ия Римской им-
перии,  минуя Краков...  Много повидали в долгом пути богатыри русские!  А на
юге рано растеплело, побежали ручьи, кое-где на горушках уже и травка проклю-
нулась.  Ранней  весной  1736  года фельдмаршал Миних тронулся через степи на
Дон.
   - Толмача мне надобно сыскать доброго...
   Явили ему походного толмача Максима Бобрикова: сам будучи из донских каза-
ков, мужик ведал почти все языки восточные.
   - Откуда у тебя. опыт сей? - удивлялся Миних.
- Опыт от опыта же, - отвечал Бобриков...
   Миних прибыл  в крепость святой Анны <1>,  что стояла на границе турецкой,
близ самого Азова, - тут его лихорадка сразила.
   Миниха сажали и снимали с лошади, будто куклу деревянную.
   Азовский комендант прислал к нему посла-адьютанта.
   - Мой паша,  любимая тварь аллаха, - сказал посланник, - надеется, что вы-
сокоутробный  Миних,  любимая  тварь  своей царицы,  не со злом прибыл в края
эти...  Великая Порта войны с Россией не ведет,  а комендант Азова не подавал
поводов к недовольству вашему!
   Максим Бобриков перевел речь посла,  как по писаному,  не побоясь при этом
Миниха тварью назвать. Фельдмаршал дал ответ:
   - Поклон паше азовскому посылаю,  а боле пока ничего... А вокруг Азова не-
мало пикетов и кордонов понаставлено.  Стали их ломать солдаты. И немало вок-
руг деревень татарских.  Всю ночь с фасов цитадели  стучала  дежурная  пушка,
предупреждая жителей, чтобы спешили в крепости от русских укрыться. Но жители
бежали прочь,  в сторону кубанских татар (единоверцев своих). Миних, форпосты
взломав, позвал до себя генерала Левашова, который под Азов прибыл с Кавказа,
где недавно отдали Надиру Баку и Дербент...  Левашов был злобен от потерь зе-
мельных, настроен запальчиво-воинственно.
   - Вот и воюй,  - кратко наказал ему Миних.  - А когда прибудет фельдмаршал
Ласси, команду над армией ему сдашь. Я поехал...
   И отправился в Царичанку,  где собирался главный штаб его.  Лагерь жил  по
шатрам  и хатам (шумно,  сытно,  безалаберно и хмельно).  Тут были принц Гес-
сен-Гомбургский,  генерал Леонтьев, брат графа Бирена - Карл, инвалид извест-
ный,  Штоффельн,  Гейн,  прочие...  Были  здесь  еще два генерала - опытные и
зверски драчливые: Юрий Лесли из дворян смоленских и Василий Аракчеев из дво-
рян бежецких. Лесли - потомок короля Дункана, но из прошлого удержал в памяти
только девиз своего древнего герба: "Держись в седле крепче!" На высохшем те-
ле  смоленского  воина  -  латы бронзовые,  в которых дед его на Русь прибыл.
Русские солдаты любили Лесли, произнося его фамилию на свой лад: Если... Лес-
ли был храбр и справедлив, как рыцарь, он терпеть не мог принца Гессенского.
   - Трусы всегда жестокосердны, - говорил благородный старец. - Можно заста-
вить людей страдать ради дела,  но нельзя же страдания людей обращать в  свое
удовольствие...
   В войске  принца Гессенского секли солдат преобильно,  а раны свежие солью
или порохом присыпали. Зато в шатрах генерал-аншефа Леонтьева кормили исправ-
но.  Генерал содержал кухню богатую,  двух поваров имел. Русского крепостного
Степана и наемного француза Жана.  Если генерал бывал недоволен соусом, фран-
цуз  отделывался  внушением.  А русского повара Леонтьев заставлял выпить два
стакана перцовки. Закусить же водку велел двумя копчеными сельдями. После че-
го  Степана  сажали  перед  шатром на цепь и два дня не давали глотка воды...
Иностранцы спрашивали генерал-аншефа:
   - Отчего, сударь, с французиком вы столь сердечный?
   - А француз может мне пулю в лоб залепить. Зато кровный брат по вере... на
то он и брат, чтобы все терпеть...
   Манштейн ко всему виленпому юрко присматривался.
   - Я сделал странный вывод,  экцеленц, - сказал он Миниху однажды. - Каждый
русский в отдельности разумен, смел и самобытен. Но в массе своей русские ту-
пы, пассивны и раболепны.
   - Не думал об этом,  - отвечал Миних.  - И вам не стоит.  Лучше проведайте
стороной: что с провиантом для похода?
   - Трубецкой жалуется, что волы отстали, плохо тянут обозы.
   - Зовите сюда этого трясуна:
   Явился, раболепно согнутый,  князь Никита Трубецкой; друг Феофана Прокопо-
вича,  сам стихи писавший, он был низок, отвратен, угоден всем, кто выше его.
При веселой Екатерине I князь теленком ревел на ее пирах,  а с набожной Анной
Иоанновной князь горько рыдал пред иконами. Нет, не всегда поэты благородны!
   - Иди сюда... ближе, ближе, - сказал ему Миних.
   Князь приблизился, и фельдмаршал без жалости нарвал ему уши. За волов, ко-
торые медлительны. За хлеб, которого все нету.
   - А теперь ступай. Да жене своей скажи, чтобы причесалась. Я ее к вечерне-
му чаю зову. А тебя при сем чае не надобно...
   В тени распахнутого полога шатра показалось большое чрево княгини Анны Да-
ниловны,  уже беременной.  Дамой она была бойкой, языкатой, бравой... С такою
никогда скучно не будет!
   Утром фельдмаршала навестил вездесущий проныра Манштейн:
   - Князя Трубецкого нельзя допускать до части комиссариатской,  он вороват,
ленив, продажен... Он испортит нам всю экспедицию!
   А в спальне фельдмаршала еще пахло духами княгини.
   - Ну,  что делать? - вопросил Миних, искренне огорчаясь. - Чем-то я должен
его  протежировать!  Ах,  мой  милый Манштейн...  От Анны Даниловны я получаю
столько бурного огня,  что можно простить и копоть от ее муженька. Какая див-
ная женщина досталась мне на старости лет... Посылайте гонца под Азов. прибыл
Ласси или Ласси не прибыл?
   В эти дни Миних сообщал в письме императрице,  что русская армия носит его
на руках,  солдаты называют его не иначе, как "соколом" и "столпом всего Оте-
чества"... Это он хватил через край!
   Совсем другой человек - фельдмаршал Петр Петрович Ласси!  Скромный  ирлан-
дец,  он связал свою жизнь с Россией и служил ей преданно и верно.  Сейчас он
возвращался из корпуса Евгения Савойского,  где солдаты русские бились за ин-
тересы венские. Австрийский император дал Ласси титул графа, но Петр Петрович
в России титулом этим никогда не пользовался.  Ласси - умный человек -  пони-
мал:  с  Минихом ему не тягаться.  Миних его перешибет всегда,  ибо силен при
дворе...  Не в пример Миниху,  Ласси любил и щадил солдата русского, и солдат
русский Миниха только боялся,  а Ласси он душевно жаловал и уважал за мужест-
во.
   Сейчас он поспешил к Азову - так,  что не однажды загорались оси колес его
почтовой кареты.  Багаж был немудрен. А за каретой Ласси - в отдалении - ска-
кали конвойцы. Азов был недалек, когда татары напали. Сшибли с седел казаков,
батовали их арканами.  Ласси выскочил из кареты - без мундира, в сорочке. Ус-
пел выпрячь одну лошадь. Шпор на ногах не было - ударил ее пятками. Петли ар-
кана,  раскручиваясь, просвистели над его головой. Ласси пригнулся, и веревка
скользнула по плечам... Лошадь понесла наметом!
   Так и прибыл Ласси под Азов:  без конвоя, без кареты, без мундира, без ба-
гажа...  Левашев доложил ему, что осада Азова ведется, а вчера с моря уже по-
казался флот турецкий.
   - Ладно, - ответствовал Ласси, запрыгивая в сапу.
   Ночью он продвинул войска на сорок шагов.  Турки вышли из крепости, отбро-
сили их обратно. Ночь наполнилась звоном лопат - противник быстро засыпал на-
рытые русскими траншеи и сапу.  Ласси спокойно допил кофе,  подтянул на руках
скрипящую кожу краг
   - Сейчас пойду я,  - сказал он, обнажая клинок...
   В полном  мраке дрались у палисада.  Ласси сбросили в ров,  сверху на него
прыгнули сразу два турка.  Одного он принял на шпагу - лезвие'с хрустом обло-
милось.  С бруствера выстрелили и попали в ляшку Ласси,  старик упал.  Казаки
спасли его от пленения,  а после боя, отвечая на попреки в ненужном азардова-
нии, Ласси говорил:
   - Как же я могу требовать мужества от подчиненных,  ежели сам не окажу му-
жества того примеры достойные?
   Лекарь ковырялся в его ране, а фельдмаршал курил трубку.
   - Посылайте гонца в Царичанку,  - наказал Ласси. - Пусть Миних ведает, что
я к Азову прибыл, но Азов еще не взят, и когда возьмем его, того не знаю...
   Итак, война началась. Но. это еще не война. Были капли крови, А будут реки
ее!

                               ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
   Политика - наука, но тогда об этой науке помышляли как о сочетании хитрос-
ти и подлости бесовской. Крепкие союзные договоры соединяли две страны - Рос-
сию с Австрией, Австрию с Россией, и Австрия имела от России множество выгод,
а Россия от Австрии - одни хлопоты и расходы непомерные...  Попросту  говоря,
русские от такой "дружбы" кукиш имели!  Европейские дипломаты говорили:  "Tu,
Austria, nube", что значило: "Ты, Австрия, брачуйся!" Но политики Вены выража-
лись еще точнее: "Belli gerant alii tu felix Austria nube" ("Пусть другие ведут
войны,  а ты,  счастливая Австрия, заключай браки!"). Это верно: без пролития
крови,  только через альянсы любовные, Вена умудрялась добиваться больших по-
литических выгод.
   Но сейчас война. Она не ждет. Дело теперь за Австрией...
   - Пусть Австрия войдет, - хлопнул в ладоши Остерман.
   Момент был наисладчайший, как любовная судорога. Настал тот волшебный миг,
ради которого строилась вся политическая система Остермана.  Сейчас, из этого
удобного кресла,  он произнесет только одно слово, и великая империя Габсбур-
гов,  во всем своем торжественном великолепии, развернет штыки против Турции.
А тогда уже никто не скажет,  что Остерман продавался Вене напрасно:  русские
интересы окажутся соблюдены, как супружеская верность...
   И вошел барон Остейн, посланник венский. Скучающий:
   - Я так крепко спал... А что случилось, граф?
   - Не притворяйтесь,  - рассмеялся Остерман, довольный. - Русская армия на-
чинает движение в сторону Крыма,  и вот мне пишет Миних,  что уже в этом году
будет  в Бахчисарае и Азове,  в следующем году - в Очакове,  а затем водрузит
свои боевые штандарты над сералем султана турецкого - в самом  Константинопо-
ле... Каково, барон?
   Посол австрийский прищурил рыжий глаз:
   - И  ради  этого вы разбудили меня в такую рань?  В печи уютно трещали по-
ленья. Иней украшал окна. Остерман нарочито медленно сложил письмо Миниха.
   - Я не всегда понимаю Вену,  - сказал,  настороженный.  - Союзный  договор
обязывает вас выступить заодно с Россией.
   - И не подумаем! - был -веселый ответ Остейна.
   - Но  вы подумали,  что за интересы венские Россия выставила для нужд авс-
трийских целый корпус на Рейне под командой опытного Петра Ласси? Этот корпус
уже бьется сейчас под Азовом...
   Остейн невозмутимо зевал, прикрывая рот тыльной стороной ладони, и от зев-
ков посла блистательной Вены запотели камни в перстнях.  Остейн  потер  их  о
бархатный камзол и начал так:
   - Вы,  что же,  и меня за сумасшедшего считаете?  Так вот что я скажу вам,
вице-канцлер... На помощь Австрии не рассчитывайте, у нас совсем иные намере-
ния:  не помощь, нет, а лишь посредничество к миру с турками мы вам предлага-
ем.
   - Как? - Остерман чуть не выпал из кресла. Остейн с видом гуляки кривенько
подмигнул ему:
   - А вы разве надеетесь победить? Не советую... Вся система Остермана руши-
лась в пропасть.
   - Но что я скажу императрице? - простонал он.
   - Скажите ей, - учил его Остейн, - что флаг моего великого императора Кар-
ла  Шестого  сейчас уже реет в волнах Черного моря,  Вена плавает по Дунаю до
самых гирл.  И мы, австрийцы, не обрадуемся, если увидим на Черном море еще и
флаг российских кораблей! Эта война дорого обойдется для вас, граф.
   Уже послышалась угроза, и Остерман всхлипнул:
   - Вы хуже турок... хуже, хуже, хуже!
   И тут барон Остейн ринулся в ответную атаку.
   - Другое Вену сейчас волнует: когда же состоится бракосочетание принца на-
шего Антона Ульриха Брауншвейгского с принцессой вашей Мекленбургской - Анной
Леопольдовной? Кто деньги брал за все от Вены? Я слышал, будто вы их брали!
   - Виною задержки со свадьбой не я... не я...
   - А кто же? Кто посмел противиться этому браку?
   - Сама принцесса, да простит мне бог! Она его не любит...
   - Бог  вас  простит,  но только не Вена!  Кому нужна ее любовь?  Нам нужен
только брак,  и больше ничего.  А до любви и поцелуев нам,  венцам, нет и де-
ла...
   - Принц  же Антон,  - поникнул Остерман,  - слишком робок,  он не способен
пылкость проявить в делах амурных.
   - Послушайте, мой граф, - заметил Остейн, - мы же с вами не сводни. И сво-
дим не любовников,  а государства...  Вот умер Ягужинский, - вдруг сказал по-
сол,  - место его в Кабинете свободно.  А принц Антон Брауншвейгский -  юноша
огромных классических дарований,  по праву должен заседать в Кабинете и в Во-
енной коллегии.  Но для этого нужен сущий пустяк - бракосочетание его с прин-
цессой.
   Остерман двинул бровями - козырек сам упал на глаза ему.
   - Ну,  хватит! - обозлился он. - С вопросом этим обращайтесь к Бирену... С
   меня  уже довольно.  Прощайте...  Господин Эйхлер!
   Явился Иогашка Эйхлер,  весь в шелку лиловом,  будто  соткан  из  сплошных
тюльпанов, он учтиво пропустил Остейна в двери, которые и затворил за ним.
   - Ай-ай,  - сказал Иогашка.  - Вот наказанье нам... Какая подлость венцев!
Версальцы так бы не поступили.
   - Молчи хоть ты, ничтожество в шелку...
   Остерман плакал (непритворно). Между тем сани посла австрийского уже заво-
рачивали на Мойку, к дому обер-камергера. Граф Бирен хмуро выслушал Остейна о
том, как гениален принц Антон, какая свобода ума, какое благородство 'чувств,
какое бурное желание быть полезным русской нации... Не хватает ерунды: из же-
ниха Анны Леопольдовны ему надо превратиться в мужа, остальное приложится - и
место в Кабинете под боком императрицы,  и место в коллегии Военной под  кры-
лышком Миниха.
   Бирен стал  грызть  ногти  (ужасный признак).  Граф еще не потерял надежды
сосватать принцессу Анну Леопольдовну со  своим  сынком  Петрушей  Биреном...
Ладно. Пускай этот венский петух распускает перья и дальше. Пускай он трещит,
пока не иссякнет.
   - Жду вашего ответа,  граф,  - закончил монолог  Остейн.
   Бирен не спеша встал. И вдруг начал орать:
   - Вена здесь не хозяин!  Если же ваш принц Антон такой мудрый,  как вы его
расписываете,  то я сегодня же вышвырну его обратно в Вену,  которой явно  не
хватает мудрецов...  Ваш принц,  которого Россия кормит-поит, лишь для того и
принят в Петербурге,  чтобы произвести потомство от принцессы.  Но я клянусь,
черт побери,  что даже на это он не способен!  А если дети и родятся, - мсти-
тельно закончил Бирен,  - то я желаю одного: пусть они будут похожи на любого
прохожего, только не на своего отца...
   Остейна шатало, как пьяного:
   - Я... не... мы... Вена... ох!
   - Вот именно! - воскликнул Бирен. - Как вы мудры! И вот вам дверь, в кото-
рую вы, уходя, не промахнитесь от испуга...
   Вот если б Остерман с такой же страстью сражался за русские интересы,  как
это делал Бирен в интересах собственных!
   Принц Антон  Ульрих Брауншвейг-Люннебургский - это незаконное дитя русской
истории - был совсем не глуп,  и, повзрослев, он понимал, что ввергнут в хаос
страстей отнюдь не любовных, а только политических. На нем сказалась поговор-
ка: "Ты, Австрия, брачуйся!"
   - Я пятый туз в колоде карт игральных,  - говорил Антон о себе и, бродя по
залам дворца, морщил губы, изъеденные оспой.
   Принц был липшим для страны, в которой мерз; лишний при дворе, где его не-
навидел Бирен;  принц был лишний и для своей невесты Анны Леопольдовны, кото-
рая презирала его с какой-то слепой, яростной ненавистью.
   - Уходите!  -  кричала девочка на жениха.  - Я вас видеть не могу.  Вы мне
несносны,  мерзки, отвратительны... Прочь от меня, не приближайтесь. А косне-
тесь меня, и я в вас плюну, плюну, плюну...
   Антон все переносил, забываясь в чтении древних авторов.
   Анна Иоанновна иногда утешала юношу.
   - Ваше высочество, - говорила она ему, - высокие персоны не для пылкости и
сходятся, чтобы жить вместе. Это мужики да мастеровые по любви женятся. А для
высоких персон - и принципы высокие...
   Он понимал и это.  Лишний в России,  принц не смел покинуть эту страну без
согласия всемогущего дяди своего,  императора Карла VI, который и устроил это
выгодное для Габсбургов сватовство с домом Романовых, - и не раз Антон просил
императрицу:
   - Отправьте меня на войну.  Мне легче умереть,  чем жить без пользы, ни от
кого, кроме вас, ласки не наблюдая...
   А ласка пришла совсем неожиданно - от человека, про которого ходили по им-
перии ужасные слухи. Это был оберегермейстер Волынский, и этот зрелый человек
(умен и дерзок) первым подал Антону руку приязни. Мало того, Артемий Петрович
был столь находчив,  что умел стать незаменимым и в  окружении  его  невесты.
Сейчас  Волынский сделался как бы посредником между двумя враждующими лагеря-
ми.
   - Ах, принц почтенный, - он говорил не раз Антону, - поверьте мне, который
женскую породу изучил:  принцесса Анна лишь по наивности капризна... - А юную
принцессу Волынский убеждал попроще:  - Коряв, то верно. Но не с лица же воду
пьют.  Антон, жених ваш благородный, достоин быть любимым, вы счастливы с ним
будете...
   Анна Леопольдовна была во много раз глупее жениха.  Сейчас она перешла Ру-
бикон - превратилась из девочки (без юности!) сразу в самку, жившую лишь низ-
менными  инстинктами.  Последний год она провела как в угаре,  вся в лени,  в
надменности и капризах. Безграмотная, с отвращением к занятиям, она жила (на-
сыщенно и бурно) лишь в тайных удовольствиях с послом саксонским.  А граф Ди-
нар,  распутный дрезденец,  повелевал девочкой как хотел. После объятий с ним
принцесса погружалась в темный сон. И просыпалась лишь тогда, когда приходило
время нового свидания.  Казалось, больше ей ничего уже и не надо... Анна Лео-
польдовна  ходила по дворцу растрепой,  в халатах-затрапезах,  в платке,  как
царственная тетушка;  принцесса не мылась сутками,  в постели ела, на люди ее
было никак не вытащить.  Такова-то была эта невестушка - исчадье Дикой герцо-
гини, и верно говорят, что яблоку от яблони далеко не падать.
   А на беду свою,  Анна Леопольдовна была прилипчива в дружбе.  И привязыва-
лась  к людям,  как собака.  Однажды подарив доверенность свою мадам Адеркас,
она уже только одну ее и слушалась.  А та  воспитывала  подростка-девочку  на
свой лад.
   - Всякий  муж  противен,  - внушала мадам Адеркас,  - зато каждый любовник
сладок. И пусть мир пополам треснет, но так будет!..
   Недавно Бирен вывез из Курляндии многочисленное семейство баронов  Менгде-
нов.  Юлиана Менгден,  попав в придворный штат, стала самой близкой наперсни-
цей'принцессы. Юлиана была девица злая, ловкая, хитрая. Она сразу поняла, что
говорить надо:
   - Ваше мекленбургское высочество, не поддавайтесь на брак с принцем Браун-
швейгским...  Как он прыщав!  Как он несносен! Зато как очарователен граф Ли-
нар, посол саксонский... ах! ах! ах!
   Анна Леопольдовна ответила ей самой нежной дружбой. И в один из дней прин-
цесса соединила руку Юлианы Менген с рукою красавца Морица Линара:
   - Вот тетушка моя, императрица, она умна... Чтоб слухи подлые пресечь, она
графа  Бирена  на горбунье женила,  на которую тот и смотреть не хотел (Линар
тоже не выносил вида Юлианы Менгден!). Когда я стану близ престола русского, я
обручу вас тоже.  Но, милая моя Юлиана, ты сразу знай, что только я одна буду
любить Линара моего... Довольны ль вы?
   Заранее она копировала царствование своей тетки и (заодно с пороками  его)
переносила  в царствование будущее.  Но заговорщики не учли,  что слухами мир
полнится.  И вот приползла к Анне Иоанновне лейб-стригунья ноготочков царских
Юшкова, насплетничала:
   - Матушка  ты наша сладкая,  велик грех в дому твоем обнаружен!  И таки уж
сильные персоны замешаны,  что не лучше ли мне умолчать, дабы не быть от тебя
заживо растерзанной?
   Анна Иоанновна ответила бабе глупой:
   - Иль  не  ведаешь ты,  что едино правды от людей жалую?
   Юшкова ей на ухо что-то нашептала, императрица сразу выросла в гневе, Уша-
кова кликнула, долго совещалась с ним наеди