и  кто-нибудь  из  моих   старых
приятелей-полицейских - может, появились новости про Вилфорда и Айрин  Боулз
- и звонили ли мне вообще. Если нет, я собирался поехать прямо домой,  ночью
осмыслить информацию, и завтра с утра попробовать найти другую зацепку.
   У меня за спиной послышался голос Халмера:
   - Сдается, она неплохо знала свою сестричку.
   - И мне тоже сдается, - сказал я. - Что осложняет дело. Тут Кейт  подошла
к телефону, и я сказал:
   - Привет, это я. Кто-нибудь звонил?
   - Митч, - произнесла она изменившимся голосом, - тут два...
   - Что?
   Вмешался другой голос:
   - Тобин? - мужской, грубоватый, властный.
   - Кто это?
   - Инспектор второй категории Вагнер. Откуда вы звоните?
   - Из Манхэттена. А в чем дело?
   - С вами хочет поговорить капитан Дрисколл.
   - Дрисколл? А, этот. О чем?
   - Этого мне знать не положено, - ответил он. - Он дал мне ваш адрес, я на
машине, могу за вами заехать.
   - В этом нет необходимости, я сам доберусь. Где он, снова в Куинсе?
   - Нет, в участке. Знаете, где находится двадцать седьмой участок?
   - Нет.
   - На Кармин-стрит, сразу как  свернете  с  Седьмой  авеню.  К  западу  от
Седьмой.
   - Хорошо. Он сейчас там?
   - Да.
   Я взглянул на часы. Было почти полшестого.
   - Сейчас - час пик, - сказал  я.  -  Я  могу  немного  задержаться.  Я  в
Гарлеме. Выезжаю.
   - Я позвоню капитану, - сказал он.
   - Будьте добры, позовите мою жену к телефону.
   - Конечно.
   Кейт, взяв трубку, спросила:
   - Митч? Что-нибудь случилось?
   - Не знаю. Поеду к Дрисколлу и выясню, чего ему  нужно.  Потом  перезвоню
тебе.
   - Митч, звонила Рита Кеннели, они выпустили Робин.
   - Что они сделали?
   - Она сказала, что это произошло через пять  минут  после  того,  как  ты
ушел; пришел человек в штатском и сказал,  что  Робин  освобождается  из-под
ареста, через час принесут официальные бумаги и  она  свободна.  Теперь  они
договариваются, чтобы ее перевели в частную клинику.
   Что-то произошло. Интересно знать, что именно и  имеет  ли  это  какое-то
отношение к тому, что меня вызывает Дрисколл.
   - Что ж, я, пожалуй, поеду, Кейт. Как только выясню, в  чем  дело,  сразу
тебе позвоню. - Повесив трубку, я обратился к Халмеру:
   - Отвезешь меня обратно в Виллидж?
   - Конечно, - сказал он, поднимаясь на ноги. -  У  вас  такой  вид,  будто
что-то случилось.
   - Случилось.
   - Что? То есть можно мне узнать?
   - Я сам бы хотел узнать, - ответил я ему.

Глава 23

   Халмер остановился за квартал  до  полицейского  участка  и  сказал,  что
подождет меня.
   - Это совсем не обязательно, - ответил я. - Я  не  знаю,  сколько  я  там
пробуду, а оттуда я собираюсь прямо домой, в Куинс.
   - Ничего, мне все равно нечего делать.
   - А как же "Частица Востока"? Ты же должен там работать.
   - Пускай Вики повкалывает, - заявил он. - Ей не  вредно  сбросить  лишний
жирок. Правда, мистер Тобин, я лучше с вами побуду. Мне интересно  смотреть,
как вы работаете.
   - Да ты что? От меня сегодня не очень-то много толку было.
   - Вы слишком прибедняетесь, - возразил он.
   - Это невозможно.
   Он, рассмеявшись, сказал:
   - Ну все равно я с вами  побуду.  Какого  черта,  если  Робин  отпускают,
может, они теперь сцапали того, кого надо, стоит подождать,  чтобы  об  этом
услышать.
   - Ну ладно, хорошо. Спасибо.
   - Рад вам помочь, - сказал он в ответ, и, видимо, от чистого сердца.
   Я вылез из машины и направился к участку. Это  было  здание  из  красного
кирпича,  четырехэтажное,  с  черными  ступеньками.   Построено   оно   было
приблизительно в то же время, что и тот участок,  в  котором  я  числился  в
течение последних семи лет службы в полиции; во всяком случае,  оно  здорово
напоминало то, другое здание, и пока приближался к  нему,  у  меня  возникло
ощущение - словно время двинулось вспять и все возвращается на круги своя. Я
продолжал нести службу, Джок Стиган был  жив,  моя  тайная  связь  с  Линдой
Кемпбелл все еще не раскрыта, а жизнь не утратила смысла.
   Но прошлого не вернешь. Это  был  не  мой  участок;  я  назвал  свое  имя
дежурному и попросил, чтобы меня проводили  в  кабинет  капитана  Дрисколла.
Сержант набрал какой-то номер и предложил мне подождать на скамейке.
   Я сел и  стал  ждать.  Вошли  двое  в  штатском,  сопровождая  маленького
человека в наручниках с узким, похожим  на  мордочку  хорька,  лицом.  Вышел
какой-то офицер в форме, рассеянный и озабоченный, видимо получивший  только
что нагоняй от начальства. По  лестнице  спустились  еще  двое  в  штатском,
подошли ко мне и спросили, я ли мистер Тобин.
   Я поднялся со скамьи:
   - Да, это я.
   - Пройдемте с нами.
   Мы поднялись по лестнице в комнату для  допросов,  квадратную  и  пустую,
если не считать нескольких стульев и допотопного обшарпанного стола у стены.
   - Подождите здесь, - сказал один из них и вышел из комнаты.
   Я почуял недоброе. Сопровождая меня сюда, они  оба,  казалось,  держались
настороже. И зачем приводить меня в комнату для допросов,  а  не  в  кабинет
капитана Дрисколла? И какой смысл оставлять здесь одного?
   Ответ напрашивался сам собой: им известно, что я - бывший полицейский, на
моей совести гибель напарника, за что меня выгнали с позором  со  службы.  В
этом здании я не найду друзей, а только одни воспоминания, острые как нож.
   Не находя  себе  места,  я  мерил  комнату  шагами.  Скорее  бы  все  это
кончилось. Робин теперь свободна,  а  ее  не  освободили  бы,  не  найдя  ей
достойную замену. Только вот кого?
   Меня?
   При этой мысли я остановился. Неужели они подозревают меня? Вот,  значит,
почему они освободили Робин, почему хотели допросить меня,  вот  почему  так
настороженно  держались  и  привели  в   комнату   для   допросов,   которая
одновременно вызвала у меня воспоминания о горьком прошлом и о том  странном
помещении, где я впервые встретился с епископом Джонсоном?
   Меня заставили томиться в ожидании четверть часа, а когда  наконец  дверь
открылась и вошли пять человек, я понял, что угадал.
   - Мне  сказали,  что  капитан  Дрисколл  желает  со  мной  поговорить,  -
обратился я к ним. Хотя знал, что капитана не увижу.
   - Поговорите сначала с нами, - предложил один из них.
   - Садитесь, мистер Тобин,  -  добавил  другой.  -  Это  не  займет  много
времени.

Глава 24

   Это действительно заняло совсем немного времени - ровно столько,  сколько
понадобилось, чтобы пройти все формальности. Еще не так давно меня могли  бы
подвергнуть в этой комнате пятнадцатичасовой процедуре  допроса  несколькими
детективами, сменяющими друг друга, но теперь полицию все жестче  заставляли
соблюдать законы, в том числе и те, что ограничивают их  власть  и  защищают
тех людей - вроде меня, - чья виновность еще не доказана.
   Итак, мне подробно зачитали мои права и посоветовали связаться  со  своим
адвокатом. Когда я заявил, что не собираюсь делать ничего подобного, один из
детективов, обращаясь как бы к другому, намекнул:
   - Когда-то защитники готовились к слушанию в суде. Теперь думают только о
том, как подать апелляцию.
   Тот, который объяснял мне мои права, посоветовал:
   - Я настоятельно рекомендую вам  обратиться  к  своему  адвокату,  мистер
Тобин. Может, вы этого не понимаете, но вам грозят крупные неприятности.
   - Вряд ли, - возразил я. Ко мне обратился еще один:
   - Вы думаете, мы все здесь собрались затем, чтобы дурака валять?
   Я ответил ему:
   - Я думаю, что вы здесь, ребята, собрались из-за того, что  вас  ввели  в
заблуждение. Какая разница,  что  я  здесь  скажу,  мне  вас  все  равно  не
переубедить. Вызывать адвоката не стану потому, что нахожусь здесь по ошибке
- и самое худшее, что мне грозит - это провести несколько часов в камере.  Я
могу даже подыграть вам, если хотите, и сознаться во всем, в чем  вы  будете
меня  обвинять.  Но,  когда  вы  получите  в  руки  доказательства,   факты,
объективные  свидетельства,  в  то  время  как  сейчас  располагаете  только
предубеждениями против бывшего полицейского, тогда  протокол  этого  допроса
окажется в мусорной корзине, и мы все напрочь о нем забудем.
   - Как вы самоуверенны, Тобин, - заметил тот, кто в основном пока  говорил
со мной.
   - Я невиновен.
   - Да неужели? Не соблаговолите ли выслушать наше мнение по этому  поводу,
Тобин? - Что-то произошло со словом "мистер", с которым он обращался ко мне,
когда зачитывал мои права; видимо,  на  том  этапе  соблюдение  элементарной
вежливости - обязаловка, а затем после оглашения декларации миндальничать  с
такими, как я, непозволительная роскошь.
   - Да, соблаговолю - мне и самому не терпится узнать, почему я здесь.
   - Отлично. - Он придвинул стул и  сел;  остальные  продолжали  стоять  на
своих местах, наблюдая за мной и со скрещенными руками на  груди  напоминали
огромные шахматные пешки.
   Тот, кто сидел, начал развивать свою мысль:
   - Вы отправились в кафетерий в прошлую субботу, Джордж  Пэдберри  впустил
вас и сказал, что ваша родственница наверху. Итак, вы поднялись по  лестнице
и обнаружили, что она  занимается  сексуальным  извращением  с  Вилфордом  и
Боулз. За вами и прежде числились грешки по части секса, и вы не могли...
   - Что еще за грешки?
   - Мы знаем, почему вас выгнали со службы, - ответил он.
   - Не знал, что супружеская измена считается извращением, - возразил я.
   Он покачал головой, пропустив мои слова мимо ушей.
   - Я не сказал, что вы - извращенец, - я сказал, что у вас были грешки  по
части секса. Не каждый ради голой  женской  задницы  забудет  про  служебный
долг, Тобин.
   Я закрыл глаза.
   - Ладно.
   - Итак, - продолжал он, а я слушал его, закрыв  глаза,  чтобы  ничего  не
видеть, пытаясь сосредоточиться на том, что он говорил, а  не  на  том,  что
нахлынуло на меня, когда я прочитал во всех взглядах этих людей,  обращенных
на меня, осуждение и презрение.
   - Вы застали их за этим занятием, - продолжал он,  -  и  озверели.  Двоих
убили, но не смогли поднять руку на свою кузину. И вот она застыла в шоке  -
еще бы, у нее на глазах близкий родственник убивает двух человек,  а  шок  -
вещь такая - может вызвать потерю памяти, и тогда она  не  сможет  сообщить,
что убийство - ваших рук дело, вот вы и решили рискнуть, оставив ее в живых.
Но Джордж Пэдберри знает всю правду. Вы припугнули  его,  заставили  сначала
подтвердить ваши слова, но потом подумали, что он расколется, и  разделались
с ним.  А  потом  затеяли  подлинный  спектакль,  выступив  в  роли  сыщика,
занимающегося поисками убийцы. В основном, конечно, вы старались  для  себя,
но при этом не теряли надежду подставить кого-нибудь как истинного убийцу  и
загладить свою вину перед родственницей, освободив ее. Инспектор Донлон  вас
в чем-то заподозрил, поэтому пришлось убить и его. Вас видели  рядом  с  его
машиной.
   - Вот на чем вы прогорели, Тобин.  Это  была  ваша  крупная  промашка,  -
торжествующе заметил один из стоявших полицейских.
   Первый продолжал:
   - Совершенно верно, ведь именно за  Донлона  мы  потянем  вас  к  ответу,
Тобин. Понимаете, в чем вы дали маху? В Нью-Йорке отменена смертная казнь за
убийство. За обычное убийство. Но вы убили  полицейского.  Такого  убийцу  в
Нью-Йорке посадят на электрический стул.
   Наступило молчание, должно быть, они закончили. Открыв глаза,  я  увидел,
что все смотрят на меня.
   - Детали? - потребовал я.
   - Что-что?
   - В вашей версии полно дыр, - объяснил я. - Заткните их.
   - Покажите мне эти дыры, - сказал тот, кто сидел на стуле.
   - Хорошо. Начнем с  извращенки.  Тот  факт,  что  молодые  люди  живут  в
Гринвич-Виллидже, еще не доказывает, что они ведут аморальный  образ  жизни.
Вам придется изрядно попотеть, чтобы достать доказательства того, что  Робин
или Терри Вилфорд занимались групповым сексом.
   - Пусть решают присяжные, - ответил он. Другой добавил:
   -  Вы  когда-нибудь  имели  дело  с  судом,  Тобин?  Вы   сами   сказали,
Гринвич-Виллидж. Для присяжных этого достаточно. Возможно, он  был  прав.  Я
продолжал:
   - Следующее - кровь.
   - Кровь? - спросил первый. - Что вы хотите сказать?
   - Кто бы ни убил  Вилфорда  и  Боулз,  -  ответил  я,  -  он  должен  был
перепачкаться в крови, надеюсь, вам это ясно?  На  мне  была  кровь?  Первый
патрульный прибыл - когда? - не позже, чем  через  полчаса  после  убийства.
Если это было спонтанное убийство, значит, я  не  захватил  сменной  одежды,
возникает вопрос, куда же делась кровь?
   - Вы ее смыли, - ответил он. - Просто воспользовались душем, смыли  кровь
с себя и с одежды и спустились вниз чистенький, как новый  полтинник.  Но  в
душевой кабине вы оставили следы, и мы нашли еще  вот  это.  -  Он  протянул
руку, и другой детектив, подойдя к нему, подал полотенце,  а  тот  развернул
его и показал мне. Оно было белое с названием  гостиницы,  вышитым  зелеными
буквами, и все - в коричневых пятнах.
   - Мы его нашли, - объявил он. - Вы его не очень надежно спрятали.
   - Ладно, тогда выходит, я разгуливал в насквозь мокрой  одежде,  и  этого
никто не заметил.
   - Тобин, - сказал он, - последние полторы недели  мы  все  разгуливаем  в
насквозь мокрой одежде. А кто заметит разницу между рубашкой, мокрой от пота
и рубашкой, мокрой от того, что ее держали под краном? Так что свою  зацепку
про кровь можете забыть.
   - А как же Джордж Пэдберри? Мы с ним  находились  в  кафе  в  присутствии
дюжины, а то и больше копов. Почему он не разоблачил меня?
   - Вы его запугали.
   - Вот как? В присутствии копов? В разговор вступил другой:
   - Угрожали, пока были с ним одни, что покажете на него как на  убийцу.  А
третий добавил:
   - Не исключено, что вы заткнули ему  рот,  заявив,  что  у  вас  остались
дружки в полиции, так что ему лучше помалкивать.
   - Ребята, а сами-то вы всему этому верите? - спросил я.
   - А то как же, конечно верим, - ответил тот, что сидел передо мной. Какие
еще дыры остались незаткнутыми?
   - Я подошел к машине Донлона, - заявил я, - уже после того, как он  умер.
Когда медэкспертиза определит  время  его  смерти,  дайте  мне  знать,  а  я
предоставлю вам алиби на время убийства.
   - Значит, вы признаете, что были возле машины после его смерти?
   - Да.
   - И вы знали, что он мертв?
   - Я подумал, что он спит.
   - Что? Ну уж этому-то я ни за что не поверю.
   - Ну а что же вы от меня хотите услышать? Что я знал о его  смерти  и  не
сообщил в полицию? Даже если это правда, я же все равно в этом не признаюсь.
- Я протянул руки вперед. - Зачем толочь воду в  ступе?  Проверьте  руки  на
парафин. И станет ясно, стрелял ли я недавно из пистолета, - предложил  я  и
добавил:
   - В такой чертовски жаркий день не надевают резиновых перчаток, согласны?
Другой на это возразил:
   - Ведь вы же видели его после смерти - логично  было  поверить,  что  это
самоубийство и потребовать у нас проверить на парафин руки Донлона?
   - Зачем? Вы все равно это сделаете, - пожал я плечами.
   - Точно, - кивнул главный, - мы копаем  под  вас  основательно,  стараясь
ничего не упустить,  Тобин,  потому  что  хотим  отделаться  от  вас  раз  и
навсегда. Потому что не желаем терпеть вас больше.
   - Вам будет стыдно, - вырвалось у меня, - за эти слова, когда  выяснится,
что я невиновен.
   - Поживем - увидим. Ну так как насчет оставшихся дыр?
   - Дайте подумать.
   - Как угодно, не возражаем.
   Я размышлял, говорить или не говорить им о  покушении  на  мою  жизнь,  о
мальчике, которого убили вместо меня. Но они же махнут на это  рукой,  сочтя
за совпадение, или даже постараются пришить мне еще и это убийство. И  уж  в
любом случае не погладят по головке за то, что ввел следствие в  заблуждение
тем, что скрыл свою причастность к делу Вилфорда - Боулз.
   Но почему мне мерещится что-то важное в этом покушении на мою жизнь или в
том, что вместо меня убили того мальчишку. Нет, не  вместо  меня,  просто  в
том, что его убили.
   Неужели его наметили жертвой? Нет, конечно, не его, а меня,  в  этом  нет
сомнений. Но, когда мальчик погиб, что-то изменилось, вот только что и где?
   Сидевший передо мной детектив спросил:
   - Ну? Что-нибудь придумали?
   Мои мысли витали где-то очень далеко, вокруг того  мертвого  мальчика,  я
пытался понять, при чем здесь он и где собака  зарыта.  Покачав  головой,  я
ответил:
   - Подождите минутку. Что-то  наклевывается  -  дайте  мне  еще  чуть-чуть
подумать.
   Другой из их компании сделал какое-то замечание, но я не прислушивался  к
его словам.  Только  для  того,  чтобы  не  молчать  и  выиграть  время  для
размышлений, я поинтересовался:
   - Если Донлон знал, что убийца - я, почему же он подпустил меня к себе  и
позволил застрелить из своего собственного пистолета?
   - Он вас недооценил. Решил, что вы только с женщинами и детьми храбрец.
   - Они - не дети, - рассеянно возразил я, хотя сам же  считал  их  детьми,
едва начавшими постигать взрослый мир.  Но  в  обычном  смысле  этого  слова
детьми их назвать было нельзя.
   Единственным убитым ребенком был этот мальчик. Убитым вместо меня.
   - Эврика! - воскликнул я.
   - Ну что еще?
   - Наконец-то до меня дошло, - сказал я вместо ответа. - Теперь все  стало
на свои места.
   - Ну так просветите нас, - предложил он.
   Я покачал головой:
   - Нет, не сейчас. Вы через какое-то время сами  все  узнаете.  Сейчас  вы
хотите пришить мне убийство Донлона, что ж, давайте с этим покончим. А когда
вам станет ясно, что я невиновен, тогда я хочу  видеть  капитана  Дрисколла.
Никому из вас я ни слова не скажу. Я буду  говорить  только  с  капитаном  и
только наедине, без свидетелей.
   - Что вы собираетесь сделать, Тобин, вызвать его на дуэль один на один? -
рассмеялся главный.
   - Нет, - ответил я. - Я собираюсь сообщить ему имя убийцы.
   - Какой драматизм. Мы все под впечатлением, Тобин.
   - Я тоже, - сказал я, думая совсем о другом. Тот, что сидел передо  мной,
спросил:
   - Ну что - все? Больше к нам вопросов нет?
   - Сдаюсь.
   Он поднялся на ноги:
   - Тогда пошли.

Глава 25

   В одиннадцать часов меня наконец отвели в камеру и оставили в покое. Если
до тех пор ничего не случится, меня продержат здесь до середины  завтрашнего
дня, а затем переведут в городскую тюрьму. Я  едва  дождался,  пока  окажусь
наедине с самим собой,  освобожденный  от  необходимости  думать,  говорить,
двигаться, и груз ответственности больше не будет давить на мои плечи.
   Использовав положенный мне телефонный звонок, я известил Кейт о том,  где
я нахожусь и что случилось, и попытался успокоить ее, что через день-два все
уладится. Она, само собой, ни одному моему слову не поверила, решила, что  я
влип в серьезную переделку,  и  настояла  на  том,  чтобы  позвонить  Фрэнку
Кантору, адвокату, который давно уже вел мои дела. Приехал Фрэнк,  он  хотел
поговорить со мной, выяснить все, что можно, я  же  желал  только  одного  -
чтобы меня оставили в покое. Я не мог быть с ним полностью откровенным,  так
как опасался, что он не сможет держать язык за зубами. Во  время  беседы  мы
оба чувствовали себя как на иголках: он пытался вытянуть из меня сведения, я
отмалчивался и кончилось все тем, что он ушел, разозлившись на меня.
   Еще у меня состоялась встреча с дотошным молодым  человеком  из  окружной
прокуратуры. Для него я  был  пешкой  в  захватывающей  игре  под  названием
"Правосудие", его задачей было в  целости  и  сохранности  подвести  меня  к
электрическому стулу, избежав неприятностей с Верховным судом.  Мы  подробно
обсудили мои права, я заверил его, что никакого признания из меня не выудили
и что в самом начале мне сообщили правила игры и то,  какие  я  могу  делать
ходы, и он, наконец, удалился с довольным видом примерного ученика, в  ранце
которого - выполненное должным образом домашнее задание.
   В дополнение ко встречам с юристами как с той, так и с другой стороны мне
также пришлось пройти всю рутину, связанную с  содержанием  под  стражей