кая армия обложила цитадель с суши,  когда  сражение  в
лимане уже закончилось. "Верные" запорожцы отличились ухарством в  абор-
дажах, теперь "жертвенники Бахусу курились у них до небес; на всех лицах
было начертано удовольствие..."
   В июле началась новая жара, опять с грозами.
   - Воды нет, нужники не устроены, - говорил князь Репнин.  -  Всяк,  и
солдат и принц, тут же ест, тут же испражняется,  отчего  все  в  лагере
преисполнено погани.
   - А туркам внутри Очакова разве слаще? - отвечал Потемкин, совершенно
голым разгуливая по хоромам шатра; он вылил на себя целую бутыль парижс-
кого одеколона. - Едино вот этим и спасаюсь. А привезли ли уксус  солда-
там?
   - Обозы застряли. Стеноломная артиллерия отстала. Маркитанты все рас-
торговали и уехали. Запорожцы сказывали, что Гуссейнпаша свой  гарем  на
остров Березань вывез.
   - Де Рибас, подлец, не взял Бсрезани! А теперь не  взять:  турки  там
батарей понаставили.
   - В вагенбургах обозных, что за четыре версты отселе, - доложил  Реп-
нин, - понос обычный сделался кровавым.
   - Господи, да вразуми ты меня! - взмолился Потемкин.
   - Очаков надобно брать штурмом.
   - Это тебе, князь, Суворов внушил?..
   Репнин, дипломат тонкий, сделал намек:  нерешительность  командующего
все объясняют его личной трусостью, и Григорий Александрович  намек  по-
нял. Через день он объявил рекогносцировку, вся свита и генералы обязаны
сопровождать его светлость. Потемкину подвели коня.  Князь  вырядился  в
белый мундир, при белых же лосинах, и шляпу с высоким султаном, он  весь
сверкал бриллиантами и орденами - прекрасная мишень для турецких  стрел-
ков! Конь скакал под ним  размашистым  аллюром,  солдаты  при  появлении
фельдмаршала поднимались с земли, Потемкин, глядя вперед, махал им  шля-
пой:
   - При мне, ребята, вставать не надобно. Зато прошу вас,  братцы,  под
пулями вражескими не ложиться...
   Торжественный, он выехал под самые стены Очакова, и турки сразу нача-
ли обкладывать его свиту ядрами. Горячий конь гарцевал  под  светлейшим,
Синельников сказал Потемкину:
   - Судьбой не шутят. Береженого Бог бережет...
   Потемкин с нарочитой медлительностью оставил седло, просил подать ему
подзорную трубу. Кого-то убило сразу, кто-то раненный, отползал в кусты.
Потемкин передал трубу принцу до Линю, заметив при этом, что стены  Оча-
кова - вавилонские:
   - Солдат на этих стенах - вроде мухи.
   - Одна муха - только муха, но тысячи мух поднимут камень.
   - Знакомое выражение. Откуда взяли его?
   - Сейчас придумал, - ответил де Линь.
   - Не обманете меня-так сказано у Свифта...
   Шляпу сбило, а за спиною - сочный шлепок.
   - Аx! - вскричал губернатор Синельников.
   Ядро, сорвав шляпу с Потемкина, ударило  Синельникова  прямо  в  пах.
Репнин (бледный) сказал, что бравировать храбростью перед турками не так
уж надобно, а Потемкин спросил де Линя:
   - Ваш император у Белграда бывал ли под ядрами?
   - Вряд ли его смелость сравнится с вашею.
   - Благодарю, принц, за комплимент...
   Доказав личное презрение к смерти, Потемкин поскакал обратно  к  шат-
рам. Синельников, испытывая невообразимые муки,  все  время  требовал  у
адъютантов набивать ему трубку за трубкой,  которые  и  выкуривал  очень
быстро, в крепчайшем дыму жаждая найти утешение от  боли.  Наконец  муки
стали невыносимы.
   - Князь Григорий! - сказал он Потемкину, - городов мы  с  то"бой  по-
настроили, флот создали... даже чулки бабам делаем. У тебя власть  вели-
кая, с тебя и спрос короткий... Умоляю: выстрели мне в лоб, чтоб не  му-
читься!
   Потемкин поцеловал товарища в лоб:
   - Прости. Своих не бьют. Умри сам...
   Вскоре прибыл кабинет-фурьер  от  императрицы,  доставив  под  Очаков
именной указ о награждении Нассау-Зигсна 3020 - крепостными душами в Мо-
гилсвской губернии. Фурьер сдал почту и заторопился в обратную дорогу:
   - Живете вы тут и ничего не знаете. А ведь у  самого  Петербурга  уже
давно пальба идет страшная.
   ...Эскадра Войновича покидала Севастополь!
 
 
   9. РОВНАЯ ЛИНИЯ
 
   Эскадра адмирала Грейга готовилась  в  далекий  путь  до  Архипелага,
часть кораблей уже отпльыа в Копенгаген, куда должны были прийти  и  ко-
рабли, строенные в Архангельске. Любая голова, самая  пустая,  могла  бы
сообразить, что выгоднее выпустить флот России с Балтийского моря, а  уж
потом начинать войну с Россией. Возможно, Густав III так  и  хотел  сде-
лать, но Англия страстно желала как можно скорее видеть посрамление Рос-
сии на волнах, и король проявил нетерпение... В большой игре почему бы и
не передернуть карту? Густав III в сенате зачитал депешу барона  Нольке-
на, безбожно ее извратив, отчего  эскадра  Грейга,  направляемая  против
Турции, предстала угрозою для Швеции... Разумовскому король сказал:
   - Россия бросила мне перчатку! Пусть только мачты ваших кораблей  по-
кажутся на горизонте, и они будут лежать на дне.
   Разумовский отвечал королю декларацией, заверяя шведскую нацию в дру-
желюбии России, но обращаясь непосредственно к народу, посол как бы  не-
вольно отделил короля Швеции от шведского народа. Густав  признался  ми-
нистру Оксишисрна, что Петербург все эти годы вел  себя  безукоризненно,
не давая Стокгольму ни малейшего повода для придирок:
   - Объявите же теперь послу России, что своей наглейшей декларацией он
нанес моему королевскому достоинству тягчайшее оскорбление, которое мож-
но смыть только кровью.
   Оксишиерна объявил Разумовскому, что посол отныне  теряет  право  яв-
ляться при королевском дворе.
   - Я не сожалею о недоступности вашего двора, - отвечал Андрей  Кирил-
лович, - но покинуть шведское королевство могу лишь в случае указания на
то из Петербурга...
   Объявив войну одному лишь послу России, шведский кабинет стал выиски-
вать повод для объявления войны России. Близ пограничного моста в Кюмени
майор Егсргорн рано утром вызвал русского караульного офицера  Христофо-
рова, горланя ему:
   - Не вздумайте разрушать мост, иначе будем стрелять...
   Русские на это никак не отреагировали, а Екатерина послала запрос вы-
боргскому коменданту: "Кто был пьян в то утро  -  наш  дурак  или  майор
Егергорн". Миролюбие русских никак не  устраивало  шведского  короля,  и
тогда он решился на провокацию. Густав велел переодеть  своих  солдат  в
русские мундиры; переодевшись, солдаты засели в кустах на русском берегу
Кюмени и открыли огонь по своим же, шведским, солдатам...
   - Наше терпение кончилось! - объявил король в сенате. - До  каких  же
пор мы, наследники славы великого Карла Двенадцатого,  будем  испытывать
на себе кровожадные инстинкты русских?
   Герцог Карл Зюдерманландский вывел эскадру в море, пиратски  захваты-
вая русские корабли, а их команды, ничего о войне не зная, мирно  сдава-
лись, считая все это какой-то нелепостью. Густаву война  казалась  милой
забавой: он выехал из дворца, как на маскарад,  в  камзоле  из  розового
шелка, в туфлях с голубыми бантами. Поэты, певцы и танцоры  сопровождали
короля. На пристани Стокгольма, окруженный дамами, его величество черес-
чур грациозно раскланялся перед публикой:
   - Приглашаю всех вас на завтрак в Петергоф...
   Опережая ультиматум, он с рыцарской  галантностью  извещал  Россию  о
своих планах: "сделать десант на Красной Горке, выжечь Кронштадт, идти в
Санкт-Петербург и опрокинуть там статую Петра I"... Загробная тень Карла
XII реяла над мачтами его "Амфиона"!
   Екатерина оказывала прежнее доверие Нольксну:
   - Не понимаю, чем Разумовский обидел короля? Один государь не состав-
ляет народа. Когда мне говорят только о русском народе, не упоминая  обо
мне, я не впадаю в истерику. Я - это я, народ - это народ! А ваш каприз-
ный король надул губы оттого,  что  мой  посол  осмелился  заговорить  о
шведской нации...
   Ни она, ни даже Нольксн еще ничего не знали!
   Петербург в это лето плавился от невыносимой жарищи, какой не помнили
даже старцы; двор перебрался в Царское Село, куда Екатерина вызвала  ад-
мирала Василия Яковлевича Чичагова, предупредив, что после отплытия  эс-
кадры Грейга он станет держать свой флот над Балтийским  флотом.  На  ее
слова об угрозах со стороны Швеции адмирал отвечал:
   - Так что нам Швеция? Чай, не волк-не задерет...
   Беседовала она и с Магнусом Спренгпортеном:
   - Мой brat делается смешон. Я первая не атакую...
   Спренгпортен сказал, что война с Россией - безумие:
   - В конце ее король потеряет всю Финляндию, оппозиция его абсолютизму
среди офицерства столь велика, что престол в Стокгольме станет  вакантен
для одного из ваших внуков.
   Павел отпрашивался у матери на войну:
   - Я ни разу в жизни не слышал свиста пуль, и что подумает обо мне Ев-
ропа, если я и теперь останусь сидеть дома?
   - Сидите дома, а Европа, глядя на вас, подумает, что вы хороший  суп-
руг и послушный сын...
   Безбородко докладывал, что продолжать борьбу с Турцией не хватит сил.
В стране голод, цены возвысились.
   - Расходы на войну в год нынешний обойдутся в тридцать с лишком  мил-
лионов, и, чтобы хоть эту кампанию протянуть, народ наш надо новыми  по-
датями обложить.
   - Не от нас нужда - от политики! - ответила императрица.  -  Но  пока
Очаков не в моем кармане, я не стану об этом думать.
   Ко дворцу подъехала карета посла Нолькена.
   - Я вынужден вручить ультиматум своего короля...
   Официально объявляя войну России, Густав III требовал вернуть  Швеции
провинции, отделенные от королевства со времен Петра 1,  настаивал,  что
Крым немедля был возвращен турецкому султану,  чтобы  Россия  разоружила
свои флоты, а Швеция при этом разоружаться не станет, пока русская  дер-
жава не исполнит требований шведского короля... Нолькен разрыдался:
   - Король желает еще и наказания Разумовского, как личного оскорбителя
его королевской чести. А посредничество к миру между Россией  и  Турцией
король берет на себя...
   - Карету мне... быстрее-крикнула Екатерина.
   Она примчалась в Петербург, раскаленный от солнца. Ультиматум  Швеции
был таков, что даже прусский посол Келлер сказал ей:
   - Подобная нота свидетельствует о признаках умственного  расстройства
короля.
   Сегюр выразился точнее:
   - Густав Третий принял за реальность свой обманчивый сон.
   Он передал в Версаль ответ Екатерины: "Если бы  король  даже  овладел
Петербургом и Москвою, я показала бы ему,  на  что  способна  женщина  с
сильной волей, стоящая на руинах великой империи, но окруженная  мужест-
венным народом!" Для подписания манифеста о войне со Швецией она выбрала
отличный день...
   Это был день 27 июня - день Полтавской победы!
   Имелся флот, но в Петербурге не было армии.
   Значит, все надежды-на общенародное ополчение...
   Газеты Европы уже писали о паническом бегстве двора из Петербурга, об
опустении города от жителей, дипломатический корпус якобы перебирался  в
Москву: грозный флот Швеции вырастал на подходах к столице... Ссгюр  вы-
разил удивление, почему Екатерина не торопится вывозить сокровища  Эрми-
тажа:
   - Ведь в гарнизоне у вас есть пять тысяч солдат. Что они  могут  сде-
лать перед сильной армией Швеции?
   Во время их разговора явился курьер с донесением:
   - Шведы берут Нейшлот, король движется на Фридрихсгам.
   - Вы слышали, Сегюр? - спросила Екатерина. - Но вы, европейцы,  очень
плохо знаете нас, русских...
   Возмущение вероломством Швеции было столь велико  в  простом  народе,
что столичные извозчики и ямщики забили возами и колясками всю улицу пе-
ред шведским посольством:
   - Послу вашему хребтину кнутьями перешибем...
   Эти ямщики первыми вошли в ополчение, образовав казачий  полк.  Волна
патриотизма прокатилась по стране. Деревни, с которых рекрутировали  од-
ного парня, добровольно давали трех, самых умных, самых здоровых. Москва
на "почтовых" (для скорости)  отправила  в  Петербург  10  тысяч  добро-
вольцев, в Архангельске шла запись в ополчение, из Олонецких чащоб  под-
нималось крестьянство, с Ладоги и Онеги шли на флот рыбаки, к любой кач-
ке привычные...
   Гвардия выступила в поход первой! Патриотический подъем был столь ве-
лик, что люди хотели двигаться к фронту днем и ночью -  без  отдыха,  не
делая бивуаков и ночлегов.
   - И пусть Европа врет дальше, - заявила Екатерина в Совете, - но мы с
места не тронемся... Петербургская губерния хотя рекрутированию не  под-
лежит, но вооружится вся! Главнокомандующим в Финляндии  назначаю  графа
Валентина Платоновича Мусина-Пушкина, а над флотом быть  адмиралу  Грей-
гу... Вот и хорошо, что эскадра его не успела в Архипелаг уйти.
   Петербург отворил арсеналы: народ вооружился. Дети  священников,  па-
рикмахеры, повара, лавочники, сапожники, мастеровые, каменщики, лодочни-
ки составили ту армию, какой еще вчера даже не числилось в штатах  импе-
рии. Петербург заметно опустел. Даже цыгане и те  записались  в  гусары.
Перед Зимним дворцом шагали оборванцы. Кобенцль спросил Екатерину:
   - Откройте мне секрет: где вы берете людей?
   - Вы о них? - Екатерина показала в окно на марширующих оборванцев.  -
Так это всего-навсего арестанты, приговоренные к работам на каторге,  но
они пожелали сражаться, и я их выпустила. У меня в бедламе сидел  буйно-
помешанный майор из сербов. Я его на защиту Нейшлота отправила. Уверена,
что он там проявит образцы доблести героической...
   Шведский флот на всех парусах приближался к столице.
   - Вот они! - показал Грейг. - Набирать люфт...
   Люфт - это ветер. Грейг держал флот на трехпалубном "Ростиславе". По-
ловину экипажей эскадры составляли новобранцы. Боевой дух балтийцев  ос-
тавался нерушимым. Но люфт задувал слабый. Следом за флагманом вытягива-
лись в линию "Дерись", "Память Евстафия", "Владислав", "Изяслав",  "Еле-
на" и прочие. Залп шведской эскадры весил 720 пудов. Русские могли  выб-
росить всего 450 пудов. Приказ императрицы был зачитан с  утра:  "СЛЕДО-
ВАТЬ ВПЕРЕД, ИСКАТЬ ФЛОТА НЕПРИЯТЕЛЬСКОГО И ОНЫЙ АТАКОВАТЬ".
   Противники вступили в соприкосновение за островом Гогланд, между дву-
мя банками.
   - Я беру на себя флагмана! - крикнул Грсйг в рупор.
   С корабля  герцога  Зюдсрманландского  слышались  масонские  призывы.
Русская картечь сокрушала рангоут и такелаж противника.  Чугунные  ядра,
видимые в полете, впивались в борта шведских кораблей, разбрызгивая щеп-
ки. Пахло порохом и уксусом. Козлянинов с авангардом  разрушал  авангард
противника.
   - Не вижу, где "Дерись". Подтянуть арьергард! - Грейг четко  расхажи-
вал по тиковой палубе, звонко цокая  звенящими  подковами  ботфортов.  -
Смерть или слава! Только вперед...
   Шведы обрушили огонь на "Ростислава" - выдержали. Бой  уже  завязался
по всей линии. Окутываясь дымом, враждующие эскадры скатывались ветром к
зюйд-весту. Жара была  адовая.  Оркестры  играли  непрестанно.  Хотелось
пить. Пить было нечего. Пушки обливали уксусом. Они противно шипели. Ми-
новал час. Начинался второй. Раненые уползали в  люки.  Команды  звучали
бодро. Люди глядели с вызовом. Паруса сгорали мгновенно.
   - Урра-а! - горланили с авангарда Козлянинова.
   Шведы на веслах уже вытаскивали из боя избитого флагмана, за ним  по-
тащили еще три корабля. В линии возникло замешательство, шведы  покидали
строй. Опять штилело.
   - Не терять люфт! - командовал Грсйг.
   По-русски он выражался чисто (как и писал). Сильное задымление мешало
вести бой. В дыму призрачно плавали корабли-великаны, захватывая  остат-
ками парусов слабые дуновения ветра.
   - Еще светло, бой продлевать! - призывали офицеры. "Принц Густав" под
флагом вице-адмирала Вахтмсйстера получил от "Ростислава" точные залпы в
борт. Грейг велел выбить прислугу в его палубах, скосить  мачты,  разод-
рать ядрами паруса. Канонада сражения была слышна в Петербурге, а  свита
шведского короля в Гельсингфорсе наблюдала за  боем  с  высокой  горы...
Полный штиль на время остановил корабли. В сумерках громада "Ростислава"
медленно накатывалась на "Принца Густава". Вице-адмирал граф Вахтмейстер
сам перепрыгнул на палубу русского флагмана, вручил Грейгу шпагу.
   - Не надо нас абордировать! - сказал он,  сдаваясь.  -  У  меня  одни
мертвецы и раненые... Есть ли у вас хирурги?
   - Есть. Но спустите флаг короля, - указал Грейг на мачту.
   - Не могу, он прибит гвоздями, - отвечал швед...
   Герцог Зюдерманландский уводил разгромленную эскадру в  гавани  Свеа-
борга. Когда дым чуть рассеялся, стало видно, что в  окружении  шведских
фрегатов тащится и полузатоплснный русский корабль "Владислав". Он  имел
74 пушки, как и плененный "Принц Густав". Казалось бы,  можно  не  огор-
чаться. Но Грсйг не стерпел такого позора, он стал созывать свои  кораб-
ли:
   - Преследовать всем - отбить "Владислава"!
   Безветрие и повреждения, полученные в бою, помешали этому. Над волна-
ми медленно оседал угар пороха. На воде качались обломки... Самуил  Кар-
лович пребывал в отчаянии:
   - Неужели битва закончилась вничью?
   Грейг велел кораблям "Дерись", "Виктору", "Иоанну Богослову"  подойти
ближе. Их командиры были званы в адмиральский салон. Вот их  имена:  Ко-
ковцев, Обольянинов, Вальронд.
   Грейг сказал им:
   - Вас, господа, за то, что держались от боя подальше, порох и ядра не
растратили и "Владиславу" не помогли, я волею  адмирала  отдаю  под  суд
строжайший...
   Екатерина переслала Грейгу цепь и знаки Андреевского ордена. Но адми-
рал не возложил их на себя, считая, что бой сложился не так, как ему хо-
телось, и награды он не достоин. Пленный адмирал  Вахтмейстер  просил  у
него "аттестата":
   - Напишите, пожалуйста, что я сражался храбро. Ваша подпись  под  ат-
тестатом послужит для меня оправданием...
   Безбородко доложил Екатерине о взятии шведского флагмана, спросил, не
желает ли она видеть Вахтмейстсра.
   - Зачем? Мимо Петербурга везите его прямо в Москву, и пусть он там  с
нашими барынями музурки пляшет...
   Командиры кораблей, уклонившиеся  от  боя  (Коковцев,  Обольянинов  и
Вальронд), выслушали приговор - виселица!
   Екатерина при конфирмации смягчила им наказание:
   - Дворян сих - в матросы, пожизненно! Пусть на галерах  похлебают  из
общего котла бурды чечевичной - умнее станут...
   После сражения при Гогланде балтийцы загнали на  банку  шведский  ко-
рабль "Густав-Адольф" и сожгли, предварительно  сняв  с  его  палуб  553
пленных. Шведский флот был блокирован в бухтах Свеаборга, а  герцог  Зю-
дерманландский решил, что после драки кулаками еще машут. Он  вступил  в
переписку с адмиралом Грейгом, обвиняя русских моряков в  том,  что  они
применили  в  бою  у  Гогланда  бесчеловечное  оружие  -   зажигательные
брандскугели. Грсйг отвечал противнику честно: да, признал он,  его  эс-
кадра готовилась для борьбы с турками, а потому имела в  своих  погребах
брандскугели, которые используют и на флоте оттоманском. Но употребление
брандскугелей в сражении у Гогланда лежит на совести вашего  герцогского
высочества. Мы, писал Грейг, пустили брандскугели  в  дело  лишь  тогда,
когда получили брандскугель от вашей милости. И ваша "зажигалка" повисла
на снастях "Ростислава", зацепившись за вантину особым крючком, отчего у
нас вспыхнул парус... В конце письма Грейг  спрашивал  противника:  если
это оружие бесчеловечно, то почему же вы, герцог, сами же его  первым  и
употребили?
   Справедливо - Гогландская победа осталась за русским  флотом.  Самуил
Карлович Грейг был флотоводцем талантливым, и все, что  он  делал,  было
добротно, без фальши. Но победа  его  оказалась  бы  несравненно  значи-
тельнее, если бы Грсйг не держался линейного метода боя. Закоснелая анг-
лийская тактика невольно сковала русскую эскадру, как  она  сковывала  и
тактическое мышление самого Грейга...
   Грейг страшился разломать линию.
 
 
   10. РАЗЛОМАТЬ ЛИНИЮ!
 
   Греческие каперы из Балаклавы хорошо помогали  черноморцам,  пресекая
снабжение Очакова с моря; они захватывали турецкие шебеки и фелюги с по-
рохом, зерном и дровами. Ламбро Каччиони был зван к Очакову -  в  ставку
светлейшего. Потемкин сказал храбрецу, что э