стретить на базарах немецких городишек: с
корзинкою в руках, в накрахмаленном чепце, они до обморока  торговались,
чтобы не переплатить лишний пфенниг за пучок петрушки.
   Между тем кортеж жениха приближался. За Мемелем граф Румянцев впал  в
мрачное состояние духа. Померания плыла в окошках кареты осыпями  желтых
песков, унылыми перелесками. На этих полянах Румянцев, еще молодым, сра-
жался с Фридрихом в Семилетней войне.
   - Не знаю уж, как он кости свои собрал...
   Впереди кортежа играли на трубах почтальоны.
   Берлин был уже большим и красивым городом: множество  садов,  зеленые
аллеи, опрятно одетые жители - пуговицы пришиты к  кафтанам  и  мундирам
прочно, на века! Павел въехал в Берлин через триумфальную арку, обывате-
ли и чиновники кричали "ура!", за каретою бежали семьдесят девиц с  цве-
точками, изображая легкомысленных нимф и пастушек, играла музыка, звонко
палили пушки.
   Король ожидал Павла возле дворца - сухой и желчный старик в затаскан-
ном мундире.
   - Я прибыл с далекого Севера, - приветствовал его Павел, - в ваши чу-
десные края и счастлив получить драгоценный дар  судьбы  из  рук  героя,
удивляющего потомство.
   Трость взлетела в руке короля.
   - Вот! - произнес он, указывая на Румянцева. -  Вот  подлинный  герой
нашего бурного века. С храбростью Ахиллеса сочетает он в  себе  доброде-
тель Энея, и мой язык уже слаб, чтобы возвеличить его. Сюда надобно выз-
вать легендарные тени Гомера и Вергилия... А каков мир! -  произнес  ко-
роль. - Румянцев вырвал его у турок, держа в одной руке  перо,  с  конца
которого капали чернила, а в другой сжимая победоносную шпагу, с  лезвия
которой стекала варварская кровь...
   Фридрих пропустил Павла, потом сказал Румянцеву:
   - Мы старые друзья! Прошу следовать впереди меня.
   В покоях королевы Павел был представлен невесте, плеча которой он ед-
ва достигал своим париком. Физическое развитие ее и впрямь было  велико-
лепно. Мать невесты хвасталась, что по совету Руссо всех детей вскормила
собственной грудью:
   - Теперь вы сами видите, что у меня получилось!
   Опыт вполне удался: София-Доротея обладала таким мощным  бюстом,  как
будто ее готовили в кормилицы. Маленькому цесаревичу  очень  понравилась
гигантская принцесса. Заметив в ее руках нарядный альбомчик, Павел спра-
вился о его назначении. Ответ был - конечно же! - продуман заранее:
   - Я записываю в альбом русские слова, чтобы при свидании с вашей  ве-
ликой и мудрой матерью сразу заговорить с нею порусски и  тем  доставить
ей удовольствие...
   Павел просил принца Генриха передать невесте, что он влюблен, а через
два дня сделал формальное предложение. "Политика... голая  политика",  -
отозвался об этом король.
   - Дети мои, - обратился он к молодым, -  прошу  откушать  с  немощным
старцем. У меня найдется и вкусненькое.
   Он угостил их паштетом из балтийских угрей, итальянской "полентой"  и
говядиной, разваренной в водке. Беседуя  с  ними  король  не  забывал  о
Польше:
   - В прусских пределах я совместил три религии - католическую,  визан-
тийскую (вашу!), протестантскую. Таким образом, пощипав Польшу, я как бы
принял святое причастие. Это не принесло покоя  моей  слабой  душе:  для
благоденствия королевства мне, старику, не хватает еще и... Данцига!
   - Ваше величество, - приложился Павел к руке  короля,  -  если  бы  я
только царствовал, поверьте, что Данциг...
   - Не будем забегать впереди наших лошадей, - остудил его порыв  Фрид-
рих. - Беспощадная мельница времени и так мелет для будущих  пирогов.  Я
сейчас призову своего наследника...
   Фридрих пригласил племянника, будущего короля  ФридрихаВильгельма,  и
скрепил пожатьс их рук:
   - Клянитесь, дети мои, что, достигнув престолов, вы сохраните  дружбу
наших дворов - в сердцах! в политике!
   - Клянемся, - отвечали будущие самодержцы.
   - И завещайте эту клятву детям своим.
   - Клянемся, - последовал ответный возглас.
   Очень довольный, король вернулся к столу:
   - Моя бедная матушка говорила, что в старости можно делать  все,  что
делал в юности, только понемножку. У меня сегодня счастливый день, и мне
захотелось выпить... немножко!
   Павел с нетерпением ожидал, что король угостит его зрелищем потсдамс-
ких парадов, фрунтов и прочими чудесами плацев, но не тут-то было: опыт-
ный политик, Фридрих не сделал этого, чтобы не возбуждать недовольства к
себе в Петербурге. Он лишь мельком, без охоты, показал свой  Потсдамский
полк:
   - Есть в этом мире вещи куда более интереснее фрунта...
   Жениха с невестой отвезли в замок Рсйнсберг, стоящий посреди  угрюмых
лесов, на берегу мрачного, затихшего озера. И здесь, в окружении давящей
тишины, Павел бурно разрыдался:
   - Я так одинок... я так несчастен, принцесса!
   - Со мною вы не будете одиноки, - утешала его невеста.  -  Я  принесу
вам покой души и много детей.
   - Ах! Сколько же мне еще можно ждать?
   - Всего девять месяцев, - заверила его невеста.
   - Да? Но ведь и ожидаю другого...
   Не рождения наследника, а смерти матери!
   Екатерина велела жене  фельдмаршала  Румянцева  выехать  в  Мемель  -
навстречу вюртсмбсргской невесте.
   - Мне нужен внук-наследник, - сказала  императрица.  -  Соблаговолите
учинить тщательный осмотр, о чем и доложите. Я не хочу повторения  исто-
рии с Natalie... Заодно уж, графиня, проследите, чтобы ни одна  немецкая
мышь не прошмыгнула на Русь за вюртембергскою кисочкой...
   От Мемеля Павел ехал один, а невеста осталась в Мемеле  проститься  с
родителями. Она умоляла русскую свиту пропустить с нею в Россию подругу,
Юлиану Шиллинг фон Канштадт (будущую мать будущего шефа жандармов А.  X.
Бенкендорфа), но русские твердо держались указаний своего Кабинета:
   - Вы можете ехать одна. Только одна!
   Павел долго ожидал невесту в Ямбургс:
   - Что случилось с вами, волшебная принцесса?
   Губу невесты безобразно раздуло, в жестоком флюсе оттопырилась ее ще-
ка, один глаз совсем заплыл. Она сказала:
   - Продуло в дороге. И пчелка в губку кусила...
   Екатерина встретила молодых у шлагбаума Царского Села. Обозрев флюс и
царственные габариты принцессы, она не удержалась  и,  фыркнув,  шепнула
своей наперснице Парашке Брюс:
   - Подумать только! Сколько добра сразу из Монбсльяра, и все это  дос-
танется одному моему глупому сыну...
   Попав в райское великолепие дворца Екатерины, невеста рухнула на пар-
кет и поползла к императрице на коленях. Екатерина (если верить Корберо-
ну) крикнула:
   - Быстро закрыть двери из аванзалы!
   Она не хотела, чтобы  придворные  видели  это  недостойное  пресмыка-
тельство. "Зрелище, - писал Корберон, - было сокрыто от любопытных глаз.
Но, очевидно, императрица осталась довольна подобным унижением..." Прин-
цесса была крещена с именем Марии Федоровны, а поздней осенью состоялась
свадьба. Покидая застолье с Петром Завадовским,  императрица  удалилась,
благословив молодых словами:
   - Ну, живите, дети мои. Только не скандальте...
   Мария Федоровна углубилась в изучение шкафов и  комодов  своей  пред-
шественницы. Гардеробмейстер извинился, что не успел к  приезду  раздать
бедным людям все ее платья и обувь.
   - Бедным? - обомлела юная цесаревна. - Да я сама все сношу... Где ка-
меристка? Я должна сверить, что осталось в шкафах, со списком вещей  по-
койницы. - К великому ее огорчению, недоставало пары варшавских  туфель.
- Я должна их найти. Если они обозначены в табели, значит, должны  быть.
Какое счастье, что обувь покойницы мне впору!
   Когда Павел покинул Берлин, вдогонку ему Фридрих произнес вещие  сло-
ва, которые в истории оправдались:
   - Наследник высокомерен. Надменен. Заносчив. Управляя русскими (а это
народ суровый), он недолго удержится на материнском престоле. Боюсь, что
Павла ожидает такой же конец, который постиг и его сумасбродного отца.
   Это пророчество Фридрих II закрепил в своих мемуарах. Подсчитав  рас-
ходы на гостей, он заболел от огорчения. А узнав  о  его  болезни,  Вена
стала потихоньку собирать войска в Богемии, чтобы  затем  при  последнем
вздохе "старого Фрица" наброситься на Силезию. Но "старый Фриц" воскрес.
   - Ах, негодяй! - вскричал король, срывая с головы  ночной  колпак.  -
Если Вена не дает мне права болеть спокойно, я ведь способен  еще  вско-
чить в седло, плюнув на вес рецепты великого врача Циммермана...  Европа
еще услышит, как грохочут прусские барабаны и как волшебно поют мои  во-
инственные флейты... Горе вам, венские зазнайки!
   Мария-Терезия тихонечко отвела войска из Богемии.


   12. ЗАЛОМ

   Потемкин пропал - несчастный, отверженный. Растворил себя  в  дорогах
деревенской России, ночевал на сеновалах. Опустился. Обрюзг.  Ногти  от-
растил...
   Не стал он первым. Не быть уже и последним!
   На ухабах трясло. Лошади ступали тяжко.
   Единым оком озирал он скорбные пажити и поляны, слушал несытый  воро-
ний грай над храмами сельскими, в которых и молился, взыскуя от Бога тя-
гостей, а не праздников. Худо было.
   Поля, поля, поля... "Господи, дай мне сил в дороге!"
   - Не оставь Ты меня, грешного, в унынии сердца моего...
   Был вечер. Впереди лежало немалое село. Издали доносились бабьи  пла-
чи, причитания старух, мужики же оцепенели в молчании.  Подъехал  ближе,
спросил:
   - Люди добрые, или беда какая у вас?
   - Залом! Залом у нас, миленький. Видать, за грехи наши  наказал  Гос-
подь Бог...
   Потемкин грузно выбрался из возка.
   - Где залом-то у вас? - спросил, сам робея.
   - А эвон... вчера у самой дороги скрутило.
   Что такое залом, Григорий Александрович ведал. Лихой человек или  ве-
тер иногда причудливо закручивал на поле стебли ржаные в узел.  А  народ
считал, что хлебов коснулась сама нечистая сила.  Распутать  залом  боя-
лись, ибо издревле верили в примету: развязавший залом - не жилец на бе-
лом свете! Коснуться залома мог только священник безгрешной жизни, да  и
тот брался развязывать узел не голыми руками, а через епитрахиль...  По-
темкин кликнул старосту.
   - За священником послали? - спросил он.
   - Побсгли парни.  Ищут.  Боится  он.  Прячется.  Уж  больно  ржицу-то
жаль... сгибнет. Ишь бабы как воют! Беда нам, беда...
   Со стороны села два дюжих парня вели под руки священника. Босыми  но-
гами он загребал бурую пыль, на его жилистой шее жалко болталась выцвет-
шая от времени епитрахиль.
   Народ упал на колени:
   - Батюшка, спаси... ослобони от беды! Детки малые. Сами до  весны  не
сдюжим: изголодаем ведь. Спаси...
   - Не могу, православные! Избавьте меня. Грешен. Во субботу с попадьей
опосля бани грех имел... Помру ведь!
   - Да кто по субботам с бабой не грешен? - галдели мужики. -  Особенно
ежели опосля бани... Уж ты не отрекайся: сотвори милость. А мы с иконами
округ всех полей обойдем...
   Священник сел на меже, сбросил с шеи епитрахиль:
   - Не могу! Страшно. Посылайте в город - за митрополитом с клиром сво-
ным. Пущай сам от нечисти нас избавит...
   Глядя на матерей и бабок, заголосили и дети малые.
   Потемкин нагнулся и поднял с земли епитрахиль.
   Нацепил ее на себя, перекрестился - истово.
   Толпа разом  смолкла  и  расступилась,  когда  он  шагнул,  наперекор
горькой судьбе. Шагнул прямо в ржаное поле...
   - Господи, помоги! - взмолился он тут.
   И правда, что руками узла не распутать.  Тогда  светлейший  с  корнем
вырвал залом и отбросил скрюченные стебли далеко за межу. После чего то-
ропливо шагнул в коляску.
   - Все, брат! - сказал кучеру. - А теперь - погоняй...
   И вот тогда освободилась душа - стало легко-легко.
   И даже чудилось: не сама ли судьба его как этот дьявольский залом  во
ржи, который не мог развязать он, зато хватило смелости вырвать с корнем
и отбросить прочь. И понял - никуда ему от Екатерины не уйти.  Ведь  кто
же другой оживит буйные города в степях одичалых, кто  Крым  приобщит  к
России, кому, как не ему, посылать флоты в  моря  и  армии  на  кровавые
штурмы?
   - Гони! - кричал он, взъерошенный. - Назад гони!
   ...Во дворце был "большой выход", когда  двери  аванзалы  с  грохотом
разлетелись настежь, арапы отпрянули, - перед растерянной  толпой  снова
возник он:
   - Потемкин... вернулся.
   Праздничный. Ликующий. Яркий. Непобедимый!
   Через лоб, пересекая его, пролегла черная тесьма, укрывающая  безгла-
зие. Голубым муаром стелилась через  могучую  грудь  андреевская  лента.
Нестерпимый блеск исходил от алмазов на орденах его. В гордой позе стоял
он в дверях, опираясь на трость. А рукоять  ее,  выточенная  из  оникса,
изображала Екатерину - в-точном портретном сходстве, но... в виде  морс-
кой сирены, и в короне ее вспыхивали мелкие бриллианты.
   - Ты звала, матушка? - вопросил он. - Так вот я...
   И, сказав так, он пошел к престолу, каждым шагом своим утверждая  са-
мого себя. А перед ним, надменным и гордым, все шире размыкался  коридор
придворных:
   - Дорогу светлейшему... дорогу ему!
   Екатерина павой сошла со ступенек трона.  Молча  распахнула  двери  в
свои покои. Молча и затворила их за Потемкиным. Она крепко  обняла  его,
заплакав и засмеявшись:
   - Гришенька... единственный мой.
   Не стал последним, так стал единственным.


   ЗАНАВЕС

   Я нарочно умолчал о рождении императрицей ребенка от  Потемкина,  ибо
не выяснил дня его рождения. Очевидно, он появился на свет где-то  нака-
нуне смерти невестки императрицы.
   Родилась девочка - Темкина, крещеная, с именем Елизаветы, в  отчестве
- Григорьевна. Передо мною два ее изображения: дама уже достаточно  зре-
лая, симпатичная, и не берусь судить, на кого она больше похожа - на от-
ца или на мать. Рождена она, естественно, втайне. Потемкин отвез девочку
на воспитание к сестрице Марье Самойловой и более, кажется, не интересо-
вался ею (обычная история  незаконнорожденных  детей  монархов).  Однако
Темкина с детства знала тайну своего происхождения, а  все  поместья  на
Украине, ей данные, она лихо промотала еще в ранней  юности.  Уже  после
смерти отца Е. Г. Темкина стала женою выходца из Греции, херсонского гу-
бернатора И. X. Калагеоргия, жила под Киевом в местечке Мсжигорка,  имея
множество детей.
   Правнук ее и праправнук Потемкина, известный  ученый  Д.  Н.  Овсяни-
ко-Куликовский, вспоминал в своих мемуарах, что многочисленные наследни-
ки Потемкина "жили дружно, весело и шумно, но вместе с тем как-то  очень
беспокойно, ожидая по временам всяких бед и напастей. Любили  жизнь,  но
не умели ее устраивать. Она у них как-то сама строилась и сама  разруша-
лась - на основах несокрушимого благодушия, неисправимой доверчивости  к
людям и такой же нерасчетливости в делах".
   Нет никаких сомнений в большой любви Потемкина к императрице.  И  она
любила его! В начале отношений им не хватало дня и ночи: не успев  расс-
таться, они обменивались любовными "цидульками" в таких откровенных  вы-
ражениях, что женщина иногда даже пугалась осуждения в будущем:
   - Вот помрем с тобой, а люди, не дай Бог, прочтут сие и  скажут,  что
мы с тобой были буйнопомешанные...
   Екатерина до старости не могла избавиться от мужского обаяния  Потем-
кина.
   ...Вернувшись ко двору, светлейший сразу же  вытряхнул  из  дворцовых
покоев Завадовского, который, как воришка, забрался в чужие комнаты. Бо-
ясь гнева светлейшего, случайный фаворит метался в апартаментах, руково-
дя выносом вещей. Он был жалок и мелочен - цеплялся за  мебель,  вазы  и
занавески.
   - А коробочку эту можно забрать? - спрашивал он.
   - Забирай все коробочки свои и-вон!
   Прервав интимные отношения с императрицей, Потемкин  достиг  в  жизни
таких высот, каких никогда не достиг бы, оставаясь только  любовником...
История не богата примерами, чтобы мужчина и женщина, уже разделенные  в
личной жизни, продолжали оставаться нерасторжимы в  делах  государствен-
ных.
   И тут возникает вопрос: а были ли они мужем и женою?..
   Да, были! И об этом многие тогда знали... Ссгюр, Кобенцль, до  Касте-
ра, Вертгсймср и наши историки, Бартенев и Кобеко, писали о браке Екате-
рины с Потемкиным как о факте точно известном. Бартенев сомневался  лишь
в дате венчания-то ли конец 1774 года, до отъезда двора в Москву, то  ли
самое начало 1775 года, когда двор в Москву прибыл.
   А где же документ, подтверждающий этот брак?
   Он покоится в глубинах Черного моря.
   Не будем удивляться... Санечка Энгельгардт, любимая племянница Потем-
кина, в браке графиня Браницкая, была свидетельницей венчания  Екатерины
с Потемкиным. Ее записка об этом событии перешла в род графов  Строгано-
вых, один из которых, проживая в Одессе, незадолго  до  смерти  погрузил
богатейший архив на корабль, велел ему выйти в море,  где  архив  и  был
утоплен. Погибли ценнейшие документы русской истории. Бартенев  полагал,
что Строганов сделал это по настоянию Елизаветы Ксаверьсвны  Воронцовой,
урожденной графини Браницкой.
   Венчание происходило в храме Вознесения на  Большой  Никитской  улице
(ныне улица Герцена) в Москве. И теперь понятны бесконечные хлопоты  По-
темкина, который, призвав на помощь гениального архитектора В. В.  Баже-
нова, хотел перестроить церковь в величественный собор. Смерть  помешала
князю Таврическому закончить сооружение, храм достраивали его потомки  -
уже при Николае I. (Именно в этом храме позже венчался Пушкин с Натальей
Гончаровой).
   Доказательства брака имеются. Из семьи Энгельгардтов, родственных По-
темкину, вышло впоследствии немало ученых,  известных  в  нашей  стране.
Среди них памятен Василий  Павлович  Энгельгардт  (1828-1915),  приятель
композитора М. И. Глинки, - оба они, как 1Г Потемкин, были смоляне.  Ва-
силий Павлович-доктор философии и астрономии, член Академии наук,  автор
монографии о А. В. Суворове, основатель музыкального  фонда  композитора
Глинки. Он имел частную обсерваторию в Дрездене, которую передал  в  дар
Казанскому университету, где она находится и поныне. Здесь же  размести-
лись его архив и библиотека. В архиве был альбом  Энгель11ардта,  в  нем
хранились фотографии брачных венцов Екатерины и  Потемкина:  венцы  были
украшены их миниатюрными портретами. Энгельгардт своей рукою  оставил  в
альбоме надпись, удостоверяющую законность брака  Екатерины  с  Потемки-
ным...


   ДЕЙСТВИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
   Золотой век

   ...Россия действительно играет прогрессивную роль по отношению к Вос-
току... Господство России играет цивилизующую роль для  Черного  и  Кас-
пийского морей и Центральной Азии, для башкир и татар.
   Ф. Энгельс - К. Маркс (23 мая 1851 г.)


   1. ГВОЗДИ ДЛЯ ХАНА

   Вскоре над Балтикой подул благоприятный ветер: только  теперь,  после
явной оплошки с графом Андреем Шуваловым,  шведский  король  Густав  III
собрался навестить Петербург, дабы наладить отношения с соседкой,  дово-
дившейся ему двоюродной сестрицей. Густав III тактично  предупредил  ее,
чтобы салютов по приезде ему не учиняла, ибо  он  привык  путешествовать
инкогнито - под именем "графа Готландского".
   Потемкин на всякий случай глянул в календарь:
   - Ежели прикатит летом, так у нас Полтавские  торжества.  Приятны  ли
они королевусу Швеции станутся?
   Корберон извещал Версаль об удалении Завадовского: "Дурак рвал на се-
бе волосы". Выбитый из фавора, Завадовский при встречах  с  императрицей
принимал томный вид, хватался за сердце, даже стонал, изображая  покину-
того, но сгорающего от страсти любовника. Императрице эта комедия  скоро
прискучила:
   - Бери четыре тыщи душ и езжай себе с Богом...
   Тут и конец актерству! Завадовский убрался на Украину, где ему доста-
лись богатейшие Ляличи, переименованные им в Екатеринодар. Мерзкий  хан-
жа, он водрузил в парке статую Екатерины, проходя мимо которой  вздыхал,
вознося хвалу богу. Здесь он обратился в ненасытного стяжателя, увеличи-
вая свои поместья, безжалостно разорял бедных соседей и мужиков, а  если
они жаловались на оскудение, говорил им ласково:
   - Коли я, душечка, виноват перед тобою, так судись со мной...  Законы
справедливы у нас! Только не жалуйся мне: у меня сердце нежное, оно  чу-
жих