чем не собираюсь ломать голову. Шага не сделаю  из
дому, и пусть каждый день будет похож на все остальные.
   Она окинула меня изучающим взглядом, пытаясь найти какой-нибудь способ ко
мне подобраться, а затем спросила:
   - Для тебя это действительно так важно - отсидеться?
   - Представь себе! Она развела руками:
   - Тогда мне больше крыть нечем. Она отвернулась, и я вздохнул:
   - Извини, Кейт. Просто не могу, вот и все. Она кивнула, не глядя на меня.
Я добавил:
   - Если они совершили ошибку, то ее сами и обнаружат. Так обычно и бывает.
   - Да, - проговорила она и вышла из комнаты.
   Я прислушался к ее шагам на лестнице, а затем - к отдаленным голосам. Они
звучали в гостиной, и разобрать слова было невозможно.
   И в самом деле, чем я мог помочь? Любой  предпринятый  мною  шаг  был  бы
пустой тратой времени. Начни я разговор с этой женщиной, придется  думать  о
вчерашнем, а это для меня не только не имеет  смысла,  но  и  мучительно.  А
кроме  того,  большинство  допущенных   полицией   ошибок   обнаруживают   и
исправляют,  прежде  чем  дело  доходит  до  суда.  Исключения  не  остаются
незамеченными, но получают  широкую  огласку  именно  из-за  того,  что  они
исключения.
   Я взял в руки "Жизнь на Миссисипи" и раскрыл ее, но читать не мог. Просто
сидел и ждал и после долгого молчания вновь услышал голоса, а затем - как за
посетительницей закрылась входная дверь. Я ждал, что Кейт снова  поднимется,
но она не появилась, и через некоторое время я принялся за чтение,  закончил
наконец абзац, перевернул страницу и начал другую.
   Кейт появилась около часа спустя, через минуту после того,  как  раздался
телефонный звонок. Она остановилась в дверях и сообщила:
   - Это Джордж Пэдберри. Он говорит, что это важно.
   - Нет.
   - Я ответила ему, что ты вряд ли подойдешь, -  успокоила  она.  Ни  в  ее
лице, ни в голосе не было упрека. Кейт вышла за дверь  и  начала  спускаться
вниз.
   Я сорвался с места,  выбежал  из  комнаты  и  остановился  на  лестничной
площадке. Затем позвал ее, и она остановилась, подняв на меня глаза.
   - Пусть это трусость, - сказал я, - но иначе я не могу.
   - Я знаю, - кивнула она, и лицо ее вдруг смягчилось. - Все хорошо,  Митч.
Я понимаю.
   - Ладно, сейчас спущусь, - буркнул я. Мы вместе подошли к  телефону,  она
взяла трубку, послушала и сказала:
   - Он не дождался. Гудки... - Она положила трубку на  рычаг  и  улыбнулась
мне. - Разрешил нашу проблему за нас.
   Конечно, ничего подобного - наши проблемы разрешить никому не под силу, -
но я улыбнулся в ответ и согласился:
   - Пожалуй, что так.

Глава 8

   На следующий  день,  во  вторник,  примерно  в  половине  пятого  вечера,
раздался звонок в дверь. Я был в гостиной и смотрел по телевизору  пиратский
фильм с Эрролом Флинном, поэтому сразу же вскочил на ноги.
   Кейт, проходя мимо по дороге из кухни, сказала:
   - Не волнуйся, сиди спокойно, Митч. Я никого не пущу.
   - Ладно. - Я остался стоять возле телевизора, глядя на дверь в гостиную и
пытаясь различить голоса за доносившейся  с  экрана  музыкой.  Билл  сегодня
вернулся из Лонг-Айленда и возился наверху у себя в комнате с каким-то своим
таинственным прожектом, так что вполне могли прийти и к нему.
   Когда через минуту вернулась Кейт, на лице ее  была  тревога,  а  за  ней
вошли двое мужчин в штатском.
   - Это детективы, Митч, - сообщила она.
   Взглянув на них, я попытался прочитать по их лицам, известно ли им -  кто
я, но они оба  были  бесстрастны.  Молодые  ребята,  аккуратные,  но  слегка
тяжеловатые. Один из них обратился ко мне:
   - Мы хотели бы, чтобы вы проехали с нами, мистер Тобин, если располагаете
временем.
   - Что случилось? - поинтересовался я.
   - Ничего. Просто нам хотелось бы уточнить кое-что из вашего заявления  по
делу Вилфорда.
   - А здесь этого сделать нельзя?
   Другой резонно возразил:
   - С вами хочет поговорить капитан, мистер Тобин.  Много  времени  это  не
займет, и мы сразу же привезем вас обратно.
   Я мрачно вслушивался в знакомые интонации.  Когда-то  подобные  заверения
срывались и с моих  собственных  губ,  и  отзвуки  когда-то  привычных  слов
вызвали массу воспоминаний. Когда я трепался подобным образом, то иногда мои
слова  соответствовали  действительности,  но  зачастую  являлись  заведомой
ложью, своего рода тактическим маневром  -  попыткой  доставить  за  решетку
потенциально опасного субъекта без лишнего шума и неприятностей.
   На этот раз они, похоже, говорили правду. Не было никаких причин  отнести
меня в разряд особо опасных, а глядя на откровенно скучающие физиономии этих
двоих, я понял, что  они  далеки  от  подобных  намерений.  Но  зачем  тогда
забирать меня с собой? Возможно, просто из принципа, чтобы жизнь  мне  медом
не казалась. В любом случае мне ничего  не  оставалось,  как  подчиниться  и
испытать на собственной шкуре, что будет дальше.
   - Мне нужно обуться, - сказал я. - Ботинки наверху.
   - Какой разговор? Конечно!
   Наверх никто за мной не последовал - еще один признак того, что в  данную
минуту надо мной пока не дуло и не капало. Я пробыл у себя недолго  -  чтобы
не тянуть резину и побыстрей  со  всем  разделаться,  поэтому  наспех  надел
приличную рубашку и натянул ботинки.
   Они поджидали уже у дверей. Я сказал Кейт, что если не вернусь через час,
то позвоню, и мы вышли из дому.
   У входа стояла их машина - зеленый "Меркурий".
   - Куда садиться? - спросил я.
   - Пожалуй, лучше на заднее сиденье, - ответил один.  Они  вдвоем  уселись
спереди, и мы тронулись с места. Тот,  что  не  вел  машину,  повернулся  и,
улыбнувшись мне через плечо, сказал:
   - Не стоило оговаривать время с женой. Мы и в  самом  деле  привезем  вас
домой.
   - Как знать, - пожал я плечами.
   - А что она будет делать, если вы через час не явитесь?
   - Сядет на телефон. Он кивнул:
   - Я так и думал. Верно, что вы раньше служили в полиции?
   - Верно.
   Он продолжал глядеть на меня, улыбаясь ожидал, что я что-нибудь  добавлю,
- значит, ему еще была неизвестна вся моя подноготная. Но уж я-то  точно  не
собирался ничего ему выкладывать;  когда  молчание  сделалось  тягостным,  я
отвернулся и  начал  разглядывать  проплывавшие  сбоку  здания,  после  чего
разговор в машине закончился.
   Участок, в который мы прибыли, размещался в  старом  кирпичном  здании  с
выложенными плиткой ступенями; с одной стороны к нему  примыкало  пошивочное
ателье, а с другой стороны - мрачноватая на вид  общеобразовательная  школа.
Мы припарковались возле самого гидранта, и они препроводили  меня  вовнутрь;
теперь как тот, так и другой изменили отношение ко мне -  держались  гораздо
более холодно. Мы поднялись  на  второй  этаж,  здесь  мне  велели  сесть  в
коридоре на скамейку и подождать, и оба моих сопровождающих вошли в дверь  с
надписью "Отряд детективов" на матовом стекле.
   Я давно уже не бывал в подобных местах, и  нахлынувшее  на  меня  чувство
причастности ко всему этому, казалось бы, давно  забытое,  всколыхнуло  меня
гораздо сильнее, чем я предполагал. Мне было не по себе - от  покоробленного
дерева старой скамьи, от стен, выкрашенных в два слоя  зеленой  краской,  от
покрытого  потемневшим  лаком  дощатого  пола  и  от  потолка,  покрашенного
успевшими потемнеть белилами и облупившегося в одном углу. Пока я сидел  там
в полном одиночестве, мое беспокойство и  возбуждение  все  нарастали,  пока
наконец я не выдержал, встал и начал расхаживать  взад-вперед  по  коридору,
чтобы снять напряжение.  Все  попытки  умерить  свою  прыть  ни  к  чему  не
приводили:  я  постоянно  сбивался  на  все  более   быстрый   шаг,   затем,
опомнившись, пытался перейти на размеренную походку, но  снова  сбивался  на
рысь, и боюсь, что со стороны здорово смахивал на новобранца, который учится
ходить в строю.
   Я ждал всего несколько минут, но они показались мне вечностью. В  коридор
вышли те же самые, что меня привезли, двое детективов, и тот, который прежде
пытался завязать со мной беседу, произнес:
   - Вас хочет видеть капитан Линтер.
   Он продолжал держаться холодно из-за моего нежелания разговаривать с  ним
в машине.
   Я пошел за ним, и меня провели сквозь "загон" - длинную  унылую  комнату,
вдоль которой  тянулись  в  ряд  небольшие  квадратные  деревянные  столы  с
телефонами, почти все пустые - явление, впрочем, обычное. Какой-то парень  в
одной рубашке без пиджака тыкал пальцами в клавиши стоявшей в  углу  дряхлой
пишущей машинки, другой,  сидя  за  одним  из  столов,  негромко  бубнил  по
телефону.
   Табличка на двери в противоположном конце комнаты гласила: "Капитан". Они
остановились, отступили по сторонам, дали  мне  пройти  и  закрыли  за  мной
дверь.
   Теперь я  оказался  в  маленьком  квадратном  офисе,  отделанном  той  же
цветовой гаммой, что и коридор. В глаза сразу  бросался  большой  деревянный
письменный стол, аккуратно прибранный, но донельзя обветшалый. Прочая мебель
- диван, деревянные стулья, еще стол - была столь же  преклонного  возраста,
за исключением стоящего в углу новенького,  поблескивающего  серым  металлом
несгораемого шкафа для  хранения  документов.  На  стенах  висели  в  рамках
портреты президента, нынешнего мэра и других менее известных личностей.
   В комнате находились двое мужчин, оба лет пятидесяти с небольшим,  одетые
в штатское. Тот, что сидел на диване, был  худой  и  долговязый,  с  густыми
седеющими  волосами  и  изрезанным  морщинами  бледным  лицом.  Другой,   за
письменным столом - очевидно, капитан Линтер, -  лысеющий  грузный  мужчина,
судя по всему, был в курсе того, что меня вышвырнули из полиции:  он  глянул
на меня с нескрываемым отвращением и произнес:
   - Значит, вы - Тобин.
   Я ничего не ответил по той причине, что говорить было нечего.
   Он повернул голову со словами:
   - Это капитан Дрисколл, двадцать седьмой отряд.
   - Рад познакомиться, - произнес я, и капитан Дрисколл ответил кивком.
   - Капитан  Дрисколл  желает  поговорить  с  вами  по  делу  об  убийстве,
свидетелем которого вы оказались, происшедшем на его участке, -  объявил  он
и, снова повернув голову, добавил:
   - Что ж, он в вашем полном распоряжении, - и поднялся на ноги. - Я буду в
коридоре.
   Капитан Дрисколл поблагодарил его, подождал, пока капитан  Линтер  выйдет
из кабинета, затем поглядел на меня и сказал:
   - Присаживайтесь, Тобин.
   - Спасибо. - Я уселся на деревянный стул  недалеко  от  него.  Он  достал
трубку и темный кожаный кисет и, не отрывая глаз от трубки, которую  набивал
табаком, произнес:
   - Вы проходите свидетелем по  делу  об  этом  двойном  убийстве  на  моем
участке.
   - Да, я был там.
   Он поглядел на меня, затем снова на кисет и трубку.
   - Почему вы там оказались?
   - Меня попросила прийти Робин Кеннеди. Она - моя родственница, троюродная
сестра.
   - Почему она вас об этом попросила? - Он отложил кисет  и  посмотрел  мне
прямо в глаза. Я объяснил:
   - Ее друзьям из этого кафетерия не давал  покоя  какой-то  полицейский  в
штатском. Они не знали, чего он хочет - может, денег, и она попросила меня с
ним поговорить.
   Он медленно кивнул, засунул трубку в  рот  и  начал  охлопывать  себя  по
карманам в поисках спичек.
   - У меня к вам есть еще один вопрос, - сказал  он.  Я  вынул  из  кармана
спички и протянул ему. Видя, что он выжидательно смотрит на меня, я спросил:
   - Какой?
   - Спасибо, - поблагодарил он и, взяв спички, закурив  трубку  и  выпустив
дымок, продолжал:
   - Мне кажется, вы обвиняете одного из моих людей в вымогательстве.  -  Он
задул все еще горевшую спичку, наклонился, чтобы бросить ее в пепельницу  на
столе капитана Линтера, отклонился на спинку  дивана  и  снова  поглядел  на
меня.  -  Вы  располагаете  какими-нибудь  свидетельствами  в  пользу  этого
обвинения?
   - Мне следовало  догадаться,  -  ответил  я.  На  его  лице  обозначилось
недоумение.
   - О чем вам следовало догадаться?
   - Я слишком давно не имел дела с полицией, - объяснил я.  -  Иначе  бы  я
догадался, зачем ко мне приехали.  Мне  следовало  сообразить,  что  капитан
полиции не явится  сюда  ради  того,  чтобы  допрашивать  меня  по  делу  об
убийстве.
   - Боюсь, что я не улавливаю хода ваших мыслей, - признался он.
   Вынув трубку изо рта, он держал ее в руке, с риском дать ей погаснуть.  В
другой его руке все еще были мои спички.
   - Давайте снова пройдемся по моему заявлению, - попросил я.
   - Не вижу в этом необходимости.
   - Это не займет много времени.
   Он пожал плечами, спохватился, что держит в руке мои спички и  потянулся,
чтобы вернуть их мне.
   - Благодарю, - сказал я. -  Робин  Кеннеди  сообщила  мне,  что  какой-то
полицейский  в  штатском  обратил  их  внимание  на   некоторые   нарушения,
касающиеся кафетерия. Они не совсем хорошо поняли,  что  от  них  требуется,
поэтому она попросила меня поговорить с этим человеком и  выяснить,  что  им
нужно делать.
   Он нахмурился:
   - Вы меняете свои показания?
   - Нет, просто формулировку,  -  ответил  я.  -  Продиктовать?  Я  слишком
поторопился, не дав ему времени подготовиться к такому обороту  событий.  Он
сказал:
   - В своем первоначальном  заявлении  вы  обвинили  инспектора  Донлона  в
попытке вымогательства. Теперь  вы  хотите  изменить  заявление.  Значит,  в
прошлый раз вы солгали?
   - Ничуть, - возразил я. - Я готов подтвердить каждое слово. Но теперь мне
ясно, что мои слова можно не правильно истолковать, поэтому я  хочу  сделать
поправки к первоначальному заявлению и заменить его новым.
   - Если у вас есть доказательства не правомочных действий одного  из  моих
подчиненных, - сказал он, - вы можете представить их. Я никого не покрываю.
   - У меня нет доказательств.
   - Все равно мне кажется, - решил он, - что ваше первоначальное  заявление
может служить основанием для разбирательства.
   - Нет. Я только передал те подозрения, которыми со мной поделилась  Робин
Кеннеди. Я не сообщал, верю я ей или нет.
   - Вы ей верите?
   - У меня нет на этот счет своего мнения.
   К этому моменту наша взаимная неприязнь резко возросла, и мы не  находили
нужным ее скрывать. Его трубка в правой руке погасла. Он спросил:
   - Вы всегда были таким циником, Тобин?  Или  в  вас  говорит  ожесточение
против полиции?
   - Я знаю, как устроен этот мир, -  ответил  я.  -  Вы  вряд  ли  захотите
заставить меня придерживаться первоначального заявления.
   Я видел его  колебания  и  знал,  чем  они  вызваны.  Он  пришел  сюда  с
определенной целью и добился ее слишком легко. Капитан приготовился к  тому,
что из меня придется в поте лица  вышибать  новое  заявление  о  Донлоне,  а
вместо этого я сам предложил  изменить  свои  показания,  не  дав  ему  даже
опомниться. Ему предстояла неприглядная работенка, мы оба  это  знали,  а  я
пошел ему навстречу с такой готовностью, что он поневоле  оказался  в  одной
упряжке со мной, стал мне обязанным, а ему претила даже  мысль  сотрудничать
со мной.
   И все же деваться ему было некуда. Он медленно покачал головой,  поглядел
на свою погасшую трубку, затем снова на меня и проговорил:
   - Вы хотите сделать новое заявление?
   - Естественно.
   - Ладно, займусь-ка я поисками стенографиста, - пробурчал он и с неохотой
поднялся на ноги.
   - Спасибо, - многозначительно произнес я, явно дав ему понять, что это он
должен меня благодарить.
   Он вышел, не сказав ни слова.
   У меня не было сомнений в личной честности капитана Дрисколла. Если бы  я
и в самом деле представил  ему  неоспоримые  доказательства,  что  инспектор
Эдвард Донлон вымогал взятку, капитан Дрисколл, безусловно, выполнил  бы  по
отношению к тому свой служебный долг. С другой стороны, я не сомневался, что
капитан Дрисколл и без того знал всех своих людей как облупленных  и  был  в
курсе, кто в его отряде нечист на руку, но предпочитал не  выносить  сор  из
избы и помалкивал до поры до времени, пока никто не засветился.
   В данном случае преступление в "Частице Востока" представляло неоспоримое
и явное убийство при наличии  подозреваемого,  взятого  под  стражу,  и  мое
заявление совсем некстати припутывало к нему щекотливую тему коррупции среди
полицейских.  И  добившись,  чтобы  оно  не  бросало  никакой  тени  на  его
сотрудника, он значительно упростил ситуацию.
   Разумеется, он предпочел бы немного дипломатии - и то, что я  сразу  взял
быка за рога, поставило его в неловкое положение. Но меня вывел из себя этот
неприглядный способ спасения чести мундира,  и  вообще  все  в  этом  здании
действовало мне на нервы. Я не желал играть в их игры, мне  хотелось  только
побыстрей сделать то, что от меня требовалось, и уехать домой.
   Через несколько минут явился стенографист, тощий  патрульный  в  форме  и
толстых очках. Он сел  за  стол  и,  сосредоточенно  выводя  свои  каракули,
записал мое заявление. Когда я закончил, он сказал:
   - Я скоро, - и вышел.
   Стуча каблуками,  вернулся  капитан  Линтер.  Не  скрывая  презрения,  он
обратился ко мне:
   - Капитан Дрисколл закончил с вами разбираться. Можете подождать снаружи.
   Выйдя в "загон", я сел за ближайший пустой стол;  парень,  что  тюкал  на
пишущей машинке, все еще находился в комнате, но того, который  разговаривал
по телефону, уже не было. Зато теперь еще два стола оказались  занятыми;  за
одним полицейский заполнял какие-то бланки,  за  другим  его  коллега  жевал
бутерброд, запивал кофе и читал "Дейли ньюс".
   Ощущение, что все это мне до боли знакомо, усилилось, хотя  чисто  внешне
это помещение мало чем напоминало дежурку в  участке,  в  котором  я  раньше
работал. И все же атмосфера была  настолько  похожей,  что,  когда  раздался
звонок, я огляделся, чтобы проверить, не моя ли очередь отвечать  на  вызов.
Смущенный, я опустил глаза на лежавшие на коленях руки, надеясь,  что  никто
не заметил моего движения и не понял его. Я сидел в таком положении, пока не
вернулся стенографист с отпечатанными экземплярами моего нового заявления. Я
подписал их один за другим, и он отправился  с  ними  обратно  в  кабинет  к
капитану. Мне ничего не оставалось, как ждать.
   Капитан Линтер вышел из кабинета и, подойдя ко мне, остановился. Стоя, он
казался приземистее, чем когда сидел за столом. Он сказал:
   - Прежде чем вы уберетесь отсюда, Тобин, я вам кое-что должен  высказать.
Я ждал.
   - Для меня новость, что вы живете на моем участке, - заявил он. - Не знал
об этом до сегодняшнего дня. И, поверьте, далеко не в восторге. Если  у  вас
есть голова на плечах, сидите смирно и не высовывайтесь.
   - Не буду, - пообещал я.
   - Тогда все, - буркнул он. - Можете идти.
   - Меня обещали отвезти домой.
   - У меня нет лишних людей, - отрезал он  и,  повернувшись,  направился  в
свой кабинет. Домой я поехал на такси.

Глава 9

   В дверях меня встретила Кейт со словами:
   - Митч, тебя кое-кто желает повидать.
   По выражению ее лица я понял, что мне этот визит не доставит удовольствия
и что она не собирается уговаривать меня делать  то,  чего  я  не  хочу.  Не
проходя в дом, чтобы держаться подальше от двери в гостиную, я спросил:
   - Кто?
   - Юноша по имени Халмер Фасе. Он тоже совладелец кафетерия.
   - Я не хочу его видеть, Кейт. С меня хватит...
   - Митч...
   - Нет, - отрезал я. Затем прошел мимо нее, миновал  дверь  в  гостиную  и
начал подниматься по лестнице. Она произнесла мне вдогонку:
   - Митч, Джордж Пэдберри мертв.
   Я остановился. Поглядел на нее сверху вниз со ступенек:
   - Как?
   - Его сбила машина. Через полчаса после его вчерашнего  звонка.  Он  умер
сегодня утром в больнице, не приходя в сознание.
   Я нахмурился и до боли вцепился в  перила.  Только  бы  ото  всего  этого
держаться подальше!
   - Одно с другим никак не связано.
   - Митч! - воскликнула она.
   - Что говорит полиция?
   - То же, что и ты. Не имеет никакого отношения к убийству.
   - Им виднее, чем нам, - пожал я плечами.
   - Нет, не виднее, - раздался голос, и