стая  грабителей  перетряхнула
спальню три-четыре раза, и все, не имея времени, - на  скорую  руку,  но
Паркер твердо знал, что этот разгром - в порядке вещей, сие - нормальное
состояние спальни Джо Шира.
   Да, во всем доме царили почти корабельные чистота  и  порядок,  но  в
спальне все вечно стояло вверх дном... И это лишь потому, что  Джо  Шир,
будучи молодым и неосторожным, единственный  раз  в  жизни  загремел  за
решетку и целых  четыре  года  провел  в  непререкаемо-железном  порядке
тюремной камеры...
   Паркер мучительно-долго, старательно  и,  в  конце  концов,  в  итоге
бессмысленно обыскивал спальню Джо Шира. Утомясь, он  вышел  в  коридор,
подводя итоги скурпулезного осмотра  дома.  Все,  что  изъято  здесь,  -
целлофановый пакет с тысячью  долларов  из  банки  с  мукой.  Работающее
отопление, включенный телефон - свидетельства того, что дом после смерти
хозяина служил кому-то  пристанищем.  Но  кому  именно,  Паркер  не  мог
разгадать.
   Следовало проверить под конец подвал и чердак. Паркер еще  постоял  в
коридоре, раздумывая и посматривая на люк чердака. Отчего-то  он  сказал
себе, что оставит чердак на потом. Приняв решение, он повернулся и  едва
отворил тяжелую, массивную дверь в неосвещенный подвал... вдруг  человек
в мешке, надетом на голову, внезапно бросился на него из тьмы...  Паркер
успел зафиксировать какой-то страшный, тяжкий замах руки, успел услышать
тихий свист рассекаемого воздуха - и на голову его обрушился  чудовищной
силы удар. Пальцы левой руки Паркера еще успели скользнуть  по  выпуклым
волокнам лохматящейся остистой мешковины...  Глаза  еще  успели  увидеть
веер лестничных ступенек, со страшной скоростью  летящих  навстречу,  но
тут   мозг   взорвался   ослепительной   вспышкой,   словно   перегорела
электрическая лампочка... Паркер потерял сознание.

Глава 6

   Это был не человеческий  голос,  а  длиннотелая  противная  гусеница,
блуждающая по левой половине его лица. Ее наждачное тело царапало  ушную
раковину, двигалось по надбровной  дуге  от  виска  в  глазницу,  и  там
вспыхивало огненными кругами. Но гусеница вновь оживала и вновь начинала
свое путешествие по его бедному, истерзанному ее пильчатым брюхом  лицу.
Голос - нет, все-таки гусеница! - он или она были неразрывно  связаны  с
болью, и Паркер мотал головой, чтобы  избавиться  от  этой  нестерпимой,
неотвязной от него пилы...
   Он шевельнулся, и сознание его стало возвращаться от огненных  кругов
и бугристых присосок мерзкой твари -  к  действительности.  Он  разделил
этот голос, словно гусеница, блуждающий в ушной раковине, - и боль,  что
свела всю левую часть лица... Он стал медленно осознавать, что они -  не
едины, а просто два разных ощущения... Он сделал усилие - и стал вникать
в человеческую речь, звучащую где-то, как ему показалось,  очень  высоко
над его головой.
   - ...Не дури, Виллис, пора оклематься... Мне тут  некогда  болтаться,
вставай! Давай, давай,  поднимайся!  Нечего  тут  валяться,  нашел  тоже
место...
   Паркер почувствовал, что кто-то схватил его за левое плечо,  застонал
от боли, повернулся на правый бок  и  вдруг,  обретя  ясность  сознания,
открыл глаза. Он увидел над собой физиономию капитана Янгера и, с трудом
собрав имеющиеся в наличии силы, уселся на твердом полу.
   Подвал, в который он упал, был теперь ярко  освещен  цепью  лампочек,
идущих по  центральной  балке  полового  перекрытия,  бетонный  пол  Джо
выкрасил в идиотский серо-голубой цвет.
   Капитан Янгер  теперь  присел  на  вторую  ступеньку  ведущей  в  дом
лестницы. Он был все в той же ковбойской шляпе, но вид имел озадаченный.
   Он спросил так, словно сто лет знаком с Паркером:
   - Ну, ты как, теперь в норме?
   Паркер ответил каким-то заржавелым голосом:
   - Кто-то меня оглушил...
   - А не сам ли ты, голубь, навернулся в потемках? Паркер  не  удостоил
его ответом. Сознание было зыбким, дробящимся, концы  с  концами  трудно
сводились. Вероятно, разумней всего давать минимум  информации,  неровен
час, ляпнешь не то, потом расхлебывай кашу...
   Капитан Янгер навел на него указательный палец:
   - Порядочно ты подпортил себе витрину...
   Паркер смолчал; закрыв глаза, он пережидал головокружение.
   Но капитан Янгер не унимался:
   - Не вырубайся, слышишь? Надо перекинуться парой слов... На  кой  шут
ты там взялся копать?
   Паркер разлепил веки и впервые осмысленно уставился на Янгера:
   - Что-что?
   Янгер ткнул пальцем в угол.
   - Вон там зачем ты рыл, как боров? Что, интересно, ты думал найти?..
   Паркер осторожно повернул голову в указанном направлении. Когда-то  у
Джо в подвале был закут из широких плах, там он держал угольные брикеты.
Но к дому  подвели  стационарный  газ,  переоборудовали  печь,  поставив
газовую горелку, и отпала надобность в твердом  топливе.  Пол  на  месте
угольного закута так и не залили бетоном, и сейчас  в  этом  месте  была
вырыта яма, а рядом - внушительный холмик извлеченной земли.
   - Так зачем? - повторил капитан.
   - Я этим не занимался.
   - Так я тебе и поверил... Ты что,  Виллис,  всерьез  думаешь,  что  я
осел?..
   Паркер искоса взглянул на Янгера. Выходит, капитан и впрямь  убежден,
что Паркера обуял археологический зуд... Стало быть, ни  Янгер,  ни  его
гипотетический  подручный  к  тому,  чтобы  оглушить  Паркера,  рук   не
прикладывали... ?Японская мануфактура!? - мысленно произнес Паркер  свое
любимое ругательство. Значит, еще кто-то орудовал  поблизости,  и  этого
неизвестного Янгер пока что не вычислил...
   Тифтус? Да навряд ли этот остолоп мог опередить Паркера  и  затаиться
под домом Джо Шира.
   Сдобная слоеная физиономия Янгера приблизилась почти вплотную к  лицу
Паркера. Хриплым, свистящим шепотом полицейский торжественно произнес:
   - Виллис, я прекрасно понял, что ты надумал тут откопать. Я это  усек
сразу, как только увидел тебя в Сагаморе. Тебе стукнули, что старый хрен
откинул копыта, и ты быстро подсуетился, раскатал губы на его денежки...
   Паркер покрутил головой, не понимая, что говорит ему Янгер.
   - До меня как-то не доходит,  что  ты  имеешь  в  виду.  Посторонись,
пожалуйста, дай мне подняться...
   - Да пожалуйста!..
   Янгер выпрямился и чуть отошел в сторону, чтобы  не  мешать  Паркеру.
Тот дотянулся до перил и, ухватившись, поднялся, пробормотав:
   - Давай-ка наверх!..
   - Так зачем ты все-таки рыл яму, а. Виллис?
   - Тренировал мускулы...  -  Паркер,  опираясь  на  перила,  аккуратно
одолевал  ступеньку  за  ступенькой.  Янгер  тащился  вослед,   по-бабьи
причитая:
   - Запомни, ты мне выложишь все, Виллис!.. - Видно, тайное раздражение
на весь белый свет мешалось в нем с преувеличенным чувством собственного
достоинства; он был похож на индюка, у которого из хвоста озорник только
что выдернул перо...
   Паркер, поднявшись, направился  прямо  в  джошировскую  ванную  цвета
слоновой кости.
   Физиономия, увиденная им в овальном зеркале над раковиной,  могла  бы
вдохновить  гримера  из  фильма   ужасов.   Вся   левая   половина   его
замечательного нового лица (которым он в глубине души  тайно  гордился),
от  крутой  скулы  до  корней   светлых   волос   состояла   из   мелких
кровоподтеков, левое веко напухло  и  побагровело,  и,  если  срочно  не
сделать примочки, фингал будет просто шикарный...
   Янгер, стоящий в дверях ванной, не  преминул  усугубить  и  без  того
нерадостную картину в зеркале.
   - Классно ты шваркнулся, милый друг, ничего не скажешь...
   - Лучше позвони своему марионетке-доктору, без него  не  обойтись,  -
пробурчал Паркер.
   О докторе Паркер проговорился исключительно в приступе раздражения  и
в сумеречном состоянии души... Делать этого не  следовало,  но  сознание
было рваным и зыбким, Паркер никак не мог прийти  в  норму  после  удара
лопатой. Он  повернулся  к  Янгеру  всей  левой,  малиново  расцветающей
стороной лица.
   - Но ты ведь и так все прекрасно знаешь! Во-первых, что я вырыл такую
ямину без лопаты... Во-вторых,  я  сам,  из  наклонностей  к  мазохизму,
разбил себе физиономию... В-третьих, ты совершенно  определенно  знаешь,
что именно я в подвале искал. Так чего тебе надо еще?
   - Постой-постой, что ты мне лепишь  тут  о  лопате?  -  обескураженно
вытаращился капитан.
   Паркер позволил себе усмехнуться:
   - А где, интересно, ты видел в подвале лопату? Это ведь ею  меня  так
отделали, ничем иным...
   В то же мгновение в руке капитана Янгера возник пистолет.
   - Лопату нашел  ты,  -  неуступчиво  бросил  полицейский  и,  подумав
секунду, торжественно объявил:
   - А вообще, ты был с напарником, он потом и забрал лопату...
   - Господи, какая ерунда! Подумай, что ты говоришь... Янгер  вкрадчиво
начал, прищурив глаза:
   - Виллис, куда он делся? Давай играть в открытую... Поделись со  мной
информацией: его приметы, кличка, явочная  квартира,  куда  он  в  конце
концов приткнется... Это с  твоей  стороны.  А  с  моей  -  сразу  будет
объявлен розыск, мы сыщем  его,  мы  это  умеем  делать...  Один  ты  не
справишься, а вдвоем со мной - запросто... Ну, и доля твоя  от  тебя  не
уйдет.
   Паркеру было смешно, однако он сдержался.
   - Некоторых, кхм, чудаков, видно, хлебом не корми, дай  им  наставить
пушку на человека... Сначала мне нужен доктор, а поговорим потом.
   Янгер, после минутного раздумья, глубокомысленно изрек:
   - Вот-вот... Поскольку для тебя не важно время, которое мы  упускаем,
я делаю вывод, что тебе точно известно, где теперь твой напарник.
   Паркер скучающе разглядывал в зеркале собственное ухо. В конце концов
Янгер начитался бульварных  детективных  романов,  и  ему  можно  только
посочувствовать.  Надо  подождать,  когда  к  нему  вернется  трезвый  и
будничный взгляд на вещи.
   Капитан полиции, некоторое время  побарабанив  пальцами  по  дверному
косяку, убрал пистолет.
   - Ладно, Виллис, годится. Пошли в гостиную, я звякну доктору,  пускай
поставит тебе свинцовые примочки... Потом обсудим наши дела. В участок я
тебя, так и быть, не повезу. Побудем тут, но учти: от разговора со  мной
ты не отвертишься, пусть только доктор обработает твои фингалы!..
   В гостиную Паркер вошел первым. Он тут же занял старомодное  глубокое
кожаное кресло у самого окна, расположившись так, чтобы мощный  световой
поток, облекающий голову и плечи, не давал Янгеру рассмотреть  выражение
его, притемненного на ярком оконном фоне, лица. Капитан Янгер, лаконично
переговорив по телефону с доктором, по-хозяйски  устроился  на  кушетке,
зачем-то положил на колени пистолет. Паркер бросил на него  бесстрастный
взгляд. Обвисшие на коленях брюки, весь его давно не  глаженный  костюм,
дурно сидевший на нем, залихватская ковбойская шляпа, съехавшая назад, -
придавали ему вид нерасторопного  и  мешковатого  деревенского  увальня,
попавшего в большой город и не знающего толком, как себя вести...
   Они помолчали. Янгер сказал вдруг:
   - Спорим, угадаю твои мысли!  Вот,  ты  думаешь,  сидит  передо  мной
неразвитый захолустный полицейский... Думай,  милый  друг,  Виллис,  что
угодно. Мне, в сущности, плевать... Ты, Виллис,  можешь  поразмышлять  о
чем угодно до того, как явится доктор Рейборн. Вот он помажет  все  твои
фингалы, и тогда ты поступишь в мое полное распоряжение. И я  с  большим
интересом послушаю твои сказки и лично о тебе, и то, что ты сочинишь мне
о Джо Шире.
   Лишь мгновение спустя до Паркера  дошло  то  сверхъестественное,  что
было в речи капитана. Янгер,  абсолютно  легко  и  спокойно,  словно  бы
обмолвившись, обронил подлинное имя умершего, а вовсе не то, что  выбито
на  скромной  муниципальной  надгробной  плите...  Паркер  все  так   же
бесстрастно  взглянул   на   капитана   и   узрел   его   торжествующую,
самодовольную   ухмылку,   претендующую   на   то,   чтобы    называться
загадочной...

Глава 7

   Стоило Паркеру захотеть, он, несомненно,  утолил  бы  жадный  интерес
капитана Янгера и к своей скромной персоне, и к незаурядной личности Джо
Шира. В том волчьем логове, где обретался и  Джо  Шир,  и  он  сам,  все
подчинялись на  редкость  примитивным  законам.  Паркер,  собственно,  и
прибыл-то в тишайшее захолустье, истязаемый  одной  мыслью:  следует  ли
немедленно  покончить  с  явно  задурившим,  утратившим   нюх,   позорно
ослабевшим старым волком, или  переложить  решение  на  плечи  судьбы  и
отойти в сторону. О себе  самом  Паркеру  пришлось  бы  говорить  совсем
кратко: он был грабителем.
   Пару-тройку раз в год он брал какой-нибудь банк,  ювелирный  магазин,
крупную  состоятельную  фирму,  богатую  компанию...  Мелкую  работу   с
отдельным обывателем он  презирал.  И  вовсе  не  тайное  сострадание  к
частным  лицам  двигало  им,  но  проницательная  догадка:   у   мощного
финансового   объединения   капиталу   неизмеримо   больше,   нежели   у
индивидуального лица; нравились  ему  и  те  организации,  что  все  еще
выдавали своим служащим зарплату натуральными,  живыми  деньгами,  а  не
занимались всякой ерундой с безналичным расчетом.
   Паркер, как правило,  не  работал  один.  На  всякое  дело  тщательно
подбирались высококвалифицированные специалисты, в группе придерживались
обязательного разграничения деятельности каждого участника.  К  примеру,
Паркер всегда  блистал  в  наиболее  близких  ему  отраслях:  разработке
хитроумной идеи ограбления и обеспечении  силовой  поддержки.  Напарники
его взваливали на свои плечи всю остальную, порой черновую, работу.  Она
была весьма разнообразна: сообщники  Паркера  умели  не  только,  обойдя
здание снаружи, начертить довольно точный  план  расположения  комнат  в
нем, они ухитрялись, словно летучие мыши, карабкаться по  стенам  домов,
вскрывать внутренние  перекрытия,  обнажая  доступ  к  сейфам,  взрезать
автогеном этих хваленых  бронированных  чудовищ,  этих  идолов,  которым
поклонялись вечно прилизанные служащие всемирно  известных  банков,  где
шифры сейфов знали лишь два-три облеченных высоким доверием, безупречных
господина.
   Паркер не  только  детально  продумывал  остроумные  способы  изъятия
лишних, на  его  взгляд,  денег,  но  олицетворял  собой  весь  карающий
государственный    институт:    ему    иногда    приходилось     убирать
коррумпированного  подельщика,  или  того,  кто  вдруг  начинал  строить
полиции глазки...
   Больше всего времени отнимала подготовительная работа - сама операция
по взлому совершалась порой за считанные минуты. Таким  образом,  Паркер
если и бывал плотно занят - то, в общей сложности, - не более  месяца  в
году. Одиннадцать оставшихся месяцев были в полном его  распоряжении,  и
Паркер вполне безбедно существовал на шикарных  океанских  курортах,  не
особо, впрочем, разрушая свое здоровье, но стараясь всячески тренировать
и развивать неукротимый, деятельный, спартанский ум. Последние  годы  он
легально обретался под именем Чарльза Виллиса, который был  бизнесменом,
владельцем то ли платных стоянок  автомобилей,  то  ли  чего-то  в  этом
роде... Все то, чем он владел, никогда не давало ему дохода,  но  вполне
оправдывало  его  налоговые  декларации,  так  что  к  Чарльзу  Виллису,
существу отнюдь не экстравагантному, да еще с безупречными  документами,
подкопаться было не так-то просто.
   Как Чарльз Виллис он  и  в  этот  раз  вполне  счастливо  проживал  в
Майами-Бич, после того, как славно потрудился в  Северной  Дакоте,  взяв
банк в Коппер-Каньоне... Он даже позволил себе,  в  качестве  поощрения,
завести роман с  новой  женщиной,  как  вдруг,  словно  больной  голубь,
порхнуло к нему в отель письмецо Джо Шира.
   "Паркер,
   У меня тут сложности, но думаю уладить их сам. На всякий случай, пока
все не образуется, держись от меня подальше. Я практически  не  бываю  в
Омахе, все время живу в Сагаморе, в своем доме, известном  тебе...  Хочу
предупредить тебя: если люди, которым  ты  нужен,  будут  связываться  с
тобой через меня, - пусть минуют меня и выходят на  тебя  напрямую...  Я
как передаточное звено временно пока не действую. Писем писать  тоже  не
буду, черкну, если все обойдется.
   Твой Джо?.
   Джо Шир считался в их кругах личностью почти легендарной. Он в первый
раз взял сейф еще до начала первой мировой войны. Всю сознательную жизнь
он посвятил своей оригинальной профессии и достиг  в  ней  таких  высот,
которые и не снились рядовому взломщику  сейфов.  В  мире,  кажется,  не
существовало бронированного чудовища, перед которым Джо спасовал бы. Что
любопытно,  осознавая  себя  мастером  высокого  класса,  он   постоянно
стремился к совершенствованию своего искусства. Желая быть в курсе  всех
технических новинок, он без конца штудировал, принимал  к  сведению  или
отбраковывал  тот  гигантский  материал,  что  услужливо   предоставляли
заинтересованным лицам фирмы-производители  банковских  сейфов.  Все  их
рекламные проспекты, якобы секретные руководства  по  эксплуатации,  все
справочные брошюры сходились к нему через сеть подставных абонентов, год
за годом усердно  выписывающих  на  свои  адреса  это  море  щеголеватых
изданий на глянцевой бумаге.
   Джо захватывал  шире:  он  имел  разные  там  банковские  вестники  и
банковские бюллетени, сводки частных сыскных агентств, к нему  стекались
сведения от фирм-изготовителей замков, от многочисленных служб по охране
и  сигнализации...   Джо   отнюдь   не   принадлежал   к   тому   весьма
распространенному  отряду   взломщиков   сейфов,   в   котором   каждого
медвежатника полиция легко  вычисляет  по  оригинальному,  устоявшемуся,
навсегда опробированному почерку... Ничего подобного  не  происходило  с
Джо Широм. Он не боялся ломать надоевшие штампы, приевшиеся  стереотипы,
и в каждом новом деле не желал использовать,  как  другие,  только  лишь
сверло, или лом, или автоген, или  нитроглицерин,  -  он  был  личностью
творческой, ищущей, а изобретательности его поистине не было предела.  В
годы его нешумной славы не один высокий полицейский чин мысленно рвал на
себе волосы при одном упоминании дерзкого и неуловимого преступника.
   Но пришло время и Джо Ширу отложить в сторону орудия труда. Как  и  у
многих солидных людей, подвизавшихся на первых ролях в преступном  мире,
у Джо имелись безупречные поддельные документы на вымышленное имя,  была
куча бумаг и  бумажек,  удовлетворивших  бы  любого,  самого  въедливого
налогового  инспектора,  иронически  улыбаясь,  Джо   обзавелся   картой
социального страхования: играть так играть! Но самое невероятное  -  это
пенсионные чеки,  которые  стали  поступать  регулярно,  едва  Джо  Ширу
исполнилось шестьдесят пять! Джо как безумный хохотал над этим курьезом,
однако с тех самых дней перестал играть с государством в  опасные  игры,
присмирел  и  практически  отошел  от  активной  деятельности  на  своем
поприще. К нему, правда, иногда разлетались по старой памяти посланцы от
групп, разрабатывающих новые дела, и Джо чисто из  спортивного  интереса
консультировал некоторые мероприятия; в основном же он был теперь  всего
лишь передаточным звеном, тем, через кого могли  связаться  между  собой
нужные друг другу люди. В этом качестве немало послужил он и Паркеру.
   Отношение к пенсии у Джо было двойственное.  С  одной  стороны  -  он
смеялся над мизерностью (на его взгляд) сумм, приходящих на  вымышленное
имя - ?Без-слез-не-взглянешь? - так  именовал  он  про  себя  пенсионные
чеки, привыкнув жить на широкую ногу и не имея нужды считать  десятки  и
сотни тысяч, протекавших сквозь его артистически тонкие пальцы.  Кое-что
он, впрочем, отложил себе на старость, и этого, как понял Паркер в  свой
последний визит к старику, ему должно было хватить до самой смерти.
   С  другой  стороны,  Джо  стал  бы,  вероятно,  бурно   протестовать,
перестань к нему поступать эти бедняцкие, на его взгляд, деньги. Дело  в
том, что пенсия, какая бы она ни была,  волшебным  образом  приравнивала
Джо ко всем остальным гражданам великой страны, он  начинал  чувствовать
себя честным и достойным стариком