ями,
один из которых даже погиб в Бруклине, и до сих пор на Вигано не было ни
царапины Его жилище в Ред Бэнк представляло поместье возле берега, целый
квартал, окруженный высоким железным забором и живой  изгородью  высотой
восемь футов Я взял "шевроле", поехал днем в Нью-Джерси и сделал круг  у
поместья, осматривая местность. Сквозь закрытые  стальные  ворота  можно
было видеть асфальтированную  дорожку,  которая  вела  по  подстриженной
лужайке с большими дубами к  белому  трехэтажному  особняку  с  четырьмя
колоннами. Перед домом стояли  три  дорогие  машины,  а  у  самых  ворот
болтался  невзрачный  парень,  одетый  как  садовник...  Садовник,  черт
побери...
   Удобным в нашем положении было то, что мы могли получить  необходимые
для ограбления вещи непосредственно в полиции. В  участке  наверху  есть
комната, полная масок, костюмов, париков, подложных животе и  прочего  в
том же роде. Вскоре после поездки на "шевроле" я поднялся вечером наверх
и подобрал усы, парик и роговые очки  с  обыкновенными  стеклами.  Затем
передал все свои документы Джо и сел в поезд на Ред Бэнк Я мог  посетить
Вигано, а он меня - нет.
   На станции я взял такси и поехал к дому Энтони. Если водитель и  знал
что-нибудь о названном мною адресе, он этого никак не показал.
   Я расплатился с таксистом, вышел из машины, подождал, пока он  уедет,
и подошел к воротам. Там кто-то внезапно включил фонарь -  прямо  мне  в
глаза Я закрылся рукой и крикнул:
   - Эй, ослеплять меня не обязательно.
   - Что вам нужно? -  спросил  голос.  Он  был  хриплый  -  пропитый  и
прокуренный.
   Я продолжал закрывать лицо рукой.
   - Уберите эту чертову иллюминацию.
   Луч фонаря  медленно  опустился  до  уровня  пряжки  моего  ремня.  Я
по-прежнему ничего не видел, но по крайней мере меня не  слепило.  Да  и
лицо мое разглядеть было трудно.
   - Так что вам нужно? - повторил голос. Я опустил руку.
   - Увидеть мистера Вигано.
   Вдруг я заметил, что очень нервничаю. Я был здесь без всего того, что
обычно защищало меня. И дело не столько в  револьвере,  сколько  в  моем
положении офицера полиции...
   - Я не знаю вас, - сказал человек с фонарем.
   - Я - нью-йоркский полицейский, у меня есть предложение.
   - Мы не принимаем перебежчиков.
   - Предложение, и  только,  -  уточнил  я.  -  Я  ведь  могу  пойти  к
кому-нибудь другому.
   В течение секунд десяти ничего не происходило, а затем свет  внезапно
погас. Теперь я вообще ничего не видел.
   - Ждите здесь, - произнес голос, и послышался звук удаляющихся шагов.
   Спустя минуту или около того мои глаза снова привыкли к темноте, и  я
смог разглядеть огни в доме за оградой. Но не знал, стоит кто-нибудь  за
воротами или нет.
   Я ждал почти пять минут. Этого времени мне хватило,  чтобы  прийти  к
заключению,  что  я  идиот.  Что  мне  здесь  вообще  нужно?  Неужели  я
действительно собираюсь украсть что-нибудь, получить миллион долларов  и
жить на Тринидаде?
   Вышло так, что в  полицию  я  попал  потому,  что  хотел  работать  в
каком-то учреждении. Я сдал  экзамены  и  стал  агентом  по  страхованию
безработных в Квинзе. А однажды, когда мне нечего было делать,  прочитал
в своей же конторе плакат, рекламирующий службу  в  полиции.  Тогда  мне
пришло в голову, что быть полицейским - это значит сочетать  гражданскую
службу с увлекательным времяпрепровождением.  Работа  страхового  клерка
была слишком нудной и уже не удовлетворяла меня, поэтому я поменял ее. А
плакат не лгал. Быть полицейским значило именно это: гражданская  служба
плюс волнения.
   Но теперь  все  как-то  изменилось.  В  городе  жить  невозможно.  Он
постепенно стал адом. Это не место даже для взрослых, о детях  я  уж  не
говорю. Я терпеть не  могу  ездить  туда  каждый  рабочий  день,  мне  и
смотреть в ту сторону не хочется. Но  что  же  делать?  Я  женат,  дети,
заклад на дом, платежи за машину и мебель  -  и  вот  уже  нет  решений,
которые можно принять. Я не мог бы,  например,  завтра  утром  перестать
быть нью-йоркским полицейским. Выбросить свое положение  и  свой  статус
государственного служащего? Выбросить годы, идущие в зачет пенсии? И где
я  найду  другую  работу  за  ту  же  самую  плату?  И  будет   ли   она
сколько-нибудь лучше?..
   Между тем от дома по дорожке ко мне  двигался  свет  фонаря.  Я  весь
напрягся. Я еще мог повернуться и  уйти,  оставить  все  это  в  области
фантазии...
   За сиянием фонаря просматривалось несколько человек,  я  не  смог  бы
наверняка сказать сколько. Теперь свет фонаря вообще не падал на меня  -
вначале он  освещал  землю,  а  затем  заплясал  на  воротах,  когда  их
отпирали. Голос произнес: "Входите". Это был не тот хриплый  голос,  что
раньше, а совсем другой, более мягкий, более маслянистый.
   Я вошел, и они заперли за мной ворота. Меня  обыскали,  быстро  и  со
знанием дела, а затем взяли под руки выше локтей и повели к дому.
   Вскоре я оказался в зале  для  игры  в  кегли.  Картина  была  просто
удивительной. Ярко освещенное помещение,  кегельбан  с  одной  дорожкой.
Позади дорожки - обычная, обитая кожей кушетка, и на ней  -  Вигано.  На
нем купальный халат, черные тапочки, на шее висело белое  полотенце;  на
карточном  столике  стояла  бутылка  пива  "Мичелоб",  и   он   пил   из
пльзеньского стакана.
   В дальнем конце дорожки, у кеглей, сидел полный парень лет тридцати в
черном костюме. Он был совсем  такой  же,  как  те  -  громилы,  которые
привели меня и стояли сейчас у двери.
   Я направился к кушетке. Вигано повернул голову и одарил меня  тяжелой
улыбкой. У него были жутковатые глаза: похоже, он позволял  показываться
только мертвой части своих глаз,  все  же  живое  в  них  пряталось  под
веками. Вигано смотрел на меня несколько секунд, а затем погасил  улыбку
и кивнул в сторону кушетки.
   -  Садитесь!  -  пригласил  он.  Это  была   команда,   а   не   жест
гостеприимства.
   Я сел, подальше от Вигано. В другом конце дорожки  громила  в  черном
костюме закончил установку кеглей и устроился на  сиденье,  которого  не
было видно с моего места.
   Вигано внимательно изучал меня.
   - На вас парик, - сказал он наконец.
   - Ходят слухи, - пояснил  я,  -  что  ФБР  снимает  на  пленку  ваших
посетителей. Я не хочу быть опознанным. Он кивнул.
   - Усы тоже фальшивые?
   - Конечно.
   - Они выглядят естественнее, чем парик. - Он отпил немного пива. - Вы
полицейский, да?
   - Детектив третьего  разряда.  Работаю  в  Манхэттене.  Вигано  вылил
остатки пива из бутылки в стакан. Не глядя на меня, сказал:
   - Мне доложили, что при вас  нет  документов.  Бумажника,  шоферского
удостоверения - ничего подобного.
   - Вы не должны знать, кто я.
   Он снова кивнул. Теперь он все-таки поживее посмотрел на меня.
   - Но вы хотите сделать что-то для меня.
   - Вернее, что-нибудь продать вам. Он слегка прищурился.
   - Продать?
   - Я хочу продать вам что-нибудь за два миллиона долларов наличными.
   Он не знал, смеяться или отнестись ко мне всерьез.
   - Продать мне что?
   - Все, что вы пожелаете купить. Он притворился обиженным.
   - Что это за чертовщина?
   Я заговорил так быстро, как только мог:
   - Вы покупаете вещи. У меня есть друг, он тоже полицейский. При нашем
положении мы можем попасть в Нью-Йорке в любое место, куда вы  захотите,
и достать для вас все, что вы хотите. Вы просто  скажете  нам,  что  вам
нужно, за что вы уплатите два миллиона долларов - и мы достанем это.
   Покачивая головой и делая вид, что он говорит больше себе,  чем  мне,
Вигано произнес:
   - Не могу поверить, что какой-нибудь окружной прокурор мог  оказаться
настолько глуп. Эту чепуху вы придумали сами.
   - Разумеется, - подтвердил я. - И каким образом она  может  повредить
вам? Ваши мальчики обыскали меня по пути сюда, у меня нет магнитофона, а
если бы и был, то он выдал бы меня. Я не  настолько  сумасшедший,  чтобы
просто передать вам  необходимое  и  ожидать,  что  получу  тут  же  два
миллиона наличными, поэтому нам придется разработать  условия,  надежные
методы, а это означает,  что  вас  вряд  ли  сцапают  за  укрывательство
краденых товаров.
   Теперь он внимательно изучал меня, пытаясь понять, кто я.
   - Вы хотите сказать, что действительно предлагаете украсть что-нибудь
- все, что я захочу?
   - То, за что вы заплатите два миллиона, - подтвердил я. - И  то,  что
нам по силам: я не собираюсь красть для вас самолет.
   - У меня есть самолет, - сказал он и, отвернувшись от меня, посмотрел
на кегли, установленные в дальнем конце дорожки.
   Вигано задумался. Я чувствовал, что сказал не все, не объяснил нужным
образом, но в то же время понимал, что лучше всего сейчас  держать  язык
за зубами и дать ему подумать самому.
   Через некоторое время он решительно кивнул, посмотрел на меня  своими
устрашающими глазами и сказал:
   - Ценные бумаги.
   Эта фраза не сразу дошла до меня. Единственное, о чем я мог подумать,
это  о  протоколах  в  нашем  участке  и  в  полицейском  управлении.  Я
переспросил:
   - Ценные бумаги?
   - Долгосрочные казначейские обязательства, - пояснил он, -  облигации
на предъявителя. И ничего другого. Можете вы это устроить?
   - Вы имеете в виду Уолл-стрит, наверное? - спросил я.
   -  Разумеется,  Уолл-стрит.  Вы  знаете  кого-нибудь   в   маклерской
конторе?
   А я-то  думал,  что  нам  не  придется  выходить  за  пределы  нашего
полицейского района, где мы знали все ходы и выходы.
   - Нет, никого, - ответил я. - А это необходимо? Вигано пожал  плечами
и махнул рукой. Руки у него были удивительно большие и плоские.
   - Мы заменим номера, - сказал он.  -  Только  не  приносите  бумаг  с
именами.
   - Не понимаю...
   Он раздраженно засопел.
   - Если на сертификате есть фамилия владельца, то  мне  он  не  нужен.
Только те бумаги, на которых написано "Уплатить предъявителю".
   - Вы сказали - долгосрочные казначейские обязательства?
   - Правильно. Они или любые другие виды облигаций на предъявителя.
   Меня это заинтересовало само по  себе,  помимо  вопроса  о  краже.  Я
никогда не слыхал об облигациях на предъявителя.
   - Вы хотите сказать, что это другой вид денег?
   - Это и есть деньги, - проворчал с улыбочкой Вигано. Мне стало хорошо
при этой мысли, совсем как в квартире той  богатой  женщины  в  западной
части Центрального парка.
   - Деньги богатых людей...
   Вигано ухмыльнулся. Мне кажется, мы оба были удивлены тем, как хорошо
понимаем друг друга.
   - Правильно, - подтвердил он. - Деньги богачей.
   - И вы купите их у нас...
   - По двадцать центов за доллар.
   - Одна пятая? - Меня это ошарашило. Он пожал плечами.
   - Я даю вам хорошую цену, потому что вы  собираетесь  украсть  оптом.
Обычно это стоит десять центов за доллар. Я-то имел в виду, что  процент
низкий, а не высокий.
   - Если они оплачиваются предъявителю, то почему бы мне не продать  их
самому?
   - Вы не знаете, как менять номера, - объяснил Вигано. - И у  вас  нет
контактов, чтобы вернуть бумаги на законный рынок. Он был прав по  обоим
пунктам.
   - Хорошо, - уступил я. - Значит, нам  придется  взять  их  на  десять
миллионов, чтобы получить два миллиона от вас.
   - Ничего слишком крупного, - сказал он. - Ни одна  бумага  не  должна
быть стоимостью свыше ста тысяч долларов.
   - А насколько крупными они бывают? - спросил я. От всего этого у меня
начала кружиться голова.
   - Долгосрочные казначейские обязательства США выпускаются на сумму до
одного миллиона. Но их невозможно разменять.
   Я пришел в благовейный ужас и не смог этого скрыть.
   - Миллион долларов... - прошептал я.
   - Берите мелкие бумаги, - подчеркнул Вигано. - Сто тысяч и меньше.
   Сто тысяч долларов были для него мелочью. Я чувствовал, как мои мысли
начинают вращаться  вокруг  этой  точки  зрения,  и  получал  величайшее
удовольствие...
   Вигано следил за моей реакцией.
   - Теперь до вас дошла идея? - спросил он.
   - Да, - подтвердил я. - Облигации на предъявителя,  не  крупнее,  чем
сто тысяч долларов.
   - Правильно.
   - А теперь, - сказал я, - насчет оплаты.
   - Вначале добудьте бумаги, - возразил, он.
   - Дайте мне номер телефона. Того, который не прослушивается.
   - Дайте мне свой номер, - сказал Вигано.
   - Не выйдет. Я уже говорил, что не хочу, чтобы вы знали, кто я. Кроме
того, моя жена в этом не участвует. Он посмотрел на  меня  с  удивленной
ухмылкой.
   - Ваша жена в этом не участвует, - повторил он. Ухмылка  стала  шире,
Вигано громко рассмеялся. - Ваша жена в этом не участвует! Вот тут-то  я
поверил, что вы говорите всерьез.
   Он заставил меня почувствовать себя дураком, и я не был  даже  уверен
почему. Сердито, но стараясь не показать этого, я сказал:
   - Я говорю серьезно.
   Вигано опять нахмурился. Потянувшись к карточному  столику,  он  взял
шариковый карандаш и маленький блокнот для заметок.  Потом  протянул  их
мне, сказав:
   - Вот. Я дам вам номер, запишите сами. Он  не  хотел  приложить  руку
даже к телефонному номеру...  Я  взял  карандаш  и  блокнот  и  замер  в
ожидании.
   - Это в Манхэттене,  -  продолжал  Вигано.  -  Шесть,  девять,  один,
девять, десять, семь, ноль. Я записал.
   - Вы наберете этот номер в Манхэттене; не, звоните из другого  района
и тем более из другого  города.  Вы  спросите:  "Артур  на  месте?"  Вам
ответят: "Нет". Вы будете звонить из  телефона-автомата  или  из  любого
другого места, в надежности которого уверены. Оставите свой номер. Артур
позвонит вам. Вы услышите меня  в  течение  пятнадцати  минут.  Если  не
услышите, значит, меня нет в городе, попытайтесь еще раз, позднее.
   Я кивнул в знак согласия.
   - Хорошо.
   - Когда вы позвоните, - сказал он, - вы скажете, что вас зовут мистер
Копп. К-о-п-п.
   - Это легко запомнить.
   - Но не звоните по мелочам, - продолжал Вигано. - Вы делаете  дело  -
или не делаете. Если вы  возьмете  на  Уолл-стрит  на  десять  миллионов
ценных бумаг, я прочитаю об этом в газете. Если же получу  извещение  об
этом от вас, то не отвечу.
   - Конечно, - усмехнулся я. - Нас это устраивает.
   - Разумно с вашей стороны, - сказал он и  снова  поднял  свой  пивной
стакан. Мне он пива не предложил.
   Он явно хотел, чтобы разговор закончился, поэтому я поднялся.
   - Вы услышите обо мне, - пообещал я. Я знал, что  это  бравада  и  на
гангстера она не произведет впечатления, но все же произнес эти слова.
   Он пожал плечами. Я его больше не интересовал.
   - Прекрасно.

ВИГАНО

   Вигано следил за тем, как посетитель  уходит  с  сопровождающими.  Он
подождал полминуты, размышляя  и  потягивая  "Мичелоб",  а  затем  нажал
кнопку интеркома на столе. В комнату вошел Марти.
   - Да, сэр?
   Вигано повернулся к нему.
   - Парень, который сейчас уходит от меня... - сказал он. -  Мне  нужна
его фамилия и адрес, и где работает.
   - Да, сэр, - Марти вышел.
   Из затеи с ценными бумагами, вероятно, ничего не получится. Но на тот
случай, если все же  что-нибудь  да  выйдет,  Вигано  хотел,  чтобы  его
поручение было  выполнено.  Именно  в  деталях,  думал  он,  заключается
различие Между победителем и дураком.
   Он встал, выбрал шар и бросил его.

ДЖО

   Когда Том и я обсуждали идею о мафии, один пункт, на котором мы сразу
же согласились, заключался в том, что  если  гангстеры  узнают,  кто  мы
такие,  ничего  путного  у  нас  не  выйдет.  Так  что  либо  мы  сможем
встретиться с Вигано и остаться нераспознанными, либо придется отбросить
эту идею и придумать что-нибудь другое.
   Мы приняли как само собой разумеющееся, что Вигано пошлет кого-нибудь
следить за Томом после их разговора. Необходимо было  избавить  Тома  от
слежки.
   Последний поезд из Ред Бэнк на станцию Пенн в  Нью-Йорке  приходит  в
00.40. На этом поезде людей немного, особенно в буднюю ночь, поэтому  мы
его и выбрали. Кроме того, со станции Пенн вела только одна лестница.
   Я  был  в  форме  и  явился  на  станцию  за  пятнадцать  минут.   Мы
репетировали это три раза, и поезд ни разу не пришел  раньше  срока,  но
страховка всегда необходима. Встал я наверху лестницы.
   Мне подумалось, что впервые в жизни  я  надел  форму,  не  будучи  на
работе. Я никогда не был влюблен в свою работу. Единственная причина, по
которой я оказался в полиции, заключалась в том, что армии не нужны были
водители танков в тот день, когда  закончилась  начальная  подготовка  и
меня  отправили  в  часть.  Мне  предлагали   стать   поваром,   военным
полицейским, кем-то  еще,  я  забыл  кем.  В  тот  день  набирали  также
санитаров и писарей, но результаты проверки показали, что  я  не  гожусь
для этой работы. Я хотел водить танк, а стал военным полицейским.
   Я был им полтора года, одиннадцать месяцев из этого  срока  служил  в
жилом районе Фогельвех возле Кайзерлаутерна, Западная Германия. Мне  это
понравилось. Приятно  было  носить  на  бедре  пистолет  45-го  калибра,
стрелять по мишеням, ездить по городу в джипе и не давать белым солдатам
избивать черных солдат. Раньше,  до  призыва,  у  меня  вообще  не  было
никакой работы, я  хочу  сказать  -  ничего,  к  чему  мне  бы  хотелось
вернуться. Поэтому когда я демобилизовался из армии, вопрос заключался в
том, чем я буду зарабатывать себе на жизнь, и ответ был  прост  и  ясен.
Делать то же, что и  раньше.  Цвет  формы  поменялся  с  коричневого  на
голубой, а  оружие  -  с  автоматического  пистолета  45-го  калибра  на
револьвер 38-го калибра, и  еще  пришлось  стать  чуточку  осторожнее  в
обращении с людьми, но в остальном это была почти такая же работа.
   Я услышал, как подошел поезд -  там,  внизу.  Я  стоял  на  лестнице,
сбоку, и смотрел вниз. Ступеньки были  бетонные  и  достаточно  широкие,
чтобы по ним прошли в ряд три человека, а по обеим сторонам были  стены,
выложенные янтарными плитками.
   Том подошел к ступенькам первый, как и предполагалось. Если бы я  уже
не видел его в маскировке, то сейчас не узнал бы. Цвет и длина  волос  у
парика были другие, чем собственные Тома, и казалось, что  они  изменили
все очертания головы. А усы делали его намного моложе, очки же в роговой
оправе значительно изменили глаза, и он был похож на бухгалтера...
   Что касается меня, то моей главной маскировкой была форма. Люди редко
видят за ней реального  человека.  Единственной  дополнительной  деталью
были длинные усы, как у шерифа в вестерне, я нацепил их скорее для шика,
чем по необходимости.
   За Томом шло с десяток пассажиров,  и  было  совсем  нетрудно  узнать
среди них людей Вигано. Их было трое - громилы  с  суровыми,  гранитными
лицами.
   Том быстро поднимался по лестнице,  шагая  через  две-три  ступеньки.
Следившие за ним смешались с толпой, а она  двигалась  медленнее:  когда
Том  поднялся  наверх,  ближайший  из  пассажиров  находился  на  восемь
ступенек ниже него.
   Том прошел мимо, не посмотрев на  меня,  как  и  было  условлено.  Он
прошел,  и  я  немедленно  сделал  шаг  вперед  и  блокировал  лестницу.
Привычным властным жестом подняв обе руки, я сказал:
   - Подождите минутку. Постойте здесь.
   По инерции они прошли еще несколько ступенек, но затем  остановились,
глядя на меня. Люди повинуются мундиру. Я увидел, как двое из  посланных
Вигано  проталкиваются  мимо  других  пассажиров  ко   мне,   а   третий
возвращается вниз по лестнице - вероятно,  чтобы  поискать  другой  путь
наверх. Но его-то и не было на этой платформе.
   Все они толпились на лестнице - десять человек, сбившихся  в  плотную
кучу. Нью-йоркцы привычны к подобным вещам, поэтому особых протестов  не
звучало. Один из людей Вигано протиснулся вперед и смотрел мимо меня  на
спину уходящего Тома. Он  раздраженно  хмурился,  но  старался  говорить
безразличным тоном, когда обратился ко мне:
   - В чем дело, офицер?
   - Всего на одну минуту, - сказал я.
   Глаза громилы неотступно  следили  за  Томом,  и  я  мог  угадать  по
выражению его лица, когда Том свернул за угол. Но я продолжал удерживать
всех их, пока медленно не со