чтении - и все... Больше ни звука. Ни шороха. Ни
восклицания. Никто не пропел над павшими героями "вечную память".
   Российская империя этого подвига не заметила.
   1737 год-да будет он памятен! В этом году родилась святая формула российс-
кого флота:

            ПОГИБАЮ, НО НЕ СДАЮСЬ.

   Дефремери ждала печальная судьба - он был забыт. А имена тех, кто повторил
этот  подвиг,  уже золотом гравировали на досках мраморных,  их имена понесли
корабли на бортах своих.
   Дефремери - как облако:  проплыл над морем и растаял в безвестности. Исто-
рики прошлого писали о нем: "И погибе память его с шумом..."

                   ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

   Издревле протянулся великий шлях, связавший кровно две большие страны, два
великих народа - Киев с Москвою!
   Тревожно и любопытно проезжать между селами,  от города  к  городу.  Часто
встречались команды воинские,  спешащие на юг - к славе.  Катились назад арбы
тяжкие с больными и увечными воинами.  Толпами и в одиночку  топали  бурсаки,
кто на Киев - искать учености,  а кто прочь от Киева - в бегах от наук мудре-
ных... Таборами, словно цыгане, тянулись от Глухова до Нежина греки торговые.
Проезживал и ясновельможный пан в карете парижской,  озирая мир хохлацкий че-
рез стекла брюссельские.  Серый от пыли,  кружкой у пояса бренча, шагал монах
по делам божеским - бодрый и загорелый,  воруя по пути все, что плохо лежало.
Шли через степи, солнцем палимы, кобзари с бандурами...
   Много виноградной  лозы  на хуторах мужицких.  Дыни-то зреют какие - будто
поросята греются между грядок.  Цветет  тутовник  в  "резидентах"  украинской
шляхты - под сочными звездами.  Много могил встречает путник на пути древнем.
Есть и такие,  которые время уже прибило дождями, а ветер давно обрушил крес-
ты.  Но иные еще высятся курганами в лебеде и ромашках, великие битвы умолкли
тут, пролетают теперь над павшими тучи и молнии новых времен.
   Влекут волы обозы с солью бахмутской,  с ярь-медянкою севской; тащат лоша-
ди,  в хомуты налегая,  обозы московские - с порохом,  с ядрами,  с  бомбами.
Русский путник, по шляху следуя, примечает душевно, что народ украинский нра-
ва веселого,  склонен к песнопению и домостроительству;  хозяин жене во  всем
повинуется,  на бабу свою - даже пьян!  - руки никогда не подымет... Жизнь на
Украине вольготнее и душистее, нежели на Руси, и Артемий Волынский, в Немиров
едучи шляхом длинным,  эту вольготность ощущал. Но мысли его перебивались по-
мыслами о делах военных, делах каверзных - политических-
   Пушки к осени докуривали остатки былой ярости - слово теперь за дипломата-
ми.  Дым сералей бахчисарайских расщекотал ноздри и Бирону;  обязанный России
за корону курляндскую, герцог отныне зависел от ее политики, и теперь интере-
сы русские стали ему намного ближе.  Перед отъездом Волынского в  Немиров  он
позвал его к себе.
   - Конгресс в Немирове,  - сказал Бирон,  - немирным и будет. Остерман шлет
от себя брюзгу Ваньку Неплюева да еще барона Шафирова,  брехуна старого. А я,
Волынский,  на тебя, как на своего человека, полагаться стану... И - возвели-
чу, верь мне!
   Волынский с Шафировым был готов ладить: человек умный, толковый, породнясь
с русской знатью,  он и держался едино нужд российских. А вот Неплюев, хотя и
русак природный,  но способен подстилкой ложиться под каждого, что его старше
чином.  Явный остермановский оборотень,  лжив и низкопоклонен, без капли гор-
дости великорусской!
   Австрия терпела от турок стыдные поражения. А отчего? Да нарвались на сла-
вян,  которые грудью на Балканах встали,  дорогу на Софию австрийцам  закрыв.
Сами в рабстве турецком, турок ненавидя, славяне не желали и рабства германс-
кого.
   На въезде в Немиров коляску Волынского встретил Остейн,  посол цесарский в
Петербурге.
   - О,  вот и вы!  - воскликнул приветливо. - Пока грызня с турками не нача-
лась,  обещайте нам,  что русская армия поможет Австрии,  которая всю тяжесть
войны с османами на себе тащит...
   Волынский  из коляски не вылез и так ответил:
   - Ежели  Вена способна сорок тысяч придворной челяди содержать,  то,  надо
полагать, и без русских солдат обойдется... Забрейте лбы лакеям венским - вот
и армия наберется!
   Грызня началась. Но не с турками - с союзниками.
   Возле древнего городища Мирова,  что притихло за Вигашцей, запылился горо-
дишко Немиров;  здесь шумело жупанное панство,  суетно на улицах от торговцев
закона Моисеева;  лавок же в Немирове гораздо больше, чем жителей, но, кажет-
ся.  в лавках тех больше воздухом торговали...  А вокруг города рыщут  конные
татары, боязно было спать от кровавых гайдамацких всполохов.
   В трех шатрах, раскинутых на окраине, разместилась русская дипломатия. Не-
миров был хорош - в прудах, в левадах. белели под луной его мазанки; вечерами
шли с водопоя гуси.  как солдаты,  в каре гогочущие.  Прослышав о приезде Во-
лынского,  понаехали со Львовщины паны высокожондовые - Собесские,  Потоцкие,
Ланскоронские да Мнишехи.  Артемий Петрович густо хмелел от вудок гданских да
от  старок крако  вянских.  Королевич польский Яков Собесский (друг славного
поэта Сирано де Бержерака) мочил усы в медах прадедовски?..  "пшикал" ядом  в
сторону Московии, зато Версаль он похвали вал... Подарил королевич Волынскому
голландское перо 1"з стали, вделанное в ручку, и Петрович рад был подарку:
   - И  не мечтал о таком! У нас и царица гусиным пишет. .
   Подсел к ним ласковый патер-иезуит Рихтер, преподнес Волынскому пухлое ге-
неалогическое сочинение.
   - Пан москальски добродию,  - стал вгонять Волынского в тщеславное искуше-
ние, - род Волынских есть род княжеский, как доказано в книге моей. Гордитесь
же:  Волынские намного древнее Романовых,  вы имеете больше прав  всею  Русью
владычить...
   От непомерного винопития с поляками он даже заболел.  Немировский  эскулап
решил: "Эти москали все стерпят!" - и пустил ему кровь пятнадцать раз подряд,
отчего Артемий Петрович чуть было на тот свет не отправился.
   - Скажи мне, дохтур, - пугался он, в шатрах отлеживаясь, - мессинская чума
не добралась ли уже до Немирова?..
   Россия на  конгрессе требовала от турок всю Кубань,  весь Крым,  все земли
Причерноморья до гирл Дунайских,  а Молдавию и Валахию желательно было видеть
княжествами свободными,  с русским народом дружащими: Волынский при этом нас-
таивал:
   - И верните Тамань нам,  яко древнейшее княжество Тьмутараканское,  в коем
угасла жизнь русская, но должна вновь возродиться!
   Остейн протесты учинял - коварные:
   - Как же вы прав самостоятельности для Валахии просите, если мой император
Валахию под свою корону уже забирает? Кроме валахов, Габсбурги историей приз-
ваны иметь отеческое попечение еще над молдаванами,  сербами, хорватами, бос-
няками.
   - Чтобы нудить о том захватничестве,  - отвечал ему старый Шафиров, - надо
сначала виктории свои предъявить. А коли вас турки лупят, так вы тихонько се-
бя за столом ведите...
   С умом в глазах наблюдали послы турецкие, как ссорятся соперники над деле-
жом пирога османского.  Рейс-эффенди помалкивал: пусть эта свара пуще умножа-
ется, а за Турцию всегда постоит Франция! Однако притязания венские лили воду
на мельницы турецкие, и русская дипломатия требования свои умерила:
   - Мы твердо желаем от Турции получить то,  что уже потеряно ею: Азов, Оча-
ков,  Кинбурн! От татар же основательно требуем, дабы они укрепления Перекопа
срыли,  пусть там ровное место будет.  И того мы требуем не ради прибылей зе-
мельных, а едино лишь ради спокойствия государства Российского!
   По ночам в дом,  где жил рейс-эффенди, стал шляться хитрый Остейн, убеждал
турок,  чтобы ни в чем не уступали русским, а лучше бы уступили венцам. Наве-
щал он и русских дипломатов:
   - Узнал от турок,  что Крыма они вам никогда не отдадут,  а ежели  станете
упорствовать, то нам войны и не закончить...
   - Спесь венская всему миру известна!  - отвечал  Волынский  запальчиво.  -
Ежели  завтрева мы от турок Софию болгарскую попросим,  то вы небось Киев для
себя захотите... А еще, - заключил Волынский, - нужна России свобода плавания
кораблей по всему морю Черному, вплоть до Босфора византийского.
   -  О ваших непристойных  дерзостях я Остерману доложу!
Я знаю, куда вы метите... С моря Черного вы, русские, желаете
червяком через Босфор вылезть в море Средиземное, а тому не
бывать!
   - Бывать тому,  - усмехнулся Волынский.  - Не я,  так дети мои, а не дети,
так внуки мои в океаны еще выплывут...
   Турки, рознь в соперниках учуяв, говорили теперь так:
   - Вы  уж  сначала между собой не раздеритесь,  а потом и к нам приезжайте,
чтобы о мире рассуждать...
   Конгресс разваливался.  Однажды на прогулке Остейн стал резко угрожать Во-
лынскому карами в будущем:
   - А вы забыли, что принц Брауншвейгский, племянник императора нашего, ста-
нет вскорости отцом императора российского,  и он,  родственный дому Габсбур-
гов,  отомстит вам за вашу неприязнь к Вене... Советую от упрямства отказать-
ся!
   Волынский чуть  кулаком  его  не треснул!  Но испугался двух собак злобной
эпирской породы,  которые сопровождали посла венского. Артемий Петрович решил
хитрее быть и навестил послов турецких.  Встретили они его дружелюбно, говоря
так:  "Мы бы сыскали средство удовольствовать Россию,  но римский цесарь  нам
несносен; пристал он со стороны без причины для одного своего лакомства и хо-
чет от нас корыстоваться..." Волынскому турки честно признались, что готовы с
Россией  мириться,  согласны отдать ей завоеванное,  но султан никак не может
уступить земли и русским, которые турок побеждают, и австрийцам, которых тур-
ки побеждают.
   - Тогда что же от Турции останется? - спрашивали.
   - Вы,  министры искусные,  - отвечал им Волынский, - и сами рассудить спо-
собны,  кого прежде всего надобно Турции удовлетворить и кто в этой войне ваш
коварный ненавистник!
   - Мы понимаем,  - сказал рейс-эффенди,  - что Блистательной Порте  воевать
страшно  не  с цесарцами,  а с вашей великой российской милостью.  Османлисов
кругом в мире обманывают,  и только Версаль ведет себя достойно. Король Людо-
вик верит, что, пока Порта висит внизу Европы, словно гиря, до тех пор равно-
весие стран европейских соблюдено будет в сохранности...
    Турки во  время  беседы  угощали его кофе и ликерами французскими.  Потом
вышли в сады.  Гуляли возле пруда,  в стоячих водах которого  плавали  нежные
кувшинки.  А на другом берегу пруда бегал Остейн в волнении небывалом.  Посол
венский мешка с золотом не пожалел бы, лишь бы узнать - о чем говорит Волынс-
кий с турками?  Остейн даже ладонь к уху прикладывал, но немировские лягушки,
радуясь вечерней теплыни, развели ужасную квакотню...
    - Видите  посла Австрии?  - показал Волынский на Остейна.  - Он сейчас на
другом берегу и потому неспособен помешать нам. И как хорошо мы говорим с ва-
ми сейчас,  когда одни - без Австрии...  Давайте же мирить наши страны... без
Вены!
    Самовластие Волынского в переговорах, изворотливость его не по душе приш-
лись Ваньке Неплюеву,  который в этом усмотрел дерзость.  Остерману он доносы
посылал  на Волынского - как раз кстати.  Немцы придворные учуяли,  что Бирон
готовит возвышение для Волынского,  и хотели они Волынского заранее  утопить.
Между Немировом и Петербургом шла отчаянная кляузная переписка, которой руко-
водил Иогашка Эйхлер. А чтобы письма к Волынскому на почте не вскрывали шпио-
ны  Остермана,  герцог  Бирон  позволил Иогашке посылать их "под кувертом его
светлости".
   Ради политических выгод отечества своего Волынский с турецким рейс-эффенди
сдружился,  тот посулы и подарки от России охотно принимал,  а за это  сбивал
спесь с посла Австрии.
   - Вы,  - говорил он Остейну,  - всего полгода с нами воюете,  побед еще не
одержали  над нами,  а земель для себя просите на Балканах вдвое больше русс-
ких,  которые крови немало пролили.  И потому,  рассуждая по  справедливости,
Блистательная Порта не Вене, а Петербургу угодить должна...
   Вот тогда Остейн перетрусил и решил сорвать переговоры о мире.  Для  этого
ему  надо лишь уехать из Немирова,  и конгресс сам по себе рассыплется...  Он
так и поступил. Тихий городок опустел. Покинули его и русские. Приблудная со-
бачонка долго-долго бежала за каретой Волынского,  который два месяца ее под-
кармливал. Когда вдали показалась Винница, собачонка испугалась чужих собак и
повернула обратно - к Немирову...
   Мира не было - война продолжалась. Снова нужны солдаты бравые, очень нужны
офицеры грамотные!
   Великолепных солдат России было не занимать,  а грамотных офицеров  страна
уже готовила.
   Первый в России кадетский корпус назывался Рыцарской академией... Вставали
кадеты-рыцари в четыре часа утра,  а ложились спать в девять часов вечера.  В
голове у них все за день перемешается: юриспруденция с фортификацией, алгебра
с танцами,  а риторика с геральдикой.  Учили не чему-либо,  а всему на свете,
ибо готовили не только офицеров, но и чиновников статских. Бедные кадеты жили
при интернате, "дабы оне меньше гуляньем и непристойным обхождением и забава-
ми напрасно время не тратили!".  Парни уже под потолок, но жениться им не да-
вали, пока в офицеры не выйдут, под страхом "бытия трех годов" в каторге...
   Вот и осень настала - не сухая,  дождливая. Анна Иоанновна учинила кадетам
смотр императорский. По правую руку от себя племянницу усадила, Анну Леополь-
довну, слева от нее цесаревна Елизавета Петровна стояла; из-за плеча императ-
рицы  ветер сдувал пудру с париков Бирона и Остермана...  Между тем кадеты на
лугу мокром "экзерциции разные делали к особливому увеселению ея  императорс-
кого величества". Анна Леопольдовна зевала:
   -  Ой, и скуплю мне... На што мне это?
   А цесаревна Елизавета радовалась:
   - Робят-то сколько! Молоденьки еще... Одеты как'
   Кафтаны на кадетах были сукна темно-зеленого, по бортам обшиты золотым по-
зументом; рота гренадерская - в шапках, со штыками на ружьях, а рота фузилер-
ная  шла  с  фузеями драгунскими;  капралы (отличники учебы) алебарды тащили.
Галстуки у кадетов были белые, головы у всех изрядно напудрены и убраны в ко-
сы, которые на затылке перевиты черными ленточками.
   - Капралов я до руки своей жалую,  - прокричала Анна Иоанновна,  довольная
зрелищем. - А рядовых пивом и водкою трактую...
   После "трактования" водкой стали кадеты на лошадях вольтижировать,  а иные
перед  царицей  танцевали  и музицировали.  Елизавета Петровна вдыхала воздух
осенний - глубоко и жаднуще:  все ей было занятно и хотелось девке самой пля-
сать с кадетами на мокрой траве, но она царственной тетеньки боялась.
   - Когда кончат?  - ныла принцесса Анна  Леопольдовна.  -  И  опять  дождик
идет... домой хочу... снова не выспалась!
   Издалека пялились на царицу слуги - крепостные кадетов, а с ними была гро-
мадная орава собак разных мастей.  К императрице пэдвели стройного юношу, ко-
торый начал ее стихами ублажать:

             Ты нам, Анна, мать - мать всего подданства,
             Милостью  же к нам - мать всего дворянста...
             Корпус наш тебя чрез мя поздравляет
             С тем, что новый год ныне наступает...

    Да. Близился  новый для России год - год 1738-й,  и Анна семь лет уже от-
царствовала, а кадеты из детей превратились в юношей.

                Для того что ты помощь християнска,
                Уж падет тобой Порта Оггоманска,
                А коль храбру ту... коли... Анну ту...

    Кадет, волнуясь, сбился и замолк пристыженно.
    - Ну! - рявкнула Анна. - Чти дале мне, что помнишь.
    - Забы-ы-ыл.
    - А прозвище-то свое фамильное не забыл еще?
    - Сумароков я Александр... по отцу Петров буду.
    Анна Иоанновна загнала стихослагателя в строй. Сумароков? Да еще сын Пет-
ра?  Вот язва нечистая...  Напомнил он ей год 1730-й,  гонца из Москвы Петьку
Сумарокова и кондиции те проклятые.
    Она повернулась к генералам, хмурая:
   - У меня в империи уже два пиита имеются - Якоб Штеллин да Василий Тредиа-
ковскйй, и других плодить пока не надобно. Сумарокова сего трактовать не сле-
дует... не порадовал!
   И, грохоча робами,  царица направилась к карете.  За нею,  в самом  хвосте
пышной свиты, проследовала и цесаревна Елизавета. Бессовестно красивая, цеса-
ревна с улыбкою всматривалась в лица юношей. Вот Лопухин... Санька Прозоровс-
кий...  Мишка Собакин...  князь Репнин... Петька Румянцев... Ванечка Мелисси-
но... Адам Олсуфьев... Лешка Мельгунов... И не знала она, что проходит сейчас
мимо людей,  которые станут знамениты в ее царствование! Возле Сумарокова це-
саревна задержалась.
   - Не робей,  Сашенька,  - сказала. - Да с чего это вы, поэты, непросто так
пишете? Сочинил бы ты про любовь мне...
   Прыгая через  лужи,  она  побежала нагонять царицу,  подобрав края пышного
платья,  и кадеты видели румяные лодыжки крепких ног девки-цесаревны. Сумаро-
ков вдогонку ей, отвечая будто мыслям своим потаенным, послал уже не парадные
словеса, а - сердечные:

                      Честности здесь уставы.
                      Злобе, вражде - конец!
                      Ищем  единой славы -
                      От чистоты сердец...
                      Так-то вот человеки
                      Должны  себя заявить:
                      Мы  золотые веки
                      Тщимся  возобновить!

   Кадетов загоняли в корпус.  Крепостные слуги накидывали плащи на их мунди-
ры.  Радовались собаки, забегая впереди всех в холодные дортуары, где на сто-
лах лежали огурцы и хлеб,  а поверх были горкой наляпаны хрен и горчица (тоже
казенные).  Рыцарская академия кинулась с ревом за столы, вечно голодная, сы-
тости жаждущая! Ели.
   От столов господ-юношей летели тощие куски жалких остатков.
   То - слугам в руки, то - собакам в пасти! Еди.
   Немировский конгресс мира не принес, зато смотр кадетов в Петербурге навел
переполох  на  врагов  России:  сильная армия русских теперь обещает быть еще
сильнее от офицеров образованных...  Остейн как раз в это время  добрался  из
Немирова до Вены; император Карл VI был уже немощен и не мог дать ему пощечи-
ну.
   За отца его ударила доченька.
   - О жалкий человек! - сказала Мария Терезия. - Зачем вас посылали в Петер-
бург? Чтобы  устроить скорую свадьбу принца Брауншвейгского с принцессою Мек-
ленбургской.  Это не исполнено вами...  Зачем вас посылали в  Немиров?  Чтобы
приобресть земли славянские, а русских принизить. Это тоже не сделано вами...
   Император обежал глазами череду придворных:
   - Маркиз  Ботта! Вы поезжайте в Петербург послом моим.
   В объемном чреве Марии Терезии шевельнулся младенец.
   - И  помните,  -  добавила  она  послу,  - самая ледяная камера в крепости
Шпильберг всегда готова принять вас,  если принц Антон в новом году не станет
мужем принцессы Анны Леопольдовны...
   Маркиз Ботта с почтением облобызал пергаментную руку императора,  а  потом
блаженно приник к руке его дочери, пышной и сдобной, как венская булка утрен-
ней выпечки. Он поспешил отъехать. Австрия была напугана, боясь новых кровоп-
ролитий в Сербии, и просила Францию вмешаться в замирение. Анна Иоанновна пи-
сала цесарю в Вену,  что Россия согласна на посредничество Версаля.  Но  дела
наши,  сообщала она Карлу VI,  не таковы уж худы, приличный мир следует добы-
вать в будущих битвах, и к этим битвам Россия вполне готова.
   Миних и Ласси уже развели громоздкие армии по винтерквартирам. Фельдмарша-
лов вызвали в Петербург, и Ласси спокойно ждал, что его не похвалят... Верно!
Все лавры были предназначены для сумрачного чела Миниха.  Жена и дочь его по-
лучили ценные подарки за взятие Очакова, а сына Миниха за счет казны отправи-
ли на воды заграничные (для лечения). Ласси, человек наблюдательный, заметил,
что императрица растеряна.
   - Столько денег на эту войнищу улетело, - жаловалась она. - А конца и края
ей еще не видать.  Знала бы,  что так станется,  так и не  связывалась  бы...
Фельдмаршал мой, - сказала Миниху, - тебе опять кампани