жества людей.  Заметив,  что  эти
различные сходства, проведенные Платоном и Гоббсом, уничтожают  одно  другое
(как представляющие  полнейшее  разногласие  между  собою),  можно  все-таки
сказать,  что  в  целом  параллель   Гоббса   вернее.   Но   и   она   полна
несообразностей. Если верховная власть  есть  душа  политического  тела,  то
каким образом судьи, т. е. лица, облеченные частью этой власти,  могут  быть
сравнены с сочленениями? Или каким образом три умственные  функции:  память,
разум и воля - могут быть поставлены в соответствие- первая - с советниками,
т. е. с известным разрядом должностных лиц, а прочие две - с  правосудием  и
законами, т. е. уже не с людьми, а  с  отвлеченными  понятиями?  Если  судьи
представляют искусственные сочленения общества, то каким же образом  награды
и наказания могут быть нервами?  Представителями  нервов  тоже  должен  быть
какой-нибудь разряд  людей.  Награды  и  наказания  в  обществах,  как  и  в
отдельных личностях, должны быть условиями нервов, а не самими нервами.
     Но главные ошибки в сравнениях, проведенных Платоном и  Гоббсом,  лежат
гораздо глубже. Оба мыслителя принимают своей исходной точкой положение, что
организация общества может быть  сравнима  не  с  организацией  живого  тела
вообще, но с организацией  живого  человеческого  тела  в  особенности.  Нет
никаких данных такого положения. Оно вовсе не вытекает из сущности  доводов;
это просто одна из тех фантазий, которые обыкновенно являются примешанными к
истинам, открываемым на первых ступенях мышления. Еще ошибочнее  оказываются
эти понятия в том отношении, что они  принимают  общество  за  искусственное
построение.  Образцовая   республика   Платона   -   его   идеал   здорового
политического тела  -  основана  на  искусственном  составлении  ее  людьми,
точь-в-точь таким способом, каким составляются, например,  часы:  и  Платон,
очевидно, представляет себе, что все  общества  имеют  такое  происхождение.
Этот же взгляд вполне определенно высказан Гоббсом: "Ибо, -  говорит  он,  -
искусством созидается великий Левиафан, называемый Государством" Он  заходит
даже так  далеко,  что  сравнивает  предполагаемый  социальный  договор,  из
которого внезапно возникает общество, с  сотворением  человека  божественной
волей. Таким образом оба мыслителя впадают  в  крайнюю  несостоятельность  и
считают общину в устройстве своем подобной человеческому существу и в то  же
время произведенной таким  же  способом,  как  искусственный  механизм;  они
смотрят на нее в области природы как на организм, в области же истории - как
на машину.
     Но при всех  своих  погрешностях  эти  умозрения  имеют  весьма  важное
значение. Уже одно то, что подобные параллели, хотя и грубо очерченные, были
проведены Платоном, Гоббсом и многими другими, дает повод  подозревать,  что
существует какая-то аналогия. Несостоятельность отдельных пунктов сравнений,
приведенная  выше,  не  служит  основанием  для  отрицания  самой   сущности
аналогии, потому что первые идеи обыкновенно бывают только  смутным  очерком
истины. При отсутствии обширных обобщений биологии было, как мы уже сказали,
невозможно  проследить  истинные  соотношения   социальных   организаций   с
организациями другого разряда. Мы ставим  себе  задачей  показать  здесь  те
аналогии, которые раскрывает нам в этом отношении новейшая наука.
     Начнем с  краткого  изложения  пунктов  сходства  и  пунктов  различия.
Общества  сходятся  с  индивидуальными  организмами  в  четырех   выдающихся
особенностях.
     1) В том, что,  начинаясь  соединением  небольшого  числа  частей,  они
нечувствительно увеличиваются в объеме до такой степени,  что  некоторые  из
них наконец достигают размера,  в  десять  тысяч  раз  большего,  нежели  их
первоначальный размер.
     2) В том, что, имея вначале до того  простое  строение,  что  массу  их
можно бы считать совершенно бесстройной, они принимают по  мере  возрастания
своего все более и более сложное строение.
     3) В том, что, хотя в первоначальном неразвитом их состоянии  почти  не
существует взаимной зависимости частей,  части  эти  постепенно  приобретают
взаимную зависимость, которая наконец  делается  так  велика,  что  жизнь  и
деятельность каждой части  обусловливаются  жизнью  и  деятельностью  прочих
частей.
     4) В том, что жизнь и развитие общества независимы от жизни и  развития
какой-либо  из   составляющих   его   единиц   и   гораздо   продолжительнее
существования этих единиц, так как они  рождаются,  развиваются,  действуют,
воспроизводятся и умирают каждая сама по себе, между  тем  как  политическое
тело, состоящее из них, переживает одно поколение за другим, увеличиваясь  в
массе своей,  совершенствуясь  в  своем  строении  и  в  деятельности  своих
отправлений.
     Эти четыре параллельные черты тем более  покажутся  нам  значительными,
чем более мы будем вдумываться в них. Пункты же, в которых общества сходятся
с индивидуальными организмами, представляют  в  то  же  время  и  пункты,  в
которых различные индивидуальные организмы сходятся между собой и расходятся
со всеми другими вещами. В продолжение своего существования каждое  растение
и животное  увеличивается  в  массе  таким  способом,  подобия  которому  не
представляют неорганические предметы: даже  такие  неорганические  предметы,
как кристаллы, которые также образуются путем возрастания,  не  представляют
нам такого определенного соотношения между  возрастанием  и  существованием,
как  живые  организмы.  Правильный,  прогрессивный  переход  от  простого  к
сложному, проявляемый политическими телами наравне со всеми  живыми  телами,
составляет характеристическую черту, отличающую живые тела от неодушевленных
тел, среди которых они вращаются.  Та  взаимная  функциональная  зависимость
частей, которая обнаруживается в животных и растениях едва ли не менее явно,
нежели  в  нациях,  не  имеет  ни  в  какой  другой  области   ничего   себе
соответственного.  И  ни  в  каком  сложном  теле,  кроме  органического   и
социального,  нет  этого  беспрерывного  выбывания  и  замены   частей   при
продолжающейся ненарушимости целого. Кроме того  что  общества  и  организмы
сходны между собой в этих особенностях, отличающих их от других вещей {Слово
вещь употребляется нами как  равнозначащее  английскому  thing,  как  термин
более общий, нежели предмет (object) и явление  (phenomenon),  и  обнимающий
оба эти термина. (Прим. Пер.)}, высшие формы общества, равно  как  и  высшие
организмы, проявляют эти особенности в наиболее высокой степени.  Мы  видим,
что низшие животные даже  и  приблизительно  не  достигают  размеров  высших
животных, точно то  же  видим  мы  и  относительно  возрастания  первобытных
обществ, которое сравнительно ограниченно.  Сложностью  своей  наши  большие
цивилизованные нации  настолько  же  превышают  первобытные  дикие  племена,
насколько позвоночное животное превышает зоофит. В простейших общинах, как и
в  простейших  животных,  так  мало   взаимной   зависимости   частей,   что
раздробление или отделение этих частей не наносит значительного  повреждения
целому; от сложных же общин,  как  и  от  сложных  животных,  нельзя  отнять
какого-либо значительного органа, не причинив большого вреда или даже смерти
остальному Далее, в обществах низшего типа, как и в низших  животных,  жизнь
всего агрегата, часто пресекаемая  разделением  или  разложением,  превышает
продолжительностью жизнь составных единиц несравненно менее, чем в обществах
цивилизованных и высших животных,  которые  переживают  множество  поколений
составных единиц.
     С   другой   стороны,   главнейшие   различия   между   обществами    и
индивидуальными организмами следующие.
     1) Общества не имеют специфических внешних  форм  Этот  пункт  различия
теряет, впрочем, значительную часть своей важности, если мы вспомним, что во
всем растительном царстве, равно как и в низших отделах  животного  царства,
формы  часто   бывают   весьма   неопределенны,   -   если   вспомним,   что
неопределенность форм составляет тут скорее исключение,  нежели  правило,  и
что эти  формы,  подобно  формам  обществ,  очевидно,  определяются  отчасти
окружающими физическими условиями.  Далее,  если  будет,  как  мы  полагаем,
окончательно доказано, что форма каждого  вида  организма  была  результатом
влияния внешних сил, которому этот организм  подвергался  в  течение  своего
видового развития,  тогда  то  обстоятельство,  что  внешняя  форма  обществ
зависит от окружающих условий,  составит  дальнейшую  точку  общности  между
социальным и индивидуальным организмами.
     2) Тогда как живая ткань, из которой состоит  индивидуальный  организм,
образует сплошную массу, живые элементы, из  которых  состоят  общества,  не
образуют такой же сплошной массы, а  более  или  менее  широко  рассеяны  по
известной  части  земной  поверхности.  Это  различие,  с  первого   взгляда
кажущееся основным, исчезает, однако, в значительной степени  при  подробном
рассмотрении фактов. В низших отделах животного и растительного царств  есть
типы организации, подходящие гораздо ближе в этом  отношении  к  организации
общества, нежели можно бы предполагать, - типы,  в  которых  живые  единицы,
составляющие сущность массы, рассеяны в инертном веществе, которое  едва  ли
можно  назвать  живым,  в  полном  смысле  этого  слова.  Таковы,  например,
некоторые  Protococci   и   Nostoceae,   существующие   в   виде   клеточек,
расположенных в  студенистом  веществе.  Таковы  и  Tbalassicollae  -  тела,
состоящие из дифференцированных частей,  рассеянных  в  недифференцированной
слизи. В значительной части своего тела некоторые из акалеф  с  большей  или
меньшей ясностью тоже обнаруживают этот тип организма. Нечто весьма подобное
представляет общество. Нужно помнить, что хотя люди, составляющие  общество,
физически разделены друг от друга и даже рассеяны,  однако  поверхность,  по
которой они рассеяны, не лишена  жизни,  а  только  покрыта  жизнью  низшего
разряда, вспомоществующею их жизни. Растительность страны  делает  возможной
животную жизнь  в  этой  стране,  и  только  посредством  своих  животных  и
растительных  продуктов  может  такая   страна   поддерживать   человеческое
общество. Поэтому члены политического тела не должны  считаться  отделенными
промежутками  мертвого  пространства,  а   размещенными   по   пространству,
занимаемому жизнью низшего разряда. В  понятие  о  социальном  организме  мы
должны включить  все  то  низшее  органическое  существование,  от  которого
зависит существование человека,  а  следовательно,  и  общества.  При  таком
воззрении, граждан, составляющих общину, можно считать единицами, одаренными
высокой жизненностью и окруженными веществами низшей жизненности, из которых
они получают свое питание, совершенно в таком же роде, как приведенные  нами
выше животные.
     3)  Третье   различие   заключается   в   том,   что   живые   элементы
индивидуального организма по большей части  безотлучно  остаются  каждый  на
своем  месте,  а  элементы  социального   организма   одарены   способностью
передвигаться с места на место. Между тем различие  и  тут  гораздо  меньше,
нежели можно бы полагать, потому что  если  граждане,  как  личности,  имеют
способность перемещения, то как части общества они  неподвижны.  В  качестве
сельских хозяев, мануфактуристов или торговцев люди ведут свои дела на одних
и тех же местах нередко в продолжение всей своей жизни, а если и  отлучаются
случайно, то оставляют на своем  месте  других.  Каждый  значительный  центр
производительности, каждый мануфактурный город или округ постоянно  остается
на том же месте, и многие из фирм известного города или округа в продолжение
целых поколений поддерживаются потомками или преемниками своих  основателей.
Точно так же как в живом теле клеточки, составляющие известный орган, каждая
сама по себе, исполняют в течение некоторого времени свое назначение и затем
исчезают, уступая  место  другим,  так  и  в  каждой  части  общества  орган
остается, хотя личный состав его изменяется.  Таким  образом,  в  социальной
жизни, как и в жизни  животного,  единицы,  равно  как  и  более  или  менее
обширные органы, составленные из них, вообще говоря, неподвижны по отношению
к месту, где они исправляют  свои  должности  и  добывают  свое  пропитание.
Следовательно,  способность   индивидуального   перемещения   не   ослабляет
принимаемой нами аналогии.
     4) Последнее и, быть может, важнейшее различие заключается в том, что в
теле животного  только  известный  род  ткани  одарен  чувствительностью,  в
обществе же все члены одарены ею. Но и это различие далеко не безусловно.  В
некоторых из низших животных, отличающихся отсутствием нервной  системы,  та
несовершенная   чувствительность,   которой    они    обладают,    одинаково
распространяется на все части Только в более организованных животных  формах
чувствительность  присваивается  исключительно  одним   разрядам   жизненных
элементов.  Кроме  того,  мы  должны  помнить,  что  и  общества  не  лишены
некоторого  дифференцирования  в  этом  роде.  Единицы  общины  хотя  и  все
чувствительны, но чувствительны не в равной степени. Сословия,  занимающиеся
земледелием и вообще тяжелыми работами, гораздо менее впечатлительны  как  в
умственном отношении, так и в отношении  душевных  волнений,  нежели  другие
сословия;  особенно  резко  отличаются  они  в  этом  случае  от   сословий,
получивших  высшее  умственное   образование.   Но   все-таки   этот   пункт
представляет довольно резкий контраст между политическими и  индивидуальными
телами, контраст, которого никогда не следует упускать из виду,  потому  что
он напоминает нам, что между тем как в индивидуальных  телах  благосостояние
всех частей вполне подчинено благосостоянию нервной системы, в приятном  или
болезненном возбуждении которого заключается все благо или зло  жизни,  -  о
политических телах нельзя сказать того  же.  Пусть  жизнь  отдельных  частей
животного поглощается жизнью целого, оно так и следует, потому что это целое
имеет  корпоративную  сознательность,  способную  ощущать  наслаждение   или
страдание. Общество же - дело другое: его живые единицы не утрачивают  и  не
могут утратить индивидуальной сознательности, а община, с другой стороны, не
имеет  корпоративной  сознательности  как  целое.  Это-то  и  есть  главная,
неизменная причина, по которой никогда благосостояние граждан не может  быть
справедливо жертвуемо  для  какого-то  воображаемого  блага  государства,  а
напротив того - государство должно существовать единственно только для блага
граждан Корпоративная жизнь в этом случае должна подчиняться жизни отдельных
частей, а не жизнь отдельных частей - корпоративной жизни.
     Итак,  мы  указали  на  пункты  сходства  и   пункты   различия   между
общественным и индивидуальным организмом. Не приводит ли нас это обозрение к
заключению, что пункты различия служат только  к  тому,  чтобы  выставить  в
более ярком свете пункты  сходства?  Сличение  организмов  вообще  -  в  том
смысле, в каком обыкновенно понимается это слово, - с организмом  социальным
определеннее уясняет контрасты между теми и другими, но показывает в  то  же
время, что самые контрасты эти не так резки,  как  можно  было  бы  ожидать.
Неопределенность форм, разрозненность и подвижность  частей  и  повсеместная
чувствительность  не  составляют  исключительных  особенностей   социального
организма, которые  можно  бы  привести  как  существенные:  низшие  разряды
животных представляют близко подходящие к  ним  явления.  Следовательно,  мы
находим  немногое,  что  можно  было  бы  противопоставить  наиболее  важным
сходствам. Медленное увеличение объема; прогрессивное осложнение устройства,
идущее рядом с усилением взаимной связи частей; возможность отнятия и замены
живых единиц, не  нарушая  целого,  соразмерность  той  степени,  в  которой
проявляются эти особенности, с  жизненной  деятельностью  -  все  эти  черты
одинаково присущи и обществам, и органическим телам. А эти черты, в  которых
общества сходятся с органическими  телами  и  расходятся  со  всеми  прочими
вещами,  -  черты,  специально  характеризующие  органические  тела,  вполне
подчиняют себе меньшие различия, различия эти немногим больше  тех,  которые
отделяют одну половину органического царства от другой. Начала организации -
одни и те же; различия же представляют только  различия  в  применении  этих
начал.
     Этим  оканчиваем  мы  общий  обзор  фактов,  оправдывающих  уподобление
общества живому телу. Разберем их в подробности. Мы убедимся, что  параллель
выступает тем заметнее, чем ближе мы ее будем рассматривать.
     Самые низшие животные и растительные формы - Protozoa и Protophyta - по
преимуществу обитают в воде. Это мельчайшие  тела,  которые  большей  частью
становятся видимы только при помощи микроскопа.  Все  они  крайне  просты  в
строении, а некоторые даже, как, например, корненожки, почти  совершенно  не
имеют строения. Размножаясь, по  обыкновению  этих  видов,  самопроизвольным
дроблением тела, они дают половинки,  которые  могут  или  стать  совершенно
отдельными и направиться в разные стороны, или остаться в связи. Повторением
этого процесса самоделения образуются агрегации различного рода и  размеров.
Между  Protophyta   есть   некоторые   разряды,   например   Diatomaceae   и
"Yeast-plant", в которых индивиды либо  существуют  отдельно,  либо  связаны
группами из двух, трех, четырех и более членов; есть  и  другие  разряды,  в
которых значительное  число  отдельных  клеточек  соединяется  в  одну  нить
(Conferva, Monilia),  и  другие,  в  которых  они  образуют  сетчатую  ткань
(Hydrodyction),  или  пластинки  (Ulva),  или,   наконец,   сплошные   массы
(Laminaria,Agaricus): все эти растительные  виды,  не  будучи  разделены  на
различные части, как-то: корень, ствол или листья, - называются  Thallogens.
Между простейшими мы находим соответственные  явления.  Несметное  множество
существ, похожих на Amoeba, сплоченных  вместе  тканью  роговидных  волокон,
составляют  губку.  Foraminifera  представляют  нам  меньшие  группы   таких
существ, принявшие более определенные  формы.  Эти  почти  лишенные  всякого
устройства простейшие не только соединяются в  правильные  или  неправильные
агрегации   различных   размеров,   но   между   некоторыми   из    наиболее
организованных,  например  Vorticellae,  образуются,   кроме   того,   кучки
индивидов, происходящих от одного и того  же  корня.  Однако  эти  маленькие
общества монад или клеточек можно назвать обществами только в  самом  низшем
смысле этого слова; между ними нет подчиненности  частей,  нет  организации.
Каждая из составных единиц живет сама для себя и  сама  по  себе,  не  давая
другим и не получая от  других  никакой  помощи.  Между  ними  нет  взаимной
зависимости, кроме той, которая является вследствие  простого  механического
сочетания.
     Не сказывается ли в подобном устройстве  сходство  с  первыми  фазисами
человеческих обществ? Между низшими расами, например бушменами,  мы  находим
только зарождающееся соединение частей, иногда образуются  отдельные  семьи,
иногда два-три семейства кочуют вместе. Число соединяющихся  единиц  мало  и
изменчиво, соединение их непрочно. Разделения труда не существует, кроме как
между различными полами,  и  единственное  проявление  взаимного  содействия
заключается в совокупности нападений или  обороны.  Нам  представляется  тут
только недифференцированная группа неделимых, образующих  зародыш  общества,
точно так же, как в вышеописанной группе однородных  клеточек  представлялся
только зачаточный фазис животной и растительной организации.
     Теперь сравнение можно провести ступенью выше. В  растительном  царстве
мы переходим от Tballogens, простой массы подобных клеточек, к  Acrogens,  в
которых клеточ