робили 31 залп.  Впереди кареты  посла  ехали
всадники с литаврами.  Отряд трубачей под эскортом рижской милиции,  одетой в
зеленое и голубое,  пел маркизу хвалу на трубах,  а швы на одеждах  всадников
были обшиты золотым позументом.
   - Предлагаю заночевать в нашем городе - сказал Бисмарк послу.  - Вам обес-
печена полная тишина.  Все переулки перекрыты для проезда.  Собак мы удавили.
За кошек же никто не может поручиться...
   Караул гренадер преклонил перед послом знамена.  Был устроен парад, банкет
и бал.  Говорились речи по-латыни.  Шетарди были возданы почести, присвоенные
лишь  коронованным  особам.  А  дальше - от Риги - путешествие превратилось в
подлинный триумф.  Войска стояли на всем пути,  из городов выходили встречать
посла  депутации  дворянства и купечества,  Анна Иоанновна выслала вперед для
конвоя лейб-гвардию. Шетарди, мот известный, рассыпал золото...
   В карете  посла  докрасна калили печку - мороз стоял страшный.  Наконец за
окнами возка засветились дома бюргерской Нарвы,  мимо проплыли ряды чинов ма-
гистратских  с парадными цепями на шеях,  - скоро и Петербург!  Карету сильно
швыряло на снежных ухабах.  Прыгая возле раскаленной печки,  словно матрос  у
пушки на корабле в бурю, Баридо готовил для маркиза походную яичницу. Он бух-
нул на сковородку одни желтки,  посыпал их пармезанским сыром,  обрызгал  все
вином,  после чего поэт задумался,  почти отрешась от бренности мира, и залил
блюдо горьковатым соусом бешамель.
   - Маркиз! Вот вам последняя ваша яичница-
   Вечером сиренью обрызгало снега.  Лес стоял глухой, непроницаемый. Изредка
в отдалении вспыхивали,  как искры, огни заблудших во мраке деревень. Просека
раздалась - шире,  шире,  шире;  побежали мимо карет низкие дворы, мазанки...
Цель достигнута: посол в России! От имени императрицы встречные курьеры пред-
ложили маркизу торжественный въезд в столицу. Шетарди отказался:
   - Не имею на то права,  ибо русский посол в Париже, принц Антиох Кантемир,
торжественного вществия в Париж не имел...

   Кортеж его был сказочно великолепен, когда посол отправился во дворец Зим-
ний.  Стужа лютовала такая, что мороз, казалось, через чулки сдирал с голеней
кожу.  Француз едва оттаял лишь во дворце царицы. Девяносто печей, поставлен-
ных на золотые ножки,  сжирали за день по 40 сажен дров березовых,  прогревая
70 покоев Анны Иоанновны, ее гардеробы, театр и церковь придворные.
   Вельможи и дамы, в чаянии аудиенции, строились в две шеренги, лицом одна к
другой, словно готовясь к контрдансу. В проходе между ними тяжело обвисал ма-
линовый бархат балдахина, под которым высилось седалище трона. Иогашка Эйхлер
и де ла Суда прилипли,  как пиявки,  к спине посла, не отставая от него ни на
шаг.  Среди дряблых вельмож и воздушных красавиц Шегарди вдруг заметил стари-
ка, который всем своим видом вызывал отвращение.
   - Как оказался здесь этот нищий? - спросил Шетарди.
   - Это самый богатый человек в России, - ответил Эйхлер. А переводчик де ла
Суда добавил:
   - О! Это ведь наш великий оракул Остерман...
   С первых  же  слов вице-канцлера Шетарди обнаружил,  что оружием Остермана
является не боевой клинок.  Нет!  Он пользуется тончайшим жалом недомолвок  и
взглядов, которыми без боли проникает в своего собеседника. С Остерманом мож-
но проговорить вечность,  но ты никогда не догадаешься, что он сказал. Остер-
ман выпытает у тебя все - ты не узнаешь от него ничего...
   Наконец, грузно двигаясь, из боковых дверей показалась императрица. Неся в
руках скипетр с державой, удивительно прямая (чтобы не уронить с головы коро-
ны), Анна Иоанновна величаво проследовала к престолу. Поднялась по ступенькам
трона и села.  За престолом хищный орел распростер свои крылья, глядя по сто-
ронам двухголово;  трепетные красные языки торчали из их клювов,  словно орлы
империи выдыхали из себя злобное пламя.
   Обер-церемониймейстер ударил в пол жезлом и объявил,  обращаясь к трону, о
прибытии посла Франции. Шетарди зашагал к престолу, неся в руках свиток вери-
тельных грамот,  с которых свисали длинные печати с бурбонскими  лилиями.  Он
был допущен к руке, и акт целования был проделан маркизом с удивительным изя-
ществом.  После чего в притихшем зале звучала речь посла.  В боковом  зеркале
Шетарди следил за собой,  рассчитывал свои жесты.  Маркиз был сильно огорчен,
что пудра не спасла его носа от русских морозов и - вот беда!  - кончик  носа
ярко алел...  В конце речи маркиза Шетарди вдруг объяло теплом и негой. Почти
невесома,  воздушна и пушиста, на посла Франции была накинута камергерами бо-
гатая шуба.  Шетарди растерялся от такого подарка. Анна Иоанновна сурово гля-
нула налево,  гневно посмотрела направо и с высоты  престола  послала  улыбку
прямо перед собой - маркизу.
    - Пусть дружба дворов наших,  - заявила ответно, - будет такой же теплой,
как и эта шуба... Носите, маркиз. Это от меня. Дарю ее вам в залог взаимности
к брату моему, королю Людовику.
   Она встала, и за спиною Шетарди долго раздавалось шуршание парчи (это кла-
нялись придворные).  Анна Иоанновна жестом пригласила Шетарди пройти в  ауди-
енц-камору.  Там был приготовлен кофе, а через открытые двери виднелись анфи-
лады спален.  Императрица корону положила на подушку, громыхнула у стола ски-
петром и державой. С любезностью показала портрет графа Плело, поэта Франции,
убитого в стычке под Данцигом.
   - Я чту французов, - сказала ради вежливости.
   Шетарди заметил по соседству с Плело темную бороду старца,  закатившего  к
небу громадные бельма глаз, и спросил:
   - А это, надо полагать, поэт российский?
   - Блаженный  он. Но чту обоих...
   Франция признала Россию империей.  Анна Иоанновна стала для Шетарди уже не
царицей,  а императорским величеством.  Разговор за кофе ничего не открыл для
маркиза.  Но зато в шубе уже не было холодно, нестрашно было шагнуть снова на
мороз.

   И вот теперь,  снова оказавшись на площади,  Шетарди должен решить: к кому
ему ехать? Если услужать императрице и ее немецкой партии, то со вторым визи-
том надо быть у семейства Брауншвейгского.  Но не ради немцев, а ради русских
прибыл он сюда... И, нежась в шубе, он повелел:
   - Везите меня к принцессе Елизавете!
   Кортеж посла завернул от дворца на Миллионную,  где Шетарди  показали  дом
Густава  Бирона,  брата временщика,  который был женат на дочери некогда все-
сильного князя Меншикова, уже умершей.
   - Это самый лучший дом в Петербурге,  - сказали послу. - А значит, и самый
лучший дворец в империи.
   Дом был красив,  украшен черными колоннами. Потом мелькнула вывеска казен-
ной аптеки,  распахнулся простор Марсова поля, где с угла стоял дом Елизаветы
Петровны<6>. Здесь было все проще, а дворец цесаревны напоминал частный дом. В
подъезде припахивало кошками. Шетарди встретили люди из штата Елизаветы - мо-
лодые,  расторопные  люди,  Шуваловы  и Воронцовы.  Посол отметил их разумную
скромность, бедноватые кафтаны, простые офицерские шпаги.
   Елизавета ожидала посла посреди комнаты;  яркое зимнее солнце освещало це-
саревну через широкие окна.  Шетарди только сейчас начал волноваться. По сути
дела,  ради этой женщины он и послан в Петербург,  чтобы возвести ее на прес-
тол.  Маркиз увидел перед собой дивное фарфоровое лицо с зелеными глазами. На
один лишь миг Елизавета обернулась в профиль, и все очарование сразу исчезло.
Цесаревна в профиль была похожа на простую курносую девку,  каких уже  немало
встретил Шетарди на улицах Петербурга. Но более Елизавета в профиль не обора-
чивалась (она хорошо изучила себя и учитывала свой  недостаток).  За  плечами
цесаревны,  молчаливы и сосредоточенны,  стояли Шуваловы с Воронцовыми, и Ше-
тарди сразу понял, что женщина станет сейчас говорить лишь то, что внушают ей
эти мрачные молодые люди с дешевыми шпагами.
   Елизавета сказала с улыбкой очаровательной:
   - Я не забыла, что была невестою вашего короля, и Франция всегда была мила
сердцу моему.  Я дочь Петра, который долго добивался русско-французской друж-
бы. И с пеленок еще знаю, что России все дано, дабы стоять в первом ранге се-
редь государств прочих.  Жаль, что политики ваши России сторонятся, а Версалю
с Петербургом в согласии все равно бывать!
   Она покраснела и замолкла,  очаровывая посла влажными глазами. Шетарди от-
вечал, изгибаясь перед ней в поклонах:
   - Ваше высочество, я восхищен... вами и речью вашей. Вы рождены для Верса-
ля! Вы способны повелевать мужчинами всего мира! Я ваш покорный слуга отныне,
и я... я у ваших ног!
   Он опустился на колени,  целуя ей руку. Потом коснулся платья цесаревны и,
слегка притянув его к себе,  облобызал подол,  пахнущий мускусом. Воронцовы и
Шуваловы  посматривали  косо.  За  тонкими ширмами слышался тонкий писк:  это
разглядывали посла кухонные девки,  портнихи и приживалки.  Визит к цесаревне
ничего не дал Шетарди,  кроме приятного знакомства,  но кое-что стало уже по-
нятно.
   Теперь он ехал к Анне Леопольдовне и мужу ее, принцу Антону Брауншвейгеко-
му. Здесь двором заправляла фрейлина Юлиана Менгден, и маркиз отнесся к ней с
полным вниманием,  как к родственнице фельдмаршала Миниха. Супруги мекленбур-
гобрауншвейгские только что,  судя по  всему,  завершили  очередной  семейный
скандал. К приезду посла они прихорошились, но лучше от этого никак не стали.
   Напрасно трещал маркиз Шетарди,  как заведенный, желая вызвать молодоженов
на беседу.  Немка по рождению, русская по воспитанию, Анна Леопольдовна взяла
от жизни в России самое худшее - барскую лень.  И даже сейчас ей было скучно.
Шетарди заметил зевок принцессы,  неумело ею скрытый. На столике лежала недо-
читанная принцессой книга о похождениях парижских ловеласов.  Две шустрые со-
бачки с деловитым видом пробежали через комнаты, попутно обнюхав чулки марки-
за.  Между супругами, словно столб, рубежи разделяющий, высилась Юлиана Менг-
ден.
   Принц Антон оказался гораздо живее своей жены. Натянутость в нем не исчез-
ла,  но  зато  он  оживился при известии о берлинской жизни.  Здоровье короля
Пруссии его настораживало: в Европе надо ждать две смерти - в Вене и в Берли-
не, после чего возможна война за дележ "Австрийского наследства"...
   - Говорят,  - любезно справился он,  - у прусского кронпринца Фридриха чу-
десный повар Дюваль?
   - Дюваль неплох,  - охотно согласился Шетарди.  - Но, ваше высочество, Дю-
валь лишь ученик моего Баридо...
   От этого "малого" двора Шетарди испытал ощущение такое, будто ему подсуну-
ли на завтраке протухшую устрицу. Он завернулся в шубу, упал спиной на диваны
кареты:
   - Ну а теперь... теперь к герцогу!
   Бирон принимал посла в своем манеже, убранство которого соперничало с рос-
кошью дворца царицы.  Желто-черные штандарты висли со стен, запахи пота лоша-
диного перемешались с ароматами духов.  Бирон гулял с послом по манежу, бесе-
дуя откровенно о кознях венских политиков... Потом сказал начистоту:
   - Маркиз,  у меня к вам деловое предложение. Я могу послать во Францию для
продажи большую кипу русских мехов.  А также китайские ткани и шелка персидс-
кие...  Составьте мне комиссию.  Сколько вы пожелаете иметь с этого дела про-
центов?
   Шетарди  сразу понял, что перед ним барышник.
   - Благодарю за доверие, ваша светлость, - отвечал он герцогу с поклоном. -
Но я не хотел бы закончить свою карьеру в Бастилии,  куда принято сажать всех
контрабандистов...
   Но когда Щетарди пожелал купить русские меха для себя,  то выяснилось, что
мехов в России нигде не купишь! Все лучшие меха в стране императрица забирала
для себя. В подвал. В сундук. И - на замок. А доступ к ним имел один лишь Би-
рон.
   Вскоре "Санкт- Петербургские ведомости" оповестили:

          "...изволил его высококняжеская светлость герцог
       Курляндский к обретающемуся  при здешнем импера-
       торском дворе чрезвычайному послу его христианней-
       шего величества, превосходительному господину мар-
       ки де ла  Шетарди  для отдания обратной визиты с
       пребогатою церемонией ездить".

   Шетарди стал держать открытый стол.  Однако он напрасно ожидал,  что в по-
сольство французское хлынут гости.  Россия - это не Европа, и тайная инквизи-
ция стойко дежурила возле ворот "марки", чтобы уловить дерзкого.
   "Слово и дело" задавило в русских искушение впервые в жизни отведать  шам-
панского.  Вдохновенный гений Баридо напрасно колдовал над плитами посольской
кухни.  Шетарди к такому одиночеству приучен не был. Сначала он удивился. По-
том вознегодовал.
   Он послан был сюда,  чтобы вынюхивать,  шпионить, красть секреты, заговоры
устраивать. Но в пустыне переворота не произведешь.
   Шетарди  отправился к Остерману.
   - Я прошу вас,  - сказал он первому министру,  - объявите всем придворным,
что мой дом открыт для них ежедневно.
   - Хорошо, - был ответ. - Я посоветую императрице, чтобы она приказала пер-
сонам навещать вас!
   Появились в  посольстве какие-то личности.  На придворных мало похожи.  По
распорядку, с каким они являлись в гости, ровно чередуясь, Шетарди понял, что
это сыщики Тайной канцелярии Ушакова,  приставленные к нему. С испуганным ви-
дом они поглощали шампанское,  от которого безбожно потом рыгали, ловко скра-
дывали  со  стола посольства вилки и апельсины.  А принцессу Елизавету маркиз
мог повидать лишь на торжествах по случаю Белградского мира...
   Шетарди  скучнел. Баридо не был оценен.
   Мороз  крепчал.

                     ЭПИЛОГ

   Ох, и зима!  С мостовых поднимали замерзших на  лету  птиц.  Неву  сковало
плотно.  Однако шуб солдатам в караулах наружных не давали;  придет смена,  а
часовой стоит дубком:  тронь его - звенит, толкни - валится, к ружью примерз-
нув.  В  полку лейб-гвардии Преображенском драка случилась.  Бились секретарь
полка Иван Булгаков и полковник Альбрехт,  владелец усадьбы "Котлы", получен-
ной за доносы еще в 1730 году.  Победил на кулаках русский,  но худо обошлась
ему победа над немцем. Альбрехт предрек ему смерть.
   - Эдак моих добрых слуг убивать станут! - решила Анна Иоанновна и повелела
отрубить Булгакову голову.
   На льду Невы был помост сколочен,  выведены в строй полки гвардии.  В день
казни вдруг растеплело разом,  будто чудо какое,  и  даже  птицы  зачирикали.
Войска на льду невском в тот день по колено в воде стояли. Анна Иоанновна де-
журила у окна, чтобы казнь видеть. Капель билась о стекла, повеяло вдруг вес-
ною, и дрогнуло ее жестокое сердце:
   - Казнить не надобно.  Наказать телесно и в деревню сослать.  Альбрехту же
за поругание денег дать...
   Волынский накануне подал императрице еще одну записку,  которую прежде об-
судил с конфидентами.  Давал он ее и некоторым немцам прочитывать, которые во
вражде с Остерманом находились.  Все записку его хвалили, один только Кубанец
сказал Волынскому.
   - Эту записку в руки ея величества давать никак не  следует.  Послушайтесь
раба своего верного, иначе худо вам станется...
   В черном цвете,  красок не жалея,  разрисовал Артемий Петрович бедственное
положение истины,  которая давно погублена и попрана людьми карьерными.  Анна
Иоанновна призвала Волынского к себе.  Как только отменила она казнь Булгако-
ва,  так морозы опять схватили природу в ледяной плен. Во дворце жарко пылали
печи.  Через  покои  императрицы,  тихо  скуля,  проползла  на  кухни  убогая
Дарья-безножка.
   - Вот она убогая,  - сказала Анна Иоанновна,  - с нее и спрос короток. А с
тебя будет велик спрос... Отвечай по совести: противу кого восстаешь ты? Кого
в сердце держал, пиша мне?
   - Государыня,  - выпрямился Волынский, - неужто мнишь ты, что одни мудрецы
и правдолюбцы тебя окружают? Оглядись вокруг зряче, за мишуру кафтанов взором
проникни... Разве не слышишь ты во дворце своем зловоние гнили падшей?
   Анна Иоанновна подошла к столу. Закат полыхал за ее спиной. Разбухшим чер-
ным силуэтом застыла царица на красном фоне.
   - Это ты в моем-то доме гниль обнаружил? - вдруг заорала она, вся напряга-
ясь.  - А кого учить задумал?  Государыню свою? Монархиню? Самодержицу самов-
ластную?  Да ведаешь ли ты, что цари ошибок не имеют? Все люди ошибаться спо-
собны!  Но персоны, от бога коронованы, николи не ошибаются... Уж если я кого
до особы своей приблизила, знать, свят человек сей! Возвысить любого могу, но
и уронить могу так, что не встанет...
   "Может, сейчас-то ей волосатую бабу и подарить? Нет, погожу еще... до гне-
ва пущего."
   - Ваше величество,  - отвечал он с достоинством, - жалования министерского
меня сразу лишайте, ибо служить и правду таить, тогда за что же мне деньги от
казны брать?
   - Горбатых на Руси могилами исправляют,  - сказала ему Анна Иоанновна,  от
гнева не остывая.  - Кишкели-то праьы были:  вор ты,  погубитель!  Не лести я
прошу от верноподданных,  а только покорности моей власти самодержавной. А ты
непрост... бунтуешь?
   Она вытянула руку, дернула министра к окну.
   - Гляди на Неву, - возгласила в ярости.
   А там,  снегами заметена, чернея фасами, стыла на кровавом небосклоне кре-
пость Петропавловская.
   - Видишь, миленькой? -  засмеялась Анна.
   - Вижу.
   - И не страшно тебе?
   - Нет.
   - Ото! Может, не знаешь, что это такое?
   Ответ Волынского был совсем неожиданным:
   - Это родовая усыпальница дома Романовых...

              Час бьет - отверзся гроб пространный,
              Где спящих ряд веков лежит;
              Туда прошедший год воззванный
              На дряхлых крылиях спешит.

   1739 год закончился. Волынский откланялся.
   Мороз крепчал. Россия утопала в снегах.

------------------------
    <1> Среди них и знаменитый бриллиант "Кохинур" ("Гора света"), попавший в
британскую корону.  Алмазный фонд располагает сейчас двумя крупными бриллиан-
тами,  вывезенными  Надиром из Индии:  "Орловым",  который входил в украшение
скипетра,  и камнем "Надир", которым Персия расплатилась с царизмом за убийс-
тво в Тегеране поэта и дипломата А. С. Грибоедова.
    <2> Унизительный Белградский мир был аннулирован в 1774 г.  КючукКайнард-
жийским миром после громких побед над турками А. В. Суворова И П. А. Румянце-
ва.
    <3> И.  Е. Балакирев и погребен был в Касимове в Егорьевской (Богоявленс-
кой) церкви, которая ныне охраняется государством как ценный памятник русско-
го  старинного зодчества.  Городок Касимов на Оке был когда-то столицей Каси-
мовского ханства, подвластного Московскому государству.
    <4> Дача Волынского находилась в пустынной тогда лесной местности,  между
нынешними зданиями Обуховской больницы и Технологического института на  срезе
Московского и Загородного проспектов.
    <5> В советской печати ухе не раз поднимался вопрос о роли Витуса  Берин-
га,  которая была попросту жалкой.  Авторы прямо указывают,  что на восточных
окраинах России существуют "Берега Несправедливости"  (остров  Беринга,  море
Беринга, пролив Беринга). Историк И. Забелин недавно писал, что "слава Берин-
га настолько же искусственно раздута, насколько искусственно приглушена слава
подлинного победителя Алексея Чирикова,  бывшего, по словам М. В. Ломоносова,
"главным в этой экспедиции".  Но тень Беринга затмила не  только  Чирикова...
Виноваты в этом мы,  ныне здравствующие, виноваты те из нас, которым важно на
каждое событие иметь одну монументальную  символическую  фшуру".  История  не
знает подобных примеров, чтобы сущий трус и бездельник, каким предстает Витус
Беринг в документах, получил столько посмертной славы!
    <6> Дом Елизаветы находился тогда на том месте, ще ныне расположено гран-
диозное здание Ленэнерго (бывшие казармы лейб-гвардии Павловского полка).

                               Летопись пятая

                                   ЭШАФОТ

                                      Все было бы хорошо, ежели б не надлежа-
                                  ло умереть. Вот и Ахиллес умер, а ты почему
                                     помирать не хочешь? И так непременно ид-
                                    ти туда надлежит, куда уже многие наперед