выис-
кать нетронутые поляны.  Через топь армия искала травы,  цветов,  родников  и
прохлады.  Сравнительно  еще немного отошли они от Очакова,  а до Бендер было
очень далеко.
   -  Остановите армию, - сказал Миних. - Надо подумать...
   Все уже решено:  в Бендерах им не бывать, и Миних писал к императрице: "Ни
о чем более, как о способном и безопаснейшем обратно марше размышлять принуж-
ден я находился..." Здесь,  на просторе степей, фельдмаршал раскрыл свои кар-
ты: Бендеры в этой кампании брать ему не хотелось.
   -  Идем на винтер-квартиры? - спросил его Манштейн.
   -  Да, - отвечал Миних, - потянемся на Украину-
   Пастор  Мартене говорил Миниху правду в лицо:
   - Вы не победили в этой кампании.  Вы ее выиграли, как простофиля в карты.
Везучий человек искусен кажется и без дарований.  После всех ошибок, допущен-
ных вами под Очаковом, вы заслуживали быть разбитым полностью и плавать в лу-
же крови...
   - Победителей не судят! - огрызался Миних.
   - Но их осуждают время и потомство. Удачи же случайные не выковывают побе-
ды прочной.  Я вам,  мой друг, добра желаю и говорю - постерегитесь! Ведь ба-
тальное счастье переменчиво,  как непутевая женщина.  Сейчас вы славны  перед
Европой, но можете стать и смешным...
   Армия топала на Украину, Миних порою задумывался:
   - Кто мне скажет, куда провалился Ласси?
   До него доходили слухи,  будто армия Ласси уже разгромлена в Крыму,  пере-
бежчики и лазутчики клятвенно сообщали, что в Кафе уже торгуют целыми связка-
ми русских солдат.  Будто редиску,  вяжут татары пленных в пучки и продают за
море по дешевке, ибо добыча хана велика... Верить? А почему бы и нет?

                                ГЛАВА ВОСЬМАЯ

   После сожжения Бахчисарая столица ханства Крымского переехала в Карасу-Ба-
зар <8>...  Гортанно провыли с минаретов муэдзины,  первый намаз свершился, и
город восстал к будням.  А будни - не работа (труд принадлежит рабам), право-
верные будни - это кейф,  это десятая чашка кофе с пастилою розовой, это дол-
гие беседы о ласках жен, особенно удачных за ночь минувшую.
   Карасу-Базар оживал...  Под укромной  сенью  платанов  Таш-ханэ  открылись
ларьки и кофейни.  В горшках,  серебром оправленных,  подают здесь гостю мясо
молодых жеребят.  Льется в чаши светлый жир баранов,  и течет шербет.  Тайком
(лишь в задних комнатах) струится желтое вино, запретное в раю мусульманском.
Сидят на мягких войлоках мудрецы-кадии.  Пишут завещания и  делят  по  закону
имущество покойных.  А за шелковой ширмой - суета, поспешный говор, там мель-
кают мужские тени,  и видны через шелк взмахи обнаженных  рук.  Это  привезли
вчера  новенькую рабыню,  еще девственную,  и теперь опытные покупатели ходят
смотреть ее и щупать. От кузниц уже понесло жаром - полуголые рабы куют лоша-
дей татарских. Завизжали точила, на которых правят янычарские сабли. В темных
щелях лавчонок с барахлом сидят евреикрымчаки,  веры не потерявшие, но одетые
уже как татары, и говорят они по-татарски.
   Если послушать говор базарный, так много новостей (и самых свежих) узнаешь
в этот утренний час:
   - Почтенный Мустафа-ага, кладезь премудрости, ездил вчера на Арабат прода-
вать  оливки.  Все силы аллаха собрались там,  чтобы встретить поганых гяуров
саблей.
   - Да  продлит  аллах  дни нашего ханства,  и урусы уже не выберутся с косы
Арабатской,  им уже нельзя вернуться и к Гениче - наш доблестный  хан  утопил
бочки моста их в Сиваше.
   - Торгуйте и покупайте спокойно,  чтящие пророка:  саблей живущее, ханство
татар саблей живет и саблею защитится-
   День обещал быть хорошим.  Но вдруг громыхнул гром при ясном небе,  и  это
показалось многим странным. Вслед за этим воняющее порохом ядро влетело прямо
в гущу базара.  Оно разбило свинцовое ложе фонтана и,  кулыркаясь, опрокинуло
лоток с шипящим маслом, в котором жарилась сладкая скумбрия.
   Первым  опомнился чалмоносный мудрец-кадий.
   - Это уже не от аллаха!  - сказал он и, подобрав полы халата повыше, побе-
жал домой, чтобы успокоить своих восемнадцать жен.
   А рабы в кузницах отбросили молоты и стали с надеждою гром загадочный слу-
шать. Один из них подхватил с земли ядро, упавшее на базар с неба, и осмотрел
его со всех сторон:
   -  Да это ж наше - русское... откуда оно?
   60 000 татарских сабель зря сверкали у Перекопа,  напрасно сидели татары и
возле Арабата,  возле боевых костров впустую стучали барабаны-дасулы,  бились
бубны-дарие и ревели зурны.  В ожидании подхода русских по косе татары курили
тысяча первую трубку и слушали сказки,  что рассказывали им  бродячие  дерви-
ши...
   Еще когда началась буря на море, Ласси сказал:
   -  Ну и пусть они там сидят. А мы их снова обманем...
   Армия вошла в Гнилое море. Сильная буря согнала прочь воду, Сиваш обмелел,
и  русская  армия  ворвалась в Крымпрямо в устье Салгира;  вдоль этой речонки
(которая была для татар - как Волга для русских) Ласси повел солдат прямо  на
Карасу-Базар...
   Менгли-Гирей,  оскорбленный, заявил:
   - Разве это барсы? Это хитрые шакалы, которые не ходят по дорогам, а лаза-
ют под заборами. Но мы поклялись на Коране, что в этом году русским в ханстве
не бывать...
   Он нагнал армию Ласси в 30 верстах от Карасу-Базара. Страшен был удар нес-
метных  полчищ татарских,  когда они от Арабата - на полном разбеге коней!  -
насели на солдат русских,  чтобы растоптать их всмятку,  изрубить в  куски  и
куски эти разбросать потом вокруг себя на поживу коршунам...
   Сначала туча стрел упала на русских воинов,  и стрелы эти. трепеща, вонза-
лись в деревья, тупо бились о камни их железные наконечники. Солдаты с бранью
вырывали стрелы из тел своих...
   - Разбить татарву! - повелел Ласси...
   Русские встали непрошибаемой стеной. На них обрушилась
кричащая волна татар. Она разбилась об этому стенку и потек-
ла обратно, вскипая кровавой пеной бессилия.
   Ласси руку вытянул:
   - Пушкам  - залф! Коннице - марш!
   Погнали татар.
   - Успех запечатлеть укреплением его, - проговорил Ласси.
   И вот первое ядро уже летит в майдан Карасу-Базара, сокрушая фонтан и сши-
бая лоток со скумбрией.  Карасу-базарцы бежали вслед за  ордой  Менгли-Гирея,
ища  спасения  на  пепелище Бахчисарая.  В захваченном городе остались только
греки и армяне. Еще топились бани столипы, еще не остыл кофе в узорных кофей-
никах, еще за ширмою стояла нагая рабыня (так и не проданная).
   - Предать огню гнездо поганое! - распорядился Ласси.
   Выжгли и  эту  столицу Крыма,  чтобы неповадно было татарам на Руси хищни-
чать.  Ласси досмотрел гибель города до конца.  Когда стали потухать от  него
последние головешки, он сказал:
   - Теперь нам следует отойти назад.  Здесь скалы нас сжимают, и дороги худы
больно... - Вокруг него собрались офицеры, виктории радуясь. - А вы не радуй-
тесь,  - молвил Ласси.  - Сейчас мы ханство гнусное за пупок  держим.  Но  за
глотку  нам его уже не дано схватить.  Враг увертлив и опасен...  Ежели Менг-
ли-Гирей умен будет, то все мы погибнем в Крыму, как цыплята в котле с маслом
кипящим...
   Ласси поступил правильно,  что не стал держаться  за  Карасу-Базар,  -  он
вдруг резким маневром оттянул свою армию назад, плотно сомкнул ее с вагенбур-
гами обозов. Вышли на долину, где звенели ключи с желтоватой водой, попив ко-
торой люди одуревали,  будто от белены. Ласси дал солдатам отоспаться на тра-
ве.  Посреди широкой равнины Менгли-Гирей,  отчаясь,  вновь напал на них.  На
этот раз вели татар в атаку муллы и шейхи с дервишами.  Несли они в руках Ко-
раны из мечетей крымских,  вещали всем эдем сладостный с толстыми  гуриями...
Подумать только!  Сколько раз ходили татары на Русь,  кормясь от грабежа, все
вырезая,  все выжигая, все расхищая. Казалось им, что аллах всемогущ и всегда
постоит  за  правоверных.  Но  русские  пришли  сюда  с отмщеньем - и небыва-
ло-яростно кинулись в битву татары...
   Казаки взмолились перед фельдмаршалом:
   - Христом-богом просим -  дозвольте спешиться...
   Оставив лошадей в бережении от пуль,  казаки дружно вломились в костоломье
рукопашного боя. Лезли на татар кучей - словно в драку, когда дерется станица
со станицей. Татары трижды отбрасывали -казаков от себя. Но, кровь выте-' рев
и раны перевязав, казачье снова устремлялось в побоище:
   - Пошли  усе! Святый Микола, не выдавай...
   В порядке стройном, под грохот барабанов, в низину боя, неся квадраты сво-
их  штандартов,  скатывались  полки регулярные.  В железной дисциплине - ряды
солдат, а мужество их - непревзойденно.
   Мерный  шаг  Поступь четкая. Рук взмахи. Блеск оружия.
   Крымское солнце ярчайше осветило эту картину,  и войско регулярное золотым
слитком вспыхнуло на малахите гор таврических.
   Ласси не удержался при виде такого великолепия.
   - Ай, молодцы! - он закричал. - Нет силы, чтобы сокрушила вас. ребята!..
   Голдан-Норма в нетерпении крутился перед Ласси в седле,  а  под  калмыцким
воином конь кружил волчком. В деревянных колодках стремян прочно застряли чу-
вяки тысячника, расшитые бисером.
   - Любезный друг,  - сказал ему Ласси. - Сейчас, чувствую, татары прочь по-
бегут Вам их преследовать жестоко...
   Голдан-Норма спросил - как далеко ему врага гнать?
   - Насколько хватит сил у лошадей... Хоть до моря!
   Перед массивом  регулярной армии России татары присели,  будто их по башке
треснули. Растерялась орда-побежала. Тогда понеслись вослед им калмыки, траву
топча,  смятение сея.  Зрелище было восхитительное! Они выхватывали стрелы из
колчанов.  На тетиву прилаживали быстро. Разили врага, преследуя его потом на
саблях. Калмыки молнией домчали до синих гор и...
   Горы  скрыли калмыков от русской армии.
   - Не  пропадут небось, - говорили повсюду.
   Армия заспешила на север, снова к морю Гнилому, спеша, пока татары не очу-
хались от поражения.  Была еще одна опасность: ведь от ворот Ор-Капу мог вый-
ти,  отрезая пути домой,  турецкий гарнизон из янычар.  Армия шагала торопко.
День, два, три...
   - Калмыки   вернулись? - часто спрашивал Ласси.
   - Нет.  Как ускакали от нас в погоню за татарами, так и пропали за горами.
Уж не переметнулись ли к басурманам?
   Ласси на  всем пути следования армии рассылал вокруг отряды летучие - пар-
тизанские. Они палили улусы татарские. чтобы не воскресла сила нечистая, сила
опасная. Большие етада захватывали, и Ласси весь скот повелел гнать перед ар-
мией - в Россию.
   Солдаты шли на родину веселые.
   - Эдак-то ладно!  - говорили. - Гляди, мяса сколь бегает. Уж коли маршал и
мясо на Русь потащил, знать, и нас вытащит...
   Из арьергарда примчался гонец - в смятении:
   -  Татары прутся на нас... туча пыли несется!
   Пушки развернули назад.  Скакала яростная конница,  гоня перед собой толпу
каких-то людей,  и,  блея жалобно, бежало много-много баранов... Пылища стол-
бом! Канониры выглядывали из-под пушек, фитили едко чадили в их руках.
   -  Да это же не татары... Калмыки возвернулись!
   Голдан-Норма сразу рухнул в ноги Ласси:
   -  Прости, батька, я глупый...
   Извинялся он, что не прошел Крым от моря и до моря. Оказывается, калмыцкая
конница  -  неутомимая!  -  добежала до самого Бахчисарая.  А там они сгоряча
дожгли и доломали все,  что не успел разрушить Миних в прошлом  году.  Тысячу
знатных  мурз татарских пригнали в полон калмыки,  а баранов - даже не сосчи-
тать...
   Ласси утешал Голдан-Норму:
   -  Не порицания, а похвалы достойны воины твои...
   Победоносная армия вышла к узости Сиваша, стали здесь наводить мост, чтобы
уйти из Крыма.  Янычары прибежали из Перекопа, из дальней Кафы тоже подходили
враги,  - казалось, на этом мосту враги и задушат русских... Ласси поднял су-
хонькую длань.
   - Вот теперь,  - сказал,  - когда мы одною ногой уже в России,  можно и не
беречь пороха... Пушками их избейте. Жарь!
   Под ядерным градом противник отхлынул в степь.  Переправа прошла спокойно.
Ласси встретился с вице-адмиралом Бредалем:
   - Надо  бы  морем имущество воинское отправить,  дабы здесь не сжигать его
напрасно. Подыщи офицера дельного, чтобы он и больных забрал до Азова.
   -  А раненых?
   -  Раненых армия на себе понесет...
   Этот удивительный рейд армии по глубоким тылам противника по сути дела был
рейдом партизанским.

                                ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

   Возглавить экспедицию Бредаль назначил Дефремери:
   - Мортирный  бот  мичмана Рыкунова сохранился от бурь лучше иных кораблей,
вот его и возьмешь под команду свою...
   Инструкция, перебеленная писарями,  была скроена из семи пунктов.  Бредаль
задержал палец на чтении пункта четвертого:

          "Неприятелю, каков бы он силен ни был, отнюдь
      не  отдаваться и в корысть ему ничего не оставлять.
      Впрочем, имеете поступать по регламентам и по при-
      лежной  своей должности, как честному и неусыпному
      капитану надлежит".

   Дефремери  расписался внизу приказа и обиделся:
   - Не возьму в толк я,  отчего служителю военному, присягу давшему, пропис-
ные истины письменно указывают?
   Бредаль травничек у окошка на свет поглядел.  Там,  на донышке фляги,  еще
осталось немного рома, и он наполнил чарки.
   - Оттого,  - отвечал, выпивая, - что на совести твоей грех капитуляции уже
имеется.  Кто фрегат "Митау" на Балтике сдал?  Кто к смерти позорной  за  это
присужден был?
   - Я.
   -  Ты! Пей вот, и ветра тебе попутного...
   Дефремери  выпил и вытер рот немытой ладонью:
   - Ладно!  Ежели турка встретим, то эта вот чарка и была моей последней ус-
ладой в жизни неспокойной... Я пошел!
   Палуба бота мортирного припекала пятки. Смола в пазах между досками, запу-
зырясь, лениво вскипала.
   -  Что у адмирала-то сказывали? - спросил Рыкунов.
   - Да опять старьем попрекали...  Не ведаю, как и доказать, что, от Франции
рожденный, я России ныне слуга верный.
   -  Лови ветер! - заметил боцман, и паруса раздулись.
   Выбрать якорь - дело пустяшное. Пошли они на Азов...
   Плывется им хорошо...  Четверо "близнят" да мортирка старенькая глядятся с
бота в синь азовскую. Утешно лежать на палубе ночью, под небосводом из черно-
го бархата,  который расшит яркими звездами. Дефремери с Рыкуновым больше от-
дыхали, а корабль вел боцман Руднев...<9>
   Мичман до войны придворный яхтой "Елизавета" командовал, и Дефремери спра-
шивал:
   -  Мишка, а чего ты яхту покинул?
   - А  ну их к бесу,  - отвечал Рыкунов.  - Императрицу-то я не катал морем,
она воды боится.  Зато Бирена с его горбатихой из Питера до Петергофа  немало
потаскал... Набьются по каютам вельможи, нам и присесть негде. Гальюн по часу
занимали, будто протоколы пишут... Службы никакой, только угождай им всем. По
мне, так на войне лучше, - здесь при деле я...
   Руднев - из туляков, Рыкунов - тверской дворянин, а Дефремери - француз из
Гавра,  одним ковшом они умывались,  из одного котла кашу ели. Хорошо им было
вдали от начальства, поступай в море как знаешь - по совести.
   - Только в море и живешь по-людски, - говорил Руднев.
   Вечерами мортирный бот подходил к берегу,  забирался в камыши, спустив па-
руса.  Корабль ночевал в зеленой тишине, отдыхая каждой доской своей от труд-
ного бега по волнам.  В обнимку с пушками дремали люди. Переступая через спя-
щих,  выходил на палубу жирный черный котище, любитель живой рыбы, по прозва-
нию Султан,  он мылся лапой и подолгу глядел в камыши...  В морской безлюдной
пустыне,  как  сигналы опасности,  вспыхивали яркие зрачки кота,  еще недавно
жившего в улусе татарском, пока не достался он победителям - как трофей воен-
ный,
   "Мяу-у", - и, распушив хвост, уходил кот с палубы...
   А на рассвете,  ломая форштевнем осоку хрусткую, корабль под парусом снова
выползал на широкий простор.  От камбуза несло уютным дымом - солдаты  жарили
оладьи  из  муки  кукурузной.  Жизнь морская не нравилась им,  и матросов они
спрашивали:
   - Чудно нам! Как же ты, парень, не боишься плавать по морю, на коем столь-
ко уже людей погибло?
   - А твои родители каково умерли?
   - Вестимо, дома - в постели.
   - А ты после этого не боишься в постель ложиться?
   - Ну, ежели побьют вас? Ведь вы в воду упадете.
   - А тебя побьют - на землю падешь... Какая разница?
   Противный ветер надолго задержал экспедицию возле Федотовой  косы.  Заяко-
рясь  намертво  за рыхлый грунт,  отстаивались в тени берега.  Лодки с хрузом
амуниции отстали.  Совсем неожиданно затишье службы было нарушено возгласом с
вахты:
   - Турки! Эскадра идет не наша...
   Дефремери насчитал за тридцать вымпелов и сказал:
   - Созываю  для совета консилиум спешный.
   А сам думал: "Будто смеется надо мной судьба. Опять история, как прежде...
Но в этот раз выбор сделан, а последнюю чарку уже принял!" Первым на консили-
уме говорил боцманмат Руднев:
   - С эскадрой боту не совладать, а погибать надо с шумом.
   Держал речь мичман Михаил Рыкунов:
   - Это верно сказано.  И нуждаюсь я только об одном:  как бы перед  гибелью
нашей поболе напакостить врагу подлому?..
   Прибавили парусов.  Мортирный бот дернуло вперед от напора ветра. Турецкий
флагман боялся близиться к мелководьям, но тридцать плоскодонных галер, почу-
яв легкую добычу,  уже гнались за русскими и настигали их. Первые ядра проле-
тели над мачтой бота, Дефремери утешал солдат:
   - Все у нас - как на земле родимой. Вы не пугайтесь. В стихии морской, для
вас несвычной, скоро останусь один я!
   - Окружают  нас, - шепнул мичман Рыкунов.
   - Вижу, но мы успеем... Смолу из трюмов подать.
   Боцманмат выкатил на верхний дек бочку. Дефремери ударом топора высадил из
нее днище. Бочку дружно покатили вдоль корабля, и она тягуче извергала на па-
лубу черные потоки горючей смолы.
   - Нагоняют  нас! Сейчас возьмут на абордаж.
   - А мы ветер забрали хорошо - поспеем до берега... Эй! - закричал Дефреме-
ри. - Тащите порох из крюйт-камеры.
   Зажав под локтем картуз тяжелый,  он сам пробежал по кораблю.  Щедро сыпал
поверх смолы искристый порох.  Паруса напряглись, выпученные ветром. До земли
было еще с полмили,  когда мортирный бот врезался в отмель, с шипением выполз
килем на песок.
   Парус бессильно захлопал, ветер щелкал фалинями.
   - Всем на берег... с ружьями! Быстро, ребята!
   Здесь было мелко и рябило до самого берега. По плечи в воде уходили к зем-
ле матросы и солдаты.  Несли на себе больных.  Жалостливый мичман Рыкунов нес
кота черного, часто оборачивался назад, крича что-то...
   Дефремери глянул еще раз на галеры турецкие,  которые обступали бот, все в
рычании фальконетном, все во всплесках тяжелых весел, на которых сидели, ско-
ванные цепями,  голые рабы. Он достал огня из печи камбуза, где варился горох
к обеду, прижег фитиль и стал ждать. Кто-то цепко схватил его сзади за плечо.
   Это был боцманмат Руднев.
   - Ты  почему не ушел? За борт... прыгай, дурень!
   - Я не дурней тебя,  - отвечал Руднев. - Смерть приять в одиночку худо. Ты
не брани меня: вдвоем нам станет легше...
   С берега  видели,  как  над кораблем вздыбило белое облако - это Дефремери
бросил огонь в кучи пороха.  Мортирный бот,  окруженный галерами врага, стало
разрывать в пламени.  Со свистом, обнажая черные мачты, мигом сгорели паруса.
Флаг русский догорал,  подобно факелу.  Огонь добрался до крюйт-камер,  а там
взорвались разом запасы картузов и бомб мортирных.  Корабль выпрыгнул из моря
и рухнул вниз грудою дымящихся обломков.
   - Дефремери-и!.. - закричал Рыкунов.
   Мичман кинулся в море. За ним - еще двое матросов.
   Где вплавь,  где ногами дно нащупывая, спешили они, чтобы тела погибших от
турок вызволить.  Остальные уходили дальше - в самую жарынь степей,  опасаясь
погони с кораблей турецких.  Мичман Михаил Рыкунов записан в документах "без-
вестно пропавшим". В числе пленных его тоже никогда не значилось...
   "Потомству - в пример!" - писали на старых памятникам.
   Бредаль, черство отчеканил в рапорте ко двору царскому,  что, мол, капитан
III  ранга  Петрушка Дефремери поступил согласно данной ему инструкции.  Анна
Иоанновна перекрестилась при