дем жить, а после нас пускай
другие живут...
   Нацелил Иван свой веселый глаз на молодуху,  которая, возле печи стоя, ру-
кавом от него закрылась.
   - Марьюшка,  - позвал ее нежно,  - ступай за меня. Ты не бойся. Ноздри мне
на Москве вынули,  это непригоже,  верно. А души моей никто из меня вынуть не
смог... Чиста она и крепка! Будем жить ладно. Я тебя вовек не обижу...
   - А сам-то каких ты краев будешь? - спросили его.
   - Моих краев не измерить,  - отвечал Иван,  родства не знающий. - Сам-то я
русский буду... Был когда-то Потапом, по селу Сурядову и звался Сурядовым. На
Москве свое житие имел.  Оттуда в солдаты попал и на службе в Ревеле был, го-
родок,  прямо скажу, чинный и приятный, только мне там худо было. Затем вот в
Кронштадте гавани бутил...  там тоже плохо мне было. Привелось и в Польше по-
жить,  на Ветке, откуда к татарам попал. Но с армией господина Ласси из Крыма
я вышел...  Всяко бывало в жизни моей,  но, кажись, затишало! Теперь вот, ду-
маю, пашню подымать надо.
   - Трудно будет... без бабы-то! - причмокнул Степан. - Лес корчевать... бе-
да прямо!  Я-то свою уже поднял. На девках своих пропахал целину. Впрягу их в
соху, а сам управляюсь...
   Вернулся Иван к себе с женою.  И забегали потом на опушке леса дети его  -
русоголовые. Парило в воздухе жирной, земною сытью. И шуршало в пальцах коря-
вых первое зерно - струистое, как жемчуга драгоценные.
   Не успели  дети  подрасти,  как - глядь!  - уже и не стало вокруг пустоши.
Пришел другой народ,  от неволи себе воли ищущий.  Люди сообща раздвинули бор
дремучий,  слетались отовсюду грачи на черные пашни. И выросли избы - бревен-
чатые,  душистые.  Шли бабы по вечерам за водой,  пряли старухи пряжу, и пели
девки...
   Проходил  как-то мимо странник - из краев дальних.
   - Люди, - спросил, - а какие же вы будете?
   - Русские мы, - отвечал народ.
   - Место ваше  каково прозывается?
   - Иваново,- отвечали страннику, и, воды из колодца испив, пошел Лазарь да-
лее по Руси, бренча кружкою...
   А по весне всегда хорошо.  Земля раскрывает себя, словно в родах. И охотно
бежит  соха  за лошадкой,  распахивая целину все дальше и дальше.  С шелестом
кладется зерно из короба крестьянского в землю российскую...
   Растет мать Россия - раскидывает ее вширь!
   Аж за тихий Керженец, в Сибирь, в глухомань самую...
   Не мечом, так плугом, а России величиться!
   Первые кресты отметили место первого кладбища.
   В гробу теснущем положат в землю Ивана,  и встанут над могилою его сыновья
- уже статные парни.  И завоет над покойником патлатая Марья с глазами безум-
ными от разлуки вечной.  Сыновья молча оторвут ее от фоба отцовского. Прозве-
нит над ними колокол печальный,  и звук этот растает не спеша  над  пажитями,
над огородами, над скворечнями...
   А потом зашумит здесь, заволнуется базарами город. И будут в утра морозные
дымить трубы, побегут дети с санками. По улицам пройдут тысячи людей, торопя-
щихся взяться за дело.
   И никто  никогда не вспомнит того,  кто был первым зачинателем этого горо-
да...
   А ведь первая его борозда и стала теперь главной улицей!
   Никто  не вспомнил о нем, ибо родства у него не было.
   Но, как сказано в древней книге Иова:
   "И ОСТАЛСЯ   ОДИН Я, ДАБЫ  ВОЗВЕСТИТЬ   ТЕБЕ..."
----------------------------
   <1> "Сказание, говоренное  Васильем Тредьяковским  при дурацкой
свадьбе", приводится нами в сокращении; сам поэт эти стихи в книги свои
никогда не включал; они широко распространялись в обществе, перепи-
санные от руки.
   <2> Издавна работавшие в России живописцы супруга Гзели  написали  с  этой
русской "Юлии Пастраны" портрет, находившийся в Академии наук; они же остави-
ли нам и портрет самого А.  П.  Волынского, по заказу которого, очевидно, был
писан и портрет "волосатой бабы", вполне годный для Кунст-камеры, вде уже был
портрет петровского великана Буржуа (Музей антропологии и этнографии Академии
наук СССР).  Особо следует отметить, что содержание живых монстров при Акаде-
мии было запрещено лишь в 1746 г. указом императрицы Елизаветы Петровны.
   <3> На  месте дворца и гавани в Итальянском саду Д.  Кваренги позже создал
возле  Аничкова   моста   внушительное   здание   Екатерининского   института
(1804-1807),   в   котором  сейчас  расположен  филиал  Публичной  библиотеки
Санкт-Петербурга. Парк был ликвидирован еще в 1803 г., и тогда же были прода-
ны с аукциона его старинные деревья.
   <4> Мне  удалось  найти  следы  этой злосчастной картины работы Еропкина и
Теплова.  В 1882 г.  картина "древа" в хорошем состоянии находилась в  сельце
Артемьеве Мышкинского уезда Ярославской 1уб., ще принадлежала владельцам села
- Селифонтовым,  которые были потомками Волынских.  В каталогах  Ярославского
музея ныне она не числится. Не залежалась ли она ще-либо в запасниках провин-
циальных музеев нынешней Ярославской области?
   <5> Гибель П.  М. Еропкина не дала ему завершить переустройство Васильевс-
кого острова.  По плану Еропкина, жители имели бы сейчас на Васидьевском ост-
рове  грандиозный,  ни с чем не сравнимый в великолепии ансамбль садов и пар-
ков, намного превосходящий Елисейские поля в Париже.

                             Летопись последняя
                             РОССИЯ НА ПОВОРОТАХ

                                               Река времен в своем стремленъи
                                                        Уносит все дела людей
                                                  И топит в пропасти забвенья
                                                     Народы, царства и царей.
                                                             Гаврила Державин

                                                   Сыны Отечества! - в слезах
                                                  Ко храму древнего Сампсона;
                                                  Там, за оградой, при вратах
                                                    Почиет прах врага Бирона.
                                                             Кондратий Рылеев

                                АННА КРОВАВАЯ

   Теперь, когаа императрицы не стало, я испытываю некоторое облегчение. Мало
того, я чувствую, что следует даже изменить форму общения с читателем. Если я
раньше писал,  то сейчас желаю привлечь читателя к собеседованию со мною. Со-
ответственно, изменяется и архитектоника последней моей летописи...
   Прежце всего я хотел бы объяснить свое отношение к Анне Кровавой,  времени
которой посвящена эта книга. В каждой отрицательной личности я всегда пытаюсь
найти черты,  близкие к положительным, без наличия которых любое историческое
лицо будет выглядеть сухой и надуманной схемой.  Приступая к  написанию  этой
хронили, я напрасно искал такие черты в Анне Кровавой, - я не нашел их! Это я
сообщаю здесь к тому,  чтобы читатель не заподозрил меня в умышленном очерне-
нии монархии.
   Я как раз не принадлежу к числу тех людей,  которые считают всех  монархов
круглыми  дураками и мрачными злодеями,  озабоченными лишь одной мыслью - как
бы напакостить трудовому народу? Спору нет, русские самодержцы не принадлежа-
ли  к  лучшей части русского общества.  Но все-таки нельзя не отметить боевой
активности Петра I,  стойкого патриотизма  Елизаветы,  дальновидности  разума
Екатерины II,  даже в сумбурной натуре Павла I легко отыскать черты благород-
ных порывов...  Я не очернил Акну Кровавую,  ибо трудно очернить то,  что  от
природы является черным!
   В моем понимании,  Анна Кровавая - это грязная,  глупая бабища, насыщенная
злобой  и пороками;  все эти качества таились под спудом в митавской тишине и
поперли разом наружу,  когда она достигла власти над миллионами рабов. Чванс-
тво и самодовольство заменяли в ней чувство патриотизма.  Царствование ее как
бы строго обвеховано двумя социально острыми моментами русской истории - "ра-
зодранием"  кондиций в 1730-м и казнью "страстотерпцев" Волынского в 1740 го-
ду. Первый акт повернул русскую жизнь вспять - ограничить власть монархии фе-
одалам - князьям не удалось.  Анна Кровавая явилась на троне подлинным вопло-
щением классического самодержавия,  страшного централизма власти своего Каби-
нета,  который  она превратила как бы в пристройку к своей спальне,  и Россия
была буквально задушена в всьминожьих объятиях бюрократии.
   Когда судили  Бирона,  ему  ставили в вину издевательство над человеческим
достоинством. В обвинении говорилось "о частых (при дворе) заведенных до кро-
ви драках и о других мучительствах и безстыдных мужеска и женска пола обнаже-
ниях и иных скаредных меж ними,  его вымыслом произведенных,  пакостях, уже и
то чинить их заставливал и принуждал, что натуре противно..,".
   Но обвиняли-то в этом деле Бирона напрасно!  Все мерзости и весь тот срам,
которые,  как писали судьи, "объявлять нам стыдно и непристойно", придумала в
забаву себе Анна Кровавая,  а фаворит при сем только присутствовал... По сути
дела, Бирона осуждали за то, что свершил не он сам, а императрица вкупе с ним
и ему подобными.
   Анна  Кровавая - дикая барыня на престоле российском!
   Прожорливая и жадная скотина,  жаждущая низменных наслаждений,  крови вра-
гов,  славословия  поэтического и политического,  желающая вина с бужениной и
бесстыдной лести... В своем роде - Салтычиха, только иных масштабов: Салтычи-
ха  владела  деревеньками  и забила насмерть 100 душ,  Анна Кровавая получила
власть над гигантской страной и забивала верноподданных тысячами...
   Впрочем, оставим  ее лежать в гробу,  над которым сейчас смехотворно колы-
шутся украшения шутовских маскарадов.
   Поговорим лучше о Бироне, который стал управлять Россией, не имея русского
подданства!

               БИРОН И "БИРОНОВЩИНА"

   С этим господином у меня отношения гораздо сложнее...
   За десять  лет  работы над его эпохой я ощутил гневное дыхание герцога,  я
увидел,  как двигается он по дворцам,  переливаясь парчой кафтанов, услышал и
голос его в различных тональностях - то радости, то ярости. Бирон смолоду был
тем, что ныне принято называть "хулиганом". Да, он немало бузил, пьянствовал,
задевал прохожих,  был бит прусской полицией,  говорят, что кое-кого даже об-
чистил ночью на улице.  Неясно,  как бы сложилась судьба  этого  курляндского
вертопраха, если бы не один нежный взор тоскующей митавской герцогини, облас-
кавшей его статную и крепкую фигуру.
   Один из  правнуков Бирона,  русский историк-архивист Федор Бюлер,  писал о
своем предке безо всякого уважения: "Это был тип наемника, извлекавшего выго-
ды из того положения,  на которое его поднял слепой случай, и имевшего притом
все пороки своей эпохи".  Бирон явился в Россию робким и тихим малым, рассчи-
тывая  поскорее урвать свою долю от положения любовника богатой дамы и тут же
смыться.  Тогда он на каждый поклон отвечал двумя,  а первые  взятки  брал  с
опаскою. Это не был еще тот Бирон, который чумою вошел в нашу историю. Но его
подхватили и понесли вперед русские вельможи.  Двор царицы развратил  его,  и
Бирон  вдруг с удивлением обнаружил,  что бежать из России никуда не надо,  а
лучшей страны для грабежа и не найти.  Русская знать- вот истинная  виновница
его возвышения!  Это она,  подхалимствуя перед ним, создала питательную среду
для развития опасных микробов властолюбия и ненасытности герцога.  Немцы лишь
в  какие-то  редкие моменты поддерживали Бирона,  он был не всегда удобен для
них,  как выскочка.  Выдвигали же его в основном русские вельможи, и это надо
помнить!
   Но Бирон и не был прирожденным злодеем,  каким  его  по  традиции  принято
представлять.  Сын  жестокого века,  он и был жесток в нормах своего времени.
Рядом с ним находились русские баре,  которые творили над крепостными гораздо
большие зверства,-нежели этот незваный пришелец.  Я уверен: если бы Анна Кро-
вавая имела своим фаворитом не курляндца,  а  кого-либо  из  русских  дворян,
зверств было бы ничуть не меньше,  а может быть, даже и больше... Восемнадца-
тое столетие вообще херувимов не порождало!
   Меня устраивает оценка Бирона,  которую дал ему великий русский поэт Алек-
сандр Пушкин: "Он имел несчастие быть немцем; на него свалили весь ужас царс-
твования Анны,  которое было в духе его времени..." Пушкин прав! Бирон ведь -
сущий младенец по сравнению с тем же Ушаковым,  он в подметки не годится Фео-
фану Прокоповичу, который "во славу Христа" истреблял при Анне толпы ни в чем
не повинных людей и после этого еще вошел в школьные хрестоматии как "просве-
титель". Нелишне напомнить, что если русские вельможи угнетали свой же народ,
то Бирон был ограничен во власти над народом, и гнет герцога ложился в основ-
ном на русских придворных, жестоко преследуя тех же вельмож... Да, Бирон гра-
бил народ русский,  но вплотную с ним Бирон никогда не сталкивался. А кучера,
истопники,  лакеи, мебельщики, позолотчики, портные - это еще не народ. Прид-
ворные же,  ощущая на себе повседневный гнет Бирона, и сложили верноподданни-
ческую сказку о том,  что во всех бедах виноват один лишь Бирон, а сама импе-
ратрица - душенька чистая и голубица кротчайшая.  На самом же деле при объек-
тивном  Суде  Истории герцога надо пересадить на скамью свидетелей,  а скамья
подсудимых должна быть занята Анной Кровавой.  Осуждая русское  самодержавие,
можно за компанию с ним осудить и Бирона, но не больше того!
   Однако ни один историк не может пройти мимо оценки Бирона, который рисует-
ся  главной  фигурой на общем фоне немецкого засилия.  И каждый исследователь
пытается установить степень преступности самого герцога. А некоторые историки
договорились  даже  до  такого абсурда,  что иноземного гнета во времени Анны
Кровавой вообще, мол, не существовало. Почему? Да потому, отвечает историк Я.
Я.  Зутис,  что русский народ по своему складу столь революционен,  что гнета
терпеть никогда бы не стал и ответил бы революцией. Но, как известно из исто-
рии,  ответ  на  угнетение последовал лишь через два столетия после Бирона...
Так что вульгарный подход к этой эпохе никак не приемлем!
   Установить же степень личной виновности Бирона не всегда удается. И многие
ученые (как прежние,  так и нынешние) пытаются равномерно  разложить  ответс-
твенность за преступления на двух лиц - на Остермана и на Феофана! Один душил
народ "светски", другой губил его "духовно". Я солидарен с этим мнением. Ведь
уже давно на точных исторических фактах доказано неопровержимо,  что правите-
лем России был совсем не Бирон и не Лейба Либман,  а подлый вестфалец  Остер-
ман, - именно он душил Россию!
   А тогда...  Тогда почему же целая эпоха в десять  лет  получила  прозвание
"бироновщины"?  Это неверно.  Но это объяснимо:  паук Остерман таился в самом
затхлом углу империи,  прячась в тени престола,  а постыдная роль Бирона  при
царице бросалась каждому в глаза, видная всем издалека. На герцога и сыпались
все шишки!  Самодержавие казнило народ,  вымучивало недоимки, не выколоченные
палкой еще со времен Петра I, а народ обвинял во всем Бирона, имя которого он
увековечил даже в своих песнях:
                  И не царь теперь нами царствует,
                  И не русский князь отдает приказ,
                  А командует, потешается
                  Злой тиран Бирон из Неметчины...

   Время царствования Анны Кровавой было бы правильнее называть  "остерманов-
щиной". Лишь после смерти императрицы началась кратенькая и маловыразительная
полоска русской истории,  которую можно по праву именовать "бироновщиной". Но
сама "бироновщина" страшной не была!

         СКАНДАЛ В БЛАГОРОДНОМ СЕМЕЙСТВЕ

   Семейство это  невелико:  мама,  папа и сыночек-император.  Но вот при чем
здесь Бирон - никто не понимал.  Регент при младенце,  к которому он никакого
отношения не имел. К тому же, будучи опекуном императора-младенца, Бирон люто
ненавидел его родителей. В свою очередь, бедные папа с мамой понимали, что от
ненависти Бирона им никуда не укрыться на протяжении всех 17 лет, пока герцог
будет состоять регентом при их сыночке... Вот превосходная фабула для Шекспи-
ра:

                   Проклята гордость, злоба, дерзость
                   В чудовище одно срослись;
                   Высоко имя скрыло мерзость,
                   Слепой талант пустил взнестись!
                   Велит себя в неволю славить,
                   Престол себе над звезды ставить,
                   Превысить хочет вышню власть,
                   На мой живот уж зубы скалит;
                   Злодейства кто его не хвалит,
                   Погрязнет скоро в мрачну пасть!

   Так позже писал об этом времени Михаила Ломоносов...
   Бирон дураком не был,  и продолжать свое правление в духе Анны Кровавой не
желал (можно своротить шею).  Первым делом регент сбавил с народу налог -  по
17  копеек с души,  разослал гонцов во все концы России,  чтобы приостановить
казни по приговорам прежним; гонцы опаздывали в бездорожье, прибывая с указа-
ми,  когда люди были убиты или мычали безъязыко. На постах мерзли в мундирчи-
ках часовые, и Бирон разрешил солдатам в караулах надевать шубы. Наконец, ре-
гент  взял ножницы и собственноручно перекроил глупую солдатскую шляпу в кар-
туз с откидными полями-наушниками,  за что Бирону можно сказать спасибо: кар-
тузы привились в русской армии и спасали воинов от простуды.  Бирон стал жес-
токо преследовать роскошь при дворе,  велев вельможам шить платье из  материи
не дороже 4 рублей за аршин.
   Но этого было еще мало, чтобы упрочить свое положение в России.
   Анна Кровавая,  прошпигованная травами для задержки гниения,  еще лежала в
Летнем дворце, а Бирон прямо от гроба ее начал преследовать ласками Елизавету
Петровну.  Ибо - он понимал - она и есть законная наследница престола.  Пусть
же станет его любовницей,  тогда он найдет способ выслать папу с мамой и  сы-
ночком в Вену, а цесаревну сделает императрицей. Елизавета пугалась...
   Задабривая людей,  регент дал поэту Тредиаковскому (в зачет побоев, приня-
тых от Волынского) 360 рублей, что составляло годовое жалованье поэта. Дал он
их,  конечно,  не из своего кармана. Бирон отсчитал денежки из имущества каз-
ненных  конфидентов Волынского,  и теперь читателю вполне ясен предел добра и
зла этого человека!
   - Нам  осталось недолго ждать,  - признавался регент жене.  - Месяц ноябрь
пролетит быстро.  Останется отмучиться лишь декабрь, и этот проклятый год за-
вершится,  после  чего наступит блаженный год сорок первый,  который никак не
разделить на два...
   Медовые дни  правления Бирона закончились,  когда ушей регента стал дости-
гать ропот.  Он слагался из двух голосов, и самый мощный звучал от народа - с
улицы,  а слабенький и писклявый доносился от папы с мамой - из Зимнего двор-
ца.  С недовольством Брауншвейгекого семейства регент справился очень быстро.
Он прикатил к ним и устроил "фамилии" хорошую взбучку.  На принца Антона Уль-
риха регент просто наорал:
   - Если  вы  не измените своего поведения и станете высказывать свое мнение
обо мне, то я выкину вас вместе с вашим приплодом обратно в Вену! А вы, прин-
цесса,  плохо следите за своим глупым мужем.  Дайте мне слово, что не станете
покидать своих комнат, иначе я вызову из Голшгинии прямого наследника престо-
ла.
   - Что значит этот выговор? - возмутился принц Антон.
   - Это значит,  что вы должны забиться в щель и носа не показывать на мороз
русский... Всякие приемы я вам запрещаю!
   Анна Леопольдовна плакала в платочек. Рука мужа ее тоже потянулась к плат-
ку и нечаянно задела эфес шпаги.  Бирон воспринял этот жест как угрозу себе и
сразу обнажил свой клинок:
   - Этим способом я тоже могу разделаться с вами...
   Офицеры гвардии были вхожи к принцу, и Антон науськивал их против регента.
Он утверждал,  что императрица не подписала назначения Бирона в регенты,  что
Бирон сам подделал ее подпись.  Бирон же, в свою очередь, возмущал петербурж-
цев,  рассказывая о "фамилии" самые достоверные вещи. Анна Леопольдовна русс-
ких иначе и не на