тор: хочешь заняться убийством Гребешкова?
     - Да, - ответил я, - хочу... попробовать.
     Острецов посмотрел с прищуром:
     - Я, - сказал он, - тебя, Андрей Викторович, уважаю. И, разумеется, приветствую твое желание, но...
     - Что "но"?
     - Видишь ли, Андрей... Мы ведь провели собственное расследование. Нам, как ты понимаешь, небезразлично, когда убивают наших сотрудников. Поверь, что сделано все возможное. ГЛУХАРЬ!
     ...От Острецова я ушел в полном недоумении. Дело Гребешкова заинтриговало меня окончательно. Убийство сотрудника ФСБ - факт из ряда вон и, разумеется, "чекисты" рыли землю. А работать они умеют. Сколько бы комитет ни крыли, а профессионализм не отнимешь... и если чекисты не смогли поднять дело... то что же это значит?

***

     - Глухарь это значит, - сказал Зудинцев.
     - А может, и нет, - сказал Родион.
     - Что ты имеешь в виду?
     - Я так думаю: нашли они убийцу. Но решили: суд наш гуманный даст ему лет восемь-десять... А они сами приговор вынесли. И привели в исполнение.
     - Э-э, брат Родя, - сказал Зудинцев, - куда тебя понесло... Это уже из романов господина Бушкова: тайные ликвидации и прочее... Бред!
     - А я думаю, - ответил Родя, - что так все и было. И ежели мы хорошо изучим круг знакомых Гребешкова, то наверняка найдется человек, который после убийства этого архивиста "покончил жизнь самоубийством" или погиб в результате "несчастного случая". Или просто исчез. Нашли комитетчики мокрушника. Нашли - и грохнули!
     - Глупости, - сказал Зудинцев.
     А я не сказал ничего.

***

     На следующий день я собрался поехать в университет. Убийство Олега Гребешкова меня зацепило. Если бы его забили пьяные гопники или если бы его квартира была ограблена - все было бы понятно... Но из его квартиры, как выяснил Зудинцев в Калининском РУВД, ничего не пропало. Ничего! Там, правда, и не было ничего ценного, но в домашней библиотеке убитого находилось несколько редких книг да еще видеокамера... Камеру-то грабитель мог бы прихватить. Но не сделал этого.
     Из материалов дела следовало, что Олег Гребешков был человек неконфликтный, непьющий, врагов не имел. После развода с женой в девяносто первом году жил один... Те, кто знал Гребешкова, говорили: книжный червь. Питался одной архивной пылью.
     Так кто же, черт побери, вогнал две порции дроби в тихого сотрудника ФСБ?..? Бывшая женушка? Любовница? Троцкист?? Муж любовницы?
     Ерунда, все эти версии следственная служба ФСБ отработала. Если бы хоть что-то там было, они бы это раскрутили.
     Но они перелопатили все ближнее и дальнее окружение Гребешкова и ничего не нашли. НИ-ЧЕ-ГО.
     Впрочем, в ФСБ, скорее всего, не знают о существовании Троцкиста... Я понятия не имею, связан ли как-нибудь Троцкист с Гребешковым, но что-то мне тут не нравится. Пожалуй, я зря скрыл от Острецова историю со звонками Троцкиста.
     Сегодня же позвоню и поставлю Алексея Ивановича в известность.
     Я почти доехал до университета, когда запищал телефон.
     - Алло, - сказал я в трубу и сразу услышал возбужденный голос Каширина:
     - Шеф! Шеф, я был прав.
     - Что такое, Родион?
     - Я говорил, что среди знакомых Гребешкова обязательно найдется самоубийца?
     - Ну говорил... Что дальше?
     - Прошлым летом покончил с собой хороший знакомый Гребешкова.
     - Это точно? - спросил я.
     - Точнее некуда, Шеф. Вот тебе и ФСБ! Вот тебе и романы Бушкова.
     - Это еще ничего не значит, Родя, - возразил я.
     - Ага! Конечно. Комарницкий был преуспевающий бизнесмен, жил двумя этажами выше Гребешкова, а в июле прошлого года застрелился из охотничьего ружья...
     Это ничего не значит, Шеф?
     - ... твою мать! - сказал я. - Ты где сейчас?
     - Сейчас я собираюсь нанести визит вдове Комарницкого.
     - Дождись меня, - сказал я. - Диктуй адрес, еду к тебе Я погнал машину на Гражданку. Я материл пробки, Родю, самоубийцу Комарницкого и ФСБ... Если они вычислили убийцу и вынесли ему приговор... Нет, нет, ерунда. Не может этого быть! Или может?
     Я нашел дом на проспекте Науки, в котором жил Олег Гребешков и бизнес - мен-самоубийца Комарницкий. Возле подъезда сидел на скамейке Родя и ел мороженое.
     - Ну что, - сказал Родя, - прав я был?
     - Не знаю, товарищ Родя-... Может, они даже знакомы не были, - ответил я, опускаясь рядом с ним на скамейку.
     - Хренушки! Еще и как знакомы - в шахматы каждую неделю играли.
     - Откуда информация?
     - Пошел по соседям. Может, думаю себе, зацеплю чего... И уже во второй квартире - бах! - мне одна бабуля и выкатывает: да что же это, говорит, за беда такая в нашем подъезде-то? В апреле Олега убили негодяи, в июне Савелий Григорьич помер, царствие ему небесное, а в июле Комарницкий застрелился.
     Я сразу: что да как? Ну Савелий Григоръич нас не интересует - дедуле было восемьдесят семь годков и помер он естественной смертью. А вот Стае Комарницкий был преуспевающий бизнесмен тридцати двух лет. Жил двумя этажами выше Гребешкова, занимал аж две квартиры.
     С Гребешковым был в хороших отношениях, по воскресеньям в шахматы они играли... А в июле прошлого года Комарницкий ни с того ни с сего вдруг забабахал себе в грудь из двух стволов. Нормальное кино, Шеф?
     - Очень даже... Ты с вдовой договорился о встрече?
     - Ждет.
     Мы поднялись на седьмой этаж. Из-за стальной двери квартиры Комарницких раздался собачий лай. Родя поежился, сказал:
     - Ох, не люблю я этих "друзей человека".
     Дверь распахнулась, в просторном холле нас встретили хозяйка и две кавказские овчарки. Милые такие собачки, мне по пояс ростом. Родя незаметно переместился мне за спину.
     Алла Комарницкая оказалась шикарной брюнеткой лет двадцати пяти. В ушках у нее поблескивали брюлики...
     - А вы тот самый Серегин? - спросила она.
     - Ага, - сказал Родя, - он тот самый.
     - А документики можно ваши увидеть?
     Мы с Родей вытащили "корочки". Комарницкая изучила их тщательно. Вообще, в этой дамочке чувствовалась уверенность и властность.
     - Ну-с, господа, - сказала она, - проходите... кофейком вас угостить?
     Мы прошли в кухню, которая явно была вдвое больше, чем обычные кухни в таких домах. Две милые собачки прошли вслед за нами, встали на пороге и принялись изучать нас "добрыми" глазами.
     - Что же вы хотите, господа журналисты, у меня узнать? - спросила Алла, наливая кофе. - Вам со сливками?
     - Нет, спасибо... Алла, скажите, пожалуйста, ваш муж был дружен с Олегом Гребешковым?
     - Дружен? Нет, скорее они были приятели. В шахматы играли по воскресеньям. Мой дурак почти всегда проигрывал.
     Здорово это она о безвременно покинувшем супруге: дурак... Чувствуется, что вдова скорбит. А кстати, вдова ли она?
     Вон колечко-то обручальное на правой руке носит.
     - Мы, - сказал я, - слышали о той трагедии, которая произошла с вашим мужем... Понимаю, что вам нелегко об этом говорить, но... какова причина самоубийства Стаса?
     - А вы спросите у него, - ответила Алла Комарницкая.
     Ответ меня, признаюсь, сразил... Да еще взгляд Аллы, который мало отличался от взгляда кавказцев.
     - Он не оставил записки? - спросил Родя.
     - Нет.
     - У него были финансовые проблемы?
     - Нет.
     - А со здоровьем?
     - Зачем вам это? - спросила она, доставая сигарету из пачки. Родион поднес ей зажигалку.
     - Странно, что здоровый молодой мужчина вдруг уходит из жизни.
     - Дурак, - сказала она и выпустила струйку дыма.
     - Он выстрелил себе в грудь?
     - Да. Зрелище было, доложу я вам... б-р-р! Гадость.
     - Это было... здесь?
     - Нет, на даче... Уехал посреди рабочего дня на дачу, никому ничего не сказал. Исчез! Нашли только через два дня.
     - Он стрелял из двустволки?
     - Да. Из двух стволов.
     - Пулями?
     - Нет. Дробью.
     Мы с Родей переглянулись.
     - А у него что - не было других патронов под рукой? - спросил я.
     - Да там ящик этих патронов! Три ружья и ящик патронов.
     - Странно... скажите, Алла...
     - Послушайте, - сказала она, - хватит. Хватит об этом. Меня уже допрашивали и в прокуратуре, и в ФСБ.
     - ФСБ проявляла интерес к самоубийству Стаса?
     - Да они всех тут достали! После того, как убили Олега, они тут круги нарезали, как кокер-спаниели. Десять человек, и все задают одни и те же дурацкие вопросы...
     А как увидели ружье на стене - вообще вцепились в Стаса!
     - Ружье Стаса вызвало их интерес?
     - А как же! Им же нужно убийцу найти... Если какого работягу грохнут - всем все по фигу. А тут ихнего замочили - ну они и забегали! Они это сраное ружье и облизали, и обнюхали.
     - Стаса подозревали в убийстве Олега?
     Алла раздавила сигарету в пепельнице.
     - Если бы не железное алиби, то... черт его знает...
     - Алиби?
     - Да, мы в день убийства Гребешкова были в Финляндии. Но они все равно изъяли наши загранпаспорта, вернули только через три дня.
     ...Все стало ясно. Мы допили кофе и откланялись. Напоследок я спросил:
     - Кстати, Алла, нескромный вопрос...? Вы вышли замуж?
     - Да, - ответила она с вызовом. - Если вы хотите сказать, что я еще и башмаков не истоптала...
     - Ну что вы, Алла?! Мы не имеем никакого морального права...
     Зарычали собаки. Комарницкая ухмыльнулась.

***

     Когда мы вышли на улицу, Родя сказал:
     - Сдается мне, что эта тетенька помогла своему муженьку на тот свет отправиться.
     - Уймись, Родя. Еще пять минут назад ты был уверен, что Комарницкого застрелили комитетчики.
     - Я же не знал, что у него алиби...? Давай по мороженому съедим? Угощаю!

***

     Потом я все-таки рванул в университет. В деканате исторического факультета я быстро нашел профессора Немчинова, у которого учился студент Гребешков. Прошло двенадцать лет, но Владимир Спиридонович Олега помнил:
     - Бог мой, - сказал он, - Олежек! Такая трагедия! Это такая трагедия... Убийцу не нашли, Андрей Викторович?
     - Нет, - ответил я, - не нашли.
     - Жаль. Впрочем, какая теперь разница? Олега уже не вернешь. А ведь он был одним из лучших моих учеников. Исключительно трудолюбивый, честный и ответственный человек... Как несправедлива судьба!
     Обсуждать вопрос о справедливости судьбы я не стал. Я спросил:
     - Почему ваш лучший ученик пошел работать в КГБ, Владимир Спиридонович?
     Немчинов вскинул на меня взгляд:
     - Хороший вопрос, - сказал он. - Многие его отговаривали от этого шага.
     Вы же помните, какое было время? Девяностый год! Накал страстей. Казалось: вот-вот КГБ будут судить как преступную организацию. Престиж комитета был низок, как никогда. Олег - не первый мой ученик, который пошел на службу в КГБ.
     Но те, кто выбрал эту стезю, выбрал ее в другое время. В другую, я бы сказал, эпоху... Вы меня понимаете?
     - Безусловно.
     - А Олег!.. Я сам говорил ему: Олег, подумайте. Но он стоял на своем! Мотивов, собственно, у него было два. Первый:
     КГБ сейчас пытаются распять... значит, я пойду в КГБ. Второй: Троцкий. Дело в том, что на четвертом курсе Олег увлекся Троцким. И он почему-то решил, что в архивах комитета должны быть бумаги Троцкого. Но тут его ожидало разочарование.
     - Не нашел?
     - Не нашел, Андрей Викторович. Да их, скорее всего, и не было. А ведь он очень дорогой ценой заплатил за свое желание работать в КГБ. Очень дорогой.
     - А что вы имеете в виду, Владимир Спиридонович?
     - От него же жена ушла, Андрей Викторович. Да, да, именно так... Полина училась тоже у нас, но на курс младше.
     Красавица. О-о, тут сколько за ней кавалеров ухаживало... Сердец разбитых осталось много. А она всем Олега предпочла!
     И когда уже на четвертом курсе Олег учился, они поженились. Хорошая была свадьба, веселая... И все, казалось, будет у молодых безоблачно. Но на пятом курсе Олег вдруг заявил, что пойдет в КГБ. И - начался разлад. Полина была против категорически. Но и у Олега - характер...
     А тут еще, как на грех, давний Полинин ухажер, ба-а-льшой "борец с режимом"... сын, кстати, партийного функционера немалого ранга... Так вот этот "борец" и, подчеркиваю, в некотором роде соперник Олега, тоже внес свою лепту в конфликт. Хотя и косвенно.
     - А фамилию этого "демократа" не помните?
     - Как не помнить? Островский. Федор Островский.
     - Это не сын ли того Островского? Из обкома?
     - Его, его сынок. Юноша не бездарный, но всерьез учиться не хотел. Он был другого склада совершенно. Искал популярности... Вот на гребне разоблачений КПСС и КГБ он и поднялся. Примкнул к каким-то анархистам. И на одном из митингов подрался с милиционером. Посадили. Так что университет он не закончил, но зато выступил "жертвой режима". Шел-то уже восемьдесят девятый, "антисоветчиков" уже не сажали... Посадили Федьку за элементарный мордобой, но для части нашего студенчества, уважаемый коллега, он стал "жертвой КПСС" и, соответственно, "кровавого КГБ". На этом фоне желание Олега пойти в комитет выглядело для многих... э-э... странно. Разрыв, конечно, не мгновенно произошел, а постепенно. Собственно, окончательно Олег и Полина разошлись, когда уже покинули альма-матер и Олег поступил на службу в КГБ. Говорили, что потом Полина сошлась с демократом-хулиганом. Но точно не скажу, не знаю... Возможно, сплетни.
     - Скажите, Владимир Спиридонович, а ваш хулиган-демократ Островский заиканием не страдает? - спросил я. Я не знаю, почему я это спросил.
     - Заиканием? Да это, голуба вы мой, такой краснобай - еще поискать. Цицерон! Язык без костей у Феди Островского.
     - А что с ним потом стало? Где он сейчас?
     - Вот этого не знаю, не скажу... Да мне он, признаться, и не интересен вовсе... Вы лучше Полине позвоните - она, возможно, в курсе.

***

     Когда я вернулся в Агентство, меня ожидало три сообщения: звонила Елена Петровна Кондакова, звонил Троцкист и звонил Родя Каширин из Всеволожска.
     - А какого черта Родион делает во Всеволожске? - спросил я.
     Ответить на этот вопрос никто не мог.
     Потом пришел Зудинцев и рассказал, что он неформально пообщался с убойщиками из Калининского района. Под кружечку пива... Это он так сказал, но, по моим оценкам, кружечек было три-четыре, а к ним еще кое-что, Я пьянку на работе ненавижу. Однако ежели для пользы дела, то не возражаю. Пользы, впрочем, не было:
     - Мужики так сказали: сами-то они отрабатывали дело Гребешкова формально. Глухарь он и есть глухарь... Чего время впустую гробить? Но параллельно с ними работали "соседи". Эти за своего парня землю рыли! Просеяли всех его знакомых с детского сада... пустышка. Стоит ли нам, Андрей, время переводить? Если эфэсбэшники ничего не нарыли - а рыли они по полной схеме, - то ведь и мы, скорее всего, ничего не найдем.
     - Ты, конечно, прав, Михалыч, - сказал я. - После того, как ФСБ с гребешком прошлась, ловить нечего... Но ведь есть еще и Троцкист!
     - А при чем тут Троцкист?
     - Не знаю. Но не дает он мне покоя.

***

     Я позвонил Кондаковой, и Елена Петровна взволнованно сообщила мне, что рукопись подлинная.
     - Есть заключение экспертизы? - спросил я.
     - Официального еще нет. Но я показала текст эксперту-почерковеду центра судебных экспертиз Минюста {Правильное название: Северо-Западный региональный центр судебных экспертиз Министерства юстиции Российской Федерации}... Мнение эксперта однозначное: это - рука Льва Троцкого. Андрей Викторович?
     - Да, Елена Петровна?
     - Андрей Викторович, если у того человека, который передал вам эту страничку, есть другие материалы... их нужно добывать любой ценой. Вы понимаете?
     - Понимаю, Елена Петровна... Любой ценой, говорите? Это можно. Мы его вычислим и будем пытать утюгом до тех пор, пока он не отдаст тексты. Отдаст - куда денется?
     - Андрей Викторович, - растерянно сказала Кондакова и замолчала.
     - Это шутка, Елена Петровна. Извините, глупая... Но с Троцкистом будем работать.
     Едва я закончил разговор с Кондаковой, пришел мрачный Повзло. Сел и стал сетовать на жизнь: денег нет не только на оперрасходы, но и на бензин для нашей "антилопы"... И вообще, репортерам срочно нужны мобильники, иначе работа остановится.
     - А по таксофону они звонить уже не могут? - спросил я строго.
     - Тебе смешно? - сказал Коля. - Весело тебе, да? Дождемся.
     Коля ушел и хлопнул дверью... Весело ли мне? Куда как весело!
     Потом позвонил Троцкист. Кажется, он был изрядно выпивши, но заикался значительно меньше. Угрожал сжечь все тексты Троцкого, если я не выкуплю их...
     Я его стал успокаивать, убеждал, что найдем компромисс, и снова предлагал встретиться лично. Он обложил меня матом и назвал "чекистской сукой". Вот так и пообщались.

***

     Под вечер пришел возбужденный Родя и сказал:
     - А я все-таки был прав, Шеф!
     - Что такое? Опять вскрыл происки ФСБ?
     - Какая, к черту, ФСБ. Я про Комарницкую.
     - Понял: Комарницкая - тайный ликвидатор ФСБ... И ее овчарки тоже.
     Родион закурил и сказал серьезно:
     - Я не поленился съездить во Всеволожск, шеф.
     - Да? А зачем?
     - Дача Комарницких под Всеволожском. Я съездил и нашел следака, который вел проверку по факту самоубийства Стаса Комарницкого...
     - Ну-ка, ну-ка.
     - Следак считает, что Стаса убили. Либо сама Комарницкая, либо его заместитель, за которого Аллочка и вышла замуж спустя всего три месяца после "самоубийства" мужа... Но доказательств нет.
     - Бывает, - согласился я. - Что предлагаешь?
     - А что тут предложишь? Там даже дела не возбуждали - самоубийство. Следак говорит: наглая тварь. Он ей в лицо сказал: а не ты ли, Алла Феликсовна, муженька-то убила? А она в ответ: а ты докажи... Вот тварь какая!
     - Не бери в голову, Родя, - ответил я... и вспомнил огромных кавказцев... и ухоженную, холеную руку Аллы с обручальным кольцом... и брюлики, подрагивающие в ушках. Еще я подумал, что прокуратурский следак, скорее всего, прав. Но его правота не подкреплена фактами, и Алла Комарницкая никогда не предстанет перед судом. Такова реальность. - Ты, - спросил я, - Родион, пробил телефоны, с которых звонил Троцкист?
     - Да, - хмуро ответил Родя. - Звонил он с таксофонов возле метро "Площадь Мужества". Карта компании "Санкт-Петербургские таксофоны" на тридцать единиц, годна до тридцатого ноября.
     Звонки только на твой номер... Осторожный, гад.

***

     У Полины Гребешковой оказался очень приятный грудной голос, и она, кажется, нисколько не удивилась, когда я позвонил, представился и сказал, что хотел бы поговорить о ее бывшем муже - Олеге Гребешкове.
     - Когда вас устроит? - спросила она.
     Я ответил, что в любое удобное для нее время, но откладывать не хотелось бы.
     - Приезжайте, - сказала она. - Я все равно сижу дома, на больничном. Записывайте адрес...
     Я адрес-то уже знал. Знал и то, что вместе с Полиной прописана дочь Яна, 1993 года рождения, и Лосева Тамара Леонидовна, 1940 года, - очевидно, мать. Но говорить Полине этого я не стал. Адресочек, между прочим оказался недалеко от площади Мужества... Но это, конечно, ничего не означает.
     Я запряг свою сивку-бурку и поехал.
     На самой площади Мужества попал в хорошую пробку - после того, как линия метро оказалась разорванной, пробки здесь стали обычным делом. Полина жила в старенькой пятиэтажке на улице Хлопчина, из ее окон были видны стадион и парк Политеха.
     Я извинился за визит в неудобное для этого время, но Полина сказала:
     - Это не беда. Болею не я - Янка. Да и она уже, скорее, здорова, чем больна...
     Гулять пойдешь, доча?
     И Янка закричала: да-а, пойду-у...
     Я понял, что Полина не хочет, чтобы девочка присутствовала при разговоре. Через пять минут Яна ушла, а мы с Полиной сели в маленькой кухне. В окно было видно, как Яна играет на детской площадке.
     - Итак, Андрей... э-э... простите... - произнесла Полина.
     - Если вы не против, то, может быть, обойдемся без отчеств? - спросил я.
     Она кивнула: не возражаю... А потом вдруг заплакала. Я много раз видел, как плачу