енерала коро-
левской службы и честной девицы Гамильтон.
   - А может, вы чумной... откуда знать, барон?
   Синклер протянул ему два паспорта сразу:
   - Посмотрите, кем подписаны мои пасы.
   Обер-ампт был поражен.  Один паспорт был подписан лично королем Франции, а
другой - лично королем Швеции. Чума отступила от блеска таких имен, силезский
чиновник отступил от Синклера. Барон сел в карету и, в окружении почтальонов,
трубящих в рога,  поехал дальше.  Синклер ощутил за собой погоню еще в землях
голштинских,  но там его не тронули. Силезия гораздо удобнее для нападения на
посла шведского, ибо она подвластна Габсбургам...
   Еще не улеглась пыль за Синклером,  как в гостиницу "Голубой олень"  шумно
вломились три странных путника в плащах,  за ними валили по лестницам драгуны
и почтальоны. Три офицера - капитан фон Кутлер, поручики Левицкий и Веселовс-
кий - неохотно показали обер-ампту свои паспорта... Боже мой! Теперь на пасах
стояла подпись самого австрийского императора Карла VI,  и  обер-ампт  вконец
растерялся, он просил об одном:
   - Только  не задерживайтесь долго в Бреславле.
   - Сейчас  мы перекусим и поедем дальше...
   Они  стали пить водку, приставая с вопросами:
   - Не  проехал ли тут до нас такой майор Синклер?
   Обер-ампт (наивная душа) охотно им ответил:
   - Учтивый  господин! Он только что покинул город.
   Офицеры   сразу вскочили из-за стола:
   - Седлать коней! Быстро...
   Драгунские кони в галопе стелились над дорогой.
   Мчались  час, два, три...
   - Карета, кажется, там едет.
   - Верно! Я слышу, как трубят рога.
   - Вперед, драгуны! Обнажайте палаши...
   Внутри кареты сидел, забившись в угол, Синклер.
   - Стой! - кричали всадники, заглядывая в окна.
   Место было пустынное. Вокруг росли кусты, в которых пели соловьи. Блеяли в
отдаленье овцы да играл на тростнике пастух.
   Вид множества пистолетов не испугал Синклера:
   - Если вы разбойники и ограбление путников служит вам промыслом для жизни,
то  я...  Я готов поделиться с вами содержимым своего кошелька.  Но позвольте
мне следовать далее.
   Кошелек  его отвергли, у Синклера просили ключ:
   - От этого вот сундука, что вы держите на коленях.
   Майор  отдал им ключ, а сундук они и сами забрали у него.
   - Может,  теперь его отпустим? - спросил Левицкий.
   - Как бы не так!  - огрызнулся Веселовский. - Отпусти его живым, так нам в
Петербурге головы поотрывают...
   - Я  вас отлично понял,  господа,  - произнес Синклер,  побледнев.  - Язык
русский мне знаком достаточно.
   - Кончай  его! - приказал фон Кутлер. - Руби!
   В кустах затих соловей, и там раздался стон Синклера:
   - О боже  праведный... за что меня? За что?
   Загремели выстрелы, из кустов выскочил Веселовский:
   - Эй! Бросьте мне пистолет. Я расстрелял все пули.
   Драгуны прикончили Синклера палашами.  Кутлер разбил сундук об камни,  ибо
не смог разгадать секрета его замка; обнаружил потаенное дно в крышке, извлек
наружу кожаную сумку с бумагами.  Только сейчас он  заметил,  что  почтальоны
Синклера еще стоят на коленях посреди дороги. Кутлер прицелился в них из двух
стволов.
   - Нет!  - закричал Левицкий, бросаясь грудью под пистолеты капитана. - Они
здесь ни при чем. Уж их-то мы отпустим!..
   ...Барон Кейзерлинг сидел в своем посольском кабинете в Дрездене,  когда к
нему ворвался фон Кутлер с кожаной сумкой:
   - Вот  эти бумаги... скорее в Петербург!
   Кейзерлинг взял со стола колокольчик,  звонил в него так долго, пока в ка-
бинет не вбежали все двенадцать секретарей.
   - Курьера! - сказал им посол. - Пусть скачет как можно скорее через Данциг
в столицу.  И прочь отсюда...  вот этого мерзавца!  Я не желаю запятнать себя
убийством грязным на дороге...
   Секретари оторвали Куглера от кресла, потащили его прочь из кабинета. Ноги
капитана заплетались от счастливой усталости.  Он улыбался блаженно.  Карьера
ему обеспечена.
   - Боже, - бормотал Кутлер, - спасибо, что не забыл меня...

   Словно буря пронеслась над шведским королевством.  Стокгольм  поднялся  на
дыбы,  как жеребец, которого прижгли по крупу железом раскаленным. Вся ярость
"шляп" вдруг совместилась с гневом "колпаков". В доме посольства русского ра-
зом вылетели все окна,  к ногам Бестужева падали булыжники, запущенные с ули-
цы.
   -  Посла - на виселицу! - ревела толпа.
   -  Сжигайте вс„,-  велел Бестужев секретарям.
   Из трубы дома посольского потекли в чистое небо клубы черного дыма. Бесту-
жев-Рюмин поспешно уничтожал архивы, переписку с Остерманом, уничтожал бумаги
о подкупах членов сейма. Казалось, война Швеции с Россией уже началась.
   - Не мы!  - кричали шведы на улицах. - Теперь уже не мы войны хотим... Дух
мертвого  Синклера  повелевает нами!  Дух убитого Синклера влечет нас к мести
благородной...
   Санкт-Петербург был подавлен таким оборотом дела.  Как мыши,  притихли чи-
новники в остермановской канцелярии.  Анна Иоанновна рукава все время до лок-
тей засучивала, словно к драке готовясь. Ей доложили, что решение об "анлеви-
ровании" Синклера было принято в тесном кругу -  Бирон,  Миних,  Остерман,  а
Бестужев-Рюмин из Стокгольма сознательно подзуживал их на это убийство.
   -  Круг-то тесен был, а теперь круги широко пошли...
   Миниху  к армии императрица срочно сообщила:

          "...мы великую причину имеем толь паче сожалеть,
      понеже  сие дело явно происходило, уже повсюду из-
      вестно учинилось, и легко чаять мочно, какое злое
      действо оное в Швеции иметь может... Убийц Синклера,
      самым  тайным  образом отвесть и содержать, пока не
      увидим, какое окончание сие дело получит, и не изы-
      щутся ли еще способы оное утолить".

   Не было в Европе завалящей газетки,  которая бы не бповестила читателей об
убийстве Синклера на большой дороге.  Иогашка Эйхлер знай себе таскал в каби-
нет Остермана разные ведомости - "Берлинские", "Галльские", "Франкфуртские" и
прочие.  А там императрицу обливают помоями,  перед всем миром дегтем ее  ма-
жут...  Делать нечего, и Анна Иоанновна сама стала писать в европейские газе-
ты:
         "Божию милостию, Мы, Анна, императрица и само-
      держица Всея Руси и пр. и пр., откровенно сознаемся, с
      неописанным  удивлением узнали о случившемся  со
      шведским  офицером Синклером. Хотя, благодарение
      Богу! Наша Репутация, христианские намерения и вели-
      кодушие Наши  на столько в мире упрочились, что ни
      один честный человек не заподозрит Нас..."

   Но императрице российской никто в мире не поверил.
   Желая отвести угрозу новой войны,  триумвират  придворный,  наоборот,  эту
войну приблизил к северным рубежам России.
   - Устала я от невзгод нынешних,  - призналась Анна  Иоанновна  Ушакову.  -
Пусть дале без меня в этом разбираются...
   Ушаков заковал в цепи капитана фон Кутлера,  награды ждавшего, арестовал и
поручиков  Веселовского  с  Левицким.  Спрашивали они - за что их так усердно
благодарят?
   - Чтобы  вы сьяна лишку где не сболтнули,  - отвечал Ушаков.  - Государыня
наша печатно передо всей Европой расписалась в том, что мы Синклера и в глаза
не видывали.
   Повезли убийц в Шлиссельбург,  а потом пропали они на окраинах Сибири,  до
самой смерти не имея права называться подлинными своими именами.  Сумку кожа-
ную от Синклера подбросили через шпионов на площади в Данциге.  Остерман  так
был напуган, что все документы ратификаций в эту же сумку обратно и запихнул.
   - Устала я... ох, устала! - жаловалась Анна Иоанновна.
   Но скоро на нее,  помимо бед политических,  обрушились невзгоды семейные -
склочные, душераздирающие, сердечные.

                   ГЛАВА ШЕСТАЯ

   - Анхен,  - умолял Бирон императрицу, - ради нашей святой любви, пожертвуй
выгодами политическими,  позволь я сына нашего Петра женю на племяннице твоей
мекленбургской.
   Анна Иоанновна хваталась за голову:
   - Опять ты за старое?  Не мучь меня... Ведь маркиз Ботга затем и прибыл из
Вены, чтобы брак племянницы моей ускорить.
   Но герцог в этот раз был особенно настойчив.
   - Согласна я,  - сдалась императрица. - А ты у племянницы согласия спраши-
вал? Она-то как решит?..
   Если уговорил зрелую женщину-императрицу,  то хватит умения обломать и де-
вочку-принцессу.  Анна Леопольдовна во время разговора с  герцогом  стояла  в
страшном напряжении,  сжав руки в кулачки, и кулачки побелевшие держала возле
плоской груди.
   - Ваше высочество,  - издалека начал Бирон, - ситуация в политике возникла
такова ныне,  что брак ваш с принцем Антоном, ежели он случится, укрепит аль-
янс России с Австрией и удержит Вену от выхода ее из войны с турками...
   - К  чему все это? Мне и дела нет до войн ваших.
   - Будем же откровенны.  Мне, как и вам, тоже не по душе жених ваш. Я пони-
маю ваше презрение к нему...
   - За принца Антона я не пойду! - выпалкла девушка.
   - Надеюсь, вы решили это здраво и твердо?
   - На плаху лучше! - отвечала Анна Леопольдовна.
   Получив ответ,  какой и нужен был для него, Бирон осторожно доплел паутину
до конца:
   - У вас есть выбор.  С императрицей я уже договорился. Она со мной соглас-
на...  да!  А выбор ваш отныне таков: или вы, презрев нелюбовь свою, все-таки
выходите за Антона Брауншвейгского...
   - Я  уже сказала, что не пойду за лягушонка венского!
   - Или станете женой моего старшего сына Петра, который от меня получит ко-
рону герцогства Курляндского.  Вдвоем вы править станете Россией и... Курлян-
дией!
   Анна Леопольдовна словно прозрела:
   - Ах, вот как... Но я-то знаю, чей это сын. И знаю, кто вы сами! Если б не
слабость моей тетушки,  вы бы так и сгинули в Митаве неприметно... -Анна Лео-
польдовна кричала прямо в лицо ему:  - Тому не бывать, чтобы я за вашего соп-
ляка пошла!
   Бирон  погрыз ногти и, обозлясь, сказал:
   - За  что  вы на меня накинулись?  Я вас не гоню палкой под венец с сыном.
Вот и ступайте за Антона, благо он фамилии старой.
   - А  за прыща фамильного я тоже не пойду.
   Кулачками растворила она перед собой половинки дверные и жестом  этим  бе-
зумным напомнила Бирону ее мать - Дикую герцогиню Екатерину Иоанновну Меклен-
бургскую.
   - Дура! - пустил ей вдогонку Бирон. - Да я из тебя, нога твоя собачья, еще
колбасы фаршировать стану...
   Остерман об этом узнал.  Узнал и пришел в ужас. Незаконный муж русской им-
ператрицы,  Бирон теперь желал стать законным дедом русского императора. Слу-
чись такое - и Остерману конец.  Но этого сватовства Бирона боялись не только
немцы - русские люди тоже не хотели допустить кровосмешения герцога с отпрыс-
ками династии Романовых.

   Волынский уже пронизал жизнь придворную своими соглядатаями: служители при
дворе ему обо всем доносили (кто за подачки,  а кто и так - из любви к сплет-
ням).  Недавно кабинет-министр удачно привил шпионов своих и к "малому" двору
принцессы.  Средь немецких служителей появились в штате принца Антона русские
хваты-лакеи.  Защебетала  камер-юнгфера  Варька  Дмитриева,  хитро вошедшая в
дружбу с фрейлиной Юлианой Ментден... Волынский сразу проник в суть бироновс-
ких  интиг  и был напуган ничуть не меньше Остермана.  Исчислить все бедствия
России, какие возникнут от связи Анны Леопольдовны с сыном герцога, невозмож-
но!  Уж лучше тогда принц Антон - этого мозгляка и свалить будет легче! Бирон
сейчас поперся к власти напролом, и Волынский тоже действовал напролом...
   Анну Леопольдовну  кабинет-министр застал притихшей и подавленной.  Ее ха-
рактера флегматичного хватило только на одну вспышку гнева.  Надави сейчас на
нее Бирон посильнее, и она отступит перед ним, безвольная и вялая, как тесто.
Вот и опять нечесана, халат затасканный на плечах принцессы. А на тощей груди
видна  цепочка золотая,  на которой колеблется медальон таинственный.  Открой
его ключиком секретным, а под крышкою узришь красавца пламенного, жулика сак-
сонского - графа Морица Линара.
   - Плачу,  - жаловалась она Волынскому.  - Замучили меня. Вот хотела книжку
почитать,  как люди другие живут,  так еще пуще расстроилась:  все любовники,
почитай, счастливо пылкостью наслаждают себя... одна только я несчастна!
   Артемий Петрович подумал и вдруг прищелкнул пальцами. Прошелся по комнатам
гоголем. Каблуки туфель министра отбили пляс залихватский. От пряжек брызгало
сверканием камней драгоценных.  Кафтан он скинул,  рукава широкие сорочки его
раздулись. Ежели великий политик Ришелье плясал перед дамами ради идеалов вы-
соких,  то почему бы и Волынскому не сплясать?.. Хорошо ходили ноги вельможи,
полвека уже прожившего,  любовь и нелюбовь знавшего.  Трещали  под  министром
паркеты дворцовые. В шкафах тренькали хрустали богемские и чашечки порцелено-
вые.  Плясал Волынский перед принцессой мекленбургской,  которая ему в дочери
годилась.  Ясный летний день сквозил в окнах зеленых, тянуло с Невы ветром...
Хорошо!
   И улыбнулась ему Анна Леопольдовна:
   - Ой, Петрович, с тобой всегда ладно... Утешил меня.
   Он вывел ее в сад, где убеждал проникновенно:
   - Коли вас политикой губливают,  так вы политикой и защищайтесь.  Когда же
породите сына от принца Антона,  вы титулом его императорским,  словно щитом,
ото всех невзгод себя оградите.  Но ежели,  - припугнул девушку Волынский,  -
ежели за Петра Бирона пойдете,  тогда...  тогда беды не миновать!  Быть бунту
общенародному, кровавому. Гнев русский противу герцога и на вашу бедную голо-
ву обратится.
   Принцесса сжала в руке цепочку от медальона:
   - Не возьму в толк,  Петрович:  племянница я самодержицы российской, а лю-
бить того, кто желанен, не дают мне.
   Волынский  со значением шепнул на ушке ей:
   - Знаю, какому красавцу сердце свое нежное вы отдали. Через брак с Антоном
и свободы добьетесь для любви свободной...
   Поздно вечером,  когда Анна Леопольдовна играла в карты с Юлианой Менгден,
из темноты сада выросла фигура женская. Это явилась дочь великого инквизитора
- Катька Ушакова,  еще молодая особа,  с лицом квадратным, жгуче горели глаза
на ее рябом лице.
   - А я от герцога,  - сказала Ушакова,  озираясь.  - Герцог с  императрицей
спать не ложатся... Ждут! Последний раз изволят спрашивать: пойдете вы за сы-
на герцога Курляндского?
   Но теперь, после разговора с Волынским, принцесса укрепилась в своем реше-
нии и отвечала посланнице с легкостью:
   - Я  жениха  и без герцога давно имею.  Так и передай тетушке,  что иду за
принца Антона и свадьбы с ним сама прошу скорой...
   Ушакова вернулась во дворец, доложила об ответе принцессы. Анна Иоанновна,
держась за поясницу, тронулась в спальню.
   - Ну вот!  - сказала Бирону.  - Слава богу,  хоть к ночи, но все же с этим
разобрались... Устала я. Пойду-ка спать...
   Ушла. Через  весь дворец,  потемневший к ночи,  мимо зеркал высоких,  мимо
недвижных арапов, мимо фонтанов комнатных, что струились в зелени высячих са-
дов, Бирон поднялся на башню.
   - Еще не все потеряно,  - с угрозой произнес он,  задирая к небу трубу те-
лескопа.  -  У меня осталась в запасе такая бомба,  как Елизавета Петровна...
Девка эта курносая имеет на престол русский прав больше,  нежели пищалка мек-
ленбургская.  А  дочь  свою  Гедвигу я выдам за племянника Елизаветы,  принца
голштинского... Ну-ка, звезды! Рассыпьте мне ответы на все вопросы мои.
   Течение светил  на  небосклоне  сложилось так,  что 3 июля надо было ждать
страшного злодейства в широтах северных.  Уж не готовится ли нападение  флота
шведского на Петербург?

   День 3 июля 1739 года выдался очень жарким...
   Жених был одет в платье белого шелка,  расшитое  золотом.  Длинные  локоны
распущены по плечам.  Антон Брауншвейгский выступал, как в погребальной цере-
монии,  глядя в землю, и казалось, только не хватает свечи в его руках, чтобы
отправиться на кладбище.
   - Это жертва,-- заволновались дипломаты. - Вы посмотрите, до чего он похож
на агнца, обреченного на заклание...
   Невеста была принаряжена в серебряную ткань, и от самой шеи спереди платье
было облито бриллиантами.  Волосы ей с утра заплели в черные косы, тоже укра-
шенные бриллиантами.  Поверх прически Анны Леопольдовны  приладили  крохотную
корону.
   К новобрачным  подошел венский посол маркиз де Ботта:
   - Советую  вам искренне любить друг друга.
   - Не беспокойтесь за любовь,  маркиз,  - внятно отвечал принц  Брауншвейг-
скнй. - Мы уже давно вполне искренне ненавидим друг друга... Молю бога, чтобы
свадьба без скандала окончилась!
   Ветер с Невы, бегущий из-за стрелок речных, прошумел деревьями. Жених взял
руку невесты в свою.
   - Сударыня,  - сказал ей Антон тихо. - Мы приневолены один к другому поли-
тикой. Не амуры, а тягости ожидают нас.
   - Вы  мне противны, - прошептала Анна Леопольдовна.
   - Смиритесь хотя бы на этот день,  чтобы люди не смеялись над нами.  Я  не
навязываю вам чувств своих, и про страсть вашу к саксонскому послу Линару из-
вещен достаточно.
   - Я не рожала от Линара, а вот вы, сударь, от развратной Доротеи Шмидт уже
завели младенца, - упрекнула его невеста.
   - Оставим  этот спор. На нас все смотрят...
   Двинулись!
   Дипломаты в  процессии  не участвовали,  ибо не могли решить,  кому шагать
первому,  а кому следом. Зато придворные тронулись на этот раз без свары. Ве-
ликолепный экипаж открывал шествие свадебного поезда,  а в нем сидели сыновья
герцога - Карл и Петр Бироны;  по бокам от них шли скороходы царицы, тела ко-
торых  накануне столь плотно обшили черным бархатом,  что они казались голыми
неграми (в бархате оставили только дырки для глаз).
   За ними прокатил цугом сам Бирон,  - мрачен он был сегодня,  как дьявол на
распутье! Бежали перед ним гайдуки, пажи и целый легион лакеев. Обер-камергер
двора русского,  герцог теперь имел своих камергеров,  которые рысили рядом с
его каретой. Невский проспект заполнили цвета курляндских штандартов.
   Следом за Бироном показалась императрица с невестой. Сидели они, как сычи,
одна напротив  другой.  Анна  Иоанновна  нарядилась  сегодня  скромнейше.  Но
"скромности" ее платья никто не заметил,  ибо оно сплошь было обшито жемчуга-
ми.
   За императрицей, воззрясь на толпу неистово, прокатила горбатая Биронша. В
этот день от множества рубинов была она вся ярко-красная,  будто сгусток кро-
ви,  и платье рубиновое весило целых шесть пудов,  так что ходить горбунья от
тяжести наряда не могла, ее таскали на себе лакеи, а она - пыжилась...
   И закрестились зрители в толпе простонародной,  когда увидели дщерь Петро-
ву.  В самом хвосте процессии ехала цесаревна Елизавета Петровна,  в платьице
розовеньком,  вся в ленточках каких-то...  Улыбалась!  Она улыбаться умела, и
это ей всеща шло на пользу.
   Долгое шествие кортежа, суматоха устройства свадьбы начались в 9 часов ут-
ра, а закончили лишь к 8 часам вечера. Почти половину суток придворные прове-
ли без пищи, на адском солнцепеке.
   - Дайте сжевать хоть кусок какой,  - взмолилась императрица.  - Ноги  меня
уже не тащат, совсем сомлела...
   Биронша в многопудовой робе  провисла  на  руках  гайдуков.  Колом  торчал
из-под  рубинов ее острый горб;  по лицу герцогини,  размазывая пудры и мази,
обильно стекал пот,  - тоже изнемогла.  Всех звали к столам.  Анна  Иоанновна
восседала  отдельно - под тенью балдахина.  Венгерского холодного отпив,  она
сказала:
   -  Сейчас молодых устрою и вернусь к гостям-
   Мужчинам запретила она за собой следовать  (ее  окружали  лишь  доверенные
женские  особы первых трех рангов).  Гурьбою они прошли в браутс-камору,  где
застали Анну Леопольдовну - плачущую. Брачная комната была обита зеленым што-
фом с золотыми галунами.  Подле кровати умостился столик с конфетами и напит-
ками.  Десерт в тарелках был искусно выложен  наподобие  крепости.  Живописцы
потрудились над его составлением, изобразив из кремов "гениусов любви" (купи-
донов), которые бесстрашно десертную цитадель атаковали. Минерва при этом ве-
ликолепии держала мармеладное сердце,  сахарной стрелой насквозь пробитое.  И
была сделана соответствующая надпись на торте:  "А сейе пий