кой
крепости, под стенами которой царица  его  обидела.  Пребывая  в  унизи-
тельной отставке, граф Панин продолжал злословить по адресу  Петербурга,
подтверждая славу "персонального оскорбителя" императрицы. Зато безмерно
нахваливал Фридриха II.
   - Нам бы такого государя, так, глядишь, народец-то наш не  избаловал-
ся. У короля смиренно живут. А у нас бунты да пожары.
   Однажды фельдмаршал Салтыков круто осадил его:
   - Петр Иваныч, да ведь если б в Германии так хорошо  жилось,  как  ты
всюду сказываешь, не бежали б немцы толпами в Россию! А что-то  не  слы-
хать, чтобы наши мужики в Пруссию бегали. Умный ты барин, а слушать тебя
иной раз невмоготу. Уж ты прости...
   Румянцев в это время расположил армию на Дунае; отсюда он  ругался  с
Военной коллегией, не понимавшей его, злился на Екатерину, толкавшую ар-
мию за Дунай. Однажды за ужином фельдмаршал разрезал огурец пополам, од-
ну половину рассек на две доли. Потом всю мякоть из огурца ножиком  выс-
коблил.
   - Вот! - сказал Румянцев штабу. - Единственный способ нам Дунай  фор-
сировать. В одну половинку солдат сядет, а двумя  дольками  огурца,  яко
веслами, грести учнет... У турок-то на Дунае целая флотилия, а у нас да-
же паромов не завели!
   Никогда еще не был так горд сын поморский Прошка  Курносов,  как  при
закладе его первого корабля - его первейшей любви! В киле стамескою  вы-
долбили щель, в нее опустили серебряную пластинку, на  которой  граверно
начертано: "Заложен в С.-Пбг. Адмиралтействе подмастерьем  Пр.  Курносо-
вым"... Плотницкий топор, доставшийся  в  наследство  от  прадедов-кора-
бельщиков, выводил  Прошку  на  стезю  высочайшего  назначения  -  госу-
дарственного!
   На стапелях закладывались сразу два  корабля,  совершенно  однотипные
("систер-шипы", как говорят англичане). Один корабль строил мастер, дру-
гой - подмастерье. При этом ученик не имел права ни в чем  отступать  от
навыков мастера, не дерзал опережать его в работе. Подмастерье не созда-
вал,  а  лишь  копировал  корабль,  создаваемый  мастером.  Положил   он
киль-клади и ты. Врезал в киль шпангоуты - врезай тоже. Запил  мастер  -
похмеляйся с ним за компанию. Прошка по горячности неустанно желал  опе-
редить Катасонова, ему казалось, что майор долго возится с набором  кор-
пуса, но терпел из принципа: яйца курицу не учат!
   Наконец два корабля, внешне абсолютно одинаковые, выросли  на  стапе-
лях, и Катасонов за свой головой ручался, а Прошка еще терзался: все  ли
верно им сделано? Явилась комиссия от Адмиралтейства: снаружи не  приде-
решься, даже посмеивались:
   - Два близнеца от единой матушки...
   Полезли в низы. Там, в низах, начальство  забеспокоилось,  что  иначе
бимсы креплены к настилу палубному.
   - Почему неверно крепил? - спросили Прошку.
   - Так прочнее, - отвечал он.
   - А где ты видел такой нахлест обшивки?
   - У испанцев... Чем плохо?
   Комиссия узрела и крепление стрингеров совершенно инакое,  нежели  на
корабле мастера Катасонова. Прошку уже шпыняли:
   - Ты что, парень, за нос тут всех водишь?
   - Никого за нос я не вожу, а когда бывал на верфях англицких, там ус-
мотрел, как англичане тако и крепят стрингеры.
   Голенищев-Кутузов-средний вступился за парня.
   - Да цыть! - сказал. - Он же не в игрушки играет...
   На спуске кораблей присутствовал и двор с императрицей. Прошка  впер-
вые видел Екатерину столь близко; при соблюдении  величавости  она  была
чересчур подвижна и свободна в жестах. Когда корабли сошли на воду, чуть
покачиваясь, Голенищев-Кутузов сказал Прошке что будет ему  чин  шхипера
второго ранга - со шпагой!
   - Теперь иди. Государыня видеть тебя желает.
   Память у Екатерины была превосходная:
   - Не тот ли господин Курносов, что непорочный лес из Казани вывез,  а
ему за это сто рублей дадено с публикацией?
   - Тот самый, матушка, - живо подоспел  Голенищев-Кутузов.  -  Человек
старательный, земляк ломоносовский - из поморов он.
   Екатерина сказала, что, согласно заветам Петра I, за  построение  ко-
рабля мастер получает от казны 200 рублей.
   - Деньги немалые, - подмигнула она Прошке. - Уж ты, когда  встретимся
на улице, так не зазнавайся, поклонись мне, дружок. На  Камчатку  или  в
Охотск хочешь? Там карьера бывает скорая.
   Прошка прикинул и так и эдак. Отказался:
   - Пока молод, мне повоевать желательно...
   Ближе к весне предстояла ему дальняя дорога.


   7. КЕКЕРЕКЕКСИНЕН

   Накануне побед русской армии Париж праздновал свадьбу дофина, будуще-
го короля Людовика XVI, с младшей дочерью МарииТерезии  -  Марией-Антуа-
неттой, которой минуло уже 14 лет. В день  венчания  придворные  Версаля
устроили неприличную давку, смертельно помяв сотню швейцарских  гвардей-
цев (а этих ландскнехтов помять трудно!). Публичное торжество у  Тюильри
завершилось подлинной катастрофой: озверевшие буржуа  обрушили  экипажи,
топча ногами павших и лошадей в упряжи, а толпа была настолько  плотной,
что многие мертвецы не могли упасть, продолжая двигаться в груде  спрес-
сованных тел, пока не рухнули перила набережной и люди не  посыпались  в
Сену, - число жертв перевалило за тысячу. Когда об этом событии извести-
лись в Петербурге, то многие при дворе суеверно перекрестились:
   - Людовику Шестнадцатому не бывать: примета для Франции нехорошая...
   Но примета была нехорошей и для России: браком дофина Франции  с  до-
черью венской императрицы закреплялся союз против России. Шуазель  стра-
дал: умудренная богатым опытом Франция теперь вынуждена  была  учитывать
на весах Европы успехи молодой, быстро шагающей России. Чисто политичес-
кий союз Версаля с Веною превращался в фамильный, становясь более  опас-
ным для Петербурга.
   В эти дни Мустафа III, окруженный французами, рассуждал:
   - Уничтожив мой флот в Хиосе и при Чссмс, русские лишь подстригли мне
бороду, но подстриженная борода, как вы знаете, растет еще быстрее...
   Удивительная страна! Французам казалось, что они попали за кулисы Ев-
ропы, в мир ярких, но растрепанных декораций, и нигде так хорошо не ощу-
щалась несуразность турецкой жизни, как на базарах Стамбула.  Войны  на-
полняли площади майданов толпами невольников, золотом и серебром, зерка-
лами и хрустальной посудой, розовым маслом и благовониями. Внешне  каза-
лось, что все сыты и довольны. Но даже вблизи  столицы  никто  не  видел
клочка обработанной земли. Столица  султана  кормилась  исключительно  с
пристани: что привезут корабли из Египта, из Греции,  из-Африки  или  из
Сирии, то будет сегодня съедено. Но  теперь  русская  эскадра  Спиридова
блокировала Дарданеллы, и там, где еще вчера пересыпалось тусклое золото
и шумела драгоценная парча, теперь лежали умиравшие люди. Вот  как  мало
надо богатейшей стране, чтобы она вдруг скорчилась от  голода...  В  эти
дни султан заявил, что теперь сам поведет войска, но тут  стали  плакать
его жены, и он, печальный, вернулся в гарем. Стамбул кишмя кишел  дезер-
тирами. Полиция наказала проституткам не брать с них платы,  но  бурными
ласками заставить вернуться под Знамя Пророка, при одном  виде  которого
неверные сразу ослепнут. Однако, почуяв неладное  в  бескорыстии  гурий,
дезертиры раздели их донага, гоняли по улицам, избивая палками.  "Мы  не
виноваты, - кричали они, - что пушки неверных заряжены ядрами  величиной
с хороший курдюк жирной овцы".
   Мустафа III велел обставить Сераль виселицами и  кольями.  Дезертиров
подвешивали крючьями за ребра, они сипло  орали,  когда  колья  медленно
пронзали им внутренности. Но в одну из ночей все виселицы оказались спи-
лены и на стене Сераля явилась грозная надпись: султан добудет  нам  мир
или он потеряет престол. Мустафа призвал к себе венского  посла  Тугута.
Свадьба дофина с Марией-Антуанеттой усилила антирусскую коалицию, и  по-
тому султан говорил уверенно:
   - Твоя мудрая императрица, да хранит ее Аллах,  может  облегчить  мое
положение и насытить свое неутоленное чрево. Сообща  изгнав  русских  из
Польши, Турция и Австрия разделят Польшу между собою... не так ли? - Ту-
гут сомневался. - А ты не сомневайся. Если сами же  барские  конфедераты
обещали мне за войну с Россией отдать Волынь и Подолию, то они  не  оби-
дятся, если Вена заберет Буковину с Галицией.
   Тугут, бездомный мальчик, был воспитанником венской императрицы. Нас-
тоящая фамилия его Thunichtsgut (делай не хорошо), но Мария-Терезия ука-
зала ему писаться иначе: Thugut (делай хорошо)!
   - Такая конжурация, - отвечал Тугут, - вызовет большое пролитие  кро-
ви, а моя императрица будет еще больше плакать.
   Мустафа весело и беззаботно рассмеялся:
   - Ты, посол, знаешь только свою жену, а у меня этого добра полный га-
рем, я лучше изучил слабую женскую породу. Спроси любого из  моих  евну-
хов, он тебе скажет: чем больше женщины плачут, тем меньше они бегают по
нужде...
   Дипломатией тут и не пахло. Но за изворотом мышления султана  таилась
логика: Мария-Терезия может польститься на легкую добычу. Габсбурги  не-
исправимы!
   Метеор-Суворов обретал в Польше первую славу - громкую...
   Главари барской конфедерации, всюду им разбиваемой, бежали в Силезию,
но Фридрих II вытолкал их оттуда в три шеи, они затаились  в  мадьярском
Прешове, провозгласив низложение "теленка" с престола. Акт  этот  вручил
королю Михаил Стравинский (предок известного композитора),  пробравшийся
в замок Варшавы под видом просителя,  а  Станислав  Понятовский,  крайне
встревоженный, умолял Петербург усилить борьбу с конфедератами...  Фрид-
рих II, размышляя об этом, тщательно отработал на флейте сложный  пассаж
маэстро Кванца. Продув мундштук, он сказал Финкенштейну:
   - Дружище, а что слыхать о чуме в России?
   Если не знать короля, то вопрос покажется вне всякой связи с конфеде-
ратами. Но министр знал: мышление Фридриха -  как  у  Филидора,  заранее
рассчитывавшего все ходы шахматных фигур.
   - По слухам, уже немало жертв в Харькове, есть подозрительно уязвлен-
ные и в самой Москве, среди работных людей.
   - Прекрасно! - обрадовался король. -  Пусть  наши  берлинские  газеты
кричат, что русская чума уже переползла в города польские  и  необходимо
оцепить мою Пруссию кордонами...
   На самом же деле он выстроил вдоль границ  с  Польшею  не  санитарные
кордоны, а целую армию, готовую по первому свистку из Потсдама  обрушить
пограничные столбы. Но мнение Европы королю обмануть удалось! Даже  бер-
линцы, начитавшись газет, бегали по врачам с каждым прыщиком, запасались
"уксусом четырех разбойников". Прусские академики между тем времени  зря
не теряли: в древних архивах они  отыскивали  любые  ничтожные  предлоги
мнимых прав на польские земли. А по ночам солдаты Фридриха врывались  во
владения Речи Посполитой, хватали с постелей сонных  вдовушек  и  девиц,
тащили их за волосы в Пруссию... Финк фон Финкенштейн спросил короля:
   - А вы придумали занятие для этих польских девок?
   - Финк, - отвечал король, - самое удобное для них занятие - быть вер-
ными женами моих потсдамских гренадеров.
   Когда полячки стали его подданными, он возмутился:
   - Безобразие! А где же их приданое?..
   Берлинские юристы предъявили Польше претензии: пусть каждая  полячка,
нашедшая семейное счастье в Пруссии, получит от Польши  кровать,  четыре
большие подушки, два одеяла, корову, двух породистых свиней  и  хотя  бы
три дуката - на пиво своему бравому мужу.
   Король пригласил к себе чиновника Гальсера:
   - Не пора ли начинать чеканку дукатов, которые бы на треть веса  сос-
тояли из самой паршивой лигатуры?
   - На какую сумму прикажете, ваше величество?
   - Для начала в пятнадцать миллионов...
   С этими миллионами король послал в Польшу своего поверенного Эфраима.
Под именем консула Симониса жулик закупал для Пруссии зерно, кожи, мясо,
драгоценности, меха,  лес,  картины,  парусину-и  за  все  расплачивался
фальшивой монетой. Обогатив казну короля, Симонис скрылся, а  поляки  не
сразу, но все же догадались, что их облапошили на целую  треть  доходов.
Решив поскорее сбыть с рук фальшивые дукаты, они пустили их в оборот,  и
вскоре генерал-прокурор князь Вяземский, ужасно взволнованный, не  нахо-
дил слов, докладывая Екатерине о наплыве фальшивых денег.
   - Александр Алексеич, - сказала Екатерина, - ты не пугайся. При  Ели-
завете уже было такое, когда мы с Пруссией воевали.
   - Боюсь, не Эфраим ли снова за дело взялся?
   - Не страдай! Поехали лучше кататься...
   В дороге она указала: открыто объявить по всей империи, что фальшивые
дукаты будут принимаемы казной, как настоящие, а тишком  велела  вызнать
пути-дороги "Симониса". Екатерина ехала  на  прогулку  в  новой  карете,
овальные бока которой были расписаны изящными картинами в  духе  Антуана
Ватто. Кони вынесли ее на развилку Московского и  Царскосельского  трак-
тов. В кустах белела конторка рабочей артели,  осушавшей  болото.  Вдоль
тропинки шагала в город чухонка с молочным кувшином на голове.
   - Как зовется место сие? - окликнул ее Вяземский.
   - Кекерекексинен, - ответила та.
   - Qu'est que c'est? - удивилась Екатерина. Лакеи с запяток  объяснили
ей, что с чухонского на русский это переводится так: Лягушачье болото. -
Вот и чудесно! - Екатерина повернулась к Бецкому. - Иван  Ваныч,  завтра
же отпиши в Лондон, чтобы на заводе Веджвуда сделали фаянсовый сервиз  с
изображением жанровых сцен из жизни  веселых  лягушек.  На  этом  болоте
выстрою дворец.
   Вяземский сдернул с лысой головы пышный парик:
   - Господи, пресвятая матерь-богородица! Войнища такая идет, кругом  в
долгу, как в шелку, одними бумажками сыты, а ваше величество новый  дво-
рец ставит... И где? На болоте чухонском.
   - Молчи, старик! Пока я жива, будут и деньги, а вот когда помру, тог-
да ни меня, ни вас, ни денег не будет.
   Лейб-кучер Никита громко высморкался с козел:
   - А кудыть дале-то ехать, осударыня?
   Екатерина с размаху убила комара на своей щеке.
   - Езжай, куда глаза глядят. Нам везде хорошо!
   О чем Фридрих II не договорил с Австрией  при  свидании  в  силезском
Нейссе, следовало решить в моравском Нейштадте, куда Иосиф II  и  выехал
вместе с Кауницем. Тот еще пытался водить на помочах молодого германско-
го императора, но Иосиф иногда  уже  давал  канцлеру  ощутимые  ответные
щелчки.
   Фридрих был бы счастлив слышать их диалог в карете.
   - Сами мы воевать не будем, - доказывал Иосиф, - но в  случае  победы
Турции над Россией я хотел бы иметь в своих владениях часть Польши,  всю
Галицию и... не откажусь от Украины.
   - Зато в случае победы России над Турцией, -  подхватывал  Кауниц,  -
наши планы становятся шире: Австрия должна поглотить Малую Валахию, Бол-
гарию, Сербию, Боснию, Албанию и... Грецию!
   - Вы забыли о Египте, - напомнил император.
   - Простите, ваше величество, я забыл...
   - Следует помнить, что со временем мы должны занять и Египет, дабы не
допустить туда французов и англичан, которые придут на берега Нила, если
мы, немцы, не поторопимся.
   - Еще раз извините мою старческую забывчивость.
   - Я вас прощаю, - сказал Иосиф...
   Фридрих приветливо встретил свиту Иосифа (составленную, как  нарочно,
из генералов, которых королю доводилось вдребезги сокрушать на полях бы-
лых сражений), а канцлер Кауниц, сухо кивнув королю, удалился на  кухню,
где с помощью аптечных весов и  мензурок  начал  производить  химический
анализ сливок, шоколада и сахара, должных воплотиться  в  обычную  чашку
какао. Иосиф заранее извинился перед Фридрихом за дурацкие причуды канц-
лера:
   - Окна будут плотно затворены - никакого проветривания. Перья  и  ка-
рандаши должны лежать в идеальной линии, иначе он взбесится. Не удивляй-
тесь, если канцлер вдруг начнет метаться, сравнивать температуру  наруж-
ного воздуха с комнатной, и при этом то снимать, то надевать свои черные
плащи.
   - Благодарю. Сколько плащей он носит сразу?
   - Сейчас на нем девять.
   - Хорошо, что у вашего канцлера не девять голов...
   Конференцию Кауниц открыл со всей спесью, ему присущей. Он не  привык
в Вене слушать других, а больше привык слушать самого себя.  Для  начала
он проделал глубокий исторический экскурс в  прошлое  Европы,  при  этом
Фридрих, отличный знаток истории, вежливо позевал. Затем Кауниц обрушил-
ся на Европу, как на лютого врага своего, и  в  высокопарных  выражениях
сложил дивную фантазию на тему о  политическом  совершенстве  "Священной
Римской империи", которую он имеет честь представлять, и, наконец, заму-
чив всех словоизвержениями, признался в главном:
   - Мы собрались здесь, чтобы противостоять честолюбивым замыслам  вар-
варской России; один шаг Румянцева за Дунай будет означать для всех  нас
совместную войну против России... Пора выстроить плотину, дабы  удержать
выступающий из берегов могучий русский поток, угрожающий потопом народам
всего мира! Я согласен: пусть будет война! Россию мы победим...
   На листе бумаги король нарисовал  бегущую  лошадку,  косо  глянул  на
сжавшегося Иосифа, задержал взгляд на Каунице.
   - Вы никогда не победите Россию, - заметил он спокойно.
   - Почему? - возмутился император.
   - По той простой причине, что я... честный человек.
   На спину лошадки он пририсовал фигурку гусара.
   - Я жду объяснений, - потребовал Кауниц.
   - Объясняю: верный союзу с Россией, я, король Пруссии, в случае  воз-
никновения войны между Австрией и Россией, вынужден выступить против ва-
шей идеальной империи. Согласитесь: если Пруссия,  маленькая  и  бедная,
успешно отбивалась от коалиции Франции, России и Австрии, то, объединясь
с армией Румянцева, она через неделю промарширует по улицам вашей столи-
цы...
   Он бил, он издевался, он уничтожал, он выигрывал.
   Тихим голосом король скромнейше добавил:
   - Мой союз с Россией и есть препятствие, мешающее  нам  приступить  к
тем мерам, о которых четыре часа подряд с завидным красноречием  рассуж-
дал наш высокочтимый коллега Кауниц.
   - Я не понимаю, зачем мы тогда здесь собрались? - вопросил Иосиф, мо-
лодой и еще торопливый.
   - Ваше императорское величество сейчас это поймет...
   Вошел курьер от графа Цегелина,  взломал  печати  на  дипломатической
сумке. В ней было обращение султана Мустафы III ко дворам Потсдама и Ве-
ны взять на себя посредничество в устранении несчастной для него войны с
Россией.
   - Кто все это сделал? - вскочил Иосиф.
   Фридрих извлек из кармана дешевенькую табакерку, которую  он  называл
"ящиком Пандоры", и постучал по ней пальцем:
   - Не я же! Это сделал Кагул, так решила Чесма...
   Далее, деловито и кратко, без лишних эмоций, король сказал,  что  его
брат, принц Генрих, возможно, в личном общении с Екатериной  договорится
с нею о посредничестве к миру и будет настаивать перед Россией о необхо-
димости раздела польских земель:
   - Свои военные потери Россия пусть компенсирует не на Дунае и  Кавка-
зе, именно Польша станет козлом отпущения  за  все  наши  грехи.  А  вы,
князь, - обратился он к Кауницу, - покопайтесь в венских  архивах.  Вряд
ли там не сыщется поводов для захвата чеголибо чужого...
   - Россия против раздела Польши, - заметил Иосиф.
   - В том-то состоит наша трудность, чтобы заставить Россию  выкупаться
с нами заодно в одной мутной луже. Кто из вас знает, каково первое усло-
вие Петербурга для мира с Турцией?
   - Освобождение Обрескова и его свиты.
   - С этого нам и следует начинать...
   Цегелин (посол Берлина) и Тугут (посол Вены) начали внушать  великому
визирю, что русский посол уже достаточно наказан:
   - Теперь он стал умнее, и можно его отпустить...
   В обратной дороге Финкенштейн спросил короля: как случилось, что Мус-
тафа III воззвал к посредничеству, очень точно угадав время  конференции
в Нсйштадте? Король сознался:
   - Это я посоветовал ему...
   Пруссия начинала новую для нее политику - восточную.
   - А каково ваше впечатление от Кауница?
   - Много знающий балбес, который не говорит, а вещает, будто в церкви.
Он спесив, как пошлый педант, и нагл, как всякий венский придворный.
   - А что вы