ой клетки была вызвана необходимостью поддерживать  возросшую
тяжесть,  увеличение  крепости  передних  ног  было  вызвано  необходимостью
поддерживать возросшую тяжесть шеи и грудной клетки. Но в настоящее время  я
вижу,  что  при  дальнейшем  разборе  является  уверенность,  что  описанные
изменения должны быть гораздо более многочисленными и более  разъединенными,
чем это могло казаться раньше, и что большая  часть  этих  изменений  должна
быть приписана  не  подбору  благоприятных  видоизменений,  а  исключительно
унаследованному эффекту функциональных видоизменений.  Кто  хоть  раз  видел
скачущую жирафу, тот долго  будет  помнить  эту  картину,  -  настолько  она
смешна. Причина странности движений жирафы ясна. Хотя передние и задние ноги
жирафы сильно отличаются друг от друга по длине, однако при  беге  животного
они передвигаются вместе и делают одинаковые шаги. В результате от этого при
каждом шаге угол,  который  описывает  задняя  нога  вокруг  своего  центра,
гораздо больше угла, описываемого передней ногой. А потому, для  того  чтобы
уравнять шаги, задняя часть тела сильно подгибается вниз  и  вперед.  Отсюда
кажется, будто  задняя  половина  тела  исполняет  одна  почти  всю  работу.
Наблюдение показывает, что кости и мускулы, составляющие заднюю  часть  тела
жирафы, совершают действия, отличные от действий, совершаемых  гомологичными
костями и мускулами животного, имеющего обыкновенное соотношение  частей,  а
также отличные и  от  действий  тех  животных,  которые  по  систематической
лестнице предшествуют жирафе. Каждый  шаг  в  росте,  который  привел  к  ее
современной величине переднюю часть туловища и  шею,  предполагал  некоторые
сопутствующие изменения и во многих частях, входящих в состав  задней  части
туловища. Поэтому всякий недостаток в соответствии их относительной крепости
влек за собою уменьшение быстроты, а следовательно, уменьшал шансы  спасения
во время преследования. Небесполезно  будет  вспомнить,  как,  имея  больную
ногу, стараешься ступать таким образом, чтобы уменьшить давление на  больное
место, и как от этого скоро начинают болеть  те  мышцы,  которые  принуждены
бывают делать непривычное действие. Понятно, что излишнее напряжение хотя бы
одной мышцы задней части тела жирафы могло сильно ослабить  животное,  когда
оно должно было прибегать к напряжению всех своих сил, чтобы  спастись;  так
как будь оно только на несколько шагов  позади  других  -  и  его  постигала
смерть. Итак, если мы откажемся признать, что кооперирующие части изменяются
совместно даже тогда, когда они расположены рядом и тесно  соединены,  если,
далее, мы тем более не решимся утверждать, что с возрастанием длины передних
ног и шеи будут совершаться соответственные изменения в  каком-либо  мускуле
или кости задней части тела, - то как же мы признаем, что могут  происходить
одновременно соответственные изменения всех многочисленных составных  частей
задней части тела, каждая  из  которых  требует  переустройства.  Бесполезно
повторять, что прирост длины передних ног и шеи может быть удержан и передан
по наследству и без соответственных изменений в свойствах костей и  мускулов
зада, - изменений, которые сделали бы  возможным  дальнейший  прирост  длины
передних частей. Не говоря уже о том, что при отсутствии вторичных изменений
первичные были бы не только невыгодны, но даже подчас и гибельны; не  говоря
уже о том,  что,  пока  произошли  бы  эти  вторичные  изменения,  первичные
изменения успели бы исчезнуть в ряду поколений; но, кроме  всего  этого,  мы
должны не забывать, что соответствующие изменения костей и  мускулов  задней
части тела были бы бесполезны без соответствующих изменений в том или другом
направлении тела. А такое множество изменений мы  не  можем  никоим  образом
предположить.
     Но это еще не все. Еще более многочисленны те приобретенные  изменения,
которые возникли косвенным путем. Громадное нарушение в  соотношениях  между
передними  и  задними  частями  тела  делало   необходимым   соответствующие
изменения в органах, питающих те и другие  части.  Вся  сосудистая  система,
артерии и вены должны были подвергнуться последовательной  перестройке,  для
того чтобы ее каналы стали в большее соответствие с местными  потребностями.
Так как малейший недостаток в приспособленности кровеносной системы  к  тому
или  другому  мышечному  аппарату  влек  за  собою   ослабление   животного,
недостаток быстроты, а следовательно, и потерю жизни. Точно так же и  нервы,
относящиеся  к   разным   мышечным   аппаратам,   должны   были   претерпеть
соответственные изменения, равно как и центральные  проводники,  от  которых
первые исходят. Имеем ли мы  право  сделать  предположение,  что  все  такие
приобретенные изменения возникали постепенно  все  вместе  из  благоприятных
самопроизвольных изменений, встречавшихся одновременно со  всеми  остальными
благоприятными самопроизвольными изменениями? Если мы  вдумаемся,  насколько
громадно должно быть число таких необходимых изменений вместе с  добавочными
изменениями вышеприведенных типов, то увидим,  что  вероятность  наступления
какого-нибудь подобного случайного совпадения будет бесконечно мала.
     Если же предположить, что эффект  от  употребления  или  неупотребления
передается по наследству, тогда  всякое  изменение  в  передней  части  тела
жирафы, которое вызвало бы изменение в задней части  тела  и  в  ногах,  при
более или менее продолжительном повторении повлекло бы за собою  перестройку
в каждой части, входящей в состав задней половины туловища или задних ног, и
притом в том смысле, чтобы  приспособить  ее  к  новым  потребностям.  Таким
способом шло бы поколение за поколением, и вся структура задней  части  тела
подвергалась  бы  прогрессивному  приспособлению  к  изменившейся  структуре
передней части тела. В то же самое время и весь питающий и  нервный  аппарат
подвергся бы подобному  прогрессивному  приспособлению.  Если  не  допустить
возможности наследственной передачи функционально  приобретенных  изменений,
то  остается  совершенно  непонятным,  как  могли  совершиться   все   такие
приспособления.
     Теперь  стоит  на  очереди  третья   категория   затруднений,   которые
неизбежны,  если  признать  естественный   подбор   полезных   видоизменений
единственным фактором органической эволюции. Об  этой  категории  трудностей
уже было говорено в 166 "Оснований биологии"; и я  сомневаюсь,  смогу  ли  я
лучше изложить их, чем это  я  сделал  в  вышеупомянутом  месте.  Поэтому  я
надеюсь, что читатели простят мне повторение:
     "Там, где жизнь относительно несложна или где окружающие условия делают
особенно важным какое-либо одно  отправление,  -  там  переживание  наиболее
приспособленного может легко произвести особое  изменение  организма  и  без
всякого участия передачи функционально приобретенных  видоизменений.  Но  по
мере того как жизнь становится сложнее, по мере того как для  благополучного
существования требуется наличность высокого  развития  не  одной  какой-либо
способности, а наличность многих способностей, - в той же мере  возникают  и
препятствия для исключительного развития какой-либо одной способности "путем
сохранения благоприятствуемых рас  в  борьбе  за  существование".  Поскольку
умножаются  способности,  постольку  же  возникает  возможность  для  разных
индивидуумов вида обладать разного рода превосходствами друг над другом Одни
обеспечивают свое существование  большей  быстротой  бега,  другие  -  более
острым зрением, третьи - более тонким обонянием, четвертые  -  более  тонким
слухом, пятые - большей силой, шестые - необычайной силой выносить  голод  и
жажду, седьмые - особенной хитростью, восьмые - особой робостью,  девятые  -
особой смелостью, другие - разными другими телесными и духовными свойствами.
В настоящее время не подлежит никакому сомнению, что при  прочих  одинаковых
условиях каждое из таких  свойств,  дающее  лишний  шанс  обеспечить  жизнь,
должно передаваться в потомство. Но все же, по-видимому, нельзя  утверждать,
что одно какое-либо из этих свойств в  течение  следующих  поколений  должно
усиливаться путем естественного  подбора.  Для  того  чтобы  оно  усилилось,
необходимо, чтобы индивидуумы, которые обладают не более как  средней  силой
этой способности, чаще подвергались  смерти,  чем  те  индивидуумы,  которые
одарены этой способностью в высокой степени. Но такое  явление  может  иметь
место  только  в  том  случае,  если  способность,  о  которой  идет   речь,
принадлежит к очень важным по сравнению с  другими  способностями.  Если  те
члены вида, которые  одарены  ею  в  средней  степени,  переживают,  однако,
других, благодаря наличности превосходств другого рода, то  нелегко  понять,
каким  образом  способность,  о  которой  идет  речь,  может   развиться   в
последующем ряду поколений путем естественного подбора. Вероятнее всего, что
благодаря гомогенезису излишне развитая способность  в  среднем  ослабнет  в
потомстве;  особенно  если  ей  придется  в  ряду  поколений  уравновешивать
недостаток  этой  способности  у  других  индивидуумов,  которых   особенные
способности и развивались  в  другом  направлении.  И  таким  образом  будет
поддерживаться нормальное строение вида  Проследить  этот  процесс  довольно
трудно. Но мне кажется, что, по мере того как возрастает  число  духовных  и
телесных способностей, по мере  того  как  поддержание  жизни  становятся  в
меньшей степени зависимым от силы какой-либо одной способности, но в большей
степени - от комбинированного действия всех способностей, -  по  мере  этого
возникновение   специальных   особенностей   путем   естественного   подбора
становится затруднительнее.  В  особенности  все  сказанное  приложимо,  мне
кажется, к  виду  с  таким  большим  количеством  разных  способностей,  как
человеческий род; а в высшей мере, мне кажется, приложимо к тем человеческим
способностям, которые оказывают помощь в борьбе  за  существование,  каковы,
например, эстетические способности".
     Остановившись короткое время  на  разъяснении  вышеописанной  категории
затруднений, мы позволим теперь задать  себе  вопрос,  каким  образом  можно
объяснить происхождение музыкальной способности. Я  не  предполагаю  слишком
распространяться про предков великих композиторов.  Я  только  спрошу,  чему
следует приписать превосходство музыкальных способностей Бетховена, Моцарта,
Вебера и Россини над  способностями  их  отцов?  Следует  ли  приписать  его
унаследованному   характеру   ежедневных   упражнений,   исполнявшихся    их
родителями, или же  передаче  по  наследству  самопроизвольных  изменений  в
усиленном виде? Или как нам объяснить музыкальные дарования  многих  лиц  из
семьи  Баха,  достигшие  высшего  своего  выражения  в  дарованиях   Иоганна
Себастьяна? Не могут ли  быть  они  признаны  хотя  бы  отчасти  результатом
постоянного упражнения?  Но  вместо  этих  частных  вопросов  я  охотнее  бы
поставил вопрос  более  общего  характера:  каким  образом  могли  развиться
музыкальные способности,  свойственные  вообще  современным  европейцам,  из
музыкальных способностей их отдаленных предков? Монотонное пение дикарей  ни
в коем случае не может быть признано вдохновляемым представлением о мелодии.
Нельзя признать очевидным, чтобы какой-либо исключительный  дикарь,  который
обладал бы несколько большими  музыкальными  способностями  по  сравнению  с
прочими, мог бы благодаря своей способности приобрести такое преимущество  в
борьбе за существование,  чтобы  обеспечить  сохранение  в  потомстве  своей
способности. А что мы должны сказать про гармонию?
     Мы не можем допустить, чтобы понятие такого недавнего,  можно  сказать,
современного  происхождения,  как  гармония,  могло  бы   путем   накопления
последовательных изменений  вызвать  появление  современных  композиторов  и
музыкальных исполнителей; тем более что, говоря вообще, эта категория  людей
не может считаться  особенно  благоденствующей,  и  едва  ли  поэтому  можно
думать, чтобы, давая жизнь большому количеству  детей,  эти  лица  могли  бы
обеспечивать для потомства сохранение своих  особенных  дарований.  Если  бы
даже наряду с законными их детьми считать и незаконных, то пережившие из них
едва ли по своей численности превосходили бы среднее число потомков.  Притом
ведь далеко не всякого, кто наследовал от предков свое особенное музыкальное
дарование, можно считать благодаря этому настолько  одаренным  в  борьбе  за
существование, чтобы он  мог  гарантировать  сохранение  своих  дарований  в
потомстве. Скорее, мне кажется, может быть обратное.
     После того как у меня  были  написаны  вышеприведенные  соображения,  я
нашел во втором  томе  "Animals  and  Plants  under  Domestication"  заметку
Дарвина, что  у  существ,  жизнь  которых  опирается  на  наличность  многих
способностей, развитие какой-либо одной из них путем  естественного  подбора
видоизменений представляет в действительности неизбежные трудности. Вот  эта
заметка:
     "Наконец, так как обыкновенное следствие одомашнивания  и  возделывания
есть неограниченная и почти беспрерывная изменчивость, причем  та  же  часть
или тот же орган изменяются у  различных  индивидуумов  различным  или  даже
противоположным образом, и так как то же изменение, если только  оно  сильно
выражено, обыкновенно возвращается только через долгие  промежутки  времени,
то каждое особенное видоизменение, если только оно не сохраняется  тщательно
человеком,  утрачивается   через   скрещивание,   реверсию   или   случайное
уничтожение изменяющихся индивидуумов" (Vol. II, 292).
     Вспомним, что хотя человечество и не ускользнуло  от  влияния  факторов
одомашнивания и культуры, но все же  оно  не  находилось,  подобно  домашним
животным,  под  влиянием  таких  факторов,  которые  отбирают  и   сохраняют
видоизменения.  Отсюда  следует,  что   между   людьми   вследствие   одного
естественного подбора могло быть обычным  беспрерывное  исчезновение  разных
полезных видоизменений особенных свойств, которые могли появляться. Только в
таком случае, когда эти видоизменения носили чисто  охранительный  характер,
как, например, большая хитрость, свойственная варварскому состоянию людей, -
только  в  таких  случаях   мы   можем   ожидать   исключительного   участия
естественного подбора. Мы не можем предполагать,  чтобы  менее  существенные
особенности,  хотя  бы,  например,  эстетические  представления,  могли   бы
развиваться благодаря естественному  подбору.  Если  же  допустить  во  всех
подобных случаях наследование функционально возникших  изменений  организма,
то в таком случае развитие менее существенных особенностей сделается  вполне
объяснимым.
     Две заметки самого Дарвина содержат в себе  выражения,  из  которых,  я
думаю, можно сделать тоже самые общие заключения, которые сделал  я.  Говоря
об изменяемости животных и растений под влиянием одомашнивания, он пишет:
     "Всякого рода  перемены  в  условиях  существования,  даже  чрезвычайно
легкие, часто бывают достаточны, чтобы обусловить изменчивость... Животное и
растение продолжают изменяться в  течение  огромного  периода  после  своего
первого одомашнения... С течением времени они могут достаточно привыкнуть  к
известным переменам, так что делаются менее изменчивыми... Мы имеем  хорошие
доказательства того, что влияние измененных  условий  накопляется;  так  что
два, три или более поколений  должны  подвергаться  влиянию  новых  условий,
прежде чем станет заметным какой-либо эффект... Некоторые изменения являются
вследствие прямого действия окружающих условий на весь организм  или  только
на некоторые части его; а другие изменения обусловливаются косвенным образом
через  нарушение  воспроизводительной  системы   таким   же   образом,   как
обыкновенно случается с органическими  существами  при  удалении  их  из-под
влияния естественных условий..." (Animals and  Plants  under  Domestication.
Vol. II, 270).
     Следует  различать  два  вида  эффектов,   производимых   изменяющимися
условиями на воспроизводительной системе, а следовательно, и  на  потомстве.
Одним из этих видов  эффектов  является  остановка  развития.  Но  наряду  с
видоизменениями потомства, происходящими вследствие несовершенного  развития
воспроизводительной  сиетемы  родителей,  -  а   видоизменения   эти   очень
обыкновенны в этом мире несовершенств, -  существуют  видоизменения  другого
рода, обусловливаемые переменами в отправлениях, вызываемых, в свою очередь,
переменами в условиях.
     В вышеприведенном отрывке самим  Дарвином  признается  тот  факт,  "что
влияние измененных условий накопляется; так что два, три или более поколений
должны подвергаться  влиянию  новых  условий,  прежде  чем  станет  заметным
какой-либо эффект". Отсюда само собою следует, что в течение этих  поколений
совершаются некоторые  перемены  в  строении,  соответствующие  изменившимся
соотношениям функций. Я не считаю нужным останавливаться на выяснении  того,
что достаточно ясно само по себе, а именно: что эти перемены должны состоять
в таких видоизменениях органов, которые приспособляли бы их  к  изменившимся
функциям, и что если влияние изменившихся условий  может  "накопляться",  то
только при предположении передачи по наследству таких  видоизменений.  Точно
так же я не предполагаю останавливаться на  вопросах:  какова  природа  того
эффекта, который констатируют на  воспроизводительных  элементах  и  который
проявляется в форме видоизменений? Следует ли этот эффект всецело  приписать
новым потребностям разновидностей? Есть ли  этот  эффект  такого  рода,  что
делает разновидность менее  приспособленной  к  новым  требованиям?  Или  же
благодаря ему разновидность лучше приспособляется к  новым  требованиям?  Не
останавливаясь на этих вопросах, достаточно указать  на  необходимость  того
предположения, что изменившиеся функции органов - в том или другом виде,  но
во  всяком  случае   -   отражаются   в   виде   изменившихся   наклонностей
воспроизводительных элементов.  Ввиду  всего  вышесказанного  невозможно  не
согласиться с тем, что перемена отправления органа производит наследственный
эффект, какова бы ни была природа последнего.
     Вторая из двух заметок Дарвина, о которых упоминалось выше,  содержится
в  тех  отделах  его  сочинений,  в  которых  говорится  о   соотносительных
изменениях. В сочинении "Происхождение видов" он говорит:
     "Вся организация представляет такую тесную связь во время своего  роста
и развития, что если совершится легкое изменение в какой-либо  одной  части,
которое усилится благодаря естественному подбору, то  и  другие  части  тоже
подвергнутся изменению".
     В  соответствующем  месте   сочинения   "Animals   and   Plants   under
Domestication" (Vol II, 320) Дарвин говорит следующее:
     "Соотносительные изменения составляют для нас предмет большой важности.
Ибо  если   одна   часть   организма   подвергается   изменению   вследствие
продолжительного подбора, совершающегося при участии ли человека или  только
природы,  то  и  другие  части  организации  также  подвергаются  неизбежным
изменениям  Из  такого  соотношения,  очевидно,  следует,  что  естественные
разновидности, подобно нашим одомашненным животным и  растениям,  или  очень
редко, или никогда не отличаются  друг  от  друга  только  каким-либо  одним
единственным признаком".
     Каким путем одна изменившаяся часть вызывает изменения в других частях?
Путем изменения функций по качеству или по степени - вот, мне кажется, каков
должен быть ответ. Действительно,  представим  себе,  что  какая-либо  часть
изменяется в своих кожных покровах, которые становятся  больше  и  через  то
потребляют большее количество материалов из общих запасов. Следствием  этого
явится простое уменьшение количества материалов, потребных для прочих кожных
образований; через это  произойдет  уменьшение