во славу русского оружия слагались под завывание боевых труб,  при
литавренном бое. Граф Захар Чернышев, по чину президента Военной  колле-
гии, подсел к Екатерине, нашептывая на Суворова, дабы наказать молодчика
за кощунственный штурм святой обители. Екатерина послала его к чертям:
   - Суворова попусту не дергайте. Он мне нравится тем, что на других не
похож. От таких оригиналов большая польза бывает!
   После маневров Красное Село покидали и дипломаты.
   - Куда спешит эта дама? - сказал австрийский посол Лобковиц. -  Глядя
на нее, можно подумать, что завтра начнется война. Смотрите, все русские
верфи загружены работой, Алексей Орлов получает от  нее  секретные  сум-
мы... ради чего?
   - Боюсь, это связано с флотом, - сказал швед.
   - А что она пишет? - спросил испанский посол.
   - Мемуары, - ответил французский посол маркиз де Боссэ, и  его  слова
вызвали дружный смех дипломатов.
   - Плохой ваш смех, господа! -  строго  заметил  прусский  посол  граф
Сольмс. - Русские на Урале понастроили такие вавилонские домны, о  каких
в Европе понятия не имеют. На древесном угле они  дают  чугуна  столько,
что для самых грандиозных коксовых домен в Англии русские  выплавки  ме-
талла остаются лишь недостижимой мечтой...
   Ближе к осени настали жаркие денечки, и двор  перебрался  в  прохладу
фонтанов Петергофа. Играя с вице-канцлером Голицыным в  биллиард,  импе-
ратрица забила шар в лузу, сказав весело:
   - Михалыч, у тебя дуплет, гляди! Была пора, когда философия  возводи-
лась на костры, а теперь она освоила  престол  русский...  Промазал  ты,
князь! Я тебе глубоко сочувствую.
   Крепким ударом загоняя второй шар в лузу, она велела запросить  посла
в Париже об имущественном положении Дидро. Вскоре кабинет-министр Елагин
точно доложил Екатерине:
   - У философа жена и дочь, роскошей не водится, но много денег  уходит
на обретение книг и эстампов редкостных. Дидро живет скромно, зато у не-
го большой расход карманных денег на фиакры, ибо, часто колеся по Парижу
и его окрестностям, он вынужден поддерживать обширные знакомства.
   - Запросите, есть ли у него любовница...
   Посольский курьер примчался с ответом: "Г-жа Волань таковою  считает-
ся, и немало он издерживает ей на подарки".
   - Вот и хорошо, что Дидро не евнух, - сказала Екатерина. - А эта  ма-
дам Волань небось одной философией сыта не бывает, и от  лишних  франков
не отвернется... И ерфильи ч, - наказала она Елагину, - покупая  библио-
теку Дидро, я все книги оставлю ему в  пожизненное  пользование,  а  сам
Дидро пусть числится моим библиотекарем, за что буду платить ему пенсион
по тыще франков ежегодно... Вот так и депешируй в Париж!
   Настала теплая, благодатная осень, шумные ливни барабанили по  крышам
загородного дворца, когда Потемкин, заступив на дежурство, предстал  ве-
чером перед императрицей. Готовясь ко сну, она надела батистовый чепчик,
за ее спиною живописно раскинулся  барельеф  "Вакхические  пляски",  где
пьяные волосатые Силены преследовали тонконогих грудастых нимф...
   - Депеша из Вены, от князя Дмитрия Голицына.
   - Читай, поручик, секретов нету.
   Потемкин прочел, что германский император Франц скончался, а горе Ма-
рии-Терезии не выразить никакими словами.
   - Что ж, помянем кесаря блинами с маслом и сметаной, - лукаво отвеча-
ла Екатерина. - Но императрицу венскую мне искренно жаль: она любила му-
жа... даже все прощала ему... все-все!
   В дверях комнат Потемкин столкнулся с верзилой Пиктэ; женевец  принес
новое послание от Вольтера. "Вы самая блестящая Звезда Севера,  -  писал
мудрец, - Андромеда, Персей и Каллиста не стоят вас. Все эти звезды  ос-
тавили бы Дидро умирать с голоду. Он был гоним в своем отечестве,  а  вы
взыскали его своими милостями... Мы втроем, - заключал Вольтер, - Дидро,
д'Аламбер и я, мы воздвигаем вам алтари: вы делаете из нас язычников!"
   - Пиктэ, - сказала Екатерина, - вам предстоит  поездка  на  Волгу,  в
степи напротив Саратова... Не обессудьте! Старые способы размножения лю-
дей уже не годятся - я придумала новенькие.


   3. НА ФЛАНГАХ ИСТОРИИ

   Скорописью она строчила в Адмиралтейств-коллегию: "Что флотская служ-
ба знатна и хороша, то всем на Руси известно. Но, насупротив  того,  она
столь же трудна и опасна, почему более монаршую нашу милость и попечение
заслуживает..." Брякнул у двери колокольчик, было объявлено:
   - Генерал-майор флота Голенищев-Куту зов-Средний!
   - Проси. - И повернулась от стола лицом к входящему: - Иван  Логгино-
вич, годовой бюджет для дел флотских определила я в миллион  двести  тыщ
рубликов. Сумма хороша, но из бюджета вылезать не дам. Знаю, что корабли
не в един день строятся и не скоро люди к морям привыкают. Но все же бу-
дем поторапливаться...
   Голенищев-Кутузов доложил, какие корабли по весне  спустят  на  воду,
какие закладываются. Долгая сушка леса задерживала создание флота. Суше-
ного леса для столичных верфей не хватало.
   - Однако, ваше величество, большие запасы леса сухого есть еще в  Ад-
миралтействе казанском и под Мамадышем на складах.
   - Вывозите оттуда! Экономия хороша, - добавила Екатерина, - но мелоч-
ное скаредство загубит любое здравое дело. Потому  не  бойтесь  поощрять
радивых, выводите людей в чины, дабы горячность у всех возникала. А пока
флот строите, я адмиралов затрясу насмерть за то,  что  плавать,  сукины
дети, совсем разучились. Стыдно сказать: флот русский к берегам  прилип,
будто старая бабка к забору в день ветреный. Пора уже нам в океаны выхо-
дить...
   Флот, флот, флот - нужен, насущен, необходим!
   От офицеров флота требовали ныне не только знания дела морского, но и
нравов добрых, трезвого жития. Теперь во время корабельных трапез,  пока
офицеры кушали, им вслух читали сочинения -  исторические,  географичес-
кие. Дворян стали завлекать службою на верфях: "корабельные мастеры ран-
ги имеют маеорские, производятся в сюрвайеры и в обер-сюрвайеры, из коих
последний чин уже есть бригадирский". На новых кораблях усиливали  креп-
ление бимсов, палубы стелили из дуба, чтобы они выдерживали пальбу  утя-
желенных пушечных калибров...
   Прошка Курносов воткнул топор в бревно и, завидев начальника Адмирал-
тейства, забежал перед ним, проворно скинув шапчонку:
   - Ваше превосходительство, не оставьте в  милости  своей.  Дозвольте,
как обещали, в Англию на верфи Глазго отъехать.
   - Сначала тебя, байстрюка, в Мамадыш татарский загоню...
   Иностранные дипломаты пристально шпионили за  романом  императрицы  с
Орловым, гадая между собою - какой катастрофой он завершится? Людовик XV
исправно читал депеши из Петербурга:
   "Орлову недостает только звания императора... Его непринужденность  в
обращении с императрицей поражает всех, он  поставил  себя  выше  правил
всякого этикета, позволяя по отношению к своей повелительнице такие  чу-
довищные вольности, которых не могла бы допустить ни одна уважающая себя
женщина..."
   Екатерина всегда перлюстрировала посольскую почту, и это письмо проч-
ла раньше французского короля. Если прочла она, значит, прочел и  Никита
Панин, давно страдающий от неудовлетворенного желания -  видеть  Орловых
подальше от двора.
   - Может, изъять из почты? - предложил он.
   - Что это изменит? Отсылайте. Пусть все читают...
   Панин осторожненько дал понять Екатерине, что пора бы уж властью  мо-
наршей избавить себя от засилия орловского клана.
   - Вы не знаете этих людей, как знаю их я! - И этой  фразой  Екатерина
открыто признала свой страх перед братьями.
   Все эти годы, кривя душой, она выдумывала Григория Орлова таким,  ка-
ким он никогда не был и не мог быть. Императрица старалась доказать всем
(и в первую очередь - Европе), что ее фаворит - не любовник, а  главней-
ший помощник в государственных делах. Иностранным послам она рассказыва-
ла сущую ерунду:
   - Поверьте, что граф Орлов - мой усердный  Блэкстон,  помогающий  мне
разматывать клубки запутанных ниток...
   А мадам Жоффрен она даже уверяла, что при  чтении  Монтескье  фаворит
делал столь тонкие замечания, что все только ахали, диву даваясь.  Между
тем Гришка по-прежнему любил кулачные драки,  вольтижировку  в  манежах,
фехтованье на шпагах, поднятие непомерных тяжестей и забавы  с  дешевыми
грациями.
   Недавно он заявился весь избитый, в крови.
   - Кто тебя так? - перепугалась Екатерина.
   - Да опять капитана Шванвича встретил. Выпили на радостях,  поцелова-
лись, как водится, а потом... - Гришка вытер ладонью окровавленные губы.
- Надо же так - всю соску разбил!
   Екатерина сказала, что в одном городе со Шванвичем  ему  не  ужиться,
она сошлет его подальше - за леса дремучие.
   - Хороший он человек, матушка, таких беречь надобно. Эвон,  в  Кронш-
тадте комендант требуется - Шванвича и назначь: матросы-то буяны, он  их
по дюжине на каждую руку себе намотает...
   Вызов иностранцев в Россию для освоения заволжских пустошей Екатерина
поручила Орлову, и фаворит неожиданно загорелся этим  делом.  Раскатывая
перед государыней карты, говорил:
   - Гляди сама! От Саратова колонии дало потянутся, образуя кордоны на-
дежные для охраны городов от набегов орды  киргизкайсацкой.  Хорошо  бы,
мыслю, поселения эти сомкнуть в степях с Новой Сербией - тогда эту стен-
ку не прошибешь! Ты мне, матушка, где-нибудь  в  степи  памятник  должна
поставить...
   Конечно, нелегко покидать уютную Голландию или обжитую Швейцарию,  но
несчастные и обездоленные европейцы все же отрывали себя от земли пращу-
ров. Регенсбург стал местом их сбора: сюда стекались толпы немцев, швей-
царцев, чехов, ельзасцев, богемцев и гессенцев. Их отправляли на  кораб-
лях. Распевая псалмы, пешком шагали на Русь "моравские братья",  гернгу-
теры и менониты.
   Никто не ожидал столь мощного притока людей.
   - Не совладать, хоть рогатки ставь! - докладывал Орлов. -  Нс  только
стариков, но даже умирающих на себе тащат...
   Екатерина трезвой головой понимала: 8 шиллингов в  сутки  на  каждого
колониста - приманка сладкая. Она нюхнула табачку:
   - Не гнать же их обратно! Что ж, старики и больные вымрут скоро.  Лю-
бой город всегда с кладбища начинается. - А для детей малых Россия  ста-
нет уже отечеством...
   По Волге, распустив паруса, струги спускались к  Саратову;  здесь  их
встречал, как своих земляков, гигант Пиктэ.
   - Вы обретете новое счастье! - вещал он. -  Россия  дарит  вам  такие
права, какие сами же русские были бы счастливы иметь для себя, но  таких
прав они иметь не могут. Я достаточно пожил  в  России  -  здесь  трудно
жить, но дышится легче, чем в Европе...
   Глубокой осенью Орлов сообщил, что первые колонисты уже вышли на кал-
мыцкую речку Сарефа. Там, в духоте высоченных трав, возникали новые  по-
селения - Берн, Клоран, Унтервальден, Люцерн.  Моравские  братья  (чехи)
калмыцкую Сарефу переиначили в библейскую  Сарепту;  старый  проповедник
воткнул в землю палку:
   - Помните, как пророк Илия дошел до Сарепты и сказал сарептянке: "Во-
да в водоносе не оскудеет, сосуд елея не умалится". Вот тут, где воткнул
я палку, быть фонтану на площади...
   Начинали от первой могилы в степи, от первого  крика  новорожденного.
Но строились сразу прочно, - в камне,  и  скоро  на  площадях  поселений
взметнулись струи артезианских фонтанов... Европа хватилась поздно!  Ты-
сячи работящих рук ушли из нее в Россию, газеты  наполнились  бранью  по
адресу Екатерины и ее фаворита. Между тем Россия руками поселенцев осва-
ивала жирную целину, получая виноград, пшеницу, коноплю, горчицу,  арбу-
зы, дыни, а сами колонии становились как бы пограничными кордонами...
   Европа еще поворчала и затихла.
   Временная тишина.
   Богатства Орловых были уже баснословны, а недавно  Екатерина  одарила
фаворита мызой Гатчиной с окрестными селами Кипенью,  Лигово  и  Ропшею.
Славный зодчий Антонио Ринальди сразу же начал возводить в Гатчине угрю-
мый охотничий замок, волшебным сном стремительно выраставший среди озер,
лесов и угодий. Здесь фаворит проделывал опыты по освобождению  крепост-
ных от рабства, желая рабов превратить в полурабов - арендаторов его зе-
мель... Скоро он стал поговаривать, что Гатчину вообще подарит Руссо:
   - Деньгами  он,  плакса,  не  берет,  так,  может,  на  природу  нашу
польстится? А мне ведь не жалко... Пущай сидит на бережку с  удочкой  да
от комаров шляпой отмахивается.
   Екатерина терпеть не могла Руссо, но сама водила пером фаворита, соб-
лазняя Гатчиной, "где воздух здоровый, вода чудесная, пригорки, окружаю-
щие озера, образуют уголки, приятные для прогулок, располагающие к  меч-
тательности". Кажется, императрица вознамерилась сделать из Руссо  поме-
щика, русского крепостника, чтобы затем подчинить его своей  самодержав-
ной воле. А вскоре из Лейпцига возвратился младший брат Орловых  -  граф
Владимир, образованный человек, у которого кулаки  для  трактирных  драк
уже не чесались. Екатерина долго беседовала с ним о нравах студенческих,
спрашивала, каково обучают в Лейпциге.
   - Бестолково! Нигде я не слышал столь  казуистических  глупостей.  Но
средь педантов немало и людей высокомыслящих...
   На столе императрицы лежали списки пажей, в  науках  успевающих.  Она
собиралась отправить их в Лейпциг. А на место гетмана Разумовского  пре-
зидентом Академии сделала Владимира Орлова.
   - Ране думали, что весь шум и треск в  науке  от  буйства  Ломоносова
происходит. Ныне же Ломоносова не стало, и все притихло, как в могиле, а
в тишине всегда воровать легче.
   Орлов выразил недоумение.
   - Не удивляйтесь, - продолжала Екатерина. - Если недавно из моей лич-
ной упряжки продали скакуна за десять рублей (хотя я  за  него  уплатила
четыреста), то науку обокрасть легче, нежели конюшню. Я по описи  акаде-
мической не раз книги нужные спрашивала - нету,  говорят.  Куда  делись?
Стащили даже проект канала, соединяющего Москву с Петербургом. Карты по-
ходов к Америке, сделанные Берингом и Чириковым, найти какой год не  мо-
гут. А я такого мнения, что лорды британские давно их скупили тайно, те-
перь Англия по нашим же картам в наши моря с пушками полезет. Как  види-
те, граф, я призываю вас занять пост в карауле при арсенале  мысли  рос-
сийской...
   Голенищев-Кутузов-Средний застал императрицу перед зеркалами, она яв-
но красовалась, набросив на плечи  пушистые  меха  с  удивительным  под-
шерстком, отливающим серебром.
   - Что за зверь такой? - подивился моряк.
   - Никто не знает! Вчера из Сибири прислали с курьером, чтобы я  лично
указала стоимость. А тамошние оценщики  цены  этим  мехам  не  ведают...
Поздравь меня: Россия новые земли обрела, мореходы наши Алеутские остро-
ва обживают - вот откуда меха эти. Теперь, чаю, скоро и Америку освоим.
   - Нелегко добираться туда, матушка.
   Екатерина была женщиной практичной:
   - Легко... Офицер флотский, до Камчатки доехав, получит от  меня  чин
следующий. И еще один чин, когда Америки достигнет. Коли  обратно  живой
возвратится, я его опять в чине повышу. Скажи, какой  офицер  от  такого
карьера откажется? А ты сам знаешь: я не мелочна! Это у "Ирода" прусско-
го полвека до седых волос тужатся и все в фендриках, как мальчишки,  бе-
гают.
   Она спросила: что с лесом из Мамадыша и Казани?
   - По первопутку обозы тронутся, - обещал Голенищев.
   Прошке Курносову он велел кафтан справить.
   - И волосы обкорнай покороче, паричок заведи недлинный, чтобы буклями
парижскими за русские елки-палки не цепляться.
   Впервые в жизни Прошка получил прогонные деньги, на  станциях  ямских
являл подорожную - как барин! Кони бежали легко...


   4. НЕПОРОЧНЫЙ ЛЕС

   Ах, Казань, Казань! Золотая твоя голова...
   Разом грянули колокола соборные, с минаретов завыли муэдзины  татарс-
кие - пора и день начинать. Вот уж не думал Прошка, что загостился в до-
ме лейтенанта Мамаева, который Казанским адмиралтейством ведал. Курносов
мамадышский лес в Петербург уже отправил, теперь  корабельную  древесину
надо из Казани забрать. Хотя Мамаев был здесь вроде дяди Хрисанфа в  Со-
ломбале, но в Казани все иное - дворянское. Казачок платье чистил,  умы-
ваться давал, у стола Прошке лакей прислуживал. В обширной горнице стен-
ки украшали темные, как иконы, парсуны давние - с них  взирали  на  юное
поколение предки мамаевские. Висел и список пергаментный: на нем изобра-
жен был павший замертво рыцарь, из живота которого вырастал дуб с ветвя-
ми, а в золотых яблоках были имена потомков его начертаны.  Хозяин  нас-
тырно в комель дуба указывал:
   - Вишь, вишь! От самого Мамая происходим.
   - Так Мамая-то мы на поле Куликовом чесали.
   - И что с того? Мы и московским царям служили. А ныне  я  в  ранге-то
лейтенантском - попробуй-ка, дослужись...
   Ели дворяне сытно, рыбу да медвежатину, на столе икра гурьевская,  на
десерт - желе лимонное с вином "розен-бэ". Соловьи заливались в соседних
комнатах, а кот был на диво умен. Мамаев хвастал, что казанские коты са-
мые разумные на Руси, по указу Елизаветы котов для нее только из  Казани
ко двору поставляли.
   Данила Петрович Мамаев встал и повелел:
   - Умри, Базиль!
   Кот мигом соскочил с лавки, брякнулся  о  пол,  члены  свои  вытянул,
хвост трубкой на сторону откинул и глаза блудливые в притворстве  зажму-
рил.
   - О-о, не делай всех нас несчастными! - возопил тут Мамаев, руки  за-
ламывая, и кот живо воспрял, за что и был вознагражден осетринкою.
   - Да, ума у него палата, - согласился Прошка. - Но вот у нас в Солом-
бале коты эти самые прямо чудеса вытворяют. Своими  глазами  видел,  как
один рыжий верхом на собачке Двину форсировал, дела котовские  в  городе
сделал, всем кошкам знакомым визиты учинил, откланялся и обратно на  со-
бачке домой приплыл...
   Хорошо жилось в Казани! Но особенно радовало Прошку сияние  глаз  де-
вичьих, которые уже не раз замирали на нем. Анюточка Мамаева  была  пят-
надцати лет - уже невеста, и, когда Прошка похвалил сияние ее глаз,  де-
вушка сказала, что глаза у нее не папины:
   - А от мамочки, коя из породы дворян Рославлевых.
   - А я имею честь из поморов Курносовых быть!
   - Вы, сударь, фамилию свою вполне ликом оправдываете.
   - Что делать? Курносые тоже сердце имеют...
   Прошка и намеки всякие пробовал уже делать:
   - Вы кого-нибудь любите ли, сударыня?
   - Маменьку.
   - А еще кого?
   - Папеньку.
   За такую осмотрительность Прошка ее похвалил:
   - Но я вас, сударыня, об иной любви спрашиваю.
   - Ах, сколь вы привязчивы, сударь!  Да  у  меня  ведь  родня-то  изо-
бильная: и тетушки, и дядюшки - мне есть кого любить.
   - А вот, скажем, если бы муж у вас появился...
   - И не стыдно вам такое мне говорить!
   - Любили бы вы его, сударыня?
   - Ежели родители прикажут - конечно же.
   - Очень мне трудно, сударыня, беседу с вами вести...
   На этом Прошка разговор о любви пока закончил.
   Адмиралтейство же на реке  Казанке  стояло,  место  звалось  Бежболда
(по-татарски "семь топоров" означает). Матросы казанские из  татар  были
набраны, на Волге они воевали с разбойниками, да и сами  от  разбойников
мало чем отличались. Прохор Акимович начал браковать деревья,  выговари-
вая со знанием дела, благо дело тиммерманское с детства ему привычное:
   - Сучок крапивный - к бесу, откатывай! Табак с рожком - негоден.  Ух,
свиль-то какой, будто сама ведьма скручивала... Косослоя  много  у  вас.
Метик, отлуп - сколько ж браку вы запасли! На што лес-то губили?  Нет  у
вас в Казани порядку...
   Все штабеля раскидал, отобрав лесины только добрые: их сразу клеймили
с комля тавром адмиралтейским. И не знал парень,  что,  бракуя  деревья,
наживает врага себе лютого.
   - Вот ведь как бывает! - упрекал его Мамаев. - Ты с человеком со всей
душой, последнее готов ему отдать, лучшего куска не жаль, а он...  Зачем
же ты, сынок, обижать меня хочешь?
   Прошка и не думал обижать отродье Мамаево.
   - Данила Петрович, - отвечал он, - гнили-то  разной  и  на  питерских
верфях хватает. На что мне лишнюю из Казани таскать? Я ведь не для  себя
- для фло