
примешиваются остатки небольших мягкокожих ракообразных (Ento  mostraca)  и,
по всем вероятиям, небольшое количество раковин крылоногих (Pteropoda), хотя
зонд до сих пор  еще  не  приносил  ни  одного  экземпляра  последних  Таким
образом, эта новая меловая формация в  отношении  высших  органических  форм
является  совершеннейшим  пробелом.  Изредка   разве   кости   какого-нибудь
полярного медведя, приплывшего на льдине, могли упасть на  морское  дно  или
мертвый разлагающийся кит мог подобным же образом оставить по себе следы. Но
подобные остатки должны быть до такой степени редки, что,  предположив  даже
эту новую меловую формацию доступной непосредственному наблюдению, целые сто
лет могут пройти прежде, чем их откроют в ней  Но  предположим  теперь,  что
через несколько миллионов лет дно Атлантического океана поднимется и  поверх
него залягут слои береговых или лиманных осадков, осадки эти будут содержать
в себе остатки флоры и фауны, до того отличных  от  всего,  попадающегося  в
нижележащих пластах, что их очень легко принять за новосозданные формы.
     Итак, мы видим, что рядом с непрерывностью жизни на  поверхности  земли
не только могут, но и должны существовать большие перерывы в цепи ископаемых
остатков, вот почему эти перерывы отнюдь не могут  быть  рассматриваемы  как
доводы, говорящие против теории постепенного развития.
     Нам осталось разобрать еще одно распространенное учение, и  это  учение
более всякого другого влияет на отношение к вопросу постепенного развития.
     С самого начала  спора  доводы  спорящих  сторон  вращались  около  тех
свидетельств, указывающих  на  постепенное  усовершенствование  органических
форм, которые мы видим в восходящем ряде наших осадочных формаций.  С  одной
стороны, люди, которые утверждают, что высшие организмы развились из низших,
так же как и приверженцы мнения,  что  прогрессивно  высшие  организмы  были
созданы последовательно в позднейшие  периоды,  указывают  на  свидетельство
палеонтологических фактов, как говорящих в пользу  их  воззрений.  С  другой
стороны, униформисты, которые не  только  отвергают  гипотезу  развития,  но
отрицают и тот  факт,  что  современные  жизненные  формы  стоят  выше  форм
прошлого, возражают, что палеонтологические свидетельства в настоящее  время
еще очень неполны, что, хотя мы и не нашли до сих  пор  остатков  существ  с
высшей организацией в пластах наиболее глубокой древности, это еще  не  дает
нам права утверждать, что подобных существ вовсе не существовало в то время,
когда  эти  пласты  оседали,  и  что,  по  всем   вероятиям,   геологические
исследования со временем откроют искомые существа.
     Нельзя не сознаться, что до сих пор свидетельства оказываются в  пользу
последней партии. С каждым годом геологические открытия показывают, как мало
вообще можно давать цены отрицательным фактам. Убеждение, что  в  древнейших
слоях  нет  следов  высших  организмов,  явилось  не  вследствие  отсутствия
подобных остатков, а вследствие неполного  исследования.  В  образчике  этой
неполноты сэр Чарльз Ляйель, на стр 460 своего  Руководства  к  элементарной
геологии, приводит список. Из этого списка оказывается, что  в  1709  г.  не
знали о существовании рыб в пластах, лежащих ниже пермской системы.  В  1793
г. их нашли в лежащих ниже каменноугольной системы, в 1828 г. - в девонской,
в 1840 г. - в верхней силурийской. О пресмыкающихся мы читаем, что в 1710  г
самое нижнее найдено в пермской системе, в 1844 г. -  в  каменноугольной,  в
1852 г. - в  верхней  девонской.  С  другой  стороны,  список  млекопитающих
показывает, что в 1798 г. не было еще открыто ни одного млекопитающего  ниже
среднего эоцена; но что в 1818г. они были открыты в нижней  оолитовой,  а  в
1847 г. - в верхнем триасе.
     Но дело в том, что обе стороны основываются на недопустимом  постулате.
Между униформистами не только такие писатели, как Гуго  Миллер,  но  даже  и
такие, как сэр Чарльз  Ляйель  {Сэр  Чарльз  Ляйель  в  настоящее  время  не
принадлежит уже более к униформистам.  После  того  как  была  написана  эта
статья, он с редким и достойным высокого уважения чистосердечием  сдался  на
доводы Дарвина.}, рассуждают так, как будто  мы  и  в  самом  деле  отыскали
древнейшие или даже приблизительно древнейшие пласты. Противники их, включая
сюда как сторонников гипотезы  развития,  так  и  простых  прогрессионистов,
почти без исключений поступают  точно  так  же.  Сэр  Р.  Морчисон,  который
принадлежит к прогрессионистам, называет  нижайшие  из  пластов,  содержащих
ископаемые остатки, "протозоическими" пластами. Профессор Анстэд употребляет
тот же термин. Явно или скрытно, все спорящие опираются  на  это  положение,
как на общую им почву.
     А между тем положение это не может устоять против здравой критики,  что
как нельзя лучше известно многим из прибегающих к нему.  Против  него  можно
привести не один факт, выказывающий, что оно не  только  сомнительно,  но  и
невероятно: с другой стороны, доказательства, приводимые в  его  пользу,  не
выдерживают критики.
     На основании того факта,  что  в  Богемии,  Великобритании  и  Северной
Америке  ближайшие  из  неметаморфических  пластов,  открытых  до  сих  пор,
содержат лишь слабые следы органической жизни, сэр  Р.  Морчисон  заключает,
что они образовались в то время, когда еще не было создано ни  животных,  ни
растений или когда их было создано лишь небольшое