ГаМадие",  что  в
переводе на русский означает: "В эту ночь состоится нападение".
   Понимать надо так: нападение на невинность девичью...
   - Не реви, дура, - сказала царица. - Раздевайте ее!
   Молодую обнажили от одежд праздничных,  облачили в ночной капот из  белого
атласа,  украшенный голубенькими кружевами. Анна Иоанновна звучно и сочно по-
целовала племянницу и велела:
   - Где принц? Может войти. А мы оставляем вас, дети...
   Она снова вернулась к столу и много пила.  Был уже третий час ночи,  князь
Куракин давно под столом валялся,  веселье угасло,  не успев родиться,  гости
устали,  и тут появился Ушаков.  Инквизитор стал нашептывать  Анне  Иоанновне
что-то на ухо. Императрица резко встала, вышла из-под балдахина.
   - Что  так еще могло случиться? - спросил ее Бирон.
   - Сама разберусь...
   Ушаков плелся следом за царицей, докладывая:
   - Бродит  по саду, а в браутс-камору не идет...
   Летний сад был темен, от Невы свежело. В гуще подстриженных боскетов вспы-
хивали китайские фонари. Мелькнуло за кустами белое платье принцессы - девуш-
ка явно пряталась.  Анна Иоанновна широкими шагами,  как солдат, перемахивала
через клумбы, давая цветы и робких светляков... Настигла племянницу в кустах:
   - Ты  чего тут шляешься, ежели с мужем быть надобно?
   - Не  пойду я к нему,  - ответила Анна Леопольдовна.  - Он мне мерзостен.
Хотели брака, брак заключен. Но люблю я другого.
   Анна  Иоанновна повернулась к Ушакову:
   - Андрей Иваныч,  скройся... мы сами столкуемся.
   Императрица  безжалостно стегала невесту по щекам.
   - Мне наследник нужен!  - приговаривала.  - Наследник престолу российску!
Ступай к мужу и дожить в постель, дуреха...
   Анна  Леопольдовна, ожесточаясь, отвечала:
   -  На плаху тащите меня! На плаху лучше....
   Тогда императрица вцепилась ручищами в ее четыре косы, и посыпались в мок-
рую  траву бриллианты,  которые сразу померкли в ночи средь светляков природ-
ных.  Анна Иоанновна силой потащила невесту за косы в  браутс-камору.  Подза-
тыльником  затолкала девушку внутрь спальни,  где на постели,  одинок,  сидел
принц Антон.
   - Зачните с богом, - напутствовала царица обоих. - А коли еще раз сбежишь,
- пригрозила племяннице, - так я, видит бог, солдата с ружьем к постели вашей
приставлю... Ну!
   А утром ее сгибало от боли в дугу.
   - Где болит, ваше величество? - спрашивали медики.
   -  Вот тут... ох, ох! За што наказал господь?
   - Вы вчера, ваше величество, - заметил суровый Фишер, - напрасно много вы-
пили вина. Учитесь мудрости воздержания...
   Жано  Лесток радостный прикатил в Смольную деревню.
   - У ея величества,  - сообщил цесаревне,  - опять колики.  Фишер сказывал,
что урина нехороша... Готовьтесь!
   Елизавета Петровна отвечала:
   - Да не болтай,  Жано,  отрежут вот язык тебе. Да и мне пропадать с тобою.
Вот зашлют в монастырь,  а я девица еще молоденька, мне погулять охота... по-
резвиться бы еще всласть!

   За околицей деревни Смольной забряцали бубенцы, раздался скок подков лоша-
диных. К дому Елизаветы подкатил герцог Бирон, и цесаревна онемела в робости.
А герцог преклонил колено надменное, рухнул перед девкой в поклоне нижайшем.
   - Бедная вы моя,  - произнес он с чувством.  - Как вас обманывают  люди...
Доколе будет продолжаться несправедливость эта?
   Елизавета покраснела:
   -  Не разумею, о чем говорите вы, герцог высокий.
   Бирон раболепно целовал подол ее платья:
   - Знаю, кто передо мною... Сама дочь Петра Великого, единая и полноправная
наследница престолу в империи Российской!  Но ее оставили в  стороне.  Сейчас
случают на потеху миру гниду мекленбургскую с лягушкой брауншвейгской и ждут,
мерзавцы, что родится от этой ненормальной случки... Нет, - продолжал герцог,
- я не могу долее молчать. Душою исстрадался я за вас...
   Бирон встал с колен и заговорил деловито:
   - Я  предлагаю  вам самый выгодный вариант из всех возможных.  Становитесь
женою сына моего Петра и ни о чем больше не думайте.  А я найду способ, чтобы
ублюдок мекленбурго-брауншвейгский престола русского и не понюхал. Вам,- ска-
зал герцог,  - предопределено судьбою Россией управлять...  Ваше  высочество!
Красавица!  Богиня!  Вы  сами  не знаете,  какое гомерическое счастье ожидает
вас... Ну, говорите - согласны стать женою сына моего?
   Елизавета в унынье руки опустила вдоль пышных бедер:
   - Таково уж счастье мое гомерическое,  что я вся в женихах еше  с  детства
купаюсь.  Даже епископы лютеранские руки моей не раз просили!  Да вот беда...
женихов полно, только мужа не видать! Петрушка ваш мальчик еще. На што я ему,
такая...
   - Подумайте,  - сказал ей Бирон. - Если не желательно иметь сына моего му-
жем, то... Посмотрите на меня: чем я плох?
   Елизавета покраснела еще больше. Ай да герцог!

                   ГЛАВА СЕДЬМАЯ

   В марш 1739  года  вступили  с  винтер-квартир  полки  такие  -  Киевский,
Санкт-Петербургский,  Нарвский, Ингерманландский, Архангелогородский, Сибирс-
кий, Вятский, Лупкий, Тобольский, Тверской, Каргопольский и Невский.
   Воодушевлял бой барабанный. И флейты пели солдатам...

                    Крепит отечества любовь
                    Сынов российских дух и руку;
                    Желает всяк пролить всю кровь,
                    От грозного бодрится звуку.

   Хорошее лето в этом году выпало,  и что-то необыкновенное разливалось пред
армией - в лесах,  в степях, в реках отчизны. Какая-то радость, надежду будя-
щая,  чуялась в сердце воинском. А за солдатами шагали сейчас люди служивые -
лекаря с аптеками, профосы с кнутами, трубачи с дудками, попы с кадилами, ау-
диторы с законами,  гобоисты с гобоями, писаря с чернильницами, кузнецы с мо-
лотами,  цирюльники  с ножницами,  седельники с шилами,  коновалы с резаками,
плотники с топорами,  извозчики с вожжами, землекопы с лопатами, каптенармусы
с ведомостями...
   Литавры гремели, не умолкая!
   Предводимая Минихом армия в самый разгар лета дружно развернулась и, топо-
ча,  пошла от Киева чрез земли Речи Посполитой, обходя - на этот раз - убийс-
твенные степи стороною.
   К славе!

   Обозы армии тащили за нею припасов на пять месяцев. Но армия вошла в места
живонаселенные, где всякого довольства хватало. "Самой лучшей вол или хорошая
корова ценою в рубль продавалось, а баран в гривну... и тако во оной изобиль-
ной земле, во время марша, ни какой нужды не имели". Гигантская армада России
не могла здесь валить напролом,  как это прежде в степях ногайских бывало,  -
опасались,  чтобы  не  потравить обозами пашен,  не истоптать копытами посевы
крестьян польских.
   - Выход один,  - решился Миних.  - Армию разбить в колонны, которым следо-
вать параллельно,  в дистанции порядочной, шляхи попутные используя, в дирек-
ции генеральной - на Хотин!
   Вторую половину армии русской повел Румянцев...  Пошли. Сколько уже легио-
нов славянских разбились об неприступные стены Хотина!  Лишь единожды в исто-
рии королю Яну Собесскому,  витязю удачи и отваги, удалось взломать эти камни
и взять у турок не только бунчуки пашей,  но даже священное Зеленое знамя му-
сульманства.
   И вот дирекция дана - Россия следует на Хотин!
   - Не  робей, робята, - говорил Румянцев.
   Топорами вышибали днища из бочек казначейских.  Оттуда тяжело и маслянисто
сочилось тусклое сибирское золото. Армия щедро расплачивалась за потраву слу-
чайную, за хлеба потоптанные. Шли дальше - с песнями шли солдаты, играла всю-
ду полковая музыка, и засвечивало над ними солнце яркое, солнце славянское.
   Это солнце стояло высоко... выше, выше, выше!
   Армия топала по местам живописным,  углубляясь в те края,  где лежали ког-
да-то земли древней Червонной Руси, - свет тот древний еще не загас, он осве-
щал путь из вековой глуби...
   - Шагать шире! - по привычке порыкивал Миних.
   За рекою Збруч колонны вновь сошлись воедино, как ветви сходятся к верхуш-
ке тополя. Миних развернул свою армаду на юг, повел ее на Черновицы, и войска
вступили в буковые леса, отчего и страна эта издревле называлась Буковиною.
   - Мой умысел таков,  - сказал фельдмаршал. - Обойти горы Хотинские и армию
подвинуть к Хотину с той стороны,  откуда турки нас ожидать никак не могут...
Путь славен, но опасен!
   Особенно опасно было следовать в узких дефиле с артиллерией  и  экипажами.
Здесь,  в разложинах крутогорья, в балках тенистых, турки могли силами малыми
задержать любые легионы.  Но они рассудили оставить дефиле без  защиты;  враг
сознательно заманивал русских под самые стены Хотина...
   Миниха навестил Румянцев.
   - Эки тучи клубятся, - сказал он. - Черно все... Не пора ли нам, фельдмар-
шал, обозы свои бросить?
   Миних распорядился усилить марш-марш. Вагенбурги отстали от армии. Появил-
ся шаг легкий,  дерзостный,  над землею парящий. Солдаты несли теперь на себе
хлеба на шесть ден пути, по головке чесноку и фляги. Более ничего! Чтобы мар-
шу не мешало.
   - Хотин... - говорили они. - Скоро ль он?
   После переправы через Днестр хлынули дожди.
   - Потоп! Ой боженька, дождина-то какая...
   Под шумным ливнем плясали кони. Молнии частые распарывали небосвод с трес-
ком, словно серую мокрую парусину. Река взбурлила и снесла мосты, быстро уно-
симые вниз по течению. Медные понтоны, столь нужные армии, уплывали в Хотин -
в лапы туркам.
   - Лови! Лови их! - суетились офицеры.
   Казаки скинули одежду. Голые, поскакали на лошадях вдоль реки. Где-то вни-
зу успели похватать понтоны,  притянули их обратно.  Река в своем  грохочущем
половодье расчленила армию Миниха на два лагеря. Вот опять удобный момент для
турок,  чтобы напасть и разбить русских по частям.  Но враг не сделал  этого,
заранее уверенный в победе под Хотином.
   На форпостах уже стучали выстрелы,  внушая бодрость, словно колотушки сто-
рожей  неусыпных.  Ночью гусары сербские почасту приволакивали сытых,  хорошо
одетых пленных, кисеты у которых были полны душистого "латакия". Однажды взя-
ли гусары мурзу ("у коего нога была отбита из пушки"), и Миних спросил его:
   -  Назови - кто стоит против меня?
   Одноногий  мурза трижды загнул свои пальцы:
   - Пришли побить тебя сераскир Вели-паша со  спагами,  с  ним  белгородский
султан  Ислам-Гирей  с  татарами.  И  (да устрашится душа твоя!) славный Кол-
чак-баша явился под Хотин, приведя сюда своих янычар-серденгести.
   Миних   развернулся в сторону толмача ставки:
   -  Бобриков, что значит "серденгести"?
   -  Это значит, что они головорезы беспощадные...
   Шатер фельдмаршала был наполнен грохотом от падающих  струй  ливня.  Миних
откинул его заполог, и взорам открылся шумный боевой лагерь России.
   -  Смотри! - сказал он мурзе. - Разве плоха эта армия?
   - Твоя армия очень хороша, - отвечал мурза. - Но стоит нам как следует по-
молиться аллаху,  как она тут же побежит от нас и больше уже никогда сюда  не
вернется...
   За пологом шатра мелькнуло круглое лицо Маншгейна,  адъютант скинул  треу-
голку,  отогнул ее широкие поля,  выливая воду из шляпы. Потом шагнул к фель-
дмаршалу, и - на ухо ему:
    -Мы    окружены!

   Где-то далеко,  за потоками дождя, виднелась неприглядная деревушка, каких
уже немало встретилось на пути армии.
   - Как называется? - сердито справился Миних.
   - Ставучаны,   -  отвечали ему.
   - Вот безвестное имя, которое сегодня станет для нас или прозванием славы,
или позора нашего... Сжать каре!
    Вели-паша уже  огородил  себя редутами.  Колчак гнал своих головорезов от
леса, его "беспощадные" спускались с гор. Спаги проскакивали на лошадях через
фланги русские,  искрясь в сабельном переплеске. Громадные таборы татар и но-
гайцев Ислам-Гирея довершали картину плотного окружения.
    Русские стояли  в  трех  каре - посреди долины ровный,  войска российские
утонули в цветочных лугах, где травы по грудь, все мокрые и пахучие, прибитые
долгими дождями.
    Их было мало! А врагов - тьма ("как песок" они)...
    Турки и татары давили со всех сторон. Не стало даже краешка малого в обо-
роне,  куда бы враги не напирали.  Русская армия отныне уже не имела тыла,  -
всюду,  куда ни глянь,  был для них фронт,  сплошной фронт, звенчщий стрелами
над головами, реющий клинками губительных сабель...
    - Сжимай  каре! - призывали офицеры.
    В три жестких кулака стиснулись каре армии.  Плотность рядов  солдатских,
давка мокрых крупов лошадиных,  бешенство верблюдов,  зажатых между лафетами,
теперь были столь велики,  что в теснотище этой не мог  солдат  нагнуться  за
уроненной пороховницей...
    Миних созвал генералов.
    - Ну, что делать нам? - спросил у них, дыша сипло.
    Петушок уже отпел ему славу.  А позор ставучанский ему приготовлен  -  за
рядами бунчуков хвостатых зреет поражение небывалое.  Из ножен Миниха с певу-
чим звоном вылетела шпага.  Он приник губами к ее лезвию, прохладно мерцавше-
му:
    - Великий боже!  Дай мне смерти легкой... Господа генералитет, кто скажет
мне, что предпринять нам сейчас?
    - Ломить вперед,  - отвечал Аракчеев.  - Басурман много, сие так, но сила
русская есть сила необоримая.
    - Я за то,  что сказал генерал Аракчеев,  - вставил Румянцев.  - Хотя  бы
едина  горушка для артиллерии,  ибо турки все верхушки обсели...  Эвон отсель
виднеется одна за болотом. Ежели в болото покидать фашиннику поболее, то пуш-
ки наши пройдут...
   Лицо фельдмаршала было тусклым.  Оно оплывало по щекам лиловым жиром.  Нос
Миниха бугром торчал среди суровых брылей, подпертых воротником мундира. Гла-
за его блуждали.
    - Аракчеев, повтори, что сказал.
    Генерал двинул складками низкого лба.
    - Ломить напрямик!  - повторил он.  - Щи да каша,  сухари да квасы - сила
наша... Вот силой и возьмем турчина!
   Три каре, как три кулака, елозили по равнине, по мокрым цветам, под ногами
солдат звенели ручьи. Били по ним пушки турецкие. Били они час. Били они вто-
рой. И убили только одну лошадь.
   - Чудаки! - говорили солдаты. - Туркам только бы саблей и махать, а прице-
литься терпежу не хватает... Не то что наши!
   Русская артиллерия клала ядра - точнейше.  Бахнет - и летят турки из седел
вверх ногами. Еще раз шарахнут из мортиры пушкари - бомба пропылит, рассеивая
пред собой струи ливня,  и уж обязательно башки две-три снесет с плеч  вражь-
их...
   Миних  заключил консилиум словами:
   - Кабинетом государыни нашей битва при Ставучанах не предусмотрена.  Гене-
ральная дирекция остается прежней - на Хотин! Но коли на пути нашем Ставучаны
встретились, то через эти вредные Ставучаны мы и пойдем на Хотин!

   Четыре года  войны и походов не истощили сил армии,  не убили в ней духа к
победе.  Сейчас,  обложенная стотысячным войском сераскира, эта великая армия
нерушимо стояла на равнине, средь моря душистых цветов. Стояла - не сетуя, не
волнуясь, ожидая лишь одного - приказа...
   -  Ну, чего там начальники наши? Договорились?
   Офицеры  сходились кучками, переговаривались:
   -  А турка пока не особо жмет.
   -  Чего жать? Мы же-в  кольце у них.
   Грамотеи знающие  припоминали:
   - Кольцо таково же было единожды.  Под Прутом, когда турки армию нашу, за-
одно с Петром Великим, на капитуляцию вынудили. Того позора России не забыть,
а второму позору уже не бывать...
    - Хоть семь пядей во лбу, а выхода нет.
    - Ломить станем. Проломим.
    - Куда проломим-то?
    - А хоть в ад... Обрушим стенку турецкую!
    В войсках возникло движение.  Тащили доски и тяжелые шанц-коробы. Солдаты
гатили болотистые берега ручьев, за которыми начиналось взгорье. Кричащие ка-
нониры покатили пушки через гати - выше,  выше, выше... Пальба мортирная все-
ляла веселость.
   - Пошли!  - махнул жезлом Миних. - Раскинь рогатки!
   Три каре разом ощетинились рогатками. Колчак-баша послал вперед "беспощад-
ных".  С воем диким налетали они на русских,  но лошади отпрядывали с разбегу
перед стенкою каре,  из которой торчали  острые  колья.  Фальконеты  добивали
сброшенных с седел;  из гущи войсковой,  прямо из травы, отчаянно залпировали
бойкие "близнята"...  А в центре русской армии двигалась кордебаталия под ко-
мандою генерал-аншефа Александра Румянцева. Со шпагою в руке шел генерал впе-
реди солдат.  Шляпу на глаза себе нахлобучил,  и дождь обильно стекал с полей
треуголки.
   -  Не спеши! - говорил он солдатам. - Все там будем...
   Мерно  идут солдаты в кордебаталии: шаг! шаг! шаг!
   Визг янычарский был нестерпим.  Полыхали клинкив воде  дождевой,  в  крови
людской.  Вот он,  русский, - руби его. Но прямо в грудь янычару уперлась ро-
гатка длиною в дерево,  и острие ее жестью обито. А русский (из-за телега ка-
ре) прицелился - трах!
   - Еще  один спекся...
   На левом  фланге  грудью перли на врагов молодцы Аракчеева,  и был генерал
невыносимо страшен в бою.  Жесткие волосы спадали ему на лоб, глаза свелись в
две  жгучие точки.  И сейчас генерал Аракчеев был очень похож на тех же самых
татар,  противу которых он пер,  противостоя врагу в ужасном  единоборстве...
Мушкеты били,  как пушки,  в страшной отдаче ломая ключицы солдатам.  В руках
фузилеров надсадно трещали фузеи,  которые секли противника  острыми  кусками
свинца.
   -Ломи!- орал Аракчеев.  - Только ломи,  больше ничего и не надо от  нас...
Противу лому русского никто не устоит!
   Сражение из стихии сопротивления уже обращалось в организацию боевого  по-
рядка.  Определились фланги и направления.  Теперь каждому стало ясно: иди на
вершину горы, где засел Вели-паша, и сбрось его оттуда вниз, - сим победиши!

                   Восторг внезапный ум пленил -
                   Ведет на верьх горы высокой.

   Миних больше  и  не командовал.  Войска сами распоряжались своим маневром.
Держа под локтем шпагу, будто трость, фельдмаршал шагал в центре каре. Вокруг
него падали убитые.  Из спин солдатских торчали хвосты стрел татарских. Вели-
кий честолюбец,  он переступал через мертвецов столь же легко, как в трактире
трезвый брезгун перешагивает через пьяных...  Был пятый час пополудни,  когда
Колчак послал на русских ораву янычар и конницу спагов. На миг они остановили
движение каре,  но так и не могли взломать их стойкой крепости.  Толпой нест-
ройной колчаковцы выбегали из атаки, и мушкеты русские поражали их сотнями...
Каре снова тронулись!
   Три чудовищных дикообраза, могучи и громадны, ползли через холмы, окутыва-
ясь дымом,  - все выше,  выше,  выше... Русские шли в гору - туда, где ставка
сераскира, где ретраншементы вражьи, где реют бунчуков хвосты кобыльи. За ша-
гом - утверждение шага.

            Шаг  сделал, утверди его выстрелом - и дальше!
            Кордебаталия - во главе армии. Непоколебима!

   Во главе кордебаталии - генерал-аншеф Румянцев.
   Шаг  - выстрел.
                  Шаг - выстрел.
                                Шаг - выстрел...
   Так можно  пройти всю Европу.
   -Ломи!
   Грохот. Русская артиллерия работает неустанно.
   Она  бьет на ходу. Прямо с колес. Сама в движении.
   Пушки  и мортиры следуют вместе с каре.
   Они  сокрушают все, что мешает армии ее маршу вперед.
   А позади пусть догорают Ставучаны - буковинская деревушка, которая уже се-
годня вписывается в историю русской славы.
               Россия-мати! свет мой безмерный!
               Позволь то, чадо прошу твой верный.

                  Виват Россия! Виват драгая!
                  Виват надежда! Виват благая!

   Сераскир Вели-паша, на горе сидя, дождался Колчака.
   - Никто, - сказал, - не осудит барса, если он ушел живым из схватки со ль-
вом... Мы сегодня плохо молились аллаху!
   - Кысмет, - ответил Колчак, словно плюнул.
   Вели-паша из кувшина ополоснул ладони розовой болгарской водой.  Три маль-
чика-грузина  подали ему полотенца,  расшитые валашскими узорами.  Под грохот
пушек мысли сераскира текли лениво, как степная река... Человек бессилен, ес-
ли обстоятельства против него. Каре русские нерушимы, и они уже подбираются к
вершине,  где он сидит на подушках,  за рядами ретраншементов.  Надо  принять
точное решение, и Вели-паша