не хочешь - вставай  и  берись
за дело. Одно спасало: что ни день, то пятачок, а на три копейки сыт бу-
дешь, еще на вино останется. Иван Абрамович Ганнибал был в строительстве
главнейшим, всем своим неславянским видом внушая к себе пристойное  ува-
жение. Если кто не боялся арапа, то боялся палки его. Клокачев ведал ра-
ботами на верфях. С удовольствием обозрел он стать жены Курносова:  жен-
щина за эти годы раздобрела, истомилась в разлуках,  в  ней  было  много
привлекательного для мужского глаза.
   - Где взял такую, Прохор Акимыч? - спросил адмирал.
   - Янычарская. Пять рублей стоила.
   - Крестил-то во Христе кто?
   - Ушаков Федор. От него и отчество у нее.
   - Так я его знаю. Через Босфор не привелось ему пронырнуть.  Ныне  он
на Неве придворными яхтами командует...
   Клокачев умел ладить со всеми. А тут кого только не было: сербы, гре-
ки, черногорцы, мадьяры, цыгане откуда-то наехали, запорожцы шинков  по-
наставили, раскольники об истинной вере возвещали. В этом Вавилоне рабо-
тали, дрались топорами и целовались по пьянке, все проклинали и все  де-
лали!
   В разгар летних трудов в Херсон приехал Потемкин, здесь  его  ожидала
эстафета от государыни: в Москве на семьдесят шестом году жизни  сконча-
лась от камней в желчи кавалерственная статсдама Дарья Васильевна Потем-
кина, урожденная Кондырева, в первом браке Скуратова. Тело ее, набальза-
мированное, до приезда сына будет храниться в домовой церкви.
   Потемкин не стал плакать. Сказал Синельникову:
   - Будешь курьера слать, так отпиши, чтобы без меня хоронили. -  Среди
херсонских чинов он заметил и Курносова. - Из  чинов  капитанских  жалую
тебя в чин маеорский. Если ты не жаден, так зови в гости. Ганнибал давно
выпить хочет. Да и я за помин души маменьки от чарки не откажусь...
   Он спросил: какой лес идет в набор кораблей?
   - Сосну возят из Брянска, дуб - из Польши.
   Спросил Ганнибала: есть ли товары из Турции?
   - Берем с опаскою: как бы чумы не подцепить...
   Клокачев спрашивал Курносова: отчего светлейший, столь грозный, к не-
му столь добрый? Прохор пояснил:
   - У нас с ним свои дела... Однажды был случай, когда не то  он  меня,
не то я его от верной смерти спасал.
   - А-а! То-то, я вижу, он тебя чином выделил...
   Хорошо, что Прохор вывез с семьей из Азова и старого  турка  Махмуда:
он с детьми возился, иногда и сек их за лишнее  проворство,  Аксинье  по
хозяйству помогал, а что бы в мире ни случилось, у него всегда был готов
утешительный ответ:
   - Кы смет... такова воля Аллаха!
   Постоянно общаясь со стариком, дети Курносовых балакали меж собою и с
матерью по-турецки, а Прохор тому не перечил: пусть болтают себе,  знать
чужой язык - не помеха. Услышав о том, что  вечером  нагрянут  гости,  и
очень важные, бедная Камертаб заметалась, не зная что делать,  а  Махмуд
произнес магическое "кысмет" и первым делом сводил Петра с Павлом на ре-
ку, где с песком речным и с мылом вымыл мальчишкам головы. Затем накупил
у мадьяров виноградной водки, принес от соседей-болгар два ведра вишнев-
ки и сливянки. К вечеру стол в доме майора, хотя из досок сколочен,  ос-
ветился чистой холстиной, оброс мясом, рыбой и зеленью.
   Аксинья-Камертаб не забыла украсить шею ниткою жемчугов индийских.
   Вечером от огородов и цветников хорошо пахло укропом и резедою.  Чер-
ный пудель отряхнул со своих глаз волосы, лаем оповестил хозяев о приез-
де гостей. Потемкин, выбравшись из кареты,  тростью  отстранил  от  себя
пса.
   - Не наш! Откуда взял такого? - спросил он.
   - Да из Ливорно, он добрый.
   Потемкин оглядел и старого турка Махмуда:
   - Тоже не наш. Откуда янычар этот?
   - Живет. Он еще Миниха помнит. Тоже добрый.
   - Ну пусть живет. Пусть все живут...
   Аксинья, зардевшись, кланялась гостям от порога:
   - Шеф келдын, софа келдын... милости просим!
   Адъютанты остались возле карет, шлепая на себе комаров, тучами летев-
ших с Днепра, а в землянку набилось столько разных господ, что стало  не
повернуться. Потемкин, высоченный и грузный телом, с трудом  протиснулся
в угол - под божницу, откуда, долго и печально,  обозревал  красоту  Ак-
синьи.
   - Хороша, - сказал он, выпивая первую чарку.
   Ганнибал подавал всем пример, как надо пить - больше и быстрее.  Мах-
муд водрузил ведра с вином на стол.  Потемкин  кружкой  черпал  наливки,
пробовал их и нахваливал. Синельников кричал ему через  стол,  что  если
задумали делить Россию по-новому, так Астраханская губерния - монстр чу-
довищный, и Потемкин велел Рубану записать, чтобы от нее отрезали кусок,
образуя новую губернию - Саратовскую.
   Аксинья стыдливо пряталась за занавеской.
   - Что ты здесь? - стыдил ее Прохор. - Нехорошо.
   - Да боюсь я всех. Столько наехало,  одноглазый  уже  кафтан  скинул,
арап-то черный, страшный, ругается...
   - Иди к гостям, не будь букой, - тянул ее Прохор...
   Черныш бродил под столом, куда бросали обглоданные кости. Правоверный
Махмуд оказался за столом, подле Ганнибала, тоже запускал кружку в  вед-
ро. Очень скоро только адмирал Клокачев да сам хозяин остались трезвыми,
а всех других развезло от водок и наливок. Потемкин, тыча пальцем вверх,
говорил Прошке, что пришлет ему громадную люстру своего стекольного  за-
вода. Курносов не возражал. Наконец Клокачев позвал с улицы  адъютантов,
и они с молодецкой ухваткой, ко всему привычные,  растащили  пьяных  на-
чальников по коляскам. Вася Рубан заботливо подсадил в карету светлейше-
го, который не хотел уезжать, еще фантазируя:
   - Вася, запиши... чтобы люстру! На двести свечей...
   - Ладно, ладно. Завтра писать будем...
   В опустевшей землянке царил погром, все лавки были перевернуты, оплы-
вали в поставцах свечные  огарки,  Махмуд  в  потемках,  что-то  бормоча
по-турецки, долго царапал кружкой дно опустевших ведер. Прохор потянул с
ног ботфорты.
   - Ну ладно. Спать. Завтра день новый.
   Жена спросила его о люстре: не обманет ли?
   - Только люстры нам и не хватало! Спи давай...
   В августе Потемкин хотел быть  уже  в  Петербурге,  чтобы  поспеть  к
празднику в Преображенском полку. Отъезжал он из Херсона веселым,  но  в
дороге его навестила хандра, светлейший грыз  ногти,  озирая  поля,  ду-
мал...
   - Пропадем! - вдруг сказал он и затем объяснил Рубану, что боится не-
урожаев. - Потому и пропадем, ежели  без  хлебных  магазинов  останемся.
Нужны большие запасы, а в магазинах зерно гниет в кучах, мука затхлится.
На юге страны потребно заводить макаронные фабрики. Чем в амбарах  хлебу
париться или на водку его переводить, так лучше пусть хлебушко в макаро-
нах сохраняется.
   - А кто их есть станет? - сомневался Рубан.
   - Не хочешь - не ешь! Я сам брезглив, и мне на макароны глядеть  про-
тивно: трубка длинная, а внутри дырища. Но голод не тетка: сварят и сож-
рут за милую душу. Вот увидишь, пройдет срок - и станут  на  Руси  гово-
рить: "Что за жизнь, если макарон нету?"  Ко  всему  человек  привыкает,
привыкнем и мы к макаронам... Чего так лошади наши тащутся?
   Прямо с дороги он распорядился отправить агентов в Италию, чтобы  вы-
везти оттуда мастеров "макаронного искусства". Петербург встретил Потем-
кина ливнем. Екатерина сразу уединилась с ним для беседы.
   - Слушай! Если мы отказываемся от "Северного аккорда" и если  Австрия
уже в "моем рукаве", так не пришло ли время подумать и  об  учтивости  к
Версалю? Ты думал, скажи?
   - Думал. Однако прежде следует выждать, когда Версаль  пришлет  посла
высшего ранга, а маркиз де Верак - не фигура и первую речь свою читал по
бумажке, - ответил Потемкин.
   Екатерина сказала, что Гаррис гоняется за ней, как душа, оторвавшаяся
от тела, без которого ей некуда деваться.
   - Он, подозреваю, и на тебя сейчас  станет  наваливаться.  Ты,  ангел
мой, продолжай с ним притворствовать, в дружбу его вовлекая, чтобы планы
английские выведать...
   Осенью близ столицы восстали крестьяне в деревнях помещиков  Альбрех-
та, Герздорфа и Бекмана. Сочетание трех подряд немецких фамилий, со вре-
мен Петра I осевших в Ингерманландии, было неприятно для Екатерины, нем-
ки происхождением, и она ругала... немцев: "Небось без палок и  на  двор
по нужде не выбегают!" Она боялась  новой  "пугачевщины"  и  хотя  умела
скрывать страх свой, но уже не гуляла по ппркам с  собачками,  а  внутри
загородных дворцов расставила караулы. В городе было тревожно. Пожар (уж
не поджог ли?) опустошил купеческие лабазы с товарами, ни с  того  ни  с
сего сгорели несколько кораблей. На складах флота обнаружили  расхищение
леса, дознались, что воры мастерили из него мебель и экипажи.  Петербург
был переполнен "тавлинцами", грабившими прохожих, залезавшими в квартиры
через окна. Они выкрали серебро из дома генерал-полицмейстера Волкова, у
фельдмаршала Голицына ободрали с окон 54 аршина занавесок,  забрались  в
особняк посла Кобенцля, срезав все сукно с его биллиардов. Наконец  близ
Немецкого театра нашли задушенную женщину...
   Потемкин настаивал на полицейской облаве.
   - Облава? А что скажут в Европе? - отвечала царица.
   Потемкин сказал, что он плевать хотел на Европу:
   - Коли у них там что и случается, так они же в Европе не говорят:  "А
что подумают о нас в России?.."
   - Говорят, милый мой... уже говорят!
 
 
   9. ЧАСТНАЯ ЖИЗНЬ
 
   Иногда, одевшись попроще, Потемкин посещал загородные гульбища,  гла-
зел с народом на кукол в раешниках, бывал в "Красном  кабачке"  и  "Жел-
теньком" в Екатерингофе, в отеле "Лондон" на Миллионной любил обедать  в
комнатных рощах, где над головой зрели лимоны, пели канарейки, а в стек-
лянных бассейнах плавали,  тихо  шевеля  лапами,  заморские  черепахи...
Как-то, поедая говяжий язык под соусом, он заметил близ себя  незнакомца
в австрийском мундире, богато расшитом. Потемкина удивило  то,  что  шею
иностранца обвивал тончайший красный шнурок.
   - Разве это новая мода, сударь? - спросил он.
   - Память о друге, которому отрубили голову.
   - Простите, а на какой скотобойне?
   - На королевской - в Бастилии...
   Он представился: маршал австрийской службы принц Шарль дс Линь, ранее
состоявший на службе королей Франции, прямой потомок знаменитого страши-
лы Европы - "grand diable".
   - Вы откуда приехали в Россию?
   - Из Лиона, где летал на воздушных шарах.
   - Скажите, страшен ли наш мир с высоты облаков?
   - Нет. Приятно видеть людей вроде букашек...
   В ушах де Линя сверкали громадные серьги. Потемкин  знал,  что  принц
дружил с энциклопедистами, был своим человеком при всех дворах Европы  и
в литературных салонах Парижа, де Линь считал себя литератором.
   - Говорят, вы много и хорошо пишете?
   - Только письма! Но они обессмертят мое имя в  веках  последующих.  С
юных лет я обрел золотое правило: "Nulla dies sine linea"  (ни  дня  без
строчки)... Признайтесь, князь, какова древность вашего славного рода?
   - Никак не далее Адама с Евою, - отвечал Потемкин.
   Принц, напротив, гордился своим аристократизмом:
   - Я появился на свет в бельгийском замке Бсль-Эль, мать рожала меня в
присутствии юристов, зашнурованная фижмами, сидя  в  креслах,  время  от
времени поднося к своим глазам томик Мольера... Когда меня женили (и не-
удачно), я бежал на войну. Увидев меня в лагере кутящим с маркитантками,
отец сказал: "Мало мне горя иметь вас своим выродком, так вы еще  доста-
лись мне в подчинение. Ну-ка, возьмите солдата и атакуйте вон  эти  шан-
цы... Клянусь, я не стану рыдать больше минуты, если вас проткнут  наск-
возь в первой же свалке!"
   На груди де Линя были крест Марии-Терезии и орден Золотого Руна.  По-
темкин спросил его:
   - Что вы любите еще помимо шпаги и славы?
   - Книги с эльзевировским шрифтом. - Де Линь сказал, что гений никогда
не достигает таких совершенств в творениях, каких способны достичь  дес-
поты в злодеяниях. Затем он легко начал цитировать Вольтера:  -  "Тысячи
сражений не принесли человечеству пользы, между тем как творения великих
людей всегда будут служить источником чистейших наслаждений..."
   - Любой шлюз канала, - подхватил Потемкин цитату, - картина  Пуссена,
театральная трагедия или провозглашенная истина в тысячу раз ценнее всех
военных кампаний". Так?
   - Да, князь. У вас отличная память.
   - Между тем я не старался запоминать.
   - Вы можете прочесть начало "Энеиды?"
   - С первой строки читать уже скучно, - ответил Потемкин и начал  чте-
ние с последней строчки. - Благодарю, что вы напомнили мне  о  Вергилии.
Кстати, можете обернуться. Сюда вошел человек, которого я  считал  мерт-
вым. Но он решил остаться в живых, чтобы завершить "Энеиду"  в  переводе
на русский...
   Это был Василий Петрович Петров - воскрешенный.
   - Сквозь знаки на лице угрюмы, - сказал Петров, - бесплодные  я  вижу
думы... Теперь я буду жить долго!
   Де Линь поднялся, Потемкин предложил ему свою протекцию при дворе. Де
Линь ответил, что протекцию ему составляют четыре человека: Людовик XVI,
Иосиф II, Фридрих II и Екатерина II. Он удалился, а Потемкин обнял  Пет-
рова:
   - Ну, рассказывай, какие новости на том свете?..
   Нет, не стал русский Кабинет продавать своих солдат.
   Зато внутри государства торговали людьми вполне свободно. Прейскурант
менялся. В царствование Елизаветы Петровны помещик  Рогожин  (из  города
Темникова) продал шесть крепостных душ со скотиною и пожитками всего  за
15 рублей... Дешевка! При Екатерине, в ее "золотом веке",  цены  повыси-
лись, теперь за одного здорового парня брали по  30  рублей,  и  больше.
Девки-мастерицы стоили очень дорого. Зато меха становились  дешевле:  30
рублей платили за тысячу зайцев, 3 рубля за сто рысей, 8 рублей  за  де-
сять лисиц, столько же за сотню горностаевых шкурок, а простая  мерлушка
шла на базарах по 20 рублей за тысячу штук... Опять дешевка!
   Александр Сергеевич Строганов, по чину сенатора, получил пакет, в ко-
тором лежал указ о запрете азартных игр в карты. Возмущенный, он кинулся
в Зимний дворец:
   - Като! Не понимаю, за что честных людей игрой попрекать, ежели  сама
понтируешь ежевечерне в преступное макао?
   - Саня, не кричи на меня. Все можно делать, но так,  чтобы  никто  не
знал. Кстати, не хочешь спонтировать?..
   Появление де Линя она восприняла как приезд  личного  атташе  Иосифа.
Екатерина часто ужинала с ним в Эрмитаже, в его  присутствии  напропалую
кокетничала.
   - Скажите, принц, какою вы меня представляли?
   - Высокой. Глаза как звезды. А фижмы пышные.
   - Что вас больше всего удивило во мне?
   - Ваша неумеренная слава...
   Де Линь без стеснения спросил: как могло случиться, что теперь  всюду
поют ей славу льстивые валторны?
   - Я в этом не виновата, - ответила Екатерина. -  Наверное,  люди  так
устроены, что без идола не проживут. Сначала все похвалы себе я относила
на счет своих женских качеств, и, не скрою, мне это было приятно.  Потом
стала возносить мудрость, и я опять думала: может, и в самом деле  я  не
глупее других? Наконец, что ни сделаю, все ставят на пьедестал, как дос-
тойное величия, и тут я... махнула рукой. Не бить же мне льстецов по го-
ловам! Но лед бессмертия уже тронулся, и более не хватит сил, чтобы  ос-
тановить его быстрое движение...
   Шарль де Линь, аристократ голубой крови, не желал льстить ей,  вышед-
шей из рода захудалых ангальтинцев, и, когда Екатерина снова  расхваста-
лась, что, будь она мужчиной, ее бы давно убили в чине поручика, де Линь
нервно отбросил карты.
   - Но я-фельдмаршал, и я еще жив, - смело заявил он...
   Впрочем, время для более тесного общения  с  императрицей  выпало  не
совсем удобное, и де Линь придержал себя на приличной дистанции от  инт-
риг русского двора. Дело в том, что подле  Екатерины  появился  какой-то
Мордвинов, потом возник капитан армии Пожарский,  видом  сущая  горилла,
выступавший пока что в амплуа карточного партнера.  Вельможи,  сбитые  с
толку, не всегда разумели,  кому  ниже  кланяться-Ланскому?  Мордвинову?
Или... Пожарскому? Камер-лакеи не раз видели  Сашу  Ланского  в  слезах,
Екатерина нежно его утешала... Именно в этот сумбурный период Потемкин в
пух и прах рассорился с Екатериной, и кто тут виноват - не разберешься.
   Очевидно, скандал начался с Варвары Голицыной; никто ее  за  язык  не
тянул, сама растрезвонила по городу, что императрица ведет себя  неприс-
тойно: ночью у нее Ланской, с утра Мордвинов, а в перерывах между ними -
Пожарский:
   - Могла бы и поутихнуть в старости!
   Екатерина вызвала статс-даму к себе:
   - У меня ведь прутьев и на тебя хватит! Я всегда  прощала  распутство
твое. Велю мужу высечь, чтобы умнее стала.
   Варвара Васильевна сдерзила императрице:
   - Хлеб-соль ешь, а правду режь, не так ли?
   - Есть и другая поговорка на Руси, - озлобилась царица. - Ешь пирог с
грибами, а язык держа за зубами... Убирайся к чертовой  матери,  чтоб  я
тебя, паскудницу, больше не видела!
   Дабы замять скандал, Роджерсон прописал княгине Голицыной лечение ца-
рицынскими минеральными водами, которые били из-под земли в степной глу-
ши (близ немецких колоний в Сарепте). Как раз из тех мест, из-под  Сара-
това, только что приехал ее муж, желавший повидать жену. Генерал,  узнав
об опале, постигшей супругу, стал падать в обмороки,  жалуясь,  что  его
карьера загублена. Потемкин грубо пихал зятя ботфортом.
   - А ты рыбку ел? - кричал на него светлейший...
   Он пробовал заступиться за племянницу, чтобы ссылку ей  отменили,  но
Екатерина встретила любимца с "фурией":
   - Светлейший! Люди мы свои, нам стесняться нечего... Не я ли  просила
поберечь Катеньку Энгельгардт для сына моего? Так ты разве не видел, что
с нею?
   - Жива. Весела. Здорова.
   - Очень даже здорова! Живот скоро до носа вырастет...
   Роджерсон подтвердил, что беременность зашла далеко:
   - Уже пятый месяц, и выкинуть опасно.
   - Позор! - сказала императрица Потемкину. - Это такую-то  невесту  ты
для моего сына сготовил? Из дворца моего пускай тоже убирается. Мне брю-
хатые фрейлины не нужны.
   - Так куда ж ей деваться? - обомлел Потемкин.
   - Вслед за сестрицей - воды минеральные пить. И пусть родит, а  щенка
спрячет так, чтобы люди потом не смеялись...
   Потемкин, явно растерянный, покидал дворец: в подъезде  его  задержал
граф Павел Мартынович Скавронский, знатный сородич  династии  Романовых,
графов Воронцовых и Строгановых.
   - Ваша светлость, - сказал он Потемкину, - уже известился  о  неудаче
Екатерины Васильевны,  но  по-прежнему  испытываю  к  ней  самые  нежные
чувства. Позвольте руки и сердца ее...
   - Чего там рука да сердце? - свысока отвечал Потемкин. - Коли уж про-
сишь, так забирай ее с требухою вместе. Требуха-то - светлейшая...
   При дворе снова заговорили о скором его падении. Но это было уже  не-
возможно, как если бы телегу лишить колес или разломать  главную  ось  в
машине. Дипломатический корпус Петербурга реагировал на  подобные  слухи
очень нервно. Удаление Потемкина было крайне невыгодно  для  иностранных
посольств, сочетавших свою работу со взглядами светлейшего, и сама  Ека-
терина не могла бы лишиться Потемкина, тянувшего на себе  хаотичный  воз
планов и замыслов, в которых один только он и мог разобраться...  Григо-
рий Александрович проводил в Саратов зятя с племянницей, оставил при се-
бе Санечку Энгельгардт и Танюшку тринадцати лет, уже фрейлину, а "Надеж-
да без надежды" скоро пошла под венец с полковником Измайловым; дядя на-
вязал ей этот брак силою. Пристыженная и злая, молодая женщина на выходе
из церкви спросила мужа:
   - Неужели и вам этого хотелось?
   - О да.
   - Приданое мое богатое вас устроит ли?
   - О да.
   - Вот им вы и утешьтесь! А теперь прощайте...
   Из-под свадебного венца она укатила в карете искать любовника.
   Потемкин показал де Линю драгунский полк:
   - Ну, что скажете о нем, принц?
   - Великолепно. Пожалуй, даже коты не сидят на заборах столь прочно  и
уверенно, как ваши бравые драгуны в седлах.  С  такою  кавалерией  можно
штурмовать даже чистилище Сатаны!
   Постепенно все вошло в прежнюю к