олос его замер. Элли покачала головой  и
сказала:
   - Нет. Папа, твой долг спасать жизни. Он содрогнулся. И, казалось, на
мгновение его  охватила  паника,  будто  лунатика,  которого  неожиданно
разбудили. А потом заметным усилием он снова взял себя в руки и сказал:
   - Да, - то ли обращаясь к дочери, то ли к себе самому.
   Он  повернулся,  опустился  на  колени   возле   толстяка   и   начал
расстегивать его дурацкий мундир.

Глава 4

   Где-то кто-то барабанил в дверь. Это, должно  быть,  Макбет,  подумал
Грофилд, Макбет зарезал сон. Макбет не будет больше спать.
   Он неохотно приоткрыл глаза и увидел комнату, погруженную в полутьму.
Сначала он не понял, где находится, но потом  пошевелился,  почувствовал
резкую боль в левой лопатке и  все  вспомнил.  Ну  конечно  же.  Пулевое
ранение, полный чемодан денег в стенном шкафу: он был в  комнате  отеля,
которую снял для него в Мехико-Сити Паркер.
   Он снова закрыл глаза, вспоминая. Ему приснился какой-то  дикий  сон:
девушки, залезающие в окно, всадник, скачущий по горам...
   Комната двигалась!
   Он снова открыл глаза, очень быстро, и все подтвердилось. У  него  не
было головокружения или чего-то подобного: комната и впрямь двигалась.
   А окно оказалось бортовым иллюминатором.
   В дверь снова постучали, но Грофилд не обратил на стук  внимания.  Он
уставился на иллюминатор и громко сказал:
   ( Эй!
   Дверь открылась. Невысокий стюард в белой короткой куртке с  широкими
лацканами и черных брюках неуверенно вошел в каюту и с сильным  акцентом
сказал по-английски:
   - Доброе утро,  сор.  Уже  девять  часов,  сор.  Вот  теперь  Грофилд
по-настоящему проснулся и разложил по полочкам недавнее  прошлое.  Элли,
генерал Позос, Хоннер и все остальное. И вот он  уже  на  яхте  генерала
Позоса.
   Он сел в постели, обнаружив, что на нем  желтая  пижама,  которой  он
вроде  никогда  прежде  не  видел.  Похоже,  она  была  шелковая,  и  он
чувствовал себя в ней как Рональд Колман.
   - Который час? - спросил Грофилд.
   - Девять часов, сор.
   - Вечера? - Но за иллюминатором было светло.
   - Нет, сор, утра.
   - Не валяйте дурака, мы же добрались сюда пополудни.
   - Да, сор.
   - Я вздремнул, я... - Он потер голову, стараясь вспомнить.  Прибытие,
падение с лошади, Элли, рухнувшая на него,  генерал  Позос,  лежащий  на
земле... А затем несколько часов кипучей деятельности и, наконец, упадок
сил. Все слилось  воедино,  и  он  вдруг  сломался  от  изнеможения.  Он
вспомнил, как, спотыкаясь, подошел к  Элли,  бормоча  ей  что-то  насчет
чемодана, а кто-то еще сказал, что ему следует лечь, и он куда-то пошел,
и... и все.
   Чемодан. Он оглядел комнату и спросил:
   - Мой... Мой багаж. Где мой чемодан?
   - Чемодан здесь, сор. - Стюард подошел к высокому комоду с  зеркалом,
подхватил стоявший рядом с ним чемодан. - Разложить ваши вещи, сор?
   - Нет-нет. Я сам.
   - Мисс Фицджералд просит передать, что она в салоне, сор.  Дальше  по
коридору... в ту сторону.
   - Направо?
   - Si. Да, сэр. Направо. И до конца. - Он  открыл  небольшую  дверь  в
противоположной переборке, говоря:
   - Ванная, если вам что-нибудь понадобится, нажмите вот эту кнопку.
   - Спасибо. Который, вы сказали, час?
   - Девять часов, сор.
   - Ну что ж, в таком случае, какой сегодня день?
   - Э-э-э... Я  не  знаю,  сор,  только  не  по-английски.  День  перед
воскресеньем.
   - Суббота?
   Стюард ослепительно улыбнулся.
   - Si! Суббота!
   - А-а, - протянул Грофилд. - Но ведь это завтра... Тогда все понятно.
   - Да, сор. - Продолжая улыбаться, стюард попятился из каюты.
   Грофилд выбрался из постели  и  осмотрел  свой  чемодан.  Все  деньги
по-прежнему лежали в нем. Элли молодчина, умница.
   Он принял горячий душ, который помог ему избавиться от ломоты в левом
плече, затем оделся,  снова  запер  чемодан  и  направился  по  коридору
направо.   В   конце   находилась   столовая   с   большими    бортовыми
иллюминаторами, в которые струился ослепительно  яркий  солнечный  свет.
Там стояло с полдюжины столов, накрытых белоснежными скатертями, приборы
и серебро так и блестели. Палуба была навощена до блеска,  металлические
части  иллюминаторов  тоже  надраены,  а  центральная  люстра  была   из
настоящего хрусталя, сверкавшего всеми своими двадцатью двумя оттенками.
Это было нечто вроде ресторана, встроенного в  кристалл  бриллианта,  но
Грофилду было хоть бы хны.
   Все столики были свободны, кроме одного в центре зала, за  которым  в
одиночестве сидела Элли. Грофилд вытащил из  кармана  сорочки  солнечные
очки, надел их, прошел между  столиками  и  уселся  напротив  Элли.  Она
оглядела его и засмеялась.
   - Что смешного? - спросил он.
   - У тебя вид, как с похмелья.
   - Я и чувствую себя как с похмелья.
   - Прости, может, мне следовало дать тебе поспать, но  я  решила,  что
двадцати часов вполне достаточно.
   - Неужели так долго?
   - С часу вчерашнего дня до девяти сегодняшнего утра.
   - Ты всегда была сильна в математике. Она снова засмеялась и сказала:
   - Хочешь апельсинового соку?
   - Боже, нет. Кофе.
   - Мы закажем тебе и то, и другое. Она подозвала официанта,  дала  ему
заказ на полный завтрак, а когда он ушел, сказала Грофилду:
   - Ну, теперь нам надо придумать легенду поскладнее.
   - Мы сроду не спали вместе, мы сроду не спали вместе.
   - Я имею в виду не это, я имею в виду все остальное.
   - Что все остальное?
   Она наклонилась поближе, говоря:
   - Боб Харрисон не знает, что все это устроил его отец.
   - Почему нет?
   - Потому что, - сказала она, - в мире и без того полно  бед.  Боб  не
знает, и я не хочу, чтобы он знал.
   Официант принес Грофилду  кофе.  Когда  они  снова  остались  одни  и
Грофилд выпил полчашки, он сказал:
   - Ну что ж, это был отец Харрисона. А  как  насчет  твоего  отца?  Он
участвовал в этом деле или не участвовал?
   - Не участвовал. Так проще, и папа...
   - Он исправился.
   - Не смейся, пожалуйста, - сказала она. - Это правда. Когда он увидел
настоящее кровопролитие...
   - Черт возьми, - произнес Грофилд. - Я был там, я видел это, я  этому
верю. Во что я не верю, так это в то, что он согласился  бы  привести  в
исполнение замыслы Харрисона.
   - О да, согласился бы. Я его знаю,  он  согласился  бы.  Не  было  бы
никакой стрельбы, никакого явного насилия вообще.  Это  была  бы  просто
тонкая работа медика. Папа  исключил  бы  из  нее  человеческое  начало.
Правда, странно? Получается, что насилие  не  обесчеловечивает  нас,  а,
наоборот, заставляет признать нашу человечность.
   - Потрясающе, - сказал Грофилд.
   - Тебе кто-нибудь когда-нибудь  говорил,  что  по  утрам  ты  подонок
подонком?
   - По утрам? Кажется, нет. Мне говорили  об  этом  днем,  вечером,  но
утром - никогда, - Он допил кофе и добавил:
   - Ладно, ты права, и я прошу прощения. Что за новая легенда?
   - Что?!
   - Новая история.
   - О-о! Ну, были какие-то загадочные  люди,  которые  замышляли  убить
генерала Позоса. Они прослышали о том, что  папа  собирается  стать  его
личным врачом, поэтому решили, что, похитив меня, смогут  вынудить  отца
помочь им прорваться мимо телохранителей генерала.
   Грофилд сказал:
   - Несколько слабовато в деталях, а впрочем, какого черта?
   - Теперь слушай. Они похитили меня и держали в Мехико-Сити.  Ты  спас
меня, потому что я исхитрилась выбросить записку из окна отеля, а ты  ее
нашел.
   - А кто я?
   - Погоди, до этого мы еще доберемся. Во всяком случае, ты спас меня в
четверг вечером. Тогда я не знала, как связаться с папой, но знала,  что
в пятницу все будут здесь, в Акапулько, потому я попросила  тебя  помочь
мне добраться сюда, и ты это сделал. Остальное - как было на самом деле,
с той лишь разницей, что мы уехали из Мехико-Сити в четверг вечером и ни
разу нигде не спали, ни вместе, ни по отдельности.
   - Я не знаю,  поверил  бы  в  эту  историю,  будь  я  на  месте  Боба
Харрисона, - сказал Грофилд. - С  другой  стороны,  мне  ведь  и  раньше
приходилось слушать твои истории.
   - Ну, Боб верит.
   - Вот и хорошо. Если он из тех мужчин, которых ты можешь обмануть,  я
уверен, ты будешь очень с ним счастлива во все времена.
   - И что же это, по-твоему, значит?
   - Ничего, дорогая. Давай опять поговорим обо мне. Кто я?
   - Точно не знаю. Ты тоже весьма загадочен. Мне известно, что  недавно
в тебя стреляли, а в Мексике ты без документов.
   - Ты знаешь о моих денежных делах?
   - О деньгах? Нет, разумеется, нет. Я подкинула Бобу идею,  что  ты  -
своего  рода  искатель  приключений,  но  человек  неплохой.  Он   хочет
поговорить с тобой.
   - Могу спорить, что гораздо больше, чем я хочу поговорить с ним.
   - Он приготовит своего рода... Вот он идет.
   - Что? - Грофилд поднял глаза и увидел, что официант несет на подносе
его завтрак. С противоположной стороны зала приближался Боб  Харрисон  и
добродушно улыбался. Подойдя, он сказал:
   - Доброе утро. Если позволите, я выпью с вами чашечку кофе.
   - Разумеется. Я и сам не откажусь от второй, - произнес Грофилд.
   Харрисон сел и проговорил:
   - Генерал мирно спит. - Он протянул  руку,  накрыл  ею  руку  Элли  и
сказал:
   - Твой отец просто чудо, Эллен, он на удивление искусен.
   - Он лучший среди лучших.
   - Он прилег отдохнуть, возможно, скоро присоединится к нам.
   - Он здесь? - спросил Грофилд. - На судне? Ему ответила Элли:
   - Мы все здесь. Тут оборудован самый настоящий лазарет.  Он  оказался
ближе других больниц, поэтому генерала вчера сразу же принесли сюда.
   Харрисон сказал:
   - К тому же это было гораздо удобнее. Как только отец  Эллен  скажет,
что  опасность  миновала,  мы  вернемся  в  Герреро,  и  генерал   может
поправляться у себя на родине.
   - Тогда уж он точно поправится, - заметил Грофилд.
   - Да. - Любезная и безликая улыбка Харрисона вдруг  померкла,  и  он,
казалось, обратился мысленным взором в день вчерашний. - Боже, это  было
жутко, - сказал он. - Когда генерал упал, я подумал, они...  я  подумал,
он мертв. - Он поднес руку к лицу, она дрожала. -  Я  думал,  они  убили
его.
   Элли с озабоченным видом коснулась его руки и сказала:
   - Боб! В чем дело? Я никогда не видела тебя таким.  Харрисон  прикрыл
лицо ладонью, а голос его, когда он заговорил, звучал глухо.
   - Боже, я люблю этого человека, - сказал он. - Вы и представить  себе
не можете, что было со мной, когда я подумал, что он мертв. - Голос  его
задрожал от прилива чувств, в нем  сквозила  неуверенность.  Он  опустил
руку и повернулся к Грофилду. Лицо его зарделось,  мышцы  напряглись  от
переполнявших его чувств. - И вот теперь этот  человек,  такой  сильный,
такой несгибаемый, так любящий жизнь, лежит  будто  бревно.  Грофилд  не
смог удержаться и сказал:
   - Как я слышал, есть люди, которые  хотели  бы  видеть,  как  генерал
Позос лежит будто бревно и больше не встает.
   - Крестьяне! Никчемные людишки, мелкий сброд, трусы, вся  эта  чернь,
которая не знает, что такое жизнь. Они говорят, он диктатор, тиран,  при
желании вы сможете услышать рассказы о  зверствах,  ну  и  что  с  того?
Некоторые люди просто  превосходят  других,  вот  и  все.  Они  обладают
большей жизненной силой, они гораздо значимее. Они неудержимы, их нельзя
остановить,  их  нельзя  сковать  рамками  каких-то  правил!  Эллен  это
понимает; правда  же,  дорогая,  ты  рисковала,  чтобы  спасти  его,  ты
чувствовала энергию этого человека, его мощь и силу?
   Элли была до того ошарашена, что не смогла ответить сразу.
   - Ну, - сказала она, - Ну, я просто сделала. Я всего лишь сделала...
   - Вы знаете, что я  думаю?  -  Харрисон  повернулся  и  уставился  на
Грофилда, вцепившись в край стола. - Я  считаю,  что  если  сто  человек
сгинут в темнице ради того только, чтобы сделать  одну  сигару,  которую
генерал Позос с удовольствием выкурит как-нибудь после  обеда,  эти  сто
человек исполнят свое предназначение! А что  еще  им  делать  со  своими
жизнями, что имеет больший смысл, чем удовольствие человека,  одного  из
тех немногих,  что  живут  полнокровной  жизнью?  Народ  Герреро  должен
гордиться таким вождем, как генерал Позос!
   Грофилд сказал:
   - Насколько я понимаю, ваш отец  -  вождь  совсем  другого  толка  и,
кажется, совсем иначе относится к народу.
   - Ах, это.  Я  рос  со  всем  этим,  я  все  это  знаю.  Полагаю,  он
заслуживает всяческих похвал, наверное, народ Пенсильвании гордился моим
отцом, и я не считаю зазорным поприще чиновника. Но генерал Позос...  Он
настолько  выше  всякого  крючкотворства,  он  настолько...  Он  лев   в
джунглях, населенных кроликами.
   Элли предприняла последнюю попытку сменить тему разговора.
   - Твой отец улетел обратно на север, так ведь? - спросила она.
   - О да. У него там были назначены встречи, он пробыл  ровно  столько,
сколько нужно, чтобы убедиться, что  жизнь  генерала  вне  опасности,  и
улетел домой. Вместе с Хуаном. - Повернувшись к Грофилду, он объяснил:
   - Это сын генерала.
   - А-а.
   - Странное дело, - сказал Харрисон. - Кто-то пытался убить  и  Хуана.
Какой-то  чокнутый,  наверное.  Набросился  на  него  в  отеле  и  хотел
зарезать.
   Он посмотрел на Элли, но она покачала головой, как бы говоря, что для
нее это новость, никак не связанная со всем остальным.
   - Как вы думаете, - спросил Грофилд Харрисона, - это была одна шайка?
Пытались убить отца и сына в один и тот же день.
   - Сейчас этим занимается мексиканская полиция, - ответил Харрисон.  -
Но вряд ли шайка та же. Весьма вероятно, какой-нибудь наркоман или нечто
в этом роде. Банда умышляла на генерала. Я не хочу ничего сказать против
Хуана, я уверен, он приятный парень, но в нем совершенно  нет  отцовской
силы, энергии. Нет, им нужен был генерал.
   - Да уж наверное, - еле слышно сказала Элли.
   - Любой может почувствовать силу генерала, его ауру, и мой отец  тоже
чувствует. Он пропустил свой самолет и остался здесь, лишь бы убедиться,
что жизнь генерала вне опасности.
   - Какой молодец, - сказал Грофилд, бросив насмешливый взгляд на Элли.
   И тут Харрисон откинулся на спинку стула, одарил их жалобной  улыбкой
и сказал:
   - Вы уж меня простите, со мной такого обычно не бывает.  Но  это  был
такой удар для меня, что, наверное, я до сих пор не оправился.
   - Ты собирался позаботиться о документах для мистера Грофилда.
   - Ах да. - Харрисон с  заметным  усилием  попытался  овладеть  собой.
Стараясь  улыбаться  своей  обычной  дружелюбной  улыбкой,   он   сказал
Грофилду:
   -  Эллен  сообщила  мне,   что   вы   весьма   загадочная   личность,
путешествуете с дырками в теле вместо бумаг. Ну, мы можем все  устроить.
Через час я подготовлю ваши документы,  достаточно  надежные,  чтобы  вы
могли  беспрепятственно  вернуться  в  Штаты.  А  если  желаете,  можете
путешествовать с нами, погостить у генерала  в  Герреро,  я  уверен,  он
будет рад поблагодарить вас лично за то, что вы помогли раскрыть заговор
против него.
   - Полагаю, -  сказал  Грофилд,  -  полагаю,  я  предпочел  бы  уехать
сегодня. Мне надо кое с кем встретиться в Штатах.
   - Ради Бога. Никаких сложностей.
   - Мистер Грофилд, - сказала вдруг Элли, - вы не против, если я полечу
с вами? Мне надо немедленно вернуться на север.
   Харрисон сказал:
   - Я думал, ты поплывешь с нами.
   - Нет, у меня накопилась куча всяких дел в Филадельфии. О том, что  я
попаду сюда, мне стало известно только после того, как меня похитили.
   - Какая жалость, - сказал  Харрисон.  Он  ослепительно  улыбнулся  им
обойм и сказал:
   - Ну, по крайней мере, по дороге домой у  тебя  будет  гораздо  более
приятный попутчик.
   Элли улыбнулась Грофилду.
   -  Какая  я  везучая,  правда?  -  сказала  она.  Харрисон  встал   и
проговорил:
   - Ну, позвольте мне заняться  подготовкой  бумаг  для  вас.  Я  скоро
вернусь.
   Грофилд ответил улыбкой на его улыбку.
   - Прекрасно, - сказал он.
   Грофилд продолжал улыбаться, пока Харрисон не ушел,  потом  посмотрел
на Элли.
   - Что случилось?
   - Мыльный пузырь. Все эти годы Боб был сильным, молчаливым человеком,
что больше всего меня в нем и привлекало. Слава Богу, он наконец  открыл
рот. Хорошо, что до нашей свадьбы.
   - Раз уж мы заговорили о браке, -  напомнил  ей  Грофилд,  -  я  ведь
по-прежнему женат. Она покачала головой и сказала:
   - Твой брак действителен только по ту сторону границы.



   Дональд Уэстлейк
   БЕЛАЯ ВОРОНА

   Перевел с английского А. ШАРОВ


                            1

   Гроуфилд выскочил из "форда" с пистолетом в одной руке и
пустым мешком - в другой. Паркер тоже выскочил и уже бежал, а
Лауфман сгорбился за рулем, легонько нажимая и отпуская
педаль газа.
   Броневик лежал на боку в сугробе, колеса его крутились, и
он был похож на собаку, которой снится, будто она гонит
зайца. Мина сделала свое дело как нельзя лучше - перевернула
машину, но не разнесла ее в клочья. Кругом стоял резкий запах
металла, морозный воздух, казалось, был еще наполнен
отголосками взрыва. Холодное полуденное зимнее солнце светило
ярко, и все тени были четкими.
   Гроуфилд обогнул передок броневика с его большим,
прикрытым старомодной решеткой радиатором, который теперь,
когда машина опрокинулась, был на уровне груди. Сквозь
пуленепробиваемое стекло он видел водителя в униформе. Того
скрутило немыслимым образом, но он был в сознании и
ворочался, точнее, доставал из - под приборного щитка
телефонную трубку.
   День был морозный, но на лице Гроуфилда выступила
испарина. Прижав ладонь ко рту, Гроуфилд почувствовал ткань и
удивился: он на мгновение забыл, что на нем маска. В поднятой
руке оказался пистолет, и это тоже удивило Гроуфилда. Он
чувствовал себя потерянным, невесомым, невидимым, будто
актер, по ошибке вышедший не на ту сцену.
   В некотором роде так оно и было. Иногда Гроуфилд и впрямь
на вполне законных основаниях работал актером в театре,
только этот труд не приносил дохода. На жизнь Гроуфилд
зарабатывал иным способом - с пистолетом в руке и маской
вместо грима на лице.
   Так, пора входить в знакомую роль. Поколебавшись какое -
то мгновение, Гроуфилд снова пошел вперед, к двери кабины.
Внутри водитель быстро тараторил в телефонную трубку, не
сводя с Гроуфилда встревоженных глаз.
   Обе дверцы уцелели. Мина должна была сорвать хотя бы одну
из них, но не сорвала, и добраться до водителя оказалось
невозможным.
   Гроуфилд услышал второй взрыв, резкий, глухой и вовсе не
впечатляющий, и броневик дернулся, как подстреленная лошадь.
Это Паркер высадил задние дверцы.
   Гроуфилд оставил водителя в покое и поспешил к багажнику
броневика, дверца которого распахнулась и едва держалась на
петлях. Внутри ничего не было, только непроницаемая темнота.
   - Он там говорит по телефону, а я не могу до него
добраться, - сообщил Гроуфилд.
   Паркер кивнул. Воя сирен еще не было слышно. Вокруг
раскинулся большой город, но здесь было самое безлюдное место
на всем маршруте броневика - прямая и почти не используемая
дорога через пустошь между двумя застроенными участками. Тут
дорога шла между высокими деревянными заборами; слева был
парк с футбольным полем и баскетбольной площадкой,
опоясанными серой изгородью, а справа, за зеленым забором,
раскинулся парк увеселений. Сейчас оба парка были закрыты, а
жилых домов или работающих учреждений поблизости не имелось.
   Паркер постучал пистолетом по броне и крикнул:
   - Вылезайте, не бойтесь, нам нужны деньги, мы не жаждем
крови. - Не дождавшись ответа, он заорал: - Ну что ж, не
желаете по - хорошему, сейчас взорву гранату!
   - Мой напарник без сознания! - донеслось из машины.
   - Вытаскивайте его оттуда.
   Внутри послышалась возня, как в потревоженной мышиной
норе. Гроуфилд ждал, испытывая чувство неловкости. По роли
ему сейчас только ждать и полагалось. Он был мастак по части
напряженного действия, но как только доходило до пауз и
раненых людей, возникали сложности. На сцене не бывало
настоящих пострад