зывает, как только свиньями и канальями. А принц Антон якобы
грозился,  что весною всех генералов и сенаторов покидает в Фонтанку. Победил
в этой домашней склоке,  конечно же,  регент... Принца Антона звали на вышний
суд,  где он сознался в желании самому быть регентом над  собственным  сыном.
Заодно  уж принц Брауншвейгский продал инквизиции своих конфидентов-офицеров.
Ушаков крепко наседал на него.
   - Ежели,  - угрожал, - не покаетесь в изменах своих перед нами, вам предс-
тоят суровейшие кары... Плохо вам тогда будет.
   - Как же я,  - спрашивал принц Антон,  - будучи отцом русского императора,
могу изменить сыну своему - императору?
   Ушаков пасмурно глянул на Бирона и дал точный ответ:
   - Неуважение к его герцогскому высочеству уже есть измена России и русско-
му  императору,  который  по  младости своих лет еще не изведал злодейств ва-
ших...
   Труднее было регенту справиться с недовольством улицы,  а особенно - с ка-
зармами.  Гвардия волновалась.  Бирон пожелал раскассировать всю  гвардию  по
гарнизонам провинций, а набрать в драбанты новых людей - из малороссов и кур-
ляндцев.  Ходили слухи,  что шесть линейных батальонов уже двинуты на  Петер-
бург.  В  столице начались сборища народные,  вроде митингов.  Солдаты ругали
офицеров за то,  что те не начинают.  Офицеры бранили солдат за то, что те не
бунтуют... Вожод не было!
    Опорою герцога Бирона в пору его регентства были не немцы,  а  опять-таки
русские вельможи. Гвардейцы составили заговор и доверили его тайну князю Чер-
касскому, который в ту же ночь всех заговорщиков выдал герцогу. Начались пыт-
ки!  Вскоре возник второй заговор, но его предал Бестужев-Рюмин... Воистину -
не надо им хлеба,  сукиным детям! Особенно активен в защите Бирона был Бесту-
жев:  огнем лютым дышал на всех, кто стоял против герцога. Служил регенту ве-
рой и правдой, как служит пес за мозговую кость.
   В один из дней на Васильевском острове собрались солдаты, а с ними был ка-
питан Бровцын,  который "плакал о том,  что Бирон  учинен  регентом".  Бесту-
жев-Рюмин,  взяв на себя обязанность полицейского,  со шпагою в руке разгонял
солдат, а за капитаном даже припустился вдогонку.
   - Остановись, предатель! - кричал ему. - Я тебе за герцога башку оторву...
Эй, люди прохожие! Хватайте его, изменщика...
   Капитан Бровцын перестал плакать "о том,  что Бирон учинен регентом",  и с
Васильевского острова побежал на Адмиралтейский.  Нева - в сугробах, меж ними
кое-где тропки.  Словно заяц,  сигал капитан через Неву на другой берег, а за
ним - кабинет-министр, его высокое превосходительство со шпагой:
   - Убью, изверг, за благодетеля моего!
   Бровцын взмахнул на берег, стал биться в первый же дом:
   - Ой, пустите меня, люди добрые... убивают!
   Дверь распахнулась,  приняв утеклеца, и тут же затворилась за ним. Это был
дом фельдмаршала Миниха, который хохотал:
   - Небось ушла в пятки душа твоя капитанская?
   Немец Миних  спас русского офицера от русского же министра,  который всту-
пился за немца-регента.  Такие выкрутасы истории  способна  порождать  только
жизнь России того времени - жизнь путаная и жестокая,  от которой голова кру-
гом идет.
   Во время "бироновщины"' случилось наконец то, чего много лет добивался Би-
рон: Остерман был решительно задвинут за край стола и не имел больше никакого
значения в стране... Надолго ли?

                МИНИХ НЕ СПИТ

   А если и спит,  то сон его тревожен. Как можно спать в такие дни, когда не
он,  а другие жуют что-то жирное? Хотел стать господарем Молдавским - не выш-
ло;  желал герцогом Украинским побыть - сорвалось; опять же в регенты не его,
а Бирона пропихнули...  Страшные ночные часы  фельдмаршала!  Костлявая  ведь-
ма-жена вздыхает возле него.  За стенкою сын стихи строчит любовные,  обращая
их к Доротее Мешден, сестре Юлианы. Время от времени он садился за клавесины,
тут же перекладывая свои мадригалы в любовные арии. В такие ночи можно запус-
тить пальцы в сердце себе и рвать его ногтями в остервенелом огорчении:
   - Дали бы мне хоть чин генералиссимуса... мерзавцы!
   7 ноября 1740 года Миних представлял Анне Леопольдовне новых кадетов.  По-
том кадетов выгнали прочь, фельдмаршал остался с принцессой наедине, и женщи-
на вдруг расхныкалась:
   - Нет нам здесь жизни при жестокостях регента.  Мужа моего совсем уже заш-
пыняли,  я плачу... Решили мы, что лучше всего уехать нам в Германию, и пусть
эта Россия сгорит вся!
   - Я понимаю,  - отвечал Миних.  - Уехать всегда можно в Германию, забрав с
собой вещи и сына.  Но как вы можете покинуть Россию, если на голове сына ва-
шего корона Романовых? Такой серьезный багаж никакие лошади не потащат... Вот
этого я не понимаю!
   - Но что же нам делать? - хлюпала носом Анна Леопольдовна. - Вы же видите,
каким издевательствам мы подвергаемся.  Дело дошло до того,  что из комнат на
публику не выпускают.  Говорить ничего нельзя...  Вы бы хоть  побеседовали  с
герцогской светлостью,  он вас послушается. Тем более что вы, мои милый фель-
дмаршал, так усиленно помогали Бирону регентом стать.
   - Поговорить можно,  - насупился Миних. - Как раз завтра я приглашен к ре-
генту на ужин. Вот и скажу ему!
   - Уж  я вас очень прошу... Пожалуйста, поговорите.
   - Хорошо, принцесса. Это я вам обещаю...
   Миних вернулся домой и, как опытный инженер, соорудил чертеж тюрьмы с зам-
ками.  Такой образцовой тюрьмы, из которой бы никто не смог убежать. Манштейн
спросил фельдмаршала:
   - Что вы рисуете, мой экселенп?
   - План  дачи в дикой местности.
   - Зачем она вам?
   - Не мне.  Тут один приятель у меня... ему такая дачка как раз подойдет. И
главное, что он убежать из нее не сможет!
    На следующий день,  8 ноября, Миних отправился в гости к своему приятелю.
Бирон его встретил ласково.  Они обнялись и облобызали друг друга. Миних весь
вечер был бесшабашно весел,  а регент чего-то вдруг запечалился.  Говорил ре-
гент так:
   - Не знаю отчего, но гнетут меня дурные предчувствия. Вроде бы мне предс-
тоит дальнее путешествие без цели...  Сегодня как раз пошел  двадцать  второй
день моего регентства, а в этой цифре сразу две двойки подряд.
   - Бывает! - поддакнул Миних. - Я предчувствиям верю..
   Когда они стали прощаться, Бирон спросил:
   - Скажи,  фельдмаршал, тебе во время боевых походов никогда не приходилось
принимать важных решений по ночам?
   - Ну как же! Даже часто приходилось... Вообще, - признался Миних, -я люблю
использовать крепкий сон своего противника. -
    О жалобах принцессы он вообще говорить не стал.  Было 11  часов  к  ночи,
когда вернулся домой. Манштейну он приказал:
   - Меня  не покидать. В полночь я принимаю решение...
   Ровно в полночь он позвонил, и на пороге вырос Манштейн.
   - Собирайся. Вели закладывать сани.
   -  Исполнено, экселенц!
   Манштейн запрыгнул на запятки. Лошади взяли с места и понесли фельдмаршала
к Зимнему дворцу. С адъютантом он прошел через гардероб и велел фрейлине Юли-
ане Менгден разбудить принцессу. Тут же Миних поднял по тревоге дворцовые ка-
раулы, а принцессе сказал:
  - Я беседовал с Бироном о вас, но эта митавская дубина не способна чувство-
вать нежно. Рекомендую вам поплакать перед караулом, что вы предельно измуче-
ны, как и все, от самоуправства Бирона...
   Внизу дворца были построены солдаты.
   - Ребята!  - сказал им Миних так,  словно позвал всех к обеду. - Пошли все
за мной... Регента будем свергать!
   В ответ раздались возгласы радости:
   - Веди нас, маршал! Мы того давно ждали...
   За двести шагов до Летнего дворца отряд остановился.
   - Манштейн,  - распорядился Миних,  - я посижу в санках,  а вы, я думаю, и
без меня отлично справитесь с герцогом...
   Утопая по колено в снегу,  уходил Манштейн со шпагою,  ветер разметывал за
его спиною длинный плащ.  За ним шагали 20 солдат при одном офицере.  Просле-
див, как эти люди проникли во дворец, Миних вспомнил, что забыл оговорить за-
ранее условие для себя о присвоении ему чина генералиссимуса...
   Манштейн велел солдатам и офицеру следовать поодаль от него:
   - Иначе нашумим! Я пойду один, а вы поспевайте...
   Караулы пропускали его без подозрений,  ибо адъютант Миниха был достаточно
известен. Манштейн миновал несколько комнат, где ему встречались сонливые ла-
кеи. Он заблудился в темных переходах, но спрашивать о дороге до спальни гер-
цога не решился.  Манштейн случайно обнаружил одну из дверей запертой изнутри
и догадался, что это и есть бироновская спальня. Дверь была двухстворчатая, а
лакеи, видать, забыли сегодня запереть ее на верхнюю и нижнюю задвижки. Манш-
тейн нажал на дверь плечом, и... половинки дверей разъехались перед ним.
   На него густо пахнуло чернотой и теплом спальни!
   Посреди большой комнаты, отделанной в китайском вкусе, стояли две кровати.
На одной лежал герцог,  на другой его жена;  одеяло у них было белого  цвета,
расшитое  громадными розами.  Почти закрывая спящих,  свисал над ними занавес
голубого бархата,  подбитого желтым атласом, на занавесе растопырились хищные
курляндские гербы - в золоте. Чета спала так крепко, что не проснулась, когда
Манштейн осветил их переносным фонарем.  Пришлось толкнуть регента,  и  Бирон
закричал:
   - Кто тут? Зачем пришли?
   Солдаты караула, как видно, заблудились. Манштейн решил действовать в оди-
ночку. К сожалению, он оказался по ту сторону кровати, где лежала горбунья. А
сам регент спрыгнул с другой стороны и стал поначалу прятаться под кровать.
   - Караул! - взывал он истошно. - Ко мне... спасите!
   - Караул идет за мной, - ответил ему Манштейн.
   По кругу комнаты, застланной красным ковром, он обежал весь альков и трес-
нул Бирона по зубам.  Удар могучего Алкивиада был столь силен, что регент от-
летел к стенке.  Но отчаяние придало ему бодрости.  Он кинулся на Манштейна с
кулаками и тут же попал в неразрывные клещи объятий Минихова адъютанта. Бирон
кусал Манштейна,  плевался в лицо ему,  но Манштейн стойко удержал его до тех
пор, пока не прибежали солдаты.
   - Берите его... тащите! - крикнул он им.
   Бирон еще оборонялся.  Кто-то из солдат, недолго думая, двинул его прикла-
дом по башке.  Другой повалил его наземь,  прижал к полу.  Третий сунул в рот
Бирону кулак, чтобы регент не орал.
   - Давай платок, - сказал драбант-ветеран.
   В рот регенту забили кляп. Офицер сорвал с себя шарф и связал им руки гер-
цога за спиной.  Бирон был в нижнем белье,  обшитом кружевами-блондами. Манш-
тейн одевать его по-зимнему не велел:
   - Если сейчас замерз, так в Сибири отогреется... тащи!
   До самых дверей дворца солдаты нещадно избивали регента. Вторично запутав-
шись в лабиринте комнат,  солдаты проволокли Бирона мимо гроба, в котором ле-
жала  мертвая Анна Кровавая,  держа в руках потухшие свечи.  В давке и ругани
гроб с покойницей чуть не свернули со стола.  Герцогиня бежала следом,  полу-
раздетая, цеплялась за мужа. К саду уже подкатили санки с Минихом:
    - Маншгейн!  Бегите арестовывать его братьев...  хватайте всех  негодяев,
что помогли ему вскарабкаться на верх пирамиды:  Бестужева-Рюмина...  Бисмар-
ка... брать всех!
    Один здоровенный капрал схватил на улице полуголую Бенигну Бирон и кричал
направо и налево, у всех спрашивая:
   - Куды мне девать эту порхунью старую?
   Миних, отъезжая в санях, махнул ему рукой:
   - Отнеси ее обратно в комнаты! Не убежит...
   На что капрал отвечал:
   - Ну да! Стану я еще с этой стервой возиться...
   Он размахнулся и столбиком воткнул герцогиню в снежный  сугроб.  А  сугроб
был столь высок,  что из снега торчала лишь одна голова горбуньи.  Вытащил ее
оттуда, околевшую от холода, какой-то сердобольный прохожий. Да и тот, навер-
ное, не знал, кого он спасает, а то бы так до утра и оставил...
   Когда Маншгейн брал под арест Бестужева-Рюмина,  министр спросонья  совсем
обалдел и, как попугай, твердил только одно:
   - Никак не пойму, за что на меня регент гневаться изволит? Я уж так хорошо
служил Бирону, как никто...
   К рассвету все уже было. кончено (без жертв). Анна Леопольдовна выбралась,
зевая, из спальни и увидела сияющего Миниха, который наглейше лакал кофе из е
е чашки, помешивая кофе е е же ложечкой.
   - Могу вас поздравить:  великий Миних не спит - старается для вас.  Отныне
вы полноправная правительница Российской империи при своем малолетнем сыне...
А у меня - первая просьба!
   - Любую  исполню, фельдмаршал.
   Миних  извлек чертеж тюрьмы, им искусно расчерченный:
   - Эту тюрьму велите построить в Пелыме для Бирона и его семейства, и руча-
юсь, что ни одна крыса оттуда не убежит...
   Анна Леопольдовна заломила руки.  Надо править Россией,  а ей не  хочется.
Даже мыться - и то лень! Но к управлению Россией издавна приставлен Остерман,
и она велела его звать.  Обратный скороход сказал, что дела Остермана плохи -
опять помирает.
   - Сейчас мы его оживим!  - Миних кликнул до себя Остерманова шурина, гене-
рала Стрешнева. - Ты Бирона уже видел?
   - Видел, - отвечал Стрешнев. - Я видел, какой он весь исцарапанный, и шта-
ны на нем едва держатся.
   - Так поди и расскажи Остерману, что он проспал самое веселое. Великий Ми-
них превратил его врага в грязное ничтожество, а ты, Стрешнев, ошибся: герцо-
га тащили солдаты вообще без штанов...
   Остерман сразу ожил.  Приполз. Сиял. Поздравлял. Этот конъюнктурщик посто-
янно примыкал только к сильным мира сего и присасывался к ним,  пока не появ-
лялась другая сила, ради которой он неизменно покидал ослабевшего. Сейчас его
положение сложно!

              КОНЕЦ "БИРОНОВЩИНЫ"

   Бирон был приговорен к четвертованию,  но Анна Леопольдовна рассудила  его
навечно заточить, а все богатства и имения конфисковать. Боязнь Бирона мисти-
ческой двойки увенчалась цифровым казусом: за 22 дня регентства он поплатился
22 годами ссылки.
   Москвичи уже поджидали герцога,  чтобы заживо растерзать его на пути в Си-
бирь,  но Бирон был спасен от "черни" конвоем.  В Пелыме стоял дом, строенный
для герцога по планам Миниха,  с прекрасным видом из окна  на  жуткую  тайгу.
Внезапный переход от величия к ничтожеству свалил Бирона в черной ипохондрии,
близкой к смерти. Но в Пелыме он прожил всего пять недель, после чего был пе-
реправлен в Ярославль,  где и провел весь срок ссылки. Для жительства ему был
отведен в городе каменный дом с садом на берегу Волги, в котором позже разме-
щалось полицейское управление Ярославля.  Помимо семьи с ним были лекарь, два
повара, "арапка Софья" и "турчанка Катерина", которые от герцога сразу бежали
и  вышли замуж за лихих ярославских парней.  Это бы еще ничего,  но вскоре от
Бирона убежала и дочь - Гедвига.  Приняв православие,  она заслужила прощение
от  Елизаветы  Петровны,  которая  и  выпихнула ее замуж за барона Черкасова,
пострадавшего в царствование Анны Кровавой от самого же Бирона.
   Надо знать политическое значение Бирона для России! Хотя герцог и был сос-
лан,  но русское правительство Елизаветы Петровны короны его не лишало.  Если
отнять у Бирона его титул, тогда Европа сразу выставит многих претендентов на
обладание Курляндией,  а народ латышский навсегда будет оторван от  русского.
Потому-то российские политики поступали весьма дальновидно и мудро, держа Би-
рона в Ярославле,  а права на его корону как бы в своем кармане.  Петр III  в
1762 году вызвал Бирона из ссылки, а Екатерина II вернула ему власть над Кур-
ляндским герцогством.  Понимая,  что положение его целиком зависит от России,
Бирон  безоговорочно  исполнял все просьбы Петербурга,  был вассалом верным и
преданным.  В герцогстве он вызвал бурный гнев своего рыцарства тем, что ста-
рался  ослабить рабство крестьян,  а также покровительствовал евреям в финан-
сах.  Отголоски этой борьбы попали даже в поэму Байрона "Дон Жуан",  где Бай-
рон,  не разобравшись в истинном смысле событий, вставал на защиту псов-рьща-
рей,  выводя в поэме Бирона как душителя свободы.  На самом же деле, в данной
политической  ситуации  Бирон  выступал  верным союзником русских интересов в
Прибалтике, а реакционное курляндское рыцарство, закабаляя балтов, враждовало
против прогрессивных устремлений России.
   Как раз в это время проездом через Мигаву герцога навестил знаменитый обо-
ротень,  авантюрист международного класса Джованни Казанова,  который оставил
нам описание Бирона: "Это уже порядочно сгорбившийся," плешивый старец. Вгля-
дываясь поближе,  легко было увериться,  что он, вероятно, когда-то был очень
красивым мужчиной".  Жена герцога в 1777 году выпустила книжку своих  стихов.
Бенигна Бирон не могла опомниться после путешествия в Пелым, где прямо в окна
лезла темная тайга,  а на "зибунах" трясин  вырастали  диковинные  цветы.  По
возвращении  в  Мигаву горбунья всю свою долгую жизнь посвятила вышиванию ко-
лоссального гобелена,  на котором была изображена богатая  природа  Сибири  и
представлены все типы кочевых инородцев. Гобелен этот, высокой художественной
вышивки,  вплоть до нашего века украшал стены губернаторских комнат в Митаве.
Дальнейшая его судьба мне неизвестна...
   А. С.  Пушкин считал, что герцог Бирон "имел великийум и великие таланты".
И.  И. Лажечников отметил эту фразу "непостижимою для меня обмолвкою великого
поэта".  Но если на службу истории поставить науку генетики, то в женском по-
томстве  Бирона  многое  обстоит весьма благополучно.  В культурном отношении
женщины из фамилии Биронов всегда стояли намного выше мужчин. Среди многочис-
ленных друзей Пушкина,  Жуковского,  Крылова,  Гоголя, Вяземского мы встретим
немало потомиц первого герцога Бирона;  как писал тот же правнук  его,  Федор
Бюлер,  "никто  из русских никогда не выказывал недоброжелательства ни детям,
ни внукам Бирона"...  Кровь Бирона переварилась в его потомстве, которое рас-
кинулось очень широко не только в России.  Во втором и третьем коленах Бироны
роднились с Гогенцоллернами в Пруссии, с герцогами д"Ачеренца в Италии, с Та-
лейранами де Перигор во Франции,  с Роганами и Шулленбургами в Австрии. Члены
фамилии Биронов в XIX веке славились красотой,  любовными авантюрами и много-
численными бракоразводными процессами. Они владели тогда в Европе 5 городами,
147 деревнями с населением в 67 000 человек,  иные стали  писаться  герцогами
Саганскими и Вартенбергекими. Но связей с Россией никогда не теряли, зачастую
роднясь и с русским дворянством. В своей работе я добрался до потомков Бирона
предреволюционного времени, но далее следы их для меня затерялись...
   Зато немало хлебнул горя старый герцог от своих сынишек!
   Еще при жизни своей, в 1769 году, Бирон передал корону своему старшему сы-
ну Петру,  который был неисправимым алкоголиком. Петр Бирон дважды "был женат
(вторично на русской княжне Авдотье Юсуповой), жен своих лупил смертным боем,
отчего они и бежали от него из Митавы куда глаза глядят.  Под старость герцог
Петр Бирон женился на молоденькой курляндке Медем, которая, как говорят, сама
его крепко поколачивала, отчего он малость попритих.
   Младший же сын герцога,  принц Карл Бирон, купил у Казановы некоторые сек-
реты его ремесла и оказался самым настоящим жуликом. Приехав в Париж, он стал
печатать фальшивые билеты английского банка и римского ломбарда,  удивительно
ловко подделывал подписи под векселями,  за что в 1768 году по приказу короля
Франции  был  заточен в Бастилию.  Выручила этого подонка из тюрьмы Екатерина
II,  которой он, в свою очередь, продал некоторые тайны мошенничества с печа-
тями, с невидимыми чернилами и проч.
   Россия зорко следила за тем,  что творится в Курляндии,  на самых рубежах.
Дальше терпеть безобразия было нельзя. Графиня Медем стала уже добиваться для
себя "регентства" над своим спившимся мужем. После раздела Польши курляндское
рыцарство решило отдать Прибалтику под корону королей Пруссии, и тогда Россия
ввела в Мигаву свои войска.  Состоялось  воссоединение  латышского  народа  с
русским,  и это был прогрессивный акт России,  который навеки закрепил дружбу
соседних народов. Екатерина II, словно в и