я града великого. Невозделанные
врата, называемые Быховскими, предстали, при конце почтовой аллеи, моему
взору пытливому; уже вместили оне в стены свои проезжавшую мою  колесни-
цу, произвели с тем великий стук и открыли  улицу..."  Обратимся  к  на-
чальству! Почти всех оголтелых молодцов, которые в  1762  году  добывали
престол для Екатерины, она пристроила на хорошие места и воровать им  не
мешала. Петр Богданович Пассек, генерал-аншеф и кавалер, держал в  Моги-
леве бразды правления. Первую свою жену он прогнал,  а  вторую  -  Марью
Сергеевну Салтыкову - в карты у ее мужа выиграл. О добре говорить не на-
добно: само в руки текло. Для любителей цен сообщаю,  что  бутылка  шам-
панского в Могилеве стоила 1 руб. 60 коп. Очевидец пишет:  "Употребление
пробочника запрещалось; щеголяли искусством  отбивать  горло  бутылки  о
край стола... буде же бутылка треснула ниже горла, выбрасывали  за  окно
прохожим".
   К этому граду и поспешил "граф Фалькенштейн"!
   ...Мария-Терезия неохотно отпускала сына на  свидание  с  Екатериной,
боясь, что пострадает его нравственность. Но Иосиф жил иными  страстями.
Неудача с войной за Баварию навсегда отвратила его от Пруссии, Тешенский
мир связал ему руки в Германии, зато альянсы с Россией открывали Австрии
прямую дорогу на Балканы. За этим он и приехал - чтобы дорогу к Белграду
расчистить. Одетый в скромный зеленый мундир,  "граф  Фалькенштейн"  был
узнан горожанами лишь в тот момент, когда уверенно ступил на крыльцо до-
ма губернатора.
   - Он! Это уж точно он, братцы! - закричала толпа с таким же  азартом,
с каким кричат при поимке вора: "Держи яво, не уйдет!"  Конечно,  всегда
забавно глянуть на человека, обладавшего 26 миллионами населения,  кото-
рый ждет приезда женщины, владеющей 17  миллионами.  Если  эти  миллионы
сложить вместе, то... сколько у нас получится? Без анекдотов  и  тут  не
обошлось: могил евский столяр Штемлер был точной копией  императора,  за
что жители и напоили его в стельку...
   На другой день в Могилев въехала Екатерина - при эскорте кирасирского
эскадрона. Триумфальная арка была украшена надписями, золотом  светилась
историческая дата: MDICCL XXX (1780 год). Летописцы заметили, что публи-
ки на улицах было очень мало... Пассек встретил Екатерину словами:
   - О, мать! Воззри на виноград, тобою насажденный...
   Екатерина его облобызала. Чиновники  губернские  уже  спорили  -  что
больше: карета царицы или кабинет  губернатора?  Из  экипажей  выбрались
Безбородко, посол Кобенцль, показалось и новейшее светило - фаворит Саша
Ланской со множеством бедных родственников (теперь уже  ставших  богаты-
ми).
   - Это что... Могилев? - спросил молодой человек.
   - Приехали, Сашенька, - отвечала ему царица.
   - Уррра-а! - закричали чиновники по приказу Пассека.
   С невероятным шумом из других карет высаживались  актеры  итальянской
труппы и капелла придворных певчих. В этом невообразимом гвалте Екатери-
на успела сказать Потемкину:
   - Ежели Иосиф пожелает остаться Иосифом Прекрасным, то я исполню ролю
соблазнительной жены Потифара...
   С крыльца спустился молодой офицер с узким и  чистым  лицом.  Он  был
строен, улыбчив, даже красив. Кобенцль сказал:
   - Ваше величество, перед вами "граф Фалькенштейн".
   Екатерина протянула императору руку для поцелуя:
   - Если вы - "граф Фалькенштейн", так я довольно-таки известна в  этом
мире под именем "казанской помещицы"...
   Обладатели 43 миллионов людей поднялись в дом Пассека,  где  для  них
был устроен кабинет с угощением. Иосиф II, зная, что сердце этой женщины
всегда отворено для самой безудержной лести, сразу же заговорил напорис-
то и бурно:
   - Мадам, если раньше был век Людовика Четырнадцатого, то  наше  время
можно именовать веком Екатерины... да, да,  не  возражайте,  прошу  вас!
Екатеринианство - эпоха не только российской, но даже всемирной истории.
Я всегда был вашим пылким поклонником. И я признаю, что отныне любое го-
сударство не может соблюдать политики, прежде не согласовав ее с планами
вашего Кабинета. Русские флот и армия непобедимы. Ваши финансы упрочены.
Эрмитаж соперничает с Дрезденской галереей курфюрстов саксонских.  Нако-
нец, все поэты, мыслители, артисты и музыканты Европы считают за высокую
честь посетить Северную Пальмиру, где их гениям воздается самая справед-
ливая оценка...
   Выходя из дома, Екатерина шепнула Потемкину:
   - Все! Иосиф уже в моем рукаве...
   Это по-немецки. А по-русски значило: я его за пояс заткнула. И она  с
озорством подмигнула.
   Погода в Могилеве выдалась ненастной, текли дожди.
   Иосиф в театре часто склонялся к уху Екатерины, которая  много  смея-
лась, отчего Ланской начал проявлять ревность.
   - Уймись, - сказала ему женщина. - Не за тем же я сюда  ехала,  чтобы
тебе в Могилеве рога ставить...
   Потемкин встречался с  раскольниками,  гонимыми  властью,  уговаривал
ехать на житье в Новую Россию, где гонений не будет.
   - Всех приму, только скопцов не желаю: мне нужны семьи с детишками. А
земли дам. Сколько ни попросите. Молитесь там хоть на голове стоя,  лишь
бы я труд ваш видел...
   Орден иезуитов, не так давно уничтоженный Ватиканом, сохранил в Моги-
леве свою конгрегацию. Иезуиты, зная о веротерпимости Потемкина,  отбла-
годарили его и Екатерину торжественной мессой в костеле, которую  они  и
поставили с декоративной пышностью. Екатерина  в  восторге  рассказывала
Иосифу:
   - Здесь все ликует,  я  поражена  великолепием...  все  другие  Орде-
на-свиньи перед ними! Иезуиты, глядя на меня, только что не  вальсируют.
Они наговорили мне массу нежностей на всех языках, какие я понимаю...
   - Ну и плуты же они! - иначе сказала она Потемкину.
   Светлейшего подкупало в иезуитах знание многих  языков,  превосходное
умение владеть диалектикой спора и то, как безмятежно допускали они  от-
пущение земных грехов. Но Потемкин помнил о будущих городах и после дол-
гих богословских диспутов выудил из архивов  конгрегации  давний  секрет
выделки "фальшивого мрамора", что немало значило  для  его  строительных
замыслов. Безбородко тоже трудился без отдыха, ведя  переписку,  уточняя
мнения монархов; он выводил из них политические  квинтэссенции,  которые
позже оформятся в акты исторического значения. Необъятные  льняные  поля
Новгородчины и Псковщины вызвали к жизни проекты прядильных фабрик,  для
чего Потемкин - за свой счет! - сразу же стал выписывать в Россию масте-
ров-итальянцев из Тосканского княжества. Екатерина после долгих бесед  с
Иосифом сообщила Потемкину:
   - "Фалькен штейн" говорит обдуманными фразами. Голова у него,  кажет-
ся, основательная. Кто пожелает опередить его в знаниях,  тому  придется
очень рано вставать и поздно ложиться. Он предложил мне отслужить  пани-
хиду по Вольтеру, но я сочла, что душе Вольтера без наших  молитв  будет
спокойнее...
   Надев маску скромника, Иосиф этой маски уже не снимал.  Он  отказался
от богатой квартиры, спал со свитою на соломе, от караула  возле  дверей
тоже отказался. Ему нравилось грызть солдатские сухари. Перед отъездом в
Шклов он долго гулял с Потемкиным в городском саду, оба держали шляпы  в
руках. За ними ковылял граф Кобенцль с сестрою - графиней Румбек,  кото-
рая в Могилеве обогатила свой лексикон еще одним заборным словом.  Иосиф
признался, что больше всего станет ценить союз именно с Россией,  а  По-
темкин тихо и вежливо склонял императора к мысли, что союз возможен  при
обоюдном внимании к делам турецким. Иосиф, резко остановившись,  спросил
его:
   - Вы хотите раздела Турции, подобно разделу Польши?
   - Я не хочу делить ни Польшу, ни паче того Турцию.  Но  хочу  вернуть
России то, на что она имеет право от предков.
   - Простите, а ваш... "Греческий проект?"
   - Эллины будут свободны, - отвечал Потемкин.
   Но чтобы отвадить Иосифа от вожделений к устью Дуная, он заметил, что
болгары тоже обретут свободу, а на землях валашских возможно образование
государств Дакии (в его голове уже возникал смутный прообраз будущей Ру-
мынии!).
   Монархи со свитами вскоре отбыли в Шклов, подаренный Зоричу,  и  тот,
купаясь в деньгах, устроил для них баснословный пир, ради которого зака-
зал в Саксонии драгоценный сервиз. Зорич  оформил  спальню  Екатерины  -
точную копию той, что была у нее в Зимнем дворце, а Ланской опять взрев-
новал.
   - Да успокойся ты, глупый, - утешала его Екатерина.  -  Не  амуры  же
здесь порхают, а дела великие делаются...
   Через Оршу кареты двинулись далее, к Смоленску, где Екатерина прости-
лась с Иосифом, выразившим желание повидать Москву,  а  Потемкин  сказал
императрице, что хочет навестить убогую  родину  -  сельцо  Чижово,  где
впервые увидел свет. Екатерина окликнула Румянцева-Задунайского:
   - Фельдмаршал! Ты от компании нашей не отбивайся...
   Поехали. Дорога-то - лесом, лесом, поляны в ромашках, в  траве  гудят
мохнатые пчелы и бархатные шмели. Вдруг, откуда ни возьмись,  из  чащобы
выскочил молодцеватый наездник и помчался вровень с каретой царицы, тре-
вожа коня шенкелями, а на въезде в Сутоки оставил седло и обнял Потемки-
на.
   Это был хорунжий Григорий Андреевич Глинка.
   - Сколько ж лет тебе? - спросила его Екатерина.
   - Урожден в правление царевны Софьи, а служить солдатом  начинал  при
Петре Великом... Поживи и ты с мое, матушка!
   - Нет, милый. Царям таких сроков не отводится...
   В зелени протекала тихая Чижовка. Потемкин вспомнил:
   - Раков ловил тут... голавли попадались! Во такие...
   Показалась родная обитель: плетни да крыши из соломы; крестьяне  были
на полях, гостей встретил старенький дьячок Семен Карцев.
   - Гриц! - вопросил он. - Ты ли это?
   Потемкин выбрался из кареты, прижал к себе ветхого старца и разрыдал-
ся. А дьячок сказал императрице:
   - Я ведь его, маленького, аз-буки-веди учил, дважды два - четыре вте-
мяшивал... Дело давнее, но таких дураков, как твой светлейший, еще поис-
кать было надобно! И с чего это, матушка, возвеличила ты его? Уж я,  бы-
вало, сек его, сек, сек...
   - Говори, что тебе надобно? - спросил его Потемкин.
   - Гроб надобен, Гриц, а могила всегда сыщется.
   Потемкин подал руку Екатерине, она сказала:
   - До чего же долго люди живут в краях смоленских...
   Они спустились по траве к  берегу,  там  притихла  низенькая,  темная
банька. Потемкин толкнул ветхую, скрипучую дверь:
   - Вот на этом полоке и урожден был.
   Екатерина зачерпнула из Чижовки воды, напилась.
   - Идите к нам! - позвала свиту, показывая на баньку. - Не об этих  ли
хоромах сказывали, что настроил себе светлейший в ущерб верфям  херсонс-
ким?.. Вот они, глядите!
   Румянцев, кажется, был приятно разочарован, что не обнаружил в Чижове
ни дворцов с пропилеями, ни римских терм с горячими источниками.  Из-под
руки, закрывая глаза от солнца, глядели на диковинных гостей старые баб-
ки, шустро бегали меж карет пострелята чижовские, да ползали в пыли сре-
ди кур детки малые. Потемкин велел разворачивать лошадей.
   - Нас ждут иные дела, - сказал он Рубану...
   Булгаков уже был в Екатеринославе.
   Екатерина вернулась в Петербург, куда из Москвы вскоре прибыл и "граф
Фалькенштейн". Желая укрепить связи с Россией, Габсбург сообщил  великой
княгине Марии Федоровне, что его брат будет просить руки  у  ее  сестры.
Иосиф остановился у Кобенцля, но обедать ходил пешком в отель  "Лондон".
Он никого не принимал у себя, от приглашений в частные дома отказывался,
отчего русские вельможи сложили о нем  невыгодное  мнение.  В  Кадетском
корпусе ему представили графа Бобринского, намекнув на  его  происхожде-
ние, но Иосиф не удостоил юношу даже словом, зато по доброй воле визити-
ровал фрейлину Саньку Энгельгардт и  был  с  нею  крайне  любезен.  При-
сутствуя при выходах Екатерины во дворце, император занимал место в тол-
пе ее челяди, кланяясь Екатерине заодно с камергерами и  камер-юнкерами.
Этого никто не понимал! Зато все понимала сама Екатерина - Иосиф  из  ее
рук получал право вести прежнюю завоевательную политику, только в  ином,
южном, направлении, потому и вел себя вроде верного сателлита перед  мо-
гучим сувереном...
   Когда он отъехал, Екатерина перевела дух:
   - Уф! До чего же не терплю я особ венценосных: и скушны они, и занос-
чивы. Зато теперь, когда этот кот убрался, давайте, мыши и мышата, спля-
шем как следует...
   Ланской вел себя тихонечко, никому не мешая. Не грабил, не  свинство-
вал, не гордился. Кажется, ему принадлежит  честь  изобретения  на  Руси
первого коктейля: фаворит употреблял токайское в смеси с крепчайшею ара-
кой и ананасовым соком. Но для постоянного возбуждения  организма  этого
вскоре оказалось мало...
 
 
   8. КО ВСЕМУ ПРИВЫКНЕМ
 
   Суворова в Казани не было - отъехал в Астрахань...
   Прошка Курносов пошел на верфи, стал готовить корабли к спуску, чтобы
сплавить затем вниз по матушке по Волге дивизию казанскую. Из газет было
не понять, что затевается, но Марко Войнович, начальник Прошки,  торопил
парня, который и сам не желал в Казани задерживаться, влекло обратно - в
Азов, к семье, к черным глазам Камертаб...
   Ах, Казань, Казань! Не хотел мастер ворошить старое, но Данило Петро-
вич Мамаев сам отыскал Курносова, смиренно просил  хлеба-соли  откушать.
После войны простили вины ему, старик жил на покое казанском - лейтенан-
том флота в отставке.
   - Спасибо, - отвечал Прохор. - Я кота вашего  не  забыл.  "Умри,  Ба-
зиль!" - и, помню, сразу он с лавки падал.
   - Умер котишка мой, когда я каторгу азовскую отбывал. Не дождался хо-
зяина, умер бедненький.
   Вспомнилась (может, и некстати) случайная встреча с его дочерью,  муж
пьяный в состоянии непотребном. Спросил:
   - А зять-то ваш служит или гуляет себе?
   - Повытчиком в канцеляриях здешних. Знать бы мне тогда, что вы в чины
выйдете, я бы Анюточку за вас выдал...
   Марко Войнович был из далматинцев; на войне с турками  проявил  храб-
рость, свойственную всем южным славянам, но человек  был  неверный,  ка-
верзный. Он сообщил, что корабли, в Казани строенные,  должны  составить
эскадру Каспийскую:
   - Бакинского и Гилянского ханов будем строго наказывать,  чтобы  тор-
говле с персами не препятствовали...
   Прошка отплыл в Астрахань, доставив туда первый батальон  солдат  для
Суворова. Адъютант полководца Аким Хастатов (из армян) привез  парня  на
дачу Началово, что в двенадцати верстах от города. На огороде и  в  саду
ковырялись солдаты - без кос и буклей, коротко стриженные. Хастатов про-
вел Курносова в столовую, гудящую от множества комаров,  для  которых  и
день не помеха: крови жаждали! Под овальным портретом "Суворочки"  сидел
сам Суворов, поодаль от мужа обедала его жена, и Прошка сообразил:  "Ви-
дать, не в ладах живут". Между супругами, разделяя их, вкушал пищу  про-
топоп, навязанный стараниями Потемкина - к покаянию и умиротворению обо-
юдному.
   - Сядь там! - указал Суворов мастеру и велел подать ему водки и каши.
Затем сообщил, что Прошка из Азовского адмиралтейства переписан  в  Хер-
сонское. - Вам, сударь, срочно ведено к Днепру ехать. Таково от светлей-
шего ордером указано. Ныне плоскодонок уже не делать. Херсону фрегаты  и
линейные корабли строить. Светлейший уже в Кременчуге, не мешкайте...
   Прошке повезло. Если бы не этот ордер Потемкина, пришлось бы плыть  к
берегам Гиляни, а там Ага-Мухамед-хан разбил  русские  корабли,  вырезал
матросов, а самого Марко Войновича императрица потом из  плена  ханского
выкупала - за деньги! Голубые поля льна застилали дальние горизонты.
   - А без льна - как? От пеленок до савана во льны обертываемся.  Да  и
флоту без парусов не плавать...
   Через Брянск и Путивль светлейший ехал в Кременчуг,  счастливый,  что
оторвался от двора и теперь можно пожирать чеснок сколько хочешь! Украи-
на зашумела могучими дубравами, и оба они, Потемкин и  Рубан,  догадыва-
лись, что скоро здесь даже палок не останется - для флота растущего мно-
го потребно дерева!
   - Запиши, Вася, - велел Потемкин, качаясь в карете на диванах. - Что-
бы, ради лесов бережения, брали примеры с молдаван да  валахов:  они  из
плетней да глины мазанки строят.
   Рубан подсказал, что плитняк на Ингульце дешев.
   - Из него известь хорошую выжигают.
   - Ты пиши, все пригодится. - Потемкин задремывал, снова  пробуждался.
- Солдат на работах пользовать, неделю в месяц отдых давая. За день  зе-
мельных работ - пятачок, за день каменных - гривну.  От  этого,  я  чаю,
прибавок в мясе им станется. Колодников же иногда  следует  водкой  уго-
щать, чтобы вконец не озверели. А водку кушая, о спасении души задумают-
ся...
   Средь глубокой ночи светлейший проснулся:
   - Вася! О чулках запиши... нужны чулки дамские! - И, прильнув щекой к
бархату дивана, заснул еще крепче.
   Пока Екатеринослав строился, главным городом почитался Кременчуг, ко-
торым управлял хороший человек Иван Максимович Синельников, старый прия-
тель светлейшего (и дальний родственник поэта Державина). Он сразу повез
князя смотреть пороги Ненасытецкие: возле них уже основались новые селе-
ния - Войсковое, Николаевка, Васильевка;  в  аккуратно  окопанных  треу-
гольниках цвели персидские розы. Над обрывом  -  беседка,  где  путников
ждала закуска. Под ними грохотала стремнина, ворочая  камни.  Это  место
называлось в народе "Пеклом". Светлейший ел вишни, плевал косточки в во-
дяную погибель...
   - А чулки должны быть тончайшие, - вдруг сказал он.
   Синельников не понял его, а Рубан записал. В округе Кременчуга волно-
вались обширные сенокосы, цветущие табаки, пшеница с гречихой. С удочка-
ми здесь не баловались. В устье реки Псел рыбу вычерпывали из воды  кор-
зинами, из Омельника брали раков возами, в озерах рыба погибала от непо-
мерной тесноты... Синельников докладывал светлейшему, что  близ  Херсона
казаки стали ловить турок очаковских:
   - Шпионят! Стамбул уже известился, что нами заложены пять фрегатов  и
линейный корабль "Слава Екатерины".
   - Шила в мешке не утаишь. А пороги взрывай порохом, -  указал  Потем-
кин. - Ненасытен от сплавных бревен одни щепки оставит.  Повели,  Макси-
мыч, инженерам своим фарватеры чистить, а  судоходству  быть...  Запиши,
Васенька, пока не забылось: Смирна, Ливорно, Марсель, Неаполь, Александ-
рия в Египте.
   - А это еще зачем?
   - Херсону торговать с этими городами. Едем...
   В дороге чуть было не разминулись  с  Булгаковым,  который  занимался
разграничением земель. Яков Иванович сказал, что его  здесь  приняли  за
важную персону, прошеньями засыпали.
   - О чем просят-то? - спросил Потемкин.
   - Простые люди земли хотят. А баре беглых ищут.
   - Землей всех оделю. А беглых не верну...
   Он достиг зенита могущества, и зависть уже не касалась его,  ибо  нет
фонаря, который бы смел завидовать солнцу. Зато ненависть крепостников к
Потемкину усиливалась: "Он, зверь ненасытный, наших беглых в  степях  по
хуторам попрятал, цацкается с ними, воли дал людям. Или новой пугачевщи-
ны захотел?.." Крепостные бежали теперь не в скиты керженские, не в  ка-
мыши за Иргизом прятались, а шли, кто таясь, кто открыто, в  Новую  Рос-
сию... Жирная и громадная, земля лежала еще впусте, ожидая зерна и  вла-
ги. Воды не хватало, казаки стреляли залпом в пересохшие колодцы,  после
чего вода в них снова являлась (это секрет старый, еще от персов)... По-
темкин велел кучеру:
   - А теперь гони - прямо на Херсон!
   Был ли Херсон? Что-то не видно еще Херсона... Ливорнский пудель  Чер-
ныш первым спрыгнул на берег, обнюхивая незнакомую землю.  Аксинья  вела
детей за руки, оглядываясь:
   - Азов хоть городом был, а тут что?..
   Контр-адмирал Клокачсв размещал всех прибывших на военном  форштадте,
солдаты отрывали землянки, возводили хибары из глины с  камышом,  а  всю
древесину забирала корабельная верфь, работавшая и галдевшая с  утра  до
ночи...
   Аксинья Федоровна не могла опомниться:
   - Гляди, и ноздри тут рваны, а на лбу знаки.
   - То колодники, - объяснял Прошка. - Тоже люди.
   Херсон пробуждался по солнышку: хочешь