3. СЕВАСТОПОЛЬ - ПОЛТАВА
 
   Жарища началась с утра - нестерпимая! И все гости были счастливы выб-
раться из карст; в громадном шатре Потемкина их  ожидала  благословенная
прохлада, внутри таял зеленоватый сумрак, оркестр играл приглушенно,  не
мешая вести беседы, а лакеи двигались бесшумно, разнося бокалы с  напит-
ками...
   - Итак, что же увидим дальше? - спросил Иосиф.
   - Дальше? - воскликнул Потемкин. - Смотрите...
   Разом ударили пушки, стена шатра оказалась кулисою, которая и распах-
нулась настежь. Внутрь ворвался ярчайший свет  солнца,  возникла  синева
моря, панорама бухт Севастополя, а внизу, под ними,  двигались  линейные
корабли, фрегаты, суда бомбардирскис и прочие. Ветер напружил их паруса,
в белом дыму залпов они разрушали макеты крепостей, разбрасывая сооруже-
ния точными попаданиями ядер, воспламеняя обломки брандскугелями.
   - Что за чудо? - оторопел Сегюр.
   Потемкин, звеня шпорами, распахнул кулисы пошире.
   - Рекомендую: ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО - ФЛОТ ЧЕРНОМОРСКИЙ!
   Среди дипломатов возникла немая сцена. Де Линь,  конечно,  запечатлел
ее на своих скрижалях: "Граф Сегюр в недоумении,  Фицгерберт  философски
равнодушен, граф Кобенцль пытается уловить взгляд своего  императора,  а
все придворные застыли с открытыми ртами". Принц Нассау-Зигсн  -  с  за-
вистью-произнес:
   - Какая честь служить флоту Черноморскому!
   Все восемь бухт Севастополя лежали перед ними, планировка юрода  была
идеальна. Офицерские дома. Казармы,  Магазины.  Кузницы.  Склады.  Кара-
ульни. Сараи. Такелажни. Гауптвахты.
   "Слава Екатерины", первый линейный корабль флота,  вдруг  воздел  над
собой кейзер-флаг Потемкина, салютуя лично императрице. - Не сон ли это?
- сказала она. - Хочу пощупать. И юные фрейлины, подпрыгивая,  защебета-
ли: - Мы тоже хотим... поехать скорее - щупать, щупать!
   Ради этого дня Екатерине сшили адмиральскую форму. Ей понравился  бе-
лый мундир, но штаны с трудом натянула.
   - Боже, куда делась стройная принцесса Фике? Гости  увидят  один  мой
зад и уже не разглядят моего флота...
   Портные срочно соорудили "адмиральскую юбку"  (неслыханный  случай  в
истории флотов всего мира). Юбка была из белого  сукна.  понизу  обшитая
зеленым бордюром, что вполне гармонировало с зеленым жилетом и отворота-
ми мундира.
   - Так лучше, -  сказала  императрица,  оснащая  свои  руки  испанской
тростью и деревянной табакеркой...
   Свита проследовала за нею к пристани. На воде  раскачивались  катера,
покрытые шелковыми тентами, гребцы были подобраны на  славу  -  крепыши,
загорелые, белозубые. Их рассадили по веслам таким манером: блондинов по
левому борту, а брюнетов по правому. Матросы были при галстуках, их  го-
лову прикрывали от солнца черные шляпы с плюмажами из петушиных перьев.
   - Здорово, ребята! - сказала Екатерина. - Сами видите, куда я  забра-
лась, чтобы только на вас поглядеть.
   Черт дернул одного парня сразу же ей ответить:
   - От евдакой-то дамы чего не станется!
   Потемкин сунул к носу оратора кулак с перстнями:
   - Цицерон тамбовский... А евдакое нюхал ли?
   Зрелище двух эскадр черноморских было великолепно.
   - Флот большой, но зачем он нужен здесь России?
   На это ворчание Фицгсрбсрта Потемкин ответил:
   - А затем, чтобы никто об этом больше не спрашивал...
   Гребцы, откинувшись телами назад, загребли пенную воду. Поднявшись на
палубу "Славы Екатерины", Иосиф II и дипломаты с  удивлением  обозревали
Севастополь с его строениями.
   - Все это очень хорошо, - сказал Иосиф, - но мне бы хотелось видеть и
то, что осталось тут от турок.
   - Остались кусты кизиловые, - ответил Потемкин.
   Гости разбрелись по отсекам, осматривая внутренность кораблей, их ба-
тарейные палубы. Среди офицеров,  представлявшихся  Екатерине,  Потемкин
выделил бригадира Федора Ушакова:
   - Полюбуйся: лучший офицер моего флота!
   Екатерина потом спросила: а Войнович? а Мордвинов?
   Потемкин промолчал, и это был его лучший ответ.
   Нассау-Зиген, понимавший толк в делах флота, с поклоном еще  раз  на-
помнил Екатерине, чтобы располагала его морскими познаниями и  беззавет-
ной храбростью:
   - Турецкая эскадра шляется под стенами Очакова, действуя на меня  как
вино. Дайте мне три ваших корабля, и я клянусь уничтожить турок сразу же
- в Днепровском лимане.
   - Благодарю. Но мой посол в Турции хлопочет о мире...
   Вечером корабли осветились праздничной иллюминацией,  усталых  гостей
спровадили катерами на берег-отдыхать. Екатерина указала Потемкинку уст-
роить ужин в кают-компании флагмана:
   - И чтобы никаких иностранцев-одни русские...
   Близость турецкого флота всех бодрила воинственно.
   - Слава Богу, - начала речь Екатерина, - здесь люди свои, чужих нету.
Коли сор явится, сами его и выметем... Будем откровенны: России предсто-
ит еще новое испытание. Спасибо флоту Российскому! Одной рукой облокоти-
лись мы на море Балтийское, другой на море Черное, и отныне, коли что  я
скажу, Европа меня выслушает с почтением. - Екатерина вылила вино из бо-
кала, попросила водки. - Я пью за вас, господа офицеры, за великий народ
российский, способный выплескивать моря и передвигать горы.  Все  недос-
татки нашей нации меркнут при ярком свете доблести и мужества, как мерк-
нут перед бриллиантами оконные стекла, как бы они ни  сверкали...  Виват
все вы! Виват я, грешная! Виват - России!
   - Виват... виват... виват! - отозвались офицеры.
   Стоя за ее спиною, фаворит изображал ревность.
   - Дурак ты, - шепнула ему Екатерина и пошла вокруг стола, чокаясь  со
всеми и целуясь. Задержавшись подле Ушакова, она тихо сказала ему: - Хо-
тя вы и командовали на Неве яхтами моими, но теперь я  жалею,  что  мало
вас знала...
   В этом году виноградники Судака обещали дать 18 тысяч бутылок первого
вина. Флот существует, армия готова, магазины заполнены  провиантом,  но
из России уже доходили черные слухи о предстоящем голоде.  Потемкину  не
хотелось об этом думать. Утром он скорчился от боли. Роджерсон, осмотрев
князя, обнаружил у него непомерное вздутие печени.
   - Хотите жить - будьте умеренны в желаниях.
   - Будь сам умерен! Учить-то вы все горазды...
   Дорога до Балаклавы казалась  волшебным  садом  из  роз,  императрицу
встречал эскадрон гречанок под командованием известной в Тавриде  краса-
вицы - Елены Сарандаки. Амазонки были в малиновых юбках, гусарские спен-
серы у них из бархата зеленого, а тюрбаны - из розового шелка, осыпанно-
го алмазными блестками. Глаза мужчин разгорались при виде такой  экзоти-
ческой красоты, а гречанки скакали над пропастью, паля в небо из ружей -
огнем боевым, частым, гулким... Ламбро Каччиони при въезде  в  Балаклаву
встречал гостей чарками с крепчайшей "мастикой".
   - Я вот о чем подумала, - сказала Екатерина, пробуя вино  и  рыбу,  -
тебе, Ламбро Ликургович, в случае войны опять  бы  хорошо  в  Архипелаге
греческом показаться. Денег дам!
   - Мне бы только добраться живым до Триеста, где полно негоциантов  из
родной мне Ливадии, там я денег и сам достану...
   Посещение Кафы доставило совсем иное удовольствие: здесь Потемкин ос-
тавил руины, как они есть, ничего не поправляя; он рассудил  верно,  что
России не мешает иметь свою "Помпею" для будущих раскопок. Затем он  от-
вез гостей в Карасубазар, где Старов создал для  него  маленький  замок,
вокруг которого был разбит парк, в нем гуляли белые ангорские козы.  Под
сенью старого дуба шумел водопад, обложенный  мрамором.  Иосиф  выглядел
смущенным, он отводил от русских глаза:
   - К сожалению, я должен покинуть вас. Начались волнения в Бельгии,  и
надо бояться революции... Де Линь! - окликнул он вдруг. - Не вы ли и за-
теяли революцию во Фландрии?
   - У меня там родовой замок, но служу я Австрии.
   - Однако ваш младший сын строит в Брюсселе баррикады, с которых  под-
лая чернь стреляет по моим войскам.
   Ответ де Линя показался всем очень странным:
   - У моего сына большие способности к инженерии...
   Иосиф уехал. Но появилась женщина красоты бесподобной. Это была Софья
Константиновна Витт, урожденная Глявонэ (или Челиче?), и Потемкин,  явно
ослепленный, представил ее императрице. Екатерина  спросила:  ради  чего
она оказалась в Тавриде?
   - Завтра я отплываю в турецкую Бруссу, где надеюсь отыскать свою бед-
ную мать. Настолько бедную, что она была вынуждена продать  меня  и  мою
сестру польскому нунцию Боскампу. Теперь я даже благодарна матери,  про-
давшей меня...
   Потемкин волочился за красавицей, где-то очень долго пропадал, почему
Екатерина и встретила его с ревностью:
   - Неужели и ты, друг мой, не устоял перед этой низкой тварью, на лице
которой выжжено клеймо продажности?
   - Мы беседовали о... крепости Хотина, она уверила меня,  что  случись
война, и Хотин сразу отворит нам ворота.
   - Каким же образом?
   - Сестра мадам Витт, тоже проданная матерью, была куплена пашою Хоти-
на, и она стала "одалыкой" в его серале.
   "Одалыка" - звезда гарема (отсюда же и "одалиски"). Но  Екатерина  до
седых волос ревновала Потемкина:
   - Вольно ж ей врать, а тебе вольно врунью слушать...
   На обратном пути в Россию императрица заночевала в  слободе  Анновке,
тоже принадлежавшей Безбородко.
   - Слушай, Андреич, какой уже раз я ночую в  твоих  поместьях.  Всюду,
куда ни заедем, везде у тебя имения. Я ведь помню, каким босяком достал-
ся ты мне, из косточек суповых ты мозги, словно пес  бездомный,  высасы-
вал. А теперь? Диву даюсь, и когда ты успел таким магнатом содслаться?
   - Все вашими щедротами, - отвечал "щирый хохол"...
   В свите царицы появился скромный Голснищев-Кутузов, которого Екатери-
на встретила очень приветливо:
   - Берегите голову, Михаила Ларионыч, - сказала она ему. - Видит  Бог,
ваша голова еще пригодится матушке-России...
   7 июня в Полтаве съехались Потемкин и Суворов, Екатерина со свитой  и
послами. Здесь перед ними было документально разыграно славное  Полтавс-
кое сражение, о котором Сегюр известил Париж: "Оно явилось в живой, оду-
шевленной картине, близкой к действительности".  Все  было  исполнено  в
подлинной исторической точности - и огонь инфантерии, и  наскок  кавале-
рии, в громыхании канонады не были слышны только  вопли  умирающих,  ибо
войска сражались с притворной жестокостью. Но впечатление от битвы  было
настолько сильным, что в самые патетические моменты сражения зрители не-
вольно вскрикивали от ужаса. Екатерина поднесла  Суворову  табакерку  со
своим портретом и с бриллиантами:
   - А три рубля за квартиру, так и быть, я заплачу.
   Суворов пал перед ней на колени:
   - Спасительница! Не будь тебя, кто бы мне три рубля дал?..
   Над землей еще клубились тучи порохового дыма, когда она, низко  кла-
няясь, вручила Потемкину пальмовую ветвь:
   - Это тебе, друг мой... за Тавриду! И отныне велю во веки веков звать
тебя князем ПОТЕМКИНЫМ-ТАВРИЧЕСКИМ...
   Екатерина тронулась на север, последний раз посетив проездом  Москву:
больше она ее никогда не увидит.
   Неурожайный год снова подкосил страну.
   - Европу мы здорово удивили, - сказала она. - Теперь пришло время нам
самим удивляться...
   Королевская дача "Гага" в окрестностях Стокгольма: рыжие  камни,  по-
росшие белым мхом, шум ручьев, стройные сосны, по ним скачут белки. Мол-
чаливый камердинер провел офицера до дверей секретного кабинета, в кото-
ром его ожидал король.
   - Рад видеть вас, Эренстрсм, живым и цветущим. Не стану придираться к
вам за то, что вы оказались в обществе изменника Магнуса  Спренгпортена.
Я жду подробного рассказа о виденном...
   Рассказ Эренстрсма был насыщен точными подробностями о путешествии от
Петербурга до Тавриды, в нем было много и  таких  деталей,  которые  ус-
кользнули от внимания Сегюра, де Линя и прочих  иностранцев.  В  кабинет
вошел узколицый и мрачный брат короля,  герцог  Зюдерманландский,  масон
очень "высоких градусов", командовавший шведским флотом. Он спросил:
   - Сколько кораблей в Севастополе вы видели?
   - Тридцать. Из них многие - линейные.
   - Проклятье! - сказал король. - Когда они успели все  это  построить?
Наверное, опять лес не высушили?
   Герцог Зюдерманландский сказал, что червя еще нет:
   - Червь заведется позже, а пока могут плавать...
   От Эренстрема потребовали письменно изложить свой рассказ. Ознакомясь
с ним, Густав III сказал:
   - Отличный документ, срывающий  фальшивый  покров  миролюбия  с  моей
sestr'ы. Европа в брожении, и вряд ли Швеция  избегнет  военной  участи.
Осторожность требует от нас принять некоторые меры. У меня в стране сно-
ва неурожай, я выезжаю в Сканию, чтобы молиться заодно с голодающими. Вы
найдете меня в Мальме, где и  получите  задание,  приличествующее  вашим
способностям...
   Они встретились в Мальме, опять была соблюдена обстановка  секретнос-
ти. Густав завел речь о Спренгпортенс:
   - К сожалению, таких офицеров, как он, немало в моей армии и на  моем
флоте. Вы сейчас нелегально проберетесь в провинции Эстляндии и  Лифлян-
дии, потерянные нами со времен Карла Двенадцатого, и там  выявите  анти-
русскую оппозицию среди тамошнего рыцарства...
   Во время беседы дверь скрипнула, в щель просунулась голова очень кра-
сивого молодца, и король даже огорчился:
   - Это барон Армфельд, он слишком умен, чтобы не догадаться, о чем  мы
тут сговариваемся... Ладно! Мы с бароном давние друзья. Я  буду  продол-
жать: мой флот в отличном состоянии, армия имеет полный комплект,  арсе-
налы и магазины перенасыщены оружием. Никогда еще Швеция не  бывала  так
прекрасно вооружена... Когда слухи о войне с Россией станут  достоверны,
старайтесь из Ревеля достичь Гельсингфорса: вы найдете меня  на  фрегате
"Амфион"... Политическая обстановка, -  продолжал  Густав  энергично,  -
сложилась в пользу Швеции, которую поддержит Англия, Пруссия, и, конечно
же, Турция. Теперь я спокоен. - сказал король, - Полтавы не повторится!
   Через несколько дней Безбородко уже докладывал Екатерине об этой  бе-
седе. Она просила назвать источник.
   - Барон Мориц Армфельд.
   - Источник хорош. Можно верить...
   Безбородко на цыпочках удалился.  Екатерина  вздохнула  и  продолжала
письмо: "Столица моей империи, на мой взгляд, еще не найдена, и, вероят-
но, не мне сыскать ее... Нужно на 60000 войска больше, чем имеем,  чтобы
обеспечить Санкт-Петербург от стремительного нападения!" Нападения  -  с
севера.
 
 
   4. ЭДИ-КУЛЬ
 
   Юсуф-Коджа спрашивал английского посла Гсксли:
   - Правду ли говорят люди, будто твой король изобрел машину. в которую
запихивают живого быка, а потом вынимают из машины  готовую  колбасу  из
мяса и отличные гребенки из костей?
   - При мне такой машины в Англии еще не было, - отвечал Гексли. -  Но,
возможно, ее изобрели за время моего отсутствия.
   - Ты узнай, посол, не слыхать ли в Европе о такой машине, чтобы в нес
затолкать человека в штанах, а с другого бы конца он выскочил  без  шта-
нов-уже высеченный и рыдающий...
   Карьера Юсуфа характерна для империи Османов. Сначала он подавал воду
и раскуривал трубки для капудан-пашсй, затем на кораблях торговал лепеш-
ками для матросов. Разбогатев, пролез в казначеи флота, сделавшись пашою
под кличкой "Коджа" (что означает "длиннобородый"). А теперь он -  вели-
кий визирь, в его руках судьбы войны и мира... Конечно, беспардонный ту-
ризм русской кралицы до Тавриды стоит того, чтобы подпалить бочку с  по-
рохом. К тому призывали султана его советники - Гексли и пруссак Диц:
   - Стоит вам поднять над Сералем "кохан-туй", и Швеция моментально вы-
садит десанты на невской набережной Петербурга.
   "Кохан-туй" - это хвост лошадиный.  Французский  посол  Шуазель-Гуфье
предупредил Булгакова: Юсуф-Коджа вытряс уже все души из банкиров, чтобы
сдали свои капиталы в казну султана.
   - Это решение угрожает войной, и я сам свидетель тому, как султан жа-
ловался прусскому послу Дицу, что привык посыпать плов  солью,  пахнущей
малиной, а такая соль осталась в Крыму...
   15 июля 1787 года Булгаков проснулся в Буюк-Дюре от лая злющих турец-
ких овчарок, охранявших посольскую дачу.
   - Москов сарайдан терджуман гылды!
   Булгаков, еще сонный, понял: приехал драгоман из русского посольства.
   Драгоман сказал: послу надо быть у Порога Счастья:
   - Реис-эфенди желает видеть тебя завтра же...
   Рейс сидел на подушках с бумагою в руке:
   - Теперь ты будешь слушать, что я скажу. Россия должна отказать  себе
в праве покровительства над ханом Грузии...
   - Ираклий не ваш хан, а царь Грузии, которая  волеизъявлением  всена-
родным состоит в протекторате российском.
   - Не ври! Ираклий вассал нашего падишаха.  Слушай  далее.  Войска  из
ханства Грузинского вы должны вывести...
   - Мы вывели их давно, - сказал Булгаков.
   - Не прыгай, как блоха, через мои слова. Ты лучше слушай! Сорок соля-
ных озер в Крыму вы отдайте султану. Турция отныне будет осматривать все
русские корабли. Россия не имеет права ввозить в свои пределы с  Востока
масло оливковое, кофе из Яффы, пшено сарачинское (рис) и...
   - Этим ультиматумом, - опередил его Булгаков, - Высокая Порта  разры-
вает все артикулы Кучук-Кайнарджийского мира.
   - Ответ дай не позже двадцатого августа.
   Булгаков нагнулся над рейсом, сидящим на подушке:
   - Ты же умный человек и понимаешь, что за такой срок я не успею отос-
лать пакетбот до Севастополя, курьеры не успеют доехать до Петербурга  и
вернуться с ответом...
   Не дослушав посла, реис-эфенди свернул бумагу:
   - Я лишь исполнил волю моего повелителя.
   - Но я заметил в твоих словах волю советников, прусского и английско-
го, которые как серьги висят на ушах визиря...
   Возвратясь в посольство, Булгаков сразу начал  уничтожать  дипломати-
ческую переписку, спалил секретные шифры, деловые бумаги. Ему советовали
закопать в саду драгоценные вещи.
   - Вещей я никогда не жалел, - отвечал посол...
   К великому визирю Юсуф-Кодже  явился  курьер  султана  с  повелением:
"ОБЪЯВЛЯЙ ВОЙНУ, БУДЬ ЧТО БУДЕТ". "Будь что будет" -  это  мусульманский
"кысмет", но в переводе на русский язык. Юсуф отправил курьера к  рейсу,
чтобы звал Булгакова в Диван. Встреча в Диване состоялась 5 августа.
   - Мы, - заявил Юсуф, - не желаем знать никакой Тавриды, для  нас  она
останется Крымом татарским. И мы решили: Россия должна вернуть нам Крым,
а все прежние договоры уничтожаются, включая  и  Кучук-Кайнарджийский...
Если ты не согласен с нами, мы поднимем даже стариков и мальчиков, начи-
ная с семи лет, всех пошлем на войну - и вы погибнете в крови и во  пра-
хе.
   "Я, - писал Булгаков, - едва не спросил: да кто же останется  столицу
беречь?.. Дворы Порты наполнены были янычарами, один из них  стоял  надо
мною и держал кинжалы, как бы боясь, чтоб я не заколол визиря. При  про-
вожании меня чины Порты плакали", и по их слезам Булгаков понял, что  не
все в Турции потеряли головы: есть еще турки, желающие мира с Россией...
Янычары, обнажив ятаганы, провели русского посла в Эди-Куль.  Он  глянул
на крыши дворца Сераля: там ветер развевал длинный и черный "кохан-туй".
   - Значит... вой и а, - сказал он себе.
   Когда двери тюрьмы замкнулись за ним, Булгаков не знал,  сколько  лет
проведет здесь, и оставался спокоен. Но вскоре турки  -  через  папского
интсрнунция - переслали ему письмо от Екатерины Любимовны: она сообщила,
что встретила человека, давно ее любящего, и лучше ей быть женою бедного
акушера Шумлянского, нежели  оставаться  богатой  содержанкой  дипломата
Булгакова... Вот тогда Яков Иванович не выдержал и  заплакал.  Поутихнув
от горя, посол оглядел стены темницы и задумался. Он-то, как никто  дру-
гой, был отлично извещен, что русский флот слишком быстро вырос, но  еще
не окреп и Россия к войне не готова. "Впрочем, как  всегда..."  Булгаков
решил ожидать побед русского оружия - это единственное, что  вернет  ему
свободу! Но все может закончиться и проще: ятаганом по затылку, веревкой
на шее или чашкой кофе с бриллиантовой пылью.
   Он постучал в двери узилища своего, требуя:
   - Бумаги, чернил, перье