.  Пусть  канониры  стреляют  прямо в очаг пожара,  чтобы турки не
смогли его угасить...
   Огонь уже охватывал улицы в центре города.
   - Боюсь,  что турки потушат этот пожар. Дабы этого не случилось, надо всех
басурман вытащить на стены... Где Кейт?
   Явился Кейт (мрачный). Миних ему рта не дал открыть:
   - С двумя полками выступайте под стены крепости.
   - Как близко? На ружейный выстрел?
   - Да! И старайтесь выманить весь гарнизон на стены...
   По раннему холодку безмолвно тронулись полки.  Вдали виднелось море, а там
- полно кораблей турецких.  Кейт приказ исполнил: его солдаты стрельбою выма-
нили турок на вал, а пожары в Очакове сразу стали усиливаться...
   - Ну, как там Кейт? - спрашивал Миних.
   - Кейт в огне, - отвечали ему. - Он стоит под валом.
   - Скачите к нему. Пусть продвинется еще ближе...
   Кажется, Миних решил избавиться от своего соперника. Манштейн застал Кейта
сидящим на земле за кустом винограда.  Генерал-аншеф зажимал пальцами рану на
плече.  Кровь била сильно,  все пальцы Кейта были ярко-лаковыми от  крови.  А
повсюду,  в  самых невообразимых позах,  валялись убитые стрелки...  Манштейн
сказал:
   - Фельдмаршал  приказал продвинуться еще дальше.
   - Куда дальше? - спросил Кейт. - На тот свет?
   Манштейн помчался обратно к шатру ставки.  Миних кусал белые от пыли губы.
Было ясно, что штурм обречен на бесполезное кровопролитие. Но уже били полко-
вые литавры, зовуще пели гобои и флейты. Ухали ядрами пудовые мортиры. Поспе-
вая за ними, залфировали маленькие пушчонки-близнята... Миних приказал:
   - Теперь пусть Кейт выходит из-за редута.
   Солдаты с мужеством исполнили первый приказ фельдмаршала,  когда их  вдруг
настиг, коварный и жестокий, второй приказ.
   - Немыслимо! - заорал Кейт, стоя среди убитых. - Если нас здесь умерщвляют
без отмщения,  то... куда же я двинусь теперь из редута? Манштейн, вы же гра-
мотный офицер,  так оглянитесь вокруг меня:  храбрецы уже лежат труп на  тру-
пе...
   Повинуясь окрику генерал-аншефа,  русские солдаты все же вышли из-за реду-
та.  На открытой местности турки стали безжалостно истреблять их пулями. Мор-
тиры осыпали их горстями ржавых гнутых гвоздей,  оставлявших в теле болезнен-
ные раны... Манштейн возвратился к Миниху со словами:
   -  Кейт не выдержит. Там и железо согнется.
   -  Кейт не выдержит, так солдаты его не согнутся...
   Миних качнулся в седле, его длинные, как кинжалы, шпоры испанского образца
вонзились коню в бока, жестоко раня животное.
   -  Вперед! - велел он своей пышной свите.
   Кавалькада всадников, блещущая бронзой и сталью, парчой и золотом, неслась
за Минихом, вся в пыльной бестолочи сражения. Дым несло от Очакова, застилало
море и даль степную.
   -  Ах! - вскрикнул юный паж, кулем слетая с лошади.
   Свита пронеслась над ним, топча убитого...
   Войска под командой Румянцева и Карла Бирена продвинулись  до  глясиса,  и
Миних вдруг сказал Манштейну:
   -  Лети опять до Кейта - пусть входит в город...
   Потеряв  много крови, бледнее смерти, Кейт отвечал:
   - Смешно!  Если моих солдат решил убить фельдмаршал, то мог бы расстрелять
нас и без штурма...  В какой вступать мне город?  Вон стены высятся,  будто в
Иерихоне,  а как я заберусь на них?  Когда меня вперед послали, мне дали хоть
одну лестницу?
   -  Но таков приказ, - отвечал Манштейн...
   Огонь между тем бушевал над Очаковом, треск пожаров был слышен уже издале-
ка. Войска сходились ближе к глясису, полки змеились среди садов. В окружении
Миниха  возникло  замешательство.  Все чаще падали под пулями офицеры конвоя.
Под принцем Антоном Брауншвейгским раненая лошадь жалобно заржала,  подломись
в ногах передних.
   Австрийские атташе бросились к Миниху:
   - Поберегите принца!  От жизни его высочества зависит судьба престола рос-
сийского. Нельзя же так рисковать.
   -  Но я не звал принца скакать за мною следом...
   Однако стрельба турок была столь губительна,  что Миних тоже завернул  об-
ратно. А на прощание он крикнул Румянцеву:
   -  Город, слава богу, горит. Вы продолжайте натиск.
   Войска кругами  сходились  вокруг крепости.  Со стороны лиманов,  прямо по
мелководьям моря,  вздымая тучи брызг,  проскакала конница  казачья.  Наконец
солдаты вышли ко рву и тут встали.
   -  Ров непреодолим, - доложили Миниху.
   - Но стоять там,  где стоят,  - велел фельдмаршал упрямо. - Коли уж до рва
добрались, то ретирады не будет...
   Вот когда  начался ад!  Атакующие сбились в кучу под стенами крепости - ни
вперед,  ни назад.  Турки,  ожесточась,  засыпали их бомбами и пулями. Однако
солдаты русские не отступили. Они ждали, что генералы разберутся в обстановке
и все поправится. Им казалось, что возникла заминка, - не больше!
   Но генералы были бессильны против упрямства Миниха.
   Прошел  один час - под бомбами армия еще ждала.
   Минул  час второй - продолжали стоять, умирая...
   Бессмысленная смерть: стой и жди, когда в тебя прицелятся
и поразят без помехи. Из горящего Очакова несло смрадом и
горячим вихрем, в котором кружились крупные искры и голо-
вешки. Плечи храбрецов осыпало раскаленным пеплом.
   Миниха  навестил фон Беренклу:
   -  Я вам говорил, что ваших солдат перебьют, как собак...
   На третьем часу бесцельной выдержки,  убедясь,  что их послали  на  верную
смерть и бросили,  русские побежали. Сразу же распахнулись ворота Очакова, из
них выметнуло вопящие толпы,  и турки стали зверски добивать бегущих. Ни один
раненый не уцелел - они погибли сразу под кривыми всполохами ятяганов.
   -  Мы погибли... о боже! - закричал Миних в отчаянии.
   В ярости он засадил свою шпагу в землю до самого эфеса.  Рвал на себе каф-
тан,  хрипел, выл. Потом фельдмаршал рухнул наземь и покатился в низину боль-
шим чурбаном. Воя, он грыз землю.
   - Где честь и слава мои? Великий боже, ты меня покинул!
   Теперь уже все понимали, что Миних погубил армию.
   К нему подошел с распятием суровый Мартене:
   - На тебя смотрят люди... встань!
   Он поднялся, почти безумный начал искать виноватых:
   - Кейта ко мне! Подлец, он сорвал мне штурм...
   Перед ним предстал измученный ранами Кейт.
   - Ты почему стоишь здесь живым? - орал на него Миних. - Только ты один ви-
новат в том, что солдаты бегут...
   Жаркий ветер,  рванувшись от Очаковр,  сорвал парик с головы шотландца,  и
заплескались космы его седых волос.  Кейт положил ярко-красную ладонь на  вы-
чурный эфес боевой сабли.
   - Фельдмаршал!  - отвечал Кейг с угрозой в голосе.  - Можете говорить  что
угодно,  но прошу вас помнить, что я нахожусь при оружии и чести еще не поте-
рял...
   Миних  горько рыдал, грызя костяшки пальцев.
   - Все  пропало... все и навсегда! - бормотал он жалко.
   И вдруг...
   Могучий порыв горячего вихря швырнул Кейта прямо на Миниха.
   Фельдмаршал  упал, сшибая на своем пути пастора.
   Мартене  опрокинул стол в шатре, звончато билась посуда.
   А с высоты, закрывая всех своим шелестящим куполом, рухнул на людей прого-
ревший шатер... Что случилось?
    Именно сейчас, когда казалось, что все потеряно, случилось то, чего никто
не ожидал. В крепости Очакова от пожара взорвались гигантские запасы порохов.
Из-под обломков шатра Миних выпутывался с восторженной бранью, упоенно рыча:
    - Виктория! Мы победили...Урра-а!
    Этим взрывом разом убило 6000 турок в крепости (запасы пороха были в Оча-
кове велики). А сколько неприятеля покалечило - того неизвестно. Над тем мес-
том,  где рвануло до небес боевые магазины,  теперь нависло черное облако. От
массы порохов, сгоревших в единое мгновение, сразу стало нечем дышать.
    -  Манштейн! Трубу мне... быстро.
    Миних через оптику увидел,  как турки поспешно снимают  со  стен  Очакова
бунчуки,  сдергивают с пик головы казненных христиан, бросая их в ров, напол-
ненный телами.  Потом заревели с фасов варварские  трубы,  прося  русских  не
стрелять.  На вертлявой кобыле с отстрелянными ушами выскочил из цитадели ба-
ши-чаус,  посланный от сераскира.  В парламентера никто не выстрелил,  и  ба-
ши-чаус,  тираня  кобылу  нагайкой,  проскакал среди русских воинов до самого
шатра Миниха.  Максим Бобриков устало выслушал его и повернулся к фельдмарша-
лу:
   - Вам повезло, граф: сераскир просит перемирия.
   - Даю, даю, даю, - согласился Миних.
   Но Румянцев издалека уже слал своего гонца,  который после бешеной  скачки
почти выпал из седла на землю.
   - Не надо перемирия!  - закричал он.  - Не надо,  не надо... Гусары наши и
казаки уже ворвались в Очаков с моря!
   Миних  пришел в себя. Отряхнулся от пепла.
   - Козыри опять в моих руках...  Бобриков, перетолмачь послу, чтобы передал
сераскиру:  теперь фельдмаршал Миних перемирия не дает. Российская армия при-
мет лишь дискрецию полную.  С пушками,  знаменами,  бунчуками, багажом и всем
гарнизоном...
   Грянул новый взрыв большой силы.  Одна из стен Очакова,  дрогнув, медленно
упала, обнажая внутренность цитадели. Спасаясь от огня, стали выбегать из го-
рода жители. Кидались в море обожженные. Сераскир со своим гаремом тоже хотел
к морю пробиться.  Казаки плетьми загнали их обратно в крепость.  Только одна
галера  с  беглецами  успела уйти,  другие были потоплены на виду всей армии.
Флот турецкий, боясь плена, обрубил канаты якорей; воздевши паруса, он поспе-
шил в Стамбул, чтобы ужаснуть Турцию (а заодно и Францию) падением Очакова...
   Миних  сиял, но Беренклу подпортил ему настроение:
   - А все-таки Очаков взят не полководческим искусством,  а единственно лишь
случайностью. Так воевать нельзя.
   Венский атташе был прав. Миних замешкался с ответом, но тут к нему прибли-
зился настырный генерал-аншеф Кейт:
   - Я требую суда. Пусть суд отыщет истинного виновника, кто под огонь людей
поставил бессмысленно и жестоко!
   Мимо шатра фельдмаршала проводили толпы пленных.  Турки,  татары, ногайцы,
спаги,  негры, арабы, босняки, арнауты... Немало было женщин с детьми. Одино-
ких красавиц офицеры тащили к себе,  юную черкешенку вытянул из толпы и Манш-
тейн:
   - Теперь будешь со мною. А прошлое забудь...
   Из колонны пленных с криком рванулись люди.
   - Мы  - греки! - кричали они, воздевая руки.
   Миних  повернулся к штаб-доктору Павлу Кондоиди:
   - Вы тоже византиец... поговорите с земляками.
   Кондоиди скоро вернулся со словами:
   - Процба грецкая - цлузыть в руцкой армий зелают.
   - Принять всех греков волонтерами! - распорядился Миних. - А пленных гнать
и дальше: России рабы нужны...
   Серыми хлопьями оседал на землю пороховой угар.  В  шатер  к  фельдмаршалу
проник принц Гессен-Гомбургский:
   - Вы можете меня поздравить - я чувствую немалое  облегчение  от  болезни,
секрет которой врачам неведом...  Господин архиятер, - обратился он к Иоганну
Фишеру, - не можете ли вы меня вылечить?
   Ученый врач, автор книги "Старость и продление жизни", Фишер отвечал прин-
цу, что в аптеках Европы не сыскать лекарства от трусости.
   - Но русская фармакопея, ваше высочество, считает, что чеснок и каша греч-
невая способны придать человеку храбрости...
   -  Я не свинья, - обиделся принц...
   Всю  ночь в шатрах гремела музыка и звенели бокалы.
   Миних   с Анной Даниловной принимали поздравления.
   -  Да здравствует великий Миних! - кричали подхалимы...
   Пастор  Мартене (хитрый) подмигнул Манштейну:
   -  Наш  экселенц почти  велик...
   С факелами в руках по садам и холмам бродили офицеры с солдатами. Собирали
убитых для общего отпевания. Уложили по могилам 24 000 трупов.

                                ГЛАВА ШЕСТАЯ

    13 июня был составлен диплом на избрание Бирена в герцоги курляндские,  а
ровно  через месяц,  13 июля,  курфюрст Саксонский и король польский - Август
III,  ратифицировал его в Дрездене.  После чего австрийский император Карл VI
утвердил Бирена в титуле "светлости".  Две русские кавалерии (голубая и крас-
ная) опоясывали идеальный торс стройного и сильного мужчины, который умудрил-
ся на безделье и обжорстве не завести себе пуза...
    Бирен навестил свою замухрышку Бенигну:
   - Ну,  горбатая обезьяна, рада ли ты? Ведь теперь из графского "сиятельст-
ва" ты выскочила прямо в "светлость"...  Сядука я да напишу герцогу Бирону  в
Париж, - что он теперь ответит мне?
    В приемной было не протолкнуться:  полно вельмож, униженных чужим величи-
ем, полно дипломатов с поздравлениями. Естественно, всех волновал один важный
вопрос, и дипломаты спрашивали:
   -  Ваша светлость, когда вы намерены сесть на Митаве?
   - Из Петербурга я - ни шагу! - отвечал Бирен раздраженно. - Прошу не забы-
вать,  что я не только герцог Курляндский, но еще и обер-камергер российский.
Митава может стерпеть мое отсутствие.  Но что станет делать без меня двор пе-
тербургский?..
   В этот день,  по случаю падения Очакова,  Анна Иоанновна обедала на  троне
под балдахином,  и Бирен с особенной любезностью менял тарелки перед нею - по
праву обер-камергера.
   Лейбе Либману он сказал:
   - Всех пленных турок, добытых под Очаковом, я забираю ддя нужд своих. Буду
строить дворцы в Курляндии,  и мне нужны рабочие руки. А дабы пленных пресечь
от бегства,  надо отвратить их от мусульманства.  Пусть пасторы обратят их  в
веру лютеранскую и переженят агарян на латышках...
   Был зван в манеж граф Бартоломео Франческо Растрелли - архитектор славный,
о котором преизрядно писано,  что "инвенции его в украшении великолепны,  вид
зданий его казист;  может увеселиться око в том,  что он построит...".  Тако-
го-то и надобно!
   Новоиспеченный  герцог белел графу Растрелли:
   - Мне нужен сказочный дворец в Руентале и резиденция в столице моей<7>.  Я
золота не пожалею,  а ты не поскупись на пышность... Чтобы конюшни были - как
дворцы!  Колонн побольше всюду расставь, чтобы издали видели - здесь живет не
какая-то пигалица, а сам герцог!
   Выедая казну русскую,  спекулируя направо и налево,  Бирен за 600 000 аль-
бертовых талеров выкупил из долговых закладов все  имения  прежних  Кетлеров;
Анна Иоанновна отказала в его пользу "вдовью" долю имений курляндских.  Бирен
показал себя жадным, но здравым хозяином. Понимая, что с голодного раба толку
мало, он проявил заботу о крестьянах. Издал особый регламент, который попрос-
ту списал из старых указов герцога Якоба.  Своего ума не хватило, но зато ума
хватило, чтобы использовать чужой ум... Бирен возмутил дворянство, создавая в
стране экономии,  похожие на большие общественные фермы; он возводил полотня-
ные мануфактуры. Доходы увеличились, но непомерно выросли и расходы.
   - Я дожил до того, что мне уже не стало хватать на содержание своей персо-
ны. Кажется, я никогда еще не был таким нищим, как сейчас, - жаловался герцог
повсюду. - Даже уральская гора Благодать не может спасти моих финансов.
   Лейба Либман уже не мог справиться с обширной бухгалтерией герцога.  В по-
мощь гоф-фактору прибыли из Европы Исаак Биленбах и прочие жулики без роду  и
племени, алкавшие сребра и злата от России. Бирен внушал своим факторам:
   - Я вам плачу, чтобы вы думали. Много думали!
   Винная монополия  в  Курляндии ненадолго выпрямила финансы.  Потом факторы
обложили налогом корчмы на проезжих дорогах,  что приносило  Бирену  150  000
гульденов в год.
   - Но  этого мне мало. Думай, Лейба... много думай!
   Либман думал не только о герцоге, но о себе тоже, а все свои деньги скады-
вал в банки Гамбурга. Он стал при дворе большим барином. Жену свою с детишка-
ми по-прежнему содержал в Митаве,  а в Петербурге жил с любовницей. Полногру-
дая и разгульная Доротея Шмидт его утешала.
   - После  сладкого,  - говорил ей Лейба,  - всегда наступает горькое.  Мы в
России лишь гости, а удирать без миллиона обидно...
   Доротея Шмидт,  при дворце царицы принятая,  имела трех детей. Первого она
прижила от врача Каав-Буергаве,  второго от Лейбы Либмана, а недавно родила и
третьего - от принца Антона Брауншвейгекого. Был у нее и муженек - портняжка,
добрый малый.
   - У меня-то уже трое! - говорил он жизнерадостно.
   Таковы  были тогда нравы придворные...
   Но чем  богаче  и знатнее становился Бирен,  тем тревожнее была его жизнь.
Тишком,  лишнего шума не делая, стал герцог скупать богатейшие поместья в Си-
лезии, в Богемии, в Мазовии.
   - На корону герцогскую нельзя рассчитывать,  - признавался он жене. - Надо
иметь вдали от России надежный угол, где и спрячемся, когда нас русские пого-
нят отсюда палкой...
   "Бог свидетель, - писал в эти дни Бирен, - что я устал от жизни. Годы, не-
дуги,  государственные заботы,  огорчения и работа все возрастают...  Вся тя-
жесть дел ложится на меня,  ибо Остерман валяется в постели!" В этом году Би-
рену исполнилось 47 лет, а жить ему оставалось еще долгих 35 лет.
   Веселая жизнь продолжалась.
   - Кто украл мою буженину? - завопила Анна Иоанновна.
   Тарелка была пуста: сочный ломоть буженины исчез.
   - Андрей Иваныч,  - голосила императрица, - сыщи мне вора. Где это видано,
чтобы - у самодержицы русской,  вдовы бедной, во дворце же ее последний кусок
воры стащили?
   Возле нее  крутились,  как всегда,  шуты:  князь ГолицынКвасник полоумный,
князь Никита Волконский без штанов,  граф Апраксин - дуралей от природы, Пед-
рилло со скрипкой стоял на одной ноге,  словно аист, а Лакоста с пузырем тас-
кался по паркетам на четвереньках, будто паралитик...
   - Видели! - кричали шуты. - Тут Юшкова что-то жевала...
   Призвали лейб-стригунью коготочков царских:
   - Ты буженину  ея величества слопала?
   - Пресвятые богородицы, - клялась та слезно, - да ведь то не буженинка бы-
ла. Я просфорку святую жевала...
   Иван Емельяныч Балакирев рассмеялся и сказал,  что ворюгу он сыщет - с по-
личным. Таилась под лестницей дворца, в закуте темном, никому не ведомая бег-
лая калмычка, грязная и косая. Полно было тряпья вшивого на ней. А вокруг ва-
лялись кости,  обсосанные дочиста,  обглоданные столь тщательно,  будто они в
собачьей будке побывали. Тускло и гневно глядели из мрака трахомные глаза ди-
кой калмычки... Представили воровку пред очи царские:
   - Ты кто? И почто мою буженину съела?
   - А не все тебе буженина! - отвечала калмычка безо всякого почтения. - На-
до когда и другим буженинки попробовать...
   Анна Иоанновна засмеялась, от гнева остывая:
   - Ишь ты какая смелая! Быть тебе за это при особе моей. И впредь, что я не
доем,  ты  за  меня дожирать станешь.  Будешь отныне моей лейб-подъедалой.  А
зваться тебе велю Бужениновой.
   Буженинову, недолго думая,  крестили на греческий лад,  стала она Авдотьей
Ивановной.  Сводили калмычку в баню,  из колтуна ее вшей выгребли, в прическу
много разных булавок и жемчужин натыкали, одели ее в шальвары на манер турец-
кий,  и гирлянды бусин на шею навесили.  Авдотья тут на мужчин стала погляды-
вать с интересом дамским, природным.
   От стола же царского летели в нее куски жирные:
   - Буженинова! Эвон огузочек я не доела... лови!
   Веселая жизнь продолжалась. Блистательный красавец Франческо Арайя препод-
носил царице новые кантаты; дивную музыку свою он сочетал с грубейшей лестью:
игру Педриллы на скрипке композитор называл бездарной. Шуту с маэстро спорить
не приходилось.  А недавно, в потеху себе, Анна Иоанновна утвердила новый ор-
ден в империи - святого Бенедикта,  который носился в петлице на красной лен-
те, и орденом этим она шутов с престола награждала.
   Иные из генералов злобились:
   - Скоморохи паскудничают,  а крест Бенедикта святого похож на крест Андрея
Первозванного, коим героев отличают...
   С оговору Франческо Арайя,  креста не получил Педрилло и был опечален нев-
ниманием. Но скоро объявил шут при дворе, что на козе решил жениться. Тут как
раз  и  очаковские торжества поспели.  С пышной церемонией Педриллу во дворце
обручали. Вели "молодых" в спальню камергеры царицыны, а жених за веревку та-
щил "невесту" на постель, усыпанную хмелем брачным. Императрица с придворными
от хохота заливалась, радуясь забаве:
   - Невестушка-то жениху не дается...  Охти мне, лопну от смеха! Эй, Бужени-
нова, хватай м