реть;  прежде  всего  мы  должны
извиниться, что начинаем с изложения довольно известных - по  крайней  мере,
для некоторых - истин, прежде чем приступить к выводам, менее общеизвестным.
     Говоря вообще, каждый человек работает,  чтобы  избежать  страданий.  В
одном случае стимулом является воспоминание о муках голода, в другом  -  вид
плети  в  руках  надсмотрщика,  Непосредственный  руководитель  -  страх   -
вызывается в человеке представлением о наказании,  будет  ли  оно  причинено
физическими условиями или человеческой волей.  Он  должен  иметь  господина,
будь то природа или его ближний. Если над ним властвует  безличная  природа,
мы говорим, что он свободен; когда же он находится под  личным  воздействием
другого человека, стоящего  выше  его,  мы  зовем  его,  смотря  по  степени
зависимости, рабом, крепостным, вассалом. Мы оставляем, конечно,  в  стороне
незначительное меньшинство лиц, получающих средства к жизни  по  наследству;
это - общественный элемент случайный, не необходимый. Мы говорим лишь о  том
огромном большинстве людей, как образованных, так и необразованных,  которые
содержат себя трудом, физическим или умственным, и трудятся либо  по  доброй
воле, никем не принуждаемые, имея в виду лишь выгоды и невыгоды, естественно
вытекающие из их действий, либо по принуждению, поневоле, побуждаемые мыслью
о выгодах и невыгодах, создаваемых искусственно.
     Люди могут работать совместно, обществом, точно так же добровольно  или
по принуждению; эти две формы власти во  многих  случаях  сливаются,  но  по
существу  своему  противоположны.  Употребляя  слово  кооперация  в  широком
смысле, а не в том ограниченном, какой ему обыкновенно придают теперь, можно
сказать, что общественная жизнь должна быть построена либо на  добровольной,
либо на принудительной кооперации; или  же,  выражаясь  словами  сэра  Генри
Мэна, людей должна соединять или система договора, или система status, т. е.
система, при которой индивиду  предоставлена  полная  возможность  достигать
наилучшего, чего он может достигнуть собственными усилиями, причем успех или
неудача зависят от его способностей и умения; или такой  режим,  где  каждый
имеет  свое  определенное  место,  несет  обязательный   труд   и   получает
определенную долю пищи, одежды и крова.
     Система добровольной кооперации и есть  система,  положенная  в  основу
современной промышленности во всех цивилизованных государствах. В простейшей
форме мы видим ее на всякой ферме,  где  рабочие,  получающие  жалованье  от
самого  фермера  и  исполняющие  непосредственно  его   приказания,   вольны
оставаться или уходить, когда им угодно.
     Пример более сложной формы представляет любое промышленное предприятие,
в котором имеются разные степени  подчинения:  во  главе  предприятия  стоят
хозяева, затем управляющие и конторщики, еще ниже - надсмотрщики и десятники
и, наконец, рабочие разных категорий. В обоих случаях  мы  видим  совместный
труд или кооперацию между хозяином  и  работниками  с  целью  получения  там
жатвы, здесь  -  обработанных  продуктов.  Одновременно  с  этим  существует
гораздо более широкая, хотя и бессознательная кооперация  участников  одного
предприятия с участниками всех других - иначе говоря, со  всеми  трудящимися
членами общества. Ибо в то время как каждый предприниматель и каждый рабочий
в   отдельности   заняты   своей   специальной   отраслью   труда,    другие
предприниматели и рабочие производят  другие  предметы  житейского  обихода,
необходимые  как  для  себя,  так  и  для  него.  Отличительная  черта  этой
добровольной кооперации - всех ее форм, от самых простых и до самых сложных,
- заключается в том, что все участники ее работают вместе в силу соглашения.
Тут никто не навязывает условий и не принуждает подчиняться им.
     Правда, в некоторых случаях наниматель предлагает, а наемник  принимает
условия неохотно, говоря, что его вынуждают так поступать обстоятельства. Но
что такое  обстоятельства?  В  одном  случае  -  это  полученный  заказ  или
заключенный контракт, которые не могут быть выполняемы  без  уступок  с  его
стороны; в другом - он соглашается на более  низкую  плату,  чем  желал  бы,
потому что иначе ему негде будет  взять  денег  на  пищу  и  топливо.  Общая
формула не говорит: "Сделай это, иначе я заставлю тебя", но говорит: "Сделай
это или же уходи и пеняй на себя".
     С другой стороны,  примером  принудительной  кооперации  может  служить
армия - не столько наша  английская  армия,  куда  поступают  на  службу  на
известный срок и по договору, сколько континентальные, состоящие из  солдат,
вербуемых по набору. Здесь ежедневные  занятия  в  мирное  время,  чистка  и
уборка, парады, учения, караулы и прочее, а также различные маневры в лагере
и на поле битвы производятся по приказу начальства, так  что  у  солдата  не
остается никакой возможности выбора. Общий для всех закон - это  безусловное
подчинение низшего чина высшему, начиная от  простого  солдата  до  обер-  и
штаб-офицеров.  Сфера  индивидуальной  воли  ограничена  волей   начальства.
Нарушения субординации влекут за собой, смотря по тяжести проступка, лишение
отпуска,  сверхурочные  занятия,  карцер,  розги,  наконец,  высшую  кару  -
расстрел. Тут нет уговора повиноваться в пределах определенных обязанностей,
под страхом лишения места; тут просто говорят: "Делай все, что  тебе  велят,
иначе тебе угрожают страдания, а может быть, и смерть".
     Эта форма кооперации, воплощаемая армией, в прежние времена была формой
кооперации, обнимавшей собой все  гражданское  общество.  Хронические  войны
везде и во все времена порождали военный тип организации не  только  войска,
но и мирной общины. Пока общества ведут  между  собою  деятельную  борьбу  и
война  считается  единственным   занятием,   достойным   мужчины,   общество
представляется   как   бы   армией   в   состоянии   покоя   и    армия    -
мобилизованным-обществом; элементы же, не  принимающие  участия  в  боях,  -
рабы; женщины и крепостные  составляют  как  бы  интендантство.  Естественно
поэтому,  что  в  отношении  массы  лиц   последнего   разряда   применяется
дисциплина, по существу тождественная с военной, хотя и менее  выработанная.
Раз при таких условиях  войско  является  правящим  сословием,  а  остальные
элементы  общества  не  способны  к  сопротивлению,  естественно,  те,  кому
подчинено войско, подчинят себе и несражающиеся элементы,  и  принудительный
режим будет приложен к ним  с  теми  лишь  изменениями,  какие  вытекают  из
различия обстоятельств.  Военнопленные  становятся  рабами;  бывшие  вольные
хлебопашцы в  завоеванной  стране  -  крепостными.  Вожди  небольших  племен
становятся в зависимости от вождей  больших;  мелкие  землевладельцы-дворяне
делаются вассалами крупных и так далее в восходящем порядке: все это потому,
что общественная иерархия власти по существу своему  однородна  с  иерархией
власти военной организации.
     И в то время как рабы имеют дело  с  принудительной  кооперацией  в  ее
элементарной форме, та же система отчасти господствует и над  всеми  прочими
высшими слоями. Клятва верности, приносимая каждым своему сюзерену,  гласит:
"Я - твой слуга".
     Повсюду  в  Европе,  и  в  особенности  у  нас,  в  Англии,  этот   тип
принудительной кооперации постепенно утрачивал силу, уступая  шаг  за  шагом
место кооперации добровольной.  Как  только  война  перестала  быть  главной
задачей жизни, социальный строй, порожденный войной и к ней  приноровленный,
стал  мало-помалу  изменяться,  переходя  в  строй  иного  рода,   созданный
промышленной  жизнью  и  наиболее  выгодный  для  интересов  промышленности.
Пропорционально  уменьшению  части  общества,  преданной  наступательным   и
оборонительным действиям,  росла  часть,  посвятившая  себя  производству  и
распределению. Увеличиваясь численно, выигрывая  в  силе,  чувствуя  себя  в
городах менее под властью  военного  сословия,  это  промышленное  население
построило  свою  жизнь  на  началах  добровольной  кооперации.  Само  собой,
муниципалитеты и цехи, проникнутые отчасти идеями и  правами  военного  типа
общества, вносили в свои постановления известную долю принудительности;  тем
не  менее  производство  и  распределение  совершались  преимущественно   на
основании договора - по соглашению - как между  продавцами  и  покупателями,
так и между хозяевами и рабочими.
     Как  только  эти  социальные  отношения  и  формы  деятельности   стали
господствующими среди городского  населения,  они  стали  влиять  и  на  все
общество в целом: принудительная кооперация все более и более  расшатывалась
благодаря тому, что явилась возможность откупаться  деньгами  от  военных  и
гражданских повинностей; вместе с тем расшатывались сословные перегородки  и
уменьшалось значение классовых различий. Мало-помалу, когда ослабела  власть
промышленных корпораций, равно как и  власть  одного  сословия  над  другим,
добровольная кооперация сделалась общим принципом.
     Купля-продажа стала обязательной для получения какого  бы  то  ни  было
рода услуг, точно так же как и для приобретения товаров всякого рода.
     Жизненные тяготы,  порождая  недовольство  условиями  жизни,  постоянно
поддерживают и возбуждают в нас желание  изменить  свое  положение.  Всякому
известно, как утомительно продолжительное пребывание в одной и той же  позе;
всякому приходилось замечать, как самое удобное кресло, в котором вы сначала
чувствовали себя превосходно,  после  нескольких  часов  сидения  становится
настолько невыносимым, что вы охотно меняете его на  жесткий  стул,  которым
раньше пренебрегали. То  же  происходит  и  с  общественными  организациями.
Освободившись после долгой борьбы от суровой  дисциплины  старого  режима  и
заметив, что, при всех относительных достоинствах нового режима,  и  оно  не
лишено неудобств и недостатков, люди снова начинают испытывать недовольство,
вызывающее в них желание попробовать другую  систему,  которая  если  не  по
форме,  то  по  существу  оказывается  тою  же,  от  которой  предшествующие
поколения с великой радостью избавились.
     Ибо,  как  только  общество  отказывается  от  режима,  основанного  на
взаимном договоре, оно, по необходимости, должно принять режим status'a. Раз
оставлена добровольная кооперация, она должна быть заменена  принудительной.
Без организации труд  обойтись  не  может,  какая-нибудь  организация  труда
должна  существовать:  если  не  возникшая  путем  соглашения  при   условии
свободной конкуренции, так навязанная высшей властью!
     При всем внешнем различии между старым порядком,  при  котором  рабы  и
крепостные работали на своих хозяев, подчиненных баронам,  которые,  в  свою
очередь, были вассалами герцогов или королей, - и новым строем,  к  которому
теперь  стремятся,  в  котором  рабочие  работают  небольшими  группами  под
наблюдением надсмотрщиков, подчиненных старшим надзирателям, подчиненным,  в
свою очередь, местным управляющим, опять-таки поставленным в зависимость  от
окружных,   непосредственно   получающих   распоряжения   от    центрального
правительства, - оба, по существу, основаны на одном и том же принципе.  Как
в том, так и в другом строе  должны  существовать  установленные  степени  и
вынужденное подчинение низших степеней  высшим.  Это  -  истина,  с  которой
коммунисты и социалисты  недостаточно  считаются.  Недовольные  существующим
порядком вещей, где каждый заботится о себе и все вместе о том, чтобы  никто
не плутовал, они считают, что было бы несравненно лучше для  всех,  если  бы
все сообща заботились о каждом в отдельности, -  но  не  останавливаются  на
мысли о том, при помощи какого механизма можно осуществить это? Если  каждый
явится предметом забот всех, взятых вместе, то эти все, объединенные в  одно
целое, неизбежно должны  иметь  в  своем  распоряжении  необходимые  на  это
средства. То, что  дается  каждому  в  отдельности,  должно  быть  взято  из
накопленного общими силами; а потому все  непременно  потребуют  от  каждого
соответствующего взноса; должно определить его долю  участия  в  составлении
общественного капитала,  т.  е.  в  производстве,  взамен  чего  он  получит
содержание. Значит, для того чтобы быть обеспеченным, он  должен  отказаться
от независимости и повиноваться тем, кто  указывает  ему,  что  ему  делать,
когда, где и кто даст ему его долю пищи, одежды  и  жилья.  Раз  конкуренция
устранена, а вместе с ней - купля-продажа, не может быть  уже  добровольного
обмена данного количества труда на данное количество  продукта;  соотношение
между  тем  и  другим  определяется  установленными  должностными  лицами  и
становится обязательным.  Свобода  выбора  отсутствует  как  при  выполнении
труда, так и при получении  вознаграждения,  каково  бы  оно  ни  было,  ибо
рабочий не может по желанию отказаться от места и  предложить  свой  труд  в
другом месте. При этой системе он может быть принят в другом месте не  иначе
как по распоряжению властей. Ясно, что раз установился такой порядок  вещей,
член общины, не подчинившийся властям в одном  месте,  не  мог  бы  получить
работы в другом, ибо этот порядок вещей немыслим  при  условии,  что  каждый
рабочий имеет  право  произвольно  наниматься  и  уходить.  Отдавая  приказы
капралам и сержантам, капитаны промышленности  должны  исполнять  приказания
своих  полковников,  эти  -   приказания   генералов   и   так   далее,   до
главнокомандующего включительно; и повиновение так же обязательно  для  всех
чинов промышленной армии, как и для чинов военной. В той  и  другой  правило
одно и то же: делай, что тебе предписано, и получай, что тебе причитается.
     "Ну что же, пусть так, -  возразит  социалист,  -  рабочие  сами  будут
выбирать себе  должностных  лиц,  и,  значит,  эти  последние  будут  всегда
подчинены контролю управляемой ими массы. Под страхом  общественного  мнения
они, несомненно, будут действовать справедливо и честно: в противном  случае
они будут отставлены от должностей путем народного голосования, местного или
общего. Не обидно повиноваться властям,  когда  сами  эти  власти  подчинены
контролю народа." И социалисты всецело верят в эту привлекательную иллюзию.
     Железо и медь - предметы более простые, чем плоть и  кровь,  а  мертвое
дерево - чем живой нерв; машина, сделанная из  первых  материалов,  работает
более точно, чем организм, построенный из  элементов  второго  рода,  именно
потому, что движущая сила в организме - энергия живых нервных центров, тогда
как машину приводят в движение  неорганические  силы:  вода  или  пар.  Ясно
отсюда, что гораздо легче  предвидеть  и  рассчитать  действие  машины,  чем
деятельность  организма.  А  между  тем  как   редко   расчет   изобретателя
относительно действия нового аппарата  оказывается  правильным!  Просмотрите
список  патентов,  и  вы  увидите,  что  из  пятидесяти   изобретений   одно
оказывается полезным на практике. Как ни  легко  осуществим  кажется  автору
план его изобретения, на деле какая-нибудь зацепка  препятствует  ожидаемому
действию и полученный результат далеко не соответствует ожидаемому.  Что  же
сказать о тех схемах, которые имеют дело не с мертвыми силами вещества, а со
сложными  живыми  организмами,  с  деятельностью,  гораздо  менее  доступной
предвидению и включающей кооперацию многих подобных организмов. Очень  часто
им не понятны даже те единицы, из которых должно сложиться  реорганизованное
политическое целое. Каждому из нас  приходится  иногда  дивиться  чьему-либо
поведению или даже поступкам своих родственников, которых он отлично  знает.
Если так трудно предвидеть поступки  индивида,  возможно  ли  сколько-нибудь
точно определить заранее действие  того  или  другого  общественного  строя?
Авторы большинства социальных схем исходят из предположения, что  все  будут
правильно поступать и судить честно, будут мыслить, как они должны  мыслить,
и действовать,  как  они  должны  действовать,  и  держатся  этого  взгляда,
невзирая на повседневный опыт, доказывающий, что люди не делают ни того,  ни
другого,  и  забывая,  что  его  сетования  на  существующий  порядок  вещей
доказывают  его  убеждение  в  том,  что  людям  как  раз   недостает   того
благоразумия и той честности, которые нужны для осуществления его плана.
     Конституции на бумаге вызывают улыбку на лице  всякого,  кто  видел  их
результаты; такое же впечатление производит и социальная система  на  бумаге
на тех, кто наблюдал действительные факты. Как далеки  были  люди,  делавшие
Французскую   революцию,   и    главные    инициаторы    установки    нового
правительственного аппарата от мысли, что одним  из  первых  действий  этого
аппарата  будет  обезглавливание  всех  их!  Как  мало  авторы  американской
декларации независимости и создатели республики  предвидели  тот  факт,  что
несколько поколений спустя законодательство станет  добычей  интриганов  что
оно создаст обширное поприще для борьбы и конкуренции  искателей  мест;  что
политическая деятельность повсюду будет загрязнена вторжением  в  эту  сферу
чуждого элемента - баланса, поддерживающего равновесие между  партиями;  что
избиратели, вместо того чтобы голосовать самостоятельно, будут  представлять
собой тысячеголовое стадо, руководимое несколькими вожаками (bosses), и  что
сфера общественной деятельности будет закрыта для людей достойных, благодаря
оскорблениям  и   клеветам   профессиональных   политиков.   Так   же   мало
предугадывали события авторы конституции различных других государств  Нового
Света,  в  которых  бесчисленные  революции  с  поразительным   постоянством
обнаруживали контраст между ожидаемыми результатами  политических  систем  и
результатами,  достигнутыми  в  действительности.  То  же  самое  приходится
сказать и о предлагавшихся системах общественного переустройства,  поскольку
они  были  испробованы  на  практике.  За   исключением   социальных   схем,
предписывавших безбрачие, история  всех  остальных  представляет  собою  ряд
неудач; одно из последних свидетельств дает нам история  Икарийской  колонии
Кабэ, рассказанная одним из ее членов, г-жою  Флери  Робинзон  в  "The  Open
Court", - история  последовательно  повторявшихся  расколов,  распадения  на
группы, все более и более мелкие, сопровождавшегося многочисленными случаями
отпадения отдельных членов  и  закончившегося  полным  распадением.  Причина
неудачи подобных как общественных, так и политических схем одна и та же.
     Развитие путем превращения - универсальный закон, господствующий как на
небесах, так и на земле, в особенности в органическом мире, и  прежде  всего
среди животных. Ни одно существо, не исключая самых простых и ничтожных,  не
начинает своего бытия в той форме, какую оно  принимает  впоследствии,  и  в
большинстве случаев несходство первичной и позднейшей формы так велико,  что
родственная связь их казалась бы совершенно невероятной, если бы возможность
ее не подтверждалась ежедневно на любом птичьем дворе и в любом саду.  Более
того, многие существа меняют форму по нескольку раз,  причем  каждый  раз  с
ними происходит, по-видимому, полное превращение: например, яичко,  личинка,
куколка и окончательная форма (imago).  Закон  метаморфозы  -  общий  закон,
управляющий развитием как планеты, так и любого семени,  произрастающего  на
ее поверхности; этот же закон управляет и обществами,  взятыми  в  целом,  и
составляющими их отдельными учреждениями Ни одно из них не кончает так,  как
начало; и разница между первоначальной и конечной формой бывает так  велика,
что вначале переход из одной в другую показался бы совершенно невероятным. В
грубейшей  форме  общества  -  диком  племени  -   вождю   повинуются,   как
военачальнику в  военное  время,  но  лишь  только  война  прекратилась,  он
лишается своего выдающегося положения; и даже  там,  где  непрерывные  войны
вызвали потребность в постоянном вожде,