- загрустил пушкарь, - Русь уже не раз на Крым хажи-
вала. А как до Перекопи дойдет, так и - от ворот поворот.
   Был тихий  вечер.  По двору гуляли беззаботные и веселые татарки в шальва-
рах.  Жевали они смолки пахучие. Ногти на пальцах их рук и ног были покрашены
красным лаком. Эти яркие ногти какой уже раз приводили Потапа в ужас:
   - Во страх-то где...  Будто мясо сырое когтями рвали! Потапу в рабстве по-
везло. Байтуфан изо всех татар был самым хорошим татарином. Воспитанный своей
русской бабушкой, он, кажется, не прочь был бы и на Русь выехать.
   - Да, говорят, плохо там у вас, - делился он с Потапом. - Будто и царица у
вас непутевая.  Бедно живете вы в России,  а здесь у нас хорошо... И работать
не нужно!
   Бабушка Аксинья позвала Потапа:
   - Иди-кось сюды, я тебе покажу самое дорогое свое...
   Зазвала к себе в комнаты. Полно тут кувшинов на полу стояло, словно в лав-
ке посудной. Лежали на оттоманках ветхие паласы. Пыльно было. За окнами сакли
дождик  сыпал - тихонький,  серенький (совсем как в России).  Открыла бабушка
сундук, долго рылась в нем. Извлекла икону святого Николая Можайского, прило-
жилась к ней.
   - Вот ему и молюсь, - сказала, губы ладошкой вытерев.
   - А за что ты, бабушка, Николу Можайского почитаешь?
   - Он с мечом представлен - воин! А на майдане сей день опять шумели кадии,
будто русские в поход собираются... Я здесь состарилась уже. А коли наши при-
дут, брошу все и домой уйду.
   В сторону кладбища татарского пронесли покойника. На следующий день сходил
туда Потап - посмотреть. Сторож кладбищенский долго следил за Потапом издали,
потом по-русски браниться начал:
   - Ну чего ты шляешься, какого рожна потерял тута?
   - Да я так, дяденька. Написано тут, гляжу, мудрено.
   - Ах, дурень! Написано тут: "Буюн бана иссе, ярын сана дыр". А по-нашенски
это значит, что все подохнем. И здесь у татар мудро об этом на камнях высече-
но:  "Сегодня - ты, а завтра - я!" Теперь давай проваливай. А то мулла увидит
и меня палкой отколотит,  что я неверного до правоверных могил допустил... Ты
сам уйдешь или мне бить тебя?
   - Сам уйду, сам...
   Была ранняя весна 1736 года. Крым вооружался.


                         ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

   Академия де-сиянс  проводила громадную работу.  Сейчас надо было составить
сложнейшие таблицы для определения времени по высоте солнцестояния.  Все ака-
демики говорили,  что для этих расчетов ученому нужно самое малое - три меся-
ца.
   - Дайте мне, - сказал Эйлер. - Мне нужно всего три дня!
   И сделал за три дня.  Но от напряженного труда ослеп на правый глаз. Когда
Эйлер умрет, люди не скажут, что перестал жить, а скажут так: "Эйлер перестал
вычислять..." Одноглазый гений жил в цифрах.  И в море цифр ему было  хорошо,
как моряку в океане. По вечерам - короткий отдых, когда секретарь Фусс прочи-
тывает ему газеты немецкие,  а Эйлер в это время (чтобы без дела  не  сидеть)
занят с магнитами.  Стол перед ним,  а на нем - пластинки;  передвигая их, он
слушает известия мира и силы магнетизма изучает.
   - Довольно,  Фусс,  вам спать пора. Итак, до завтра...
   Он открыл окно.  Ладожский лед еще не прошел.  Улица была  пустынна.  Лишь
вдалеке,  размахивая шляпой и танцуя, шел человек. Высокий, молодой, красивый
и нарядный, он что-то напевал.
   - Наверно,  выпил  лишку...  Забавно  тратят люди время,  когда могли бы с
большой пользой логарифмы вычислять!
   Но это был не пьяный,  а - вдохновенный композитор.
   - О сударь мой!  - сказал он Эйлеру,  в окне его завидев.  - Я так сегодня
счастлив, закончив новое творенье. Не знаю, приходилось ли вам когда-либо ис-
пытывать восторг творца?
   - Бывало,  -  буркнул Эйлер из окна.  - И не реже вас!  Незнакомец с улицы
представился, взмахнув шляпой:
   - Меня зовут Франческо Арайя, я завтра с музыкой своей буду играть у графа
Левенвольде.  Но я наполнен ею так сегодня,  что вам хотел бы что-либо из нее
исполнить... Позволено ли будет?
   - Браво!  - ответил Эйлер и позвал лакея, чтобы тот впустил в дом компози-
тора и клавесин к окну придвинул.
   Франческо Арайя,  с порога скинув плащ,  присел за инструмент,  пальцы его
обнажились из-под манжет, хрустящих черными кружевами.
   - Названье композиции такое - "Сила Любви и Ненависти".
   - Я слушаю... извольте.
   Он заиграл,  а Эйлер поднял глаза к потолку,  мысленно проведя через  него
диагональ.  Расчет кубатуры помещения занял немного времени,  но этот вдохно-
венный шелапут, кажется, еще не скоро кончит тарабанить...
   - Вы не устали? - спросил его Эйлер, церемонно привстав.
   - Как вы нетерпеливы, - возмутился тот, - я только начал. Прослушайте пас-
саж вот этот... И - как он показался вам?
   - Вы в самом деле гениальны.
   Исполнив свое сочинение, Арайя признался:
   - Поверьте мне, я душу всю вложил.
   - И это видно,  - ответил Эйлер.  - Но меня заинтересовала не ваша музыка,
а... звуки. Франческо Арайя был поражен:
   - Я создавал не звуки, а музыку. Вы отвечаете ли, сударь, за те слова, что
произносите столь легкомысленно?
   - Вполне, - сказал на это Эйлер с улыбкой доброю. - Тем более что я живу в
стране с таким суровым климатом,  где за слова людей привыкли  вешать...  Что
делать! Я до безумия влюблен в Большую Медведицу, и вот на корабле, наполнен-
ном моими иксами и тангенсами, переселился я поближе к Северу... Постойте же,
куда вы?
   Удержав артиста, Леонард Эйлер продолжил:
   - Ваша музыка взволновала меня,  как... подраздел богатой науки об акусти-
ке.  Слушая вас,  я невольно задумался об отношении между колебаниями струн и
воздушной массы. Вы случайно не извещены - применял ли кто-либо из композито-
ров логарифмы для различия в высоте музыкальных тонов?
   - Пожалуй, лучше мне уйти, - сказал Арайя, берясь за шляпу.
   Эйлер смешал магниты на столе и воскликнул:
   - Так и быть!  Я напишу научный трактат о музыке.
   Арайя возмущен  был  до предела:
   - И это... все, что вы можете сказать о моей музыке?
   - Еще  не все.  Гармония звуков непременно должна объединиться с гармонией
красок. Я не побоюсь выдвинуть в науке новейшую гипотезу - музыка должна быть
видима слушающему ее!<4>
   Арайя нахлобучил шляпу на пышный парик.
   - Ты пьян...  иль сумасшедший? - заорал он, убегая прочь.
   Леонард Эйлер со вздохом произнес ему вдогонку:
   - Это тоже гипотеза - гипотеза о сумасшествии Эйлера... А впрочем, - заду-
мался математик, - я опять опережаю свое время.
   На следующий день Арайя играл в покоях Левенвольде - на Мойке, в доме пыш-
ном и богатом.  Он сумел понравиться обер-гофмаршалу.  Оперу его поставили  в
придворном театре. Анна Иоанновна была ею довольна. Играя с князем Черкасским
в квинтич на бриллианты,  она прослушала музыку с удовольствием.  Кантата  же
Арайи называлась так: "Состязание Любви и Усердия".
   В кантате этой были такие куплеты:
   Можно ль найти более усердия,
   чем у тебя, августейшая самодержица,
   и любовь более пылкую,
   чем любовь твоих подданных?
   Как не счесть звезды на небе -
   так невозможно исчислить твои славные деяния.
   О смелость композитора! Ты
   потерпела аварию средь океана добродетели.
   Солнце не нуждается в похвалах,
   как и божественная русская императрица...
   - А он и впрямь гениален,  - сказала Анна Иоанновна. - Такого-то нам и на-
добно.
   Придворные с восторгом окружили композитора:
   - Ах,  синьор Арайя!  Как вы тонко поняли нашу добрую императрицу,  как вы
справедливо очертили ее ангельский характер...
   Осыпанного милостями  и  золотом,  его повели к присяге.  У святого алтаря
композитор,  которому рукоплескали Рим и Тоскана,  поклялся верой  и  правдой
служить "ея императорскому величеству государыне...".  Арайя,  спору нет, был
талантлив и трудолюбив. Он писал оперы. Балеты. Кантаты. Музыка его была при-
ятна  для слуха.  Синьор Франческо Арайя почти всю жизнь провел в России,  но
Россия его не запомнила. Она не стала петь его арий. Хотя первая опера в Рос-
сии - это его опера!
   Арайя приобрел печальное бессмертие.
   Музыка надрывалась в  ужасных  воплях, оплакивая человека.
   Шли ряды полка Ингерманландского - скорбные. За ним - три фурьера верхами.
Трубачи и литаврщики. Шел поручик, весьма одинок, держа багровое знамя. Штал-
мейстер.  И  -  шестерка лошадей в попонах траурных.  Два маршала и чиновники
коллегий российских.  Шагал рыцарь в светлых латах из серебра. Шел флота лей-
тенант с белым распущенным знаменем. Потом, опустив голову, двигался рыцарь в
черных латах.  Гарцевал конь покойного (тоже в трауре). Без субординации шли,
разевая рты, синодальные певчие. Голосили!
   За певчими  -  духовенство столичное,  чины синодские.  Выступал бригадир,
плача.  За бригадиром - полковники.  Нехорошо завывали на Невской першпективе
смертельные гласы труб.
   В окружении ассистентов пронесли на подушках вещи: каску - рукавицы - шпо-
ры  -  шпагу - знак Александра Невского -знак Андрея Первозванного - жезл ко-
мандорский.
   По бокам процессии преображенцы несли пудовые свечи.
   Показалась и сама колесница печальная...
   - Кого хоронят-то?  - спрашивал народ,  по обочинам стоя.
   А в гробу лежал он,  генерал-прокурор империи,  его  высокое  сиятельство,
графы Павлы Иванычи Ягужинские,  что ранее звались от императора "оком Петро-
вым".
   Теперь это "око" затворилось.
   Каждоминутно с фасов крепости  стреляли пушки.
   Ягужинского опустили  под  пол  церкви  Вознесения,  что в лавре Александ-
ро-Невской.  Войска по обычаю воинскому дали троекратный салют  из  ружей.  И
тогда пушки замолчали.  И разбрелись средь кочек могильных провожающие. И ка-
реты разъехались.  И тогда на кладбище опять стало тихо...
   Генерал-прокурора на Руси не стало!
   - А мне опять думать,  - сказал граф Бирен своему фактору Лейбе Либману. -
Сначала  умер обер-прокурор Маслов,  теперь горлопан этот...  Кого еще я могу
противопоставить мерзавцу Остерману,  который день ото дня  наглеет,  набирая
силу в государстве?
   За окнами  графской кареты скользила,  почти не задевая Бирена,  будничная
суета Невской першпективы.
   - Может... Волынского? - подсказал Либман. - Он верен вам.
   - Он верен,  как верны пантеры мамелюкам в Египте:  сегодня она ласкова, а
завтра рвет глоясу своему повелителю...
   Анна Иоанновна смерти всегда боялась (даже чужой).  Имени покойного в раз-
говоре с Остерманом старалась не упоминать.
   - На место упалое кого думаешь поднимать?  - спросила.
   Чихнул Остерман, и стало тихо в апартаментах царицы.
   - Никого,- ясно ответил Остерман.
   - А как же империи без надзору прокурорского быть?
   - Ваше величество, - уверенно заговорил Остерман, - за время мудрого царс-
твования вашего нравы в народе вы столь исправили своим личным примером,  что
отныне и без генерал-прокурора нам обойтись можно,  ибо  кротость  ваша  тому
способствует...
   Так и сделали - прокурорский надзор уничтожили. Теперь была открыта дорога
любому беззаконию.  Воруй...  грабь... режь... насилуй... убивай... жги! Если
ты богат и знатен, тебя никто не осудит.
   Но на смену "остермановщине" из тени престола уже медленно  подкрадывалась
осторожная  вороватая "бироновщина".  Два паука в банке одной никогда не ужи-
вутся.  И будут жрать один другого, лапы друг другу отрывая, пока один из них
не испустит дух.
   А далеко от двора и Петербурга жила особая Россия - Россия трудов и подви-
гов, поисков и находок. Окраины страны определяли будущее развитие Российской
державы.  Этим окраинам нужны были не сахар и не шелк, не пудра и не павлины,
не Педриллы и не Арайи,  - только головы-природные, разумные, дерзостные! Хи-
мия, металлургия, геология, физика - вот суть наук промышленных, и было реше-
но отправить за границу трех учеников...
   Выбрали из студентов - Ломоносова, Виноградова, Рейзера!
   Барон Корф вышел к ним, чтобы проститься перед разлукой.
   - Я  верю,  - сказал он,  - что вас ждет славное будущее.  Кто-либо из вас
троих да будет прославлен!  Может, это станете вы, - сказал он Рейзеру. - На-
деюсь и на вас, сударь, - повернулся барон к Виноградову. - Или... вы? - неу-
веренно произнес Корф, глянув на Ломоносова. - В любом случае, - заключил ба-
рон свою речь,  - я уверен в силе разума вашего,  и пусть знания,  обретенные
вами за границей,  обратятся в глубину России,  которую вы должны  прославить
своей ученостью...
   После чего  Корф  отправился  в  Курляндию,  где на лесной поляне (рано на
рассвете) он бился с Менгденом за руку и сердце прекрасной  фрейлины  Вильде-
ман. Пронзенный шпагой выше третьего ребра, Корф был сражен бесславно на поле
чести и возвратился в Петербург, где его ждала отставка от дел академических.
   - Безбожников я не люблю! - сказала ему Анна Иоан-новна.
   Корф, страдая от раны, с трудом согнулся в поклоне.
   - Безбожники, - отвечал, издеваясь над ханжеством императрицы, - необходи-
мы  великому государству так же,  как и святоши,  помазанные лампадным масли-
цем... Ах, ваше величество! Приговорите же меня к делам самым безбожным и са-
мым безнравственным.
   И его сделали дипломатом (он укатил в Европу). Но все-таки, пока он правил
академией,  ему удалось свершить хоть одно доброе дело - Корф устроил  судьбу
трех безвестных юношей... "Как-то они там сейчас? Куда влекут их паруса евро-
пейской учености?"
   Петр Рейзер  сделается  заправским уральским горняком.  Дмитрий Виноградов
откроет "китайский секрет" и создаст для России фарфор,  прозрачный и  лучис-
тый.  А вот Ломоносов...  Кем станет Ломоносов?  Море жизни человеческой было
очень бурным. Но и паруса судеб людских насыщены ветрами до предела.
                              ЭПИЛОГ

   Кардинал Флери вошел в покои Людовика XV.
   - Мы напрасно пренебрегаем Россией,  - сказал он королю. - Не ошибается ли
Франция,  отворачиваясь от страны,  которая велика уже по своей  неисчислимой
пространственности?
   - Пространство еще не делает империи, - отвечал король.
   - Но  в выгодах политики Версаля было бы разумней признать Россию за импе-
рию.  Весь мир уже не называет Анну Иоанновну царицей, лишь французское коро-
левство упорствует на этом титуле...
   - Варварская окраина мира! - отмахнулся Людовик.
   - На  этой-то  окраине мира,  - улыбнулся едко Флери,  - мы,  просвещенные
французы, потерпели стыдное поражение при Данциге. Не послужит ли гибель экс-
педиции графа Луи Плело хорошим уроком вашему величеству?
   - Флери,  - возмутился Людовик, - уж не затем ли вы пришли в столь поздний
час, чтобы учить своего короля на сон грядущий?
   - Королей,  увы,  никто не учит,  - покорно согласился кардинал.  - Короли
обязаны сами учиться на собственных ошибках. И вы не забывайте, что я был ва-
шим наставником, когда вы еще были дофином. Вспомните, как я по утрам сек вас
розгами! Как раз по тем пухлым местам, которыми вы ныне усаживаетесь на прес-
тол...
   - Ученье впрок пошло, - засмеялся Людовик, оживляясь.
   - Послушайте ж меня,  - продолжал Флери.  - Недовольство  русского  народа
растет. Не пора ли нашей стране учесть всю силу этого гнева, чтобы в политике
Версаль использовал затем Россию,  и дружбу с нею, и штыки русские... Вы пос-
мотрите на Австрию!
   - Чушь! - сказал король, не желая смотреть на Австрию, извечную противницу
Франции.
   - Однако такая "чушь", как дружба с Россией, дает Вене возможность исполь-
зовать  в интересах Габсбургов легионы русских непобедимых армий...  Побольше
бы и нам такой "чуши"! - с жаром воскликнул Флери.
   - Русские, - сказал король, - ленивы и медлительны.
   - Хороший механик, - подхватил Флери, - способен оценить достоинства маши-
ны,  даже  когда она находится в состоянии покоя.  А сейчас чудовищная машина
России начинает двигаться.
   - Она развалится на ходу... Флери, чего вы от меня хотите?
   - Я хочу разумности в политике, ваше величество.
   - Время разума не наступило.  Когда мне говорят о России, я руководствуюсь
лишь чувством...
   - Брезгливые  чувства  вашего  величества могу расшевелить напоминаньем не
вполне уместным... Позволено ли будет?
   - Да!
   - Несчастная цесаревна Елизавета,  дочь Петра Великого, была ведь наречен-
ной невестой вашей.  Эта женщина могла бы по праву стать королевой Франции...
Если же этого не случилось, то Франции было бы удобно сделать Елизавету импе-
ратрицей российской!  Политика двора русского движется Остер-маном лишь в ка-
налах интересов двора Венского. Но сбросьте власть насилия немецкого, и русс-
кие придут в объятия Франции... в ваши объятия, король!
   Людовик XV задумался:
   - Ваш трюк забавен,  но...  погодите, кардинал! Сейчас Россия устремляется
против нашего друга - Турции.  Сначала мы проследим издалека,  чем закончится
эта возня.  Если русские станут побеждать, тогда - да, я согласен. Но я свято
верю в другое:  турки замучают армии Миниха в тех необозримых степях,  где от
жары мозг у людей закипает в черепе, как деревенская похлебка в медном котле.
   А человек, который был нужен кардиналу Флери для связи с Россией, находил-
ся рядом...
   Это был Сенька Нарышкин - бывший придворный  развеселого  двора  цесаревны
Елизаветы Петровны.
   Покинув родину, он нашел прибежище в Париже.
   Сенька был не просто беглец от ужасов лихого царствования Анны Иоанновны -
это был политэмигрант!
   В его душе зарождалась месть...
   Он замышлял страшные планы: как вовлечь Францию в борьбу против иноземного
засилия в России?
   Во сне ему виделась Елизавета - с короной на голове.
   Нарышкин уже приметил дорогу,  по какой Флери ездил в Версаль, и ему часто
хотелось вспрыгнуть на подножку кареты, чтобы сказать всесильному кардиналу:
   "Ваша эминенция, вмешайтесь в дела русские... Что вам стоит потратить нес-
колько кошельков золота?  Поверьте,  это для Франции неубыточно! Зато Франция
сыщет на востоке друга верного - Россию... Кровавой Анне на престоле российс-
ком не быть - быть на престоле кроткой сердцем Елизавете!"


_______________________________
   <1> Будущий знаменитый полководец - граф Петр Александрович Румянцев-Заду-
найский (1725-1796). (Здесь и далее прим. автора.)
   <2> Ныне Ветка - поселок Гомельской области на юго-востоке Бела руси.
   <3> Махание - так в XVIII в.  называлась любовь, флирт. Махатель - любовник.
Эти выражения часто использовались в бьпу и в поэзии того времени.
   <4> Л.  Эйлер впоследствии написал трактат о новой  теории  музыки  (Спб.,
1739) и выдвинул идею об отношении звуков к краскам. Эта идея его не умерла в
России - в 1910 г.  А.  Н.  Скрябин сочинил первую светомузыкаяьную  симфонию
"Прометей". В последние годы в СССР проводятся опыты по "видимой" музыке.
   <5> Князь М. А. Белосельский (1702-1755), впоследствии адмирал и президент
Адмиралтейств-коллегаи; по делу Столетова был сослан в Оренбург на вечное жи-
тие;  ни в чем не сознался; один из первых русских навигаторов Аральского мо-
ря; является родным дедом княгини Зинаиды Волконской, известной своей дружбой
с декабристами и А. С. Пушкиным.
  <6> - А. Р. Тургенев (ум. в 1777 г.) - прапрадед И. С. Тургенева. Благодаря
красоте своей этот Тургенев был замечен одной турецкой "султаншей", которая и
помогла ему бежать из плена;  позже, в царствование Елизаветы, был советником
Ревизион-коллегии.
                           Летопись вторая
                              БАХЧИСАРАЙ
                                                      Покрыты тенью бунчуков
                                                И долы, и холмы сии...
                                                                Семен Собрав
                                ГЛАВА ПЕРВАЯ

                                         Народ татарский в покое быть никогда
                                    не желают для своего обыкновенного облову
                                  (т. е. для взятия пленных. - В. П.) и коры-
                                     сти, и желают всегда войны и кровопроли-
                                     тия, отчего оне, яко хищники, полнятся и