Молдавии громадную армию;  она  то  увеличивалась  за
счет пополнений, то уменьшалась за счет дезертиров, и сам Юсуф-Коджа  не
мог сказать, сколько в его "таборе" человек. Австрийцы не  спеша  заняли
Яссы, принц Иосия Кобургский блокировал подходы к Хотину, а сам  импера-
тор тронулся к Белграду. Румянцев, лишенный  прежней  самостоятельности,
не ожидал активности от турок, и сам активности не проявлял; его Резерв-
ная армия располагалась в Подолии, готовая действовать в двух  направле-
ниях-или против "табора" Юсуфа, или против Пруссии,  залезавшей  в  дела
Польши, как в свои собственные... Петр Александрович не раз говорил:
   - Пусть сначала Потемкин возьмет Очаков!
   Потемкин, проводя зиму в Елизаветградс, принимал у себя делегации по-
ляков. В Европе блуждали слухи, что он  желает  сделаться  королем  Речи
Посполитой, а если Екатерина умрет, он скроется там от гнева  Павла.  Но
полонизм князя Таврического имел совершенно другую  подоплеку:  Потемкин
просто желал спасти Польшу, как великое государство славян,  родственных
русскому народу... Из Петербурга его поддерживал принц де Линь, писавший
друзьям в Варшаву:  "Россия  не  должна  лишаться  вашей  дружбы  потому
только, что князь Потемкин, принимая многих из вас в Елизаветграде,  вы-
шел к вам без панталон. Кто знает светлейшего близко, как  знаю  я,  тот
поймет, что с его стороны это - большой знак доверия..."
   В ставку Потемкина приехал князь  Николай  Васильевич  Репнин-весь  в
черном, застегнутый на все пуговицы, как  англиканский  пастор;  нервным
жестом он потянул с бледных и тонких рук черные перчатки, сшитые из зме-
иной шкуры. В дружеской беседе с Потемкиным он сказал, что Фридрих всег-
да боялся России и потому с этим стариком можно было иметь дело:
   - Фриц откусывал ровно столько, сколько мог проглотить. Иное  дело  -
новый король Пруссии; дорвавшись до власти, он окружил  себя  людьми,  у
которых глаза больше их желудков...
   Сам масон "высоких градусов", князь Репнин не сказал Потемкину (нена-
вистнику масонов), что Герцберг, министр иностранных дел Пруссии, подчи-
няется в ложе видному масону Бишофсвердеру, и вся эта  прусско-масонская
шайка, во главе с масономкоролем, мечтает растащить  Польшу  по  кускам,
как волки в ночном лесу растаскивают свою добычу.
   - Кстати! - продолжил Репнин. -  Венские  шпионы  сумели  перехватить
несколько писем маркиза Луккезини, а Кауниц оказался вдруг  столь  любе-
зен, что ознакомил наш Кабинет с их содержанием.
   - И что же там писано?
   - Луккезини внушает ясновельможному панству, что если Варшава  пойдет
на сговор с Берлином, то новый король ФридрихВильгельм подарит им  Гали-
цию.
   - Легко дарить то, что принадлежит другим! - захохотал Потемкин. - Я,
князь, с удовольствием дарю вам Калифорнию...
   В бокалах из богемского стекла рубиново  светилось  вино.  Светлейший
спросил:
   - А готов ли Грейг выйти в Архипелаг?
   - Грейг готов. Если не помешает Швеция.
   - Швеция не может помешать в проливах Дании.
   - Но может помешать Англия в проливе у Гибралтара.
   - Ты прав, - приуныл Потемкин. - В политике возникает особая диплома-
тия - дипломатия проливов...
   Светлейший во время войны получал жалованья полтора рубля в  месяц  -
как рядовой запорожец: беря эти гроши, Потемкин вставал на бочку, нижай-
ше благодаря казаков, и запорожцы, пуская по кругу хмельную чашу, счита-
ли его своим "товарищем", которого можно разбудить средь ночи  и  попро-
сить полтинник на табак. Весною атаман Антон Головатый гостил у Потемки-
на в хоромах, дельно советуя, что, прежде осады Очакова,  надобно  брать
остров Березань, что лежит близ Гаджибея.
   - Я пошлю туда де Рибаса - пусть берет...
   Потемкин заново обряжал полк своих "синих" кирасир, готовых сопровож-
дать его под стены Очакова.
   После рождения сыновей Мария Федоровна чуть ли не  ежегодно  даровала
престолу девочек. Но к детям своим имела такое же отношение, какое имеет
садовник к ананасу - он его выходил в своих оранжереях, удобрял и  поли-
вал, а наслаждаться созревшим плодом не смеет: всех внуков Екатерина от-
бирала, держа их подалее от родителей. К этому времени она  окончательно
решила устранить Павла от престола:
   - Нельзя давать власть людям, слишком долго власти ожидавшим. Мозги у
таких людей давно сдвинуты набекрень. Им кажется, что за время  ожидания
они все тщательно продумали, а на самом-то деле-лишь испортили свой  ха-
рактер и нервы...
   Эти слова в равной степени она относила и к  новому  королю  Пруссии,
который наглел все больше; Безбородко предъявил Екатерине похищенный до-
кумент; из него стало ясно, что пишет министр Герцберг маркизу  Луккези-
ни: "Россия не может обрести Очаков без согласия на то  Прусского  коро-
левства..."
   - Да в уме ли они там? - крикнула Екатерина и, схватив перо, на полях
донесения оставила автограф: "Наместник Божий Вселенной распоряжающийся!
Зазнались совершенно!" - Как подумаю, - сказала она Безбородкс, - так  и
в самом деле "Ирод" был просто шелковый по сравнению с этим пентюхом...
   - Безбородко с подозрением озирал пасмурные балтийские горизонты, на-
чиная верить в прогнозы Разумовского.
   - Не поговорить ли вам с Нольксном? - предложил он.
   - Что может знать Нолькен, живущий в Петербурге еще со времен  Елиза-
веты, для которого Россия стала дороже Швеции? Впрочем...  поговорить  с
послом никогда не мешает.
   Екатерина вовлекла Нолькена в доверительную беседу, напомнив о давнем
разговоре с нею покойного Дени Дидро:
   - Дидро сказал мне: иметь столицу на самом конце  государства  -  все
равно что иметь сердце под ногтем мизинца! Он считал, столицу России на-
до образовать заново в центре империи, где-то близ  отрогов  Урала,  где
изобилие чистой воды и приятный климат. Дидро советовал мне назвать  но-
вую столицу кратко - Русь или Росс!
   Нолькен отлично распознал подоплеку ее сомнений:
   - Ваше величество, благодарите Петра, основавшего столицу в устье Не-
вы, а то ведь у царя были планы переехать из Москвы в Рогсрвик или в Та-
ганрог... Но как бы Петербург ни был близок к Швеции, Швеция войны с ва-
ми не начнет.
   - Вы так ручаетесь за своего короля?
   - Я ручаюсь за разумную политику моего королевства.  Любое  нападение
на Россию с севера, когда она воюет на юге, стало бы  проявлением  самой
низкой подлости.
   - Вот и я так думаю, - ответила Екатерина...
   Под конец беседы Нолькен заверил ее, что, случись безумная война Шве-
ции с Россией, он будет просить русского подданства, чтобы остаться  по-
мещиком в лифляндских поместьях своей жены:
   - Урожденной, как вы знаете, Цеге фон Мантсйфель.
   - Нет, барон! - жестко ответила Екатерина. - Случись война, и я выго-
ню вас сразу же после того, как мне  станет  известно  об  отозвании  из
Стокгольма графа Разумовского...
   Безбородко сказал, что Нолькен ушел в слезах.
   - У меня дела похуже, но я ведь еще не рыдаю!
   В мае 1788 года невестка поднесла царственной бабке еще одну дочку  -
Екатерину и потом долго рассказывала придворным дамам,  что  нет  ничего
приятнее быть беременной, а роды-эчо забавное удовольствие, которое пос-
тоянно хочется повторять. По случаю прибавления в доме  Романовых  принц
де Линь представлялся цесаревичу Павлу, как официальное лицо при русской
ставке, и сообщил, что рад отъехать на войну.
   - Кому нужна эта война? Кому нужен Крым и тамошний флот? - Павел стал
кричать, что империя разорена, в стране голод, выправка солдат безобраз-
ная.
   Де Линь, оправдывая Екатерину, заметил, что императрица -  женщина  и
потому не может сама ранжировать солдат, пересчитывать казну и лазать по
мачтам.
   - Вот именно! - отвечал Павел. - Именно поэтому дрянной русский народ
и желает, чтобы им управляли одни лишь женщины. В  этом  случае  удобнее
маршировать кое-как, иметь на флоте перегнивший такелаж, а казну грабить
еще удобнее...
   Но еще раньше де Линя отъехал на войну принц  Нассау-Зиген,  которому
Потемкин доверил гребную флотилию в Днепровском лимане.
   - Если цесарцы возьмут Хотин прежде нас, это будет позором для  армии
Румянцева, который засел у себя в Вишенках, и от него - ни гугу! - гово-
рил светлейший князю Репнину.
   - Румянцев состарился, - отвечал Николай Васильевич.
   - Состарился-уйди! А вы моложе его, учтите...
   Это был намек. Фельдмаршальские жезлы, посверкивая алмазами, призрач-
но колебались над ставкою Потемкина, и князь Репнин невольно задумался -
кто обретет жезл раньше: он или... Суворов? Екатеринославская армия  го-
товилась к походу.
   Здоровье Абдул-Гамида ухудшалось, а султанша Эсмэ переслала  цветы  и
фрукты Булгакову, после чего дальновидный Юсуф-Коджа  объявил  Булгакова
"мусафиром" (гостем) Оттоманской империи. Правда, гостей  в  тюрьмах  не
держат, но даже послабление режима для узника говорило о многом... Одна-
ко мощный флот Эски-Гасана снова явился в Черное море, а на Балтике  ад-
мирал Грейг вывел на рейд свою Средиземноморскую эскадру. Все напряглось
в ожидании: что будет?
 
 
   8. ЖИВОЙ НАРОДНЫЙ ПОТОК
 
   Там, где Ингул вливается в Буг, еще не родился город Николаев (Nike i
laos), а на верфи уже трудились. Народ, чуткий ко всему  новому,  добро-
вольно стекался в эти места, и ничто  не  отпугивало  людей-ни  близость
войны, ни скудость заработка, ни хаос неустроенной жизни.  Потемкин  на-
вестил верфи еще ранней весной, Прохор Акимович показал ему, что  сдела-
но:
   - Заложено сразу четыре фрегата. На каждый бухнули по четыре тыщи ду-
бовых бревен. Почитай, целая роща. А ежели эскадру строить? Тогда  целые
леса под корень валить надо...
   Потемкин распорядился: вывозить из Самары дубовые саженцы - для дела,
сажать итальянские тополя-для красы.
   - Пора закладывать корабли стопушечные, - сказал он. - Мастерам  пла-
тить пять рублев в месяц, а подмастерьям - по три. Если скажут,  что  на
харч не хватает, отвечать так: разводите свое хозяйство и живите с  ого-
родов да садов. Земля жирная, истраченная, даст много.
   Капитан над портом жаловался, что дров нету.
   - Дрова - лес! Спалить все можно. Учитесь греться углем каменным.  Он
и для печек, и для приготовления пищи годен. Завести потребно сад  апте-
карский. Бани на манир турецких. Вот здесь, - указал светлейший тростью,
- должно фонтан пустить. Из него корабли станут брать воду  пресную  для
плаваний. Нужна фабрика для соления мяса матросам. Сейте горох,  чечеви-
цу. А чтобы на меня клевет лишних не было, - заключил Потемкин, - я сво-
их крепостных из Белоруссии переселю к вам на житье...
   Случайно возникший, город случайно и заселялся. Но уже торговали лав-
ки, винные погребки и трактиры, греки открывали кофейни.  В  землю  были
вкопаны высокие мачты с рангоутом и такелажем, как на  кораблях.  Солдат
переучивали в матросов, чтобы по вантам лазали, по реям  разбегались.  В
устье Ингульца заводили литейное производство, дабы переливать  негодные
пушки, в грохочущих и чадных кузницах ковали цепи и якоря.
   - Чует мое сердце, - сказал светлейший, забираясь в каретку, -  здесь
большому и нужному городу быть. Помрачит он славу херсонскую, да и  кли-
матом лучше...
   И отъехал, явно довольный. По весне Курносов готовил к спуску со ста-
пелей первый фрегат, который ощетинился с бортов 44 пушками. Назвали его
"Святым Николаем". Солдаты, став матросами,  получили  водку  и  кричали
"ура!". Курносов распечатал бутылку с вином, пил  в  одиночестве.  Возле
ног корабельного мастера терлась собака, он гладил ее по мягкой шерсти:
   - Жаль, что не пьешь ты, Черныш, а то бы помянули хозяйку,  вспомнили
бы и деточек... Не понять тебе, псина моя, как быстро жизнь пролетает. А
что я видел в этой жизни? Да ничего хорошего. Одни доски да мозоли.  Мо-
жет, так и надо. Черныш, чтобы до смерти человеку надрываться?
   Камертаб уже не навещала его. Да и была ли Камертаб? Пес умными  гла-
зами проследил, как его добрый хозяин распечатал вторую  бутылку.  Потом
он положил голову на лапы и  тяжело,  почти  с  надрывом,  как  человек,
вздохнул...
   Екатеринославская армия Потемкина мановением руки  его  стронулась  с
винтер-квартир; карету светлейшего  князя  Таврического  подкидывало  на
ухабах, под колесами шипела грязь, перемешанная с конским навозом.
   - Все загадили! - сказал он графине Браницкой, обнимая ее пышные пле-
чи. - Дай, прелесть, духами твоими надышаться...
   Впереди армии двигались ревущие гурты скота, обреченного на заклание,
встречались арбы с сухарями, которые от движения повозок перетирались  в
труху. Выбрав место посуше,  гулящие  маркитантки  раскидывали  палатки,
продавали шампанское - офицерам, иголки и нитки-солдатам. Для  Потемкина
и его свиты вечерами ставили великолепные шатры из нескольких комнат,  в
спальне курились ароматные смолы, композитор Сарти дирижировал итальянс-
ким квартетом... Потемкин признался князю Репнину:
   - Привыкли мы лаять фельдмаршала Миниха,  жестоко  судим  его  походы
крымские. А надо признать за истину, что старик лучше нас  управлялся  и
при графе Минихе армия русская такого бардака не ведала,  какой  у  меня
наблюдается...
   Дорога была забита фурами с больными и  умершими.  Армия  отвалила  в
сторону, пошла через степь древней татарской "сакмою". Обозы  в  центре,
слева конница, справа пехота. Очевидец описывал  движением  грандиозного
потока, вобравшего в себя коров и принцев, пушки и  князей,  колымаги  и
музыкантов: "Взор на таковой вид не иначе как величественностью  поража-
ется; со всех сторон раздаются звуки труб и духовых инструментов;  бара-
банный бой наводит некий род ужаса, а шум литавров  кровь  воспаляет..."
10 июня Екатсринославская армия вышла к переправе через Буг,  где  инже-
нерный генерал Герман нашел самое неудобное место для  форсирования  ре-
ки... В оправдание себе он сказал:
   - Я не виноват! Здесь и Миних переправу имел.
   На это светлейший отвечал дураку:
   - Сволочь ты паршивая! Благодари Бога своего лютеранского, что  я  не
граф Миних, который на этом самом месте такого же умника, как ты,  инже-
нера своего, на оглоблях повесил...
   Форсировали Буг в лучшем месте, которое отыскали казаки. За  перепра-
вой на армию излились страшные ливни с грозами, черноземы раскисли в ка-
шу, лошади утопали в грязи. Офицеры теснились возле палаток  графа  Бра-
ницкого и принца де Линя, где под музыку оркестров всех кормили бесплат-
но. Первые верблюды с поклажей, двигавшиеся к Очакову, перепугали конни-
цу, которая с "сакмы" шарахнулась в степи. За дождями  последовала  нес-
носная жарища, многие пали от солнечных ударов. В походной ставке Потем-
кина секретарствовал Попов, день и ночь работала секретная канцелярия по
расшифровке агентурных сведений...
   Потемкин оставил армию на попечение князя Репнина,  армия  после  его
отбытия разбилась на части, каждый полк шагал сам  по  себе,  артиллерия
отстала, теряя в пути лошадей и волов, впряженных в пушки. Из Кременчуга
и Херсона навстречу воинству выезжали трактиры.  Во  избежание  смертных
случаев от зноя, князь Репнин поступил по-миниховски: армию поднимали  в
три часа ночи и она двигалась по холодку. Это было  разумно,  и  солдаты
оживились. Инфантерия на марше била в полковые барабаны, кавалерия зали-
валась валторнами. В полдень князь Репнин объявил "растаг"  -  отдых,  и
солдаты с бранью падали на землю:
   - Растаг, так его растак! А кады ж Очаков-то?..
   28 июня армия увидела море, вражеский флот в лимане, стены Очакова  и
вдали желтую полоску Кинбурна. За десять верст до лимана ночевали в  по-
кинутой татарами деревне Адживоли; армия вычерпала до дна  все  колодцы,
потом солдаты жаловались на бурчание в животах:
   - Уж не отрава ли? До кустов набегаешься...
   Море не освежило людей. Зной и пылища, комары и поносы отягощали  бы-
тие, и без того тяжкое. По лиману скользили остроносые лодки запорожцев,
стрелявшие из мортирок.
   Светлейший встретил де Рибаса вопросом:
   - Я тебе поручал Березань взять, так взял ли?
   - Нет, ваша светлость. Тому причин множество...
   - Первая-ты сам! - И Потемкин влепил ему пощечину.
   Он подошел под самые стены Очакова, разглядывая крепость. Вокруг  ци-
тадели раскинулись сады, Потемкин рвал с дерева недозрелые  вишни,  пле-
вался косточками. Турки в белых и красных тюрбанах смотрели с фасов Оча-
кова на чужака, но стрелять в него  не  стали.  Кто-то  сверху  окликнул
светлейшего по-русски:
   - Эй, кривой! Тебе чего тут надобно?..
   Вернувшись в шатер, Потемкин указал: артиллерии -  бомбами  поджигать
форштадты, саперам - уничтожать сады. За ужином  он  признался  Репнину,
что его заботит скорое вооружение Швеции. Если возникнет  война  на  два
фронта, возможно ли при этом удержать Тавриду?  Екатерина  прислала  ему
письмо, в когором повторяла, чтобы о  сдаче  Крыма  даже  не  заикались:
"Когда кто сидит на коне, тогда сойдет ли с оного, чтобы за  хвост  дер-
жаться?.." Армия и флот собраны под Очаковом. Но осада крепости - еще не
взятие ее, и Потемкин твердо стоял на своем:
   - Кровь солдата русского дороже всего на свете, и посему брать Очаков
будем не штурмом, а измором...
   В дыму пожаров сгорали форштадты, гибли сады. Между Очаковом  и  Кин-
бурном в лимане блуждала окаянная эскадра Гасана, а Потемкин не  находил
уже слов, какими мог бы выгнать в море из Севастополя корабли Войновича.
В шлюпке он переплыл лиман; на Кинбурнс ужасающе смердило.
   - Не удивляйтесь, - объяснил Суворов, - мы стоим на могилах,  в  коих
закопаны павшие в прошлом годе. Песочек жиденький, и покойнички под  ва-
шей светлостью разлагаются.
   На оконечности косы Суворов устроил блокфорт: водрузил батареи, возле
них приспособил печи для раскаливания ядер.
   - Лучше сего места, батюшка мой, для отражения чужой дерзости не сыс-
кать. Батареи и замаскировал... При хорошем ветре запашок неприятный от-
носит, и дышать даже вольготно.
   Суворов сказал, что Войнович держит корабли, как скупердяй  деньги  в
банке, и подмоги от него не видать:
   - Дай Бог, чтобы принц Нассау-Зиген не подгадил...
   Нассау-Зиген уже получил чин контр-адмирала. "Потемкин, - хвастал он,
- на все мои вопросы о штурме Очакова начинает креститься, а я решил бе-
зо всяких молебнов выйти в лиман и показать битву крестоносцев с  невер-
ными..."
   Эски-Гасан напал на его флотилию первым, и пять часов подряд  длилась
кромешная "свалка" кораблей, пока турки не отошли под  защиту  крепости.
Наспех залатав пробоины и заменив разбитые весла новыми, русская  флоти-
лия ночью снова пошла в сражение. Капудан-паша выставил против нее глав-
ные свои корабли, обшитые медными листами. Один турецкий "султан"  взор-
вало, остальные бросились под стены Очакова, спасаясь. Гасан остался  на
горящем флагмане, вокруг него кружились русские галеры. Отважный "кроко-
дил", убоясь пленения, нырнул за борт... Два поражения от русских кораб-
лей, кое-как сколоченных, вызвали у него кровотечение из носа. Он  решил
покинуть лиман и уйти в море, где тяжело раскачивало на  рейдах  могучие
линейные "султаны". Старинный закон войны гласил:  отступающему  строить
"золотой мост", то есть не мешать его ретираде, чтобы противник не взбе-
сился. Но Суворов огнем блокфорта с косы Кинбурна "золотой мост"  разру-
шил! Ночь была темна, пушки простреливали мрак огненными трассами, с бе-
рега было видно, как ядра, докрасна раскаленные, впиваются в медь и  де-
рево, вызывая в отсеках пожары. Турецкая эскадра сбилась в  кучу,  всюду
поражаемая. Нассау-Зиген, снова спешащий к бою,  передал  Суворову,  что
ядра блокфорта задевают и его корабли. Турецкие суда, ища спасения, выб-
расывались на отмели, крики и стоны слышались из огня и  дыма...  В  эту
ночь турки потеряли 6000 человек. Многие, доплыв до Кинбурна, сдались  в
плен, но еще больше их потонуло. Раздутые трупы носило по волнам лимана.
Солдаты отталкивали их от берега баграми и тут же ведрами  черпали  воду
для своих нужд (иной воды кроме солоноватой воды лимана, не было)...
   Екатеринославс