й, что тебе надо...
   - Отвали от меня, ублюдок!.. - Тифтус лелеял и  нянчил  великую  свою
обиду.
   - Как Шир отдал концы?
   Тифтус вздрогнул, как от удара, и моментально забыл все  свои  обиды.
Он ошарашенно уставился на Паркера:
   - Ешь твой кл„ш! Ну ты крутой!.. Откуда ж мне знать?
   - Тебя тут не было, что ли?
   - Меня?!!
   Паркеру надоел этот бессмысленный разговор. Наклонившись  к  Тифтусу,
он постучал согнутым пальцем в его костлявую грудь. Тифтус  поежился,  а
Паркер постучал сильней.
   - Слушай, фрей, не задавай  лишних  вопросов...  Спрашиваю  я,  а  ты
отвечаешь! Но - не наоборот!.. Начнем сначала?
   - Ох, Паркер... Ты себя  ведешь  как  хунвейбин!  Зачем-то  ввел  мне
наркоз, а ведь я пришел вместе воздух понюхать...
   - Ну, Тифтус, ты меня достал! Ты можешь хотя бы  здесь,  в  приличном
месте, в отеле, оставить свой тюремный жаргон?.. Стало быть,  пришел  ко
мне поговорить с пистолетом?
   - Ну все, все! Замнем для ясности! Прошу пардону...  -  Он  несколько
оправился после удара, и вновь напоминал смехотворного и жалкого боевого
петушка. - Мне, конечно, не надо было брать с собой хлопушку!..
   - Ты не даешь мне новой информации. Расскажи о том, чего не знаю...
   Тифтус поднял над собой свои  хилые  кисти;  указательный  и  средний
пальцы на правой руке были желты от никотина.
   - Паркер, нам нечего делить, Паркер, - убедительно проговорил  он.  -
Мы с тобой не мокрушники, никто из нас не собирается  другого  заделать,
фиг ли нам враждовать?
   - Да я вообще к тебе ничего не имею. Когда ты явился в эту дыру?
   - А вот только что... Даже чемоданы так и  кинул  в  номере.  Слез  с
поезда, улицу перешел, увидел тебя, заходящего в отель, ну  и  вперед...
Узнал внизу у портье, какой у тебя  номер...  Мне  дали  комнату  этажом
выше. Бросил чемоданы и к тебе... Почему мы должны собачиться?
   - Мы, вроде, никогда с тобой и не были  особенно  близки,  во  всяком
случае, на пару не работали... Тифтус становился все увереннее:
   - Отчего бы нам не попробовать? Тем более, что цель у нас одна...
   - Да? Вот новости! И какая же, если не секрет?..
   - Ты ведь, в натуре, знаешь об этом деле не  больше  меня...  Но  все
время вынюхиваешь: вдруг мне что-то известно!
   Паркеру и впрямь хотелось разведать, что,  в  представлении  Тифтуса,
он, Паркер,  знает.  Однако  выяснить  это  надлежало  аккуратно,  чтобы
незваный гость не понял того, что нелюбезный хозяин обладает сам нулевой
информацией... Паркеру ничего не осталось, как затаиться и  ждать,  пока
балаболка Тифтус нечаянно проговориться. Он молвил небрежно:
   - Плевать мне на то, что ты где-то нащупал... И вообще, с какой стати
ты взял, что я стану с тобой работать? Ты мне не напарник.  Заметь  себе
это, пожалуйста! Репутация у тебя еще та...
   - - Что ты, что ты!.. - горячо и возбужденно залопотал  Тифтус.  -  В
этот раз все будет железно! Что один надыбает, сразу  скажет  другому...
Ты тоже поимей в виду, что я из этой пыльной  дыры  рвать  когти  раньше
времени не намерен... И ты тут, и я тут... Оба  здесь  будем  болтаться.
Учти, народу в Сагаморе немного... подозрительно,  если  кой-кто  начнет
кой-кого хватать за жабры! Нам просто судьба работать на пару...
   Паркер  не  стал  упоминать  о  капитане  Янгере,  которому  он  явно
показался подозрительным, и лишь сдержанно поинтересовался:
   - А если я и в  самом  деле  не  знаю,  о  чем  ты?..  Тифтус  весело
рассмеялся, показывая все свои малопривлекательные зубы:
   - Ой, да кончай ты, Паркер, травить!.. Сам-то зачем  сюда  примчался,
газеты, что ли, читать в отеле, или хоронить старикашку Джо?
   Паркер взвесил все ?за?  и  ?против?:  разумеется,  Тифтус  глуп  как
пробка, но своего не упустит. Вытянуть что-то из него вряд ли удастся. А
настаивать на расспросах никак нельзя -  заподозрит,  что  у  Паркера  и
взаправду информации - голый ноль...
   Паркер интимно склонился к Тифтусу, облокотясь левой рукой на  спинку
кресла за его головой, и негромко сказал:
   - Годится, Тифтус... Так и быть, придется выложить тебе  всю  правду,
зачем я тут.
   Тифтус даже подался ближе к его лицу, чтобы лучше расслышать шепот...
   Удар, посланный прямо  в  челюсть,  был  страшен:  мотнувшись  назад,
голова Тифтуса безжизненно пала на грудь, он стал сползать с кресла,  но
Паркер коленом подтолкнул его обратно.
   Паркер мгновенно обследовал Тифтусовы  карманы.  В  твидовой  куртке,
кроме надушенного какими-то пошлыми  духами  лилового  платка,  не  было
ничего;  в  нагрудном  кармане   апельсиновой   рубашки   он   обнаружил
запечатанную  пачку  тонких  сигарок  с  отвратительными  фильтрами   из
пластика; в одном кармане изумрудных  штанов  сиротливо  лежала  плоская
зажигалка, выгравированные на ней инициалы одаряемого и дарителя  -  ?С.
Ф. от Д. В.? к нынешнему  владельцу  зажигалки  никак  не  подходили;  в
другом кармане, не иначе, как на счастье, обреталась кроличья лапка, а с
нею - ключ от номера и мелочью - пятьдесят  семь  центов;  бумажник  был
утоплен глубоко в заднем кармане этой замечательной по яркости одежды.
   Паркер перебрал содержимое бумажника, обнаружив  следующее:  выданную
Адольфу Тифтусу карту социального страхования; полученные им же в Неваде
потрепанные водительские права; снимки четырех, вероятно, самых  любимых
Тифтусом,  лошадей;  моментальную  фотографию  самого  Тифтуса,  которую
выплюнул ему фотоавтомат;  в  банкнотах  -  шестьдесят  четыре  доллара;
истертую на сгибах вырезку из ?Дейли телеграф?, где упоминался Тифтус на
открытии ипподрома во Фригольде еще до войны; дырявую змейку  перфоленты
с двумя какими-то телефонами,  записанными  впопыхах;  приторно-слащавую
цветную фотографию двух субтильных китаянок, снятых в неприличных позах.
Паркеру китаянки не понравились.
   Вся эта дребедень не пролила ни лучика  света  на  вопрос:  почему  в
Сагаморе объявился незадачливый Тифтус... Телефоны начинались  совсем  с
другого кода цифр, нежели в Сагаморе, об ипподроме здесь иные  обыватели
и слыхом не слыхивали,  да  старик  Джо  Шир  и  появлялся-то  на  бегах
несколько раз в своей жизни - только когда с изумительной дерзостью брал
ипподромные кассы... ?Джо, слава Богу, был не игрок, потому и сохранял в
наших кругах реноме человека, которому верили?,  -  со  вздохом  подумал
Паркер, и тут же засмеялся парадоксальности своей мысли.
   Разложив все находки,  кроме  ключа  от  номера,  вновь  по  карманам
злополучного щеголя, Паркер аккуратно  перекинул  Тифтуса,  словно  жрец
жертвенного козла, через плечо, вынес его в холл на этаже и примостил  в
ближайшее кресло.
   Холл, как, впрочем, и весь этаж,  был  абсолютно  безлюден.  Подумав,
Паркер вернулся в свой номер, взял из стола Тифтусов пистолет, сунул его
в карман, вышел, закрыл свою дверь  на  ключ,  вновь  взвалил  на  плечо
Тифтуса, жутковато  смотревшегося  в  этом  крашенном  масляной  краской
холле, и, мерно ступая, прошествовал мимо красной лампочки у  выхода  на
лестницу.
   Тифтус был легкий, как мумия. Паркер без труда поднялся с ним на  его
пятый этаж, прошел по пустому холлу к номеру Тифтуса, и вставил  ключ  в
замочную скважину.
   В  номере  Тифтуса  все  было  именно  так,  как  он  и  рассказывал.
Нераспакованный чемодан брошен на кровать. В кресло  швырнули  верблюжье
пальто с замахрившимся воротником и манжетами... Тифтус не лгал, - он  и
впрямь, все кинув как попало, бросился к Паркеру...
   Подойдя к застеленной  голубым  покрывалом  кровати,  Паркер  опустил
Тифтуса возле чемодана, потеснив последний.  В  то  же  мгновение  дверь
ванной рывком распахнулась, и резко обернувшийся Паркер увидел бронзовую
от загара женщину, с белым махровым полотенцем через плечо  явившуюся  в
дверях. Весь ее наряд состоял из розовых мягких туфель без задников,  на
каблучках. При  виде  незнакомца  она  не  смутилась,  а,  непринужденно
покачавшись на каблучках, отставила поэффектнее ногу, подражая  кому-то.
Пшеничная копна волос, черный треугольник внизу живота, два ослепительно
белых треугольника - на груди и на бедрах...
   Плотная и крепкая, как смуглое  ядрышко  ореха,  она  вовсе  не  была
толста;  высокие  скулы,  зоркие,  чуть  раскосые   глаза,   чувственный
рот... ?Глаза карманницы, а рот проститутки?,  -  деловито  отметил  для
себя Паркер. Низким, хрипловатым голосом она спросила:
   - Интересно, какого шута вам здесь нужно?
   Стало быть, Тифтус оставил в своем номере не только чемодан и пальто,
а еще  и  девицу.  Та,  сообразуясь  со  своим  новым  положением  дамы,
обитающей в отеле, тут же  поди  достала  бездну  разноцветных  нарядных
флаконов и флакончиков  и  вальяжно  принялась  плескаться  в  ванной...
Паркер внушительно сказал:
   - Скройся с глаз и закрой рот!..
   - Еще чего... Что ты сделал с моим дружком?!
   - С кем, с кем? - фыркнул Паркер.
   - А что особенного? Он хоть и небольшой, но неутомимый...
   "Да, - иронически подумал Паркер, - и, вдобавок  раза  в  два  старше
тебя, детка, если ты и в самом деле  тянешь  на  свои  тридцать  лет...?
Вслух он сказал с максимальной свирепостью:
   - А ну двигай отсюда! Мы с ним на пару работаем...
   После некоторых раздумий девица все-таки задрапировалась  полотенцем.
Она напоминала теперь фотомодель с низкопробного  настенного  календаря,
висящего где-нибудь в пожарной части. Девица неуступчиво ответила:
   - И не подумаю! Я должна знать, что такое  стряслось  с  моим  бедным
Адольфом...
   - Споткнулся о непомерное самомнение...
   - Над шуткой смеяться или пока обождать?..
   Подойдя к ней, он положил свою  тяжелую  ладонь  примерно  посередине
белого махрового полотенца и молча  оттеснил  девицу  в  ванную.  Паркер
закрыл дверь на защелку и  посмотрел  на  неподвижно  лежащего  Тифтуса.
Девица несколько раз  требовательно  постучала,  но,  послушав  в  ответ
тишину, решила не тратить усилий даром.
   В том, что она не станет звать полицию, -  Паркер  не  сомневался.  У
подобных особ своя нелегкая выучка, и не исключено, что Тифтус приоткрыл
перед ней хотя бы часть своего  плана,  -  следовательно,  подружка  его
будет спокойно сидеть и ждать, когда ее вызволит горничная либо дежурная
по этажу.
   Освободив  чемодан  из-под  ноги  Тифтуса,  Паркер  устроил  его   на
туалетный столик и, открыв,  принялся  бегло  просматривать  содержимое,
отбрасывая от себя вещи.
   За  пару  минут  он  был  окружен  целой  кучей  разнообразно-унылого
барахла:  попугайские  веши  Тифтуса,  мятная  зубная  паста,  мазь   от
геморроя, цинковая мазь, патроны  для  Тифтусова  пистолета,  масло  для
роста волос, три астрологических календаря, и все те же  несексапильные,
жалко-субтильные,  пресные  китаянки  печально  смотрели  на  Паркера  с
фотографии. И ни малейшего намека  на  то,  зачем  пожаловал  в  Сагамор
потрепанный Тифтус...
   Допросить с пристрастием девицу? Ну нет, каким бы  остолопом  ни  был
Тифтус, он вряд ли с нею говорил о чем-то серьезном. Он  прихватил  сюда
подружку  развлечься  между  дел,  и  не  более  того.  Сам  Паркер  был
консервативен в этом вопросе:  женщины  порой  нужны  после  выполненной
работы, но вовсе не во время оной...
   Разумеется, можно  подождать,  когда  очнется  замечательный  попугай
Тифтус, и открыто спросить его о начатой  игре...  Паркер  даже  замотал
головой - так претило ему это ожидание, вилянье из  стороны  в  сторону,
зависимость  от  какого-то  жалкого  типа...  ?Уходит  время,   японская
мануфактура, - думал Паркер,  -  а  спрашивать  Тифтуса  -  окончательно
засветить свою нуль-информацию...?
   Он кинул ключ от номера в пустой  теперь  чемодан,  хозяин  которого,
говоря на тюремном жаргоне, все еще отдыхал от введенного  наркоза...  В
ванной шумела вода.
   Справа от номера  Тифтуса  располагалась  лестница,  далее  -  кабина
лифта, но Паркеру отнюдь не улыбалось мелькать  в  вестибюле...  Свернув
влево, он сразу за углом обнаружил то, что искал:  обшарпанную  дверь  с
надписью ?Пожарный выход?.
   Дверь пошла тяжело,  -  она  разбухла  от  испарений  ванных  комнат;
последний раз ее открывали не иначе, как под Новый год. Паркер с  трудом
пролез в образовавшийся проем на  площадку  за  дверью,  и  оказался  на
старой широченной провинциальной лестнице, спускающейся вплотную к стене
отеля несколькими маршами прямо на  уличный  асфальт.  Ступени  лестницы
разноголосо скрипели, краска на перилах облупилась  и  пожухла.  Миновав
крошечный тамбур, в  котором  противно  пахли  мусорные  бачки,  мельком
отметив выходящие сюда двери рабочих подсобок, Паркер вышел на улицу.
   В этом сонном Сагаморе солнце уже вошло в свою полуденную силу.  Свет
был  ярок  и  радостен;  из  кухни  маленького  ресторанчика  при  отеле
упоительно пахло шкворчашими на огне свиными отбивными,  жареным  луком,
подрумянивающимся в  кипящем  масле  картофелем...  Волна  превосходного
кофейного аромата дошла до ноздрей Паркера и  заставила  их  вздрогнуть.
Здесь,  в  провинциальной  глуши,  в   ресторанчиках   еще   кормили   с
восхитительной сельской добросовестностью. Ах, не прав ли был старый Джо
Шир, окончательно кинув здесь якорь, обзаведясь уютным игрушечным домом,
пестуя цветники и деревья в саду, вдыхая  зимой  морозный  воздух  диких
прерий, а летом стряхивая со шляпы шоколадную пыль, приносимую ветром  с
великих просторов Америки?..
   Перед тем, как ступить  на  открытую  всем  взорам  мостовую,  Паркер
некоторое время поизучал ее из-за угла. Нет,  слежки  за  ним  не  было;
куда-то испарился капитан Янгер; никто в штатском не  болтался  с  видом
бесприютного дурачка у единственной в городке афишной тумбы, - все  было
чисто, и путь, несомненно, свободен.
   Паркер дошел до полуоткрытого здания аптеки на углу: здесь он узнает,
как добраться в похоронное  бюро,  упомянутое  в  некрологе  линбрукской
газеты.

Глава 2

   В пустом зале одуряюще пахли увядшие белью розы.  Полумрак  скрадывал
размеры помещения. Шафрановый свет исходил от ламп в форме  перевернутых
чашечек цветов и  едва  достигал  тисненых  коричневых  обоев  ближайшей
стены.  Темно-шоколадный,  пушистый  ковер  под  ногами  заглушал  шаги;
плотные, из ворсистой материи шторы драпировали окна и двери. Шафрановый
свет пропадал, терялся в этих густых, поглощающих его  красках,  которые
так любили старинные живописцы.  В  центре,  вокруг  пустого  наклонного
подиума в плетеных ивовых корзинах теряли сознание розы. Белые  лепестки
осыпали зловещую и невыразимо-печальную поверхность подиума, на  котором
совсем недавно стоял катафалк; нежная шелковистая плоть цветов на глазах
старела,  словно  бы  подсыхала,  сворачиваясь  в   дряблые   старческие
кулачки...
   После яркого, ослепительного солнечного дня там, на улице, Паркер  на
мгновение помедчил у дверей, давая привыкнуть глазам  к  полумраку.  Зал
был безнадежно опустелый. Ни единой живой души не было, да и  не  могло,
казалось, быть час назад у дверей, или рядом  с  катафалком,  ни  единый
человек не  присаживался  в  эти  роскошные  бархатные  темно-шоколадные
кресла.
   Паркер для чего-то проверил, плотно ли закрыл за собой уличную дверь,
покосился на свои пыльные башмаки, пригладил волосы и;  бесшумно  ступая
по толстому ворсу, направился через комнату.
   Откинув  плотные  шторы,  драпирующие  дверь,  и  ступив  в  соседнее
помещение, Паркер перевел дыхание. У него было  такое  ощущение,  словно
его переместили во времени. Из бархатной мглы эпохи королевы Виктории он
оказался  в  пластиковом  веке  ЭВМ.   Стены   комнаты   покрывал   слой
светло-серого  пластика,   весьма   приблизительно   ?работающего?   под
штукатурку, потолок был отделан несерьезными, на взгляд Паркера,  белыми
звукоизолирующими плитками какой-то прессованной дряни, сплошь  усеянной
рядами черных, совершенно  безуютных  отверстий.  Пол  покрывал  черный,
мягко пружинящий под ногами линолеум.  Внимательно  оглядевшись,  Паркер
сообразил, что он находится в приемной похоронного бюро: две двери, одна
против другой, расходились из нее; Паркер выбрал  ту,  что  помассивнее.
Закрыв ее за собой, он ступил в небольшую комнату, сработанную все в том
же компьютерном стиле, и лишь старинный застекленный двустворчатый  шкаф
с темными кожаными  переплетами  в  глубине  его,  -  несколько  оживлял
обстановку... В бюро не раздавалось  ни  единого  голоса,  но  массивная
серая  электрическая  пишущая  машинка  была  включена,  и  еле   слышно
стрекотала. В каретке ее торчал листок с  каким-то  текстом.  Однако  на
письменном чистом столе ровным счетом ничего не лежало;  никакой  одежды
не висело и на вешалке. Паркер поежился  и,  пожав  плечами,  направился
было в холл, как вдруг, словно бы неизвестно откуда  взявшийся,  смурной
тяжеловесный малый образовался возле него. Он  был  в  каком-то  слишком
тесном костюме, чрезмерно облегающем его полноватое  тело,  в  шоферской
кепке и грязно-серых нитяных перчатках.
   Малый недружелюбно посмотрел на Паркера из-под густых бровей:
   - Вы что тут делаете?
   - Я Глиффа ищу...
   - А? Кого?
   - Я ищу Бернарда Глиффа, владельца вашей конторы. Это ведь твой босс,
не так ли?..
   - Я и сам знаю, кто такой Глифф, - сумрачно и обиженно ответил малый,
горестно уставясь на башмаки Паркера.
   - Ну-ну... Может, ты знаешь, как его найти?
   Смурной малый в  нитяных  перчатках  казался  чрезвычайно  обиженным,
однако, как понял Паркер, не его скромная особа была  тому  причиной.  У
малого просто было  такое  лицо...  Какая-то  жестокая  обида  была  ему
нанесена, быть  может,  в  детстве  или  отрочестве,  но  и  теперь,  за
давностью лет та крошечная ранка в душе не  заживает,  все  саднит,  все
ноет, и бедняга никак не может расправить  брови  и  радостно  и  вольно
вздохнуть... И, наверное, до самой смерти будет смотреть на  белый  свет
исподлобья. Хмурясь еще пуще, малый все же уронил:
   - Ну да, я знаю...
   - Где?
   - Они наверху отдыхают...
   - Как то есть отдыхает?!
   - Ну, если утром мы провожаем клиента, то потом мистер Глифф  спит...
Он, что ли, вам сильно нужен?
   - Я хотел узнать о Джозефе Шардине, честно говоря...
   - О ком, о ком?..
   - Ну, клиент с  гринлонского  кладбища,  утром  вы  его  хоронили,  -
нетерпеливо пояснил Паркер.
   - Ай, да ну их, - зевнул малый, - я их не запоминаю... Вот если кузен
или деверь - тогда еще помню...
   - Господи, да ты разбудишь наконец Глиффа?
   - А то!.. Только вам тут быть нельзя, в  смотровую  идите!  ?  Паркер
отправился, по своему разумению, в темно-шоколадную комнату  с  цветами,
осыпающимися на отшлифованный подиум. Пока он  слонялся  минут  семь  по
густому ковру, он  передумал  все  свои  неотложные  мысли:  очнулся  ли
Тифтус, засек ли капитан Янгер его, Паркера, отлучку из отеля? Знать  бы
наверняка, сколько ему на все про все отпущено времени!..
   Как ни  прислушивался  Паркер,  Глифф  материализовался  из-за  шторы
пугающе неслышно.  Высокий  плотный  человек  шагал  к  нему,  почему-то
сутулясь, как полицейский. Владельцу похоронного бюро было где-то  около
пятидесяти лет;  белое,  тестообразное  лицо  обрамляли  темные  волосы,
поседевшие на висках; плоский, словно у индейца, нос, обвисающие, рыхлые
щеки; размыто-голубые, слегка навыкате, глаза... Глифф  усердно  таращил
их, крутя головой, чтобы стряхнуть остатки сна,  и  выглядел  потешно  и
чуть виновато.
   - Бернард Глифф, - предупредительно улыбнулся он и  вложил  в  мощную
пятерню Паркера свою пухлую, сложенную лодочкой, ладонь.
   Паркера неоднократно выручал весьма идущий ему  образ  состоятельного
бизнесмена, разъезжающего по своим надобностям, вот и  теперь,  небрежно
наклонив голову, он веско сказал:
   - Чарльз Виллис.
   В прежние свои приезды в Сагамор Паркер пользовался этим  вымышленным
именем, и не видел причин придумывать в этот раз иное...
   Выглядел он действительно внушительно и  несколько  даже  импозантно:
недюжинный, хваткий  и,  вероятно,  безжалостный  к  слабым  конкурен