е  сложные  кислые  и
двойные соли, коих постоянство еще меньше, и т. д. Не входя,  по  недостатку
места, в подробные обозначения, мы полагаем, что  никакой  химик  не  станет
отрицать того, что общий закон этих неорганических соединений есть тот,  что
при равенстве других условий  постоянство  соединений  уменьшается  по  мере
возрастания  их  сложности.  Потом,  когда  мы   переходим   к   соединениям
органической химии, мы находим, что этот общий закон  имеет  еще  дальнейшие
приложения:  мы  видим  гораздо  большее  усложнение   и   гораздо   меньшее
постоянство. Один атом альбумина, например, состоит из 482  основных  атомов
пяти различных родов. Фибрин, еще  более  сложный  по  составу,  содержит  в
каждом атоме 298 атомов углерода, 49 - азота, 2 - серы, 228 - водорода и  92
атома кислорода, итого 669 атомов или, выражаясь вернее,  паев.  И  эти  два
вещества  так  непостоянны,   что   разлагаются   при   самых   обыкновенных
температурах, как, например,  при  температуре,  потребной  для  обжаривания
куска мяса. Таким образом, очевидно, что настоящая химическая  разнородность
земной  поверхности  возникала  постепенно,  по  мере  того  как   позволяло
уменьшение теплоты, и что она проявилась в  трех  формах:  1)  в  увеличении
числа химических соединений; 2)  в  увеличении  числа  различных  элементов,
содержащихся  в  новейших  из  этих  соединений,  и  3)  в  высших  и  более
разнообразных усложнениях, в которые соединяются  эти  более  многочисленные
элементы.
     Сказать, что это увеличение химической разнородности зависит только  от
одной причины - от понижения  температуры  Земли,  значило  бы  преувеличить
дело: ясно, что  здесь  сопричастны  были  нептунический  и  атмосферический
деятели  и,  наконец,  самое  сродство  элементов.   Действовавшая   причина
постоянно была сложной: охлаждение Земли было только  самой  общей  из  всех
действовавших причин или из всей совокупности условий. Здесь можно заметить,
что в различных разрядах рассмотренных выше фактов  (за  исключением,  может
быть, первого) и еще более в тех, которые нам сейчас придется рассматривать,
причины везде более или менее сложны; несложных причин  мы  почти  вовсе  не
знаем. Едва ли можно, с логической точностью, приписать какое-либо изменение
исключительно одному деятелю, оставляя в стороне  постоянные  или  временные
условия, при которых  деятель  этот  только  и  может  произвести  известную
перемену.  Но  так  как  это  не  имеет  существенного   влияния   на   нашу
аргументацию, то мы предпочитаем для простоты употреблять  везде  популярный
способ выражения. Может быть, нам заметят далее,  что  указывать  на  утрату
теплоты, как  на  причину  каких-либо  изменений,  значит,  приписывать  эти
перемены не силе, а отсутствию силы? Это будет справедливо. В строгом смысле
эти изменения  должны  быть  приписываемы  тем  силам,  которые  приходят  в
действие  при  удалении  враждебной  силы.  Но  хотя  и  есть  неточность  в
выражении, что замерзание воды зависит от утраты ее теплоты, все же из этого
не возникает никакого практического заблуждения; точно  так  же  не  исказит
подобная небрежность выражения и  наших  положений  относительно  усложнения
действий. В сущности, возражение это заставляет только обратить внимание  на
тот факт, что не только действие какой-либо  силы  производит  более  одного
изменения, но и удаление какой-либо силы производит более одного изменения.
     Возвращаясь к нити нашего изложения, мы  должны  теперь  проследить,  в
органическом прогрессе,  то  же  самое  вездесущее  начало.  Но  здесь,  где
развитие однородного в разнородное было впервые замечено, труднее  показать,
как несколько изменений производятся  одной  и  той  же  причиной.  Развитие
семени в растение или яйца в животное так постепенно, между  тем  как  силы,
определяющие его, так смешаны и вместе  с  тем  так  незаметны,  что  трудно
открыть умножение последствий, столь очевидное  в  других  случаях.  Тем  не
менее, руководимые косвенными  свидетельствами,  мы  можем  почти  безопасно
дойти до заключения, что и здесь закон этот применим. Заметим прежде  всего,
как многочисленны действия, производимые  каким-либо  резким  изменением  на
вполне зрелый организм,  например  на  человеческое  существо.  Какой-нибудь
тревожный звук или зрелище кроме  впечатлений  на  органы  чувств  и  нервов
способны произвести содрогание, крик,  искривление  лица,  дрожь  вследствие
общего расслабления мускулов, внезапный пот, прилив крови в мозг, за которым
последует, может быть,  остановка  деятельности  сердца  и  обморок.  То  же
происходит в болезнях. Ничтожное количество оспенной  материи,  введенное  в
организм, может в серьезном случае произвести в первый  период:  озноб,  жар
кожи,  ускоренный  пульс,   обложение   языка,   потерю   аппетита,   жажду,
эпигастрическую тяжесть, рвоту,  головную  боль,  боль  в  спине  и  членах,
ослабление мускулов, судороги,  бред  и  т.  д.;  во  втором  периоде  могут
явиться: накожная сыпь, зуд, звон в ушах, боль в  горле,  горловая  опухоль,
слюнотечение, кашель, охриплость, одышка и т. д.,  и  в  третьем  периоде  -
воспалительные отеки, воспаление легких, грудной плевры,  понос,  воспаление
мозга, глаз, рожа и т. д. Каждый из  перечисленных  симптомов  сам  по  себе
более или менее сложен. Лекарства, известного рода пища,  улучшение  воздуха
можно точно так же привести  в  пример  причин,  производящих  многообразные
результаты.  Затем,  чтобы  понять,  как  и  здесь  развитие  однородного  в
разнородное порождается несколькими действиями одной  причины,  надо  только
иметь в виду, что эти многочисленные изменения, произведенные одной и той же
силой на зрелый организм, идут  параллельно  и  в  зарождающемся  организме.
Внешняя  теплота  и  другие  деятели,  обусловливающие   первые   усложнения
зародыша, действием своим на них вызывают дальнейшие усложнения; действуя на
последние, они порождают дальнейшие и многочисленнейшие,  и  так  идет  дело
беспрерывно; каждый орган, развиваясь, действием своим и противодействием на
остальные  усложнения  способствует  зарождению  новых  усложнений.   Первые
пульсации сердца зародыша должны одновременно расширить все части.  Развитие
каждой ткани, отделяя от крови свойственные ей пропорции  элементов,  должно
изменить состав крови  и  таким  образом  изменить  питание  всех  остальных
тканей. Деятельность сердца, влекущая за собой некоторую  трату  материалов,
необходимо примешивает к крови продукты этого процесса, которые должны иметь
влияние на остальную систему и которые, по мнению  некоторых,  обусловливают
даже образование отделительных органов.  Нервные  связи,  установившиеся  во
внутренностях, должны еще более умножить свои взаимные влияния, и так далее.
Основательность этого взгляда получает  еще  большую  вероятность,  если  мы
примем в соображение факт, что один и  тот  же  зародыш  может  развиться  в
различные формы, смотря по обстоятельствам. Так, например,  в  самом  раннем
периоде  зародыш  не  имеет  пола  и  становится  мужским  или  женским   по
определению перевеса действующих сил. Далее, положительно достоверно, что из
личинки рабочей пчелы выйдет пчелиная матка, если вовремя переменить пищу ее
на ту, которой питаются личинки маток. Все  эти  примеры  предполагают,  что
каждый шаг в зародышных усложнениях происходит от действия случайных сил  на
прежде уже существовавшие усложнения. Действительно, мы  имеем  основание  a
priori полагать,  что  развитие  происходит  именно  таким  образом.  Теперь
известно уже, что ни один зародыш, животный или растительный, не содержит  в
себе  ни  малейшего  начала,  следа  или  обозначения  будущего   организма;
микроскоп показал, что первый процесс, возникающий в каждом  оплодотворенном
зародыше, есть  процесс  повторенных  одновременных  дроблений,  кончающийся
образованием массы клеточек, из которых ни  одна  не  проявляет  какого-либо
специального  характера;   поэтому   нет,   кажется,   иного   исхода,   как
предположить, что  частная  организация,  существующая  в  данную  минуту  в
развивающемся зародыше, переводится влиянием внешних  деятелей  в  следующий
фазис организации, этот - в дальнейший, пока сквозь  постоянно  возрастающие
усложнения не выработается окончательная форма.  Во  всяком  случае,  мы  не
можем  действительно  объяснить  происхождение  какого-либо   растения   или
животного. Мы все еще находимся во мраке по  отношению  к  тем  таинственным
свойствам,  в  СИЛУ  которых  зародыш,   подчиненный   известным   влияниям,
подвергается специальным изменениям, открывающим ряд превращений.  Вся  наша
цель состоит в том, чтобы показать,  что  при  данном  зародыше,  обладающем
этими таинственными свойствами, развитие из него организма зависит, по  всей
вероятности, оттого умножения действий, которое, как мы  видели,  составляет
причину прогресса вообще, насколько мы доселе проследили это.
     Когда, оставляя в стороне развитие отдельных растений  и  животных,  мы
переходим к развитию земной флоры и  фауны,  ход  нашей  аргументации  снова
делается ясным и простым. Хотя, как мы сказали в первой части  этой  статьи,
отрывочные  факты,  собранные  палеонтологией,  не  дают  нам   достаточного
основания для того, чтобы сказать,  что  в  течение  геологического  времени
развились  все  более  разнородные  организмы  и  более  разнородные  группы
организмов, но мы все-таки найдем, что стремление к этим результатам  всегда
должно было существовать. Мы найдем, что  произведение  нескольких  действий
одной  причиной,  которое,  как  мы  уже  показали,  постоянно   увеличивало
физическую разнородность Земли, вело за собой и  умножающуюся  разнородность
ее флоры и фауны как в отдельных особях, так и в целом. Это  можно  пояснить
примером. Положим, что вследствие ряда поднятий, случающихся, как  это  ныне
известно, через долгие промежутки  времени,  Ост-Индский  архипелаг  шаг  за
шагом обратился бы в материк и что вдоль оси его возвышения образовалась  бы
горная цепь. Вследствие  первого  из  этих  поднятий  растения  и  животные,
населяющие Борнео, Суматру, Новую Гвинею и остальные острова, подверглись бы
ряду слегка измененных условий.  Климат  вообще  изменился  бы  в  отношении
температуры, влажности и периодических своих изменений, местные же  различия
были бы значительнее. Эти изменения коснулись бы, может быть, всей  флоры  и
фауны страны. Изменение уровня произвело бы  дальнейшие  изменения,  которые
различно проявлялись бы в различных видах и в различных членах одного и того
же вида, сообразно удалению их от  оси  возвышения.  Растения,  свойственные
только морским берегам,  вероятно,  исчезли  бы.  Другие,  жившие  только  в
болотах при известной степени влажности, если б и  пережили  переворот,  то,
вероятно, подверглись бы резким внешним  изменениям.  Между  тем  еще  более
значительные    перемены    произошли    бы    в    растениях,    постепенно
распространяющихся по суше,  вновь  поднятой  над  морем.  Животные,  как  и
насекомые, живущие на этих измененных растениях, сами  в  некоторой  степени
изменились бы вследствие перемены пищи и перемены климата; и  эти  изменения
были бы резче там, где вследствие вырождения или  исчезновения  одного  рода
растений пищей служил бы другой близкий род.  В  течение  многих  поколений,
возникших до следующего поднятия, значительные или незначительные изменения,
произведенные таким  образом  в  каждом  виде,  получили  бы  уже  известную
стройность, явилось бы более или менее полное применение к  новым  условиям.
Следующее поднятие прибавило бы дальнейшие органические перемены, ведущие за
собой более значительные уклонения от первоначальных форм, то же повторялось
бы и далее. Но здесь должно  заметить,  что  переворот,  бывший  результатом
этого, состоял бы не в замене  тысячью  более  или  менее  измененных  видов
тысячи первоначальных видов; но вместо тысячи первоначальных видов  возникло
бы несколько тысяч видов,  разновидностей  или  измененных  форм.  Различные
члены каждого вида, распределенного на сколько-нибудь обширном  пространстве
и  постоянно  стремящегося  заселить  вновь  открытое  пространство,   будут
подвержены ряду различных изменений. Растений и  животных,  селящихся  около
экватора, коснулись бы они не в одинаковой степени с теми,  которые  селятся
далее от него. Селящиеся около новых берегов были бы подвержены  изменениям,
несходным с теми, которым  были  бы  подвержены  селящиеся  в  горах.  Таким
образом,  каждая  первоначальная  порода  организмов  стала  бы  корнем,  от
которого расходились бы отдельные породы, более или менее отличающиеся и  от
корня, и друг от друга; и если б некоторые из них исчезли впоследствии,  то,
вероятно, некоторые перешли бы в следующий  геологический  период,  так  как
самое рассеяние их  умножило  бы  шансы  их  пережить  переворот.  Изменения
происходили бы не только вследствие перемены физических условий и пищи, но в
иных  случаях  и  вследствие  перемены  привычек.  Фауна  каждого   острова,
постепенно  населяя  вновь  выдавшиеся  страны,  приходила   бы   иногда   в
соприкосновение с фаунами других островов, и некоторые члены этих  последних
фаун стали бы несходны с прежними. Травоядные, встречаясь с  новыми  хищными
зверями, были бы принуждены прибегать к иным способам защиты  или  спасения,
нежели прежде, а вместе с тем  и  хищные  звери  изменили  бы  свои  способы
преследования  и  нападения.  Мы  знаем,  что,  когда  обстоятельства  этого
требуют, подобные изменения привычек у животных действительно имеют место; а
мы  знаем,  что  если  новые  привычки  сделаются  господствующими,  то  они
непременно должны в  некоторой  степени  изменить  и  организацию.  Заметим,
однако, еще дальнейшее последствие.  Тут  должно  бы  возникнуть  не  только
стремление к дифференцированию каждой расы организмов на отдельные расы,  но
и стремление к произведению в известной степени  более  высокого  организма.
Взятые в массе, эти расходящиеся  разновидности,  бывшие  результатом  новых
физических   условий   и   привычек   жизни,   проявят   изменения    весьма
неопределенного рода и степени, изменения, которые не составят  необходимого
шага вперед. Вероятно, в большем числе случаев измененный тип  не  будет  ни
более, ни менее разнороден, чем первоначальный. В тех случаях,  когда  вновь
усвоенные привычки жизни проще прежних, результатом будет менее  разнородное
строение: произойдет отступление назад. Но  от  времени  до  времени  должно
случиться, что какое-нибудь подразделение вида, попадая под  такие  условия,
которые предоставляют ему несколько  более  сложные  отправления  и  требуют
несколько более сложного  действия,  достигнет  в  некоторых  своих  органах
дальнейшего дифференцирования в пропорционально слабых степенях и  сделается
несколько более разнородным. Таким образом, по естественному ходу вещей,  от
времени до времени будет возникать увеличение  разнородности  как  в  земной
флоре и фауне, так и в отдельных расах, заключающихся в них. Не  вдаваясь  в
подробные объяснения и допуская обозначения, которых нельзя определить здесь
с точностью, мы  полагаем,  что  ясно  видно,  как  геологические  изменения
постоянно стремились к усложнению  форм  жизни,  отдельно  или  собирательно
рассматриваемых. Те же самые  причины,  которые  повели  за  собой  развитие
земной  коры  от  простого  к  сложному,  одновременно  повели  за  собой  и
параллельное этому развитие жизни на поверхности Земли В этом случае, как  и
в предшествующих,  мы  видим,  что  превращение  однородного  в  разнородное
зависит от того всеобщего принципа, что каждая действующая  сила  производит
более одного изменения.
     Дедукция, полученная здесь  из  утвержденных  истин  геологии  и  общих
законов жизни, приобретает огромный вес, являясь  в  гармонии  с  индукцией,
получаемой из непосредственного опыта. Мы знаем, что тоже самое  размножение
рас от одной, которое, по  нашему  предположению,  должно  было  беспрерывно
происходить в геологический период, происходило  в  человеке  и  в  домашних
животных в доисторический и в исторический периоды.  Именно  то  размножение
последствий, которое, по нашему заключению, должно было  произвести  первое,
произвело, как мы видим, и  последнее.  Отдельные  причины,  как-то:  голод,
теснота  народонаселения,  война  -  периодически  приводили  к  дальнейшему
расселению  человеческого  рода  и  домашних  животных,  и  каждое  подобное
расселение служило  началом  новых  изменений,  новых  разновидностей  типа.
Произошел или нет  род  человеческий  от  одного  корня  во  всяком  случае,
филология ясно доказывает, что целые группы рас, легко различаемые ныне одна
от другой, составляли первоначально одну расу, что расселение одной расы  по
различным климатам и  в  среду  различных  условий  существования  произвело
многие измененные ее формы. То же происходило и с домашними животными.  Если
в иных случаях (как,  например,  относительно  собак)  общее  происхождение,
может быть, подлежит спору, то в других (как,  например,  относительно  овец
или рогатого скота в нашем отечестве) нет  сомнения,  что  местные  различия
климата, пищи и ухода превратили одну первоначальную породу в многочисленные
породы,  дошедшие  ныне  до  такого  резкого  различия,  что   явились   уже
неустойчивые помеси. Сверх того, усложнение  последствий,  проистекающих  от
отдельных причин, показывает нам и предположенное выше  усиление  не  только
общей, но и частной разнородности. Между  тем  как  многие  из  расходящихся
разделений и подразделений  человеческой  расы  подверглись  изменениям,  не
составляющим поступательного  движения,  между  тем  как  в  иных  тип  даже
выродился, - есть и такие, в которых он стал положительно более разнородным.
Образованный европеец гораздо далее отклоняется  от  позвоночного  прототипа
своего, нежели дикий. Таким образом, как закон,  так  и  причина  прогресса,
которые,  по  недостатку  свидетельств,  могут  быть  только   гипотетически
выведены относительно наиболее ранних форм жизни на земном шаре, могут  быть
основательно доказаны относительно новейших форм  {Доказательства  в  пользу
органической эволюции, заключающиеся в двух последних  параграфах,  слово  в
слово те же, какие были приведены в этой же статье, когда она  была  впервые
напечатана в апрельской книжке "Westminster Review" в 1857 г. Я оставил  их,
не изменив ни слова, для того, чтобы было видно, каковы были в то время  мои
возражения  на  происхождение  видов.  Единственная   причина,   которую   я
признавал, было прямое приспособление  организма  к  окружающим  условиям  в
связи с унаследованием видоизмененных  от  упражнения  или  от  неупражнения
органов. Там не было указано на другую причину, раскрытую  два  с  половиной
года  спустя   в   известном   сочинении   Дарвина,   именно   -   косвенное
приспособление, происходящее  от  естественного  подбора  благоприятствуемых
пород. Каким бы способом ни происходило приспособление к  изменению  внешних
условий, умножение признаков иллюстрируется одинаково. Я  мог  бы  прибавить
еще, что там  была  высказана  мысль,  что  наследование  органических  форм
происходит не периодически, а путем постоянного отклонения, т.  е.  что  тут
имеет место постоянное "отклонение многих рас от  одной  расы",  каждый  вид
является корнем, от  которого  происходят  многие  другие  виды;  прекрасным
символом в данном случае может служить растущее дерево}.
     Если  переход  человека  к  большей   разнородности   можно   объяснить
произведением нескольких действий одной  причиной,  то  переход  общества  к
большей разнородности еще лучше  объясняется  этим.  Рассмотрим  возрастание
какой-либо  промышленной  организации.  Когда  случается,   что   какая-либо
личность  известного  племени  проявляет  особенную  способность  к  выделке
какого-ни