жели принять бой?
   - Немедленно. Успех в скорости...  Невеликая  речка  Рымник  отдавала
свои воды истории!
   Цепляясь за сучья, он спустился с высокого дерева.
   - Сколько ж вам лет, аншеф? - удивился Иосия.
   - Помилуй бог, уже шестьдесят. А что?..
   С высоты дерева Суворов обозрел лагерь  противника,  решение  принял.
После грозы день обещал быть жарким, рано запели птицы. Сражение  откры-
лось. Суворов - псш, держа шпагу - шагал в первой линии, при среднем ка-
ре. Войсковые квадраты в шахматном порядке двигались через поля,  покры-
тые бурьяном и стеблями кукурузы. Между инфантерией рысила  кавалерия  и
казаки. Зной возрастал, птицы пели, радуясь концу ливней, солнцу и  жиз-
ни... Суворов крикнул принцу Кобургскому:
   - Друг Иосия! Главная дирекция - Мартинешти, где  ставка  визиря.  За
лесом, что перед нами, нас ждет простор и  слава.  Артиллерия  побеждает
колесами: маневр - успех!
   Вдали проезжал визирь, но не верхом, а в карете. Кораном он  останав-
ливал бегущих и тем же Кораном бил по голове сераскиров, понуждая  их  к
храбрости. Перед лесом в деревне Бокзы стояли турецкие батареи, и  Суво-
ров тут же решил смять пушки противника. Заметив  отклонение  русских  в
сторону, принц Кобургский, уже облаженный тысячными ордами янычар,  слал
к Суворову адъютантов, но ответ получал один:
   - Дирекция прежняя - Мартинешти! Я ничего не забыл. Я все вижу. Пусть
принц не боится: успех виден...
   Подавив батареи в Бокзы, он усилил свой натиск, и турки бежали к Рым-
нику. Великий визирь, тряся длинною бородой, пересел из кареты на  коня,
отдав приказ:
   - Бейте по трусам картечью, чтобы вернулись...
   Эта же картечь сражала и русских. Янычары на резвых лошадях и  черно-
кожие спаги, сидевшие в седлах, задрав колени к подбородку,  налетали  с
флангов, орудуя саблями. Сейчас главное - выдержать огонь  и  блеск  са-
бель. Русские и цссарцы двигались параллельно, но в промежуток меж  ними
Юсуф-Коджа вколачивал клинья янычарских  байраков,  чтобы  развести  эти
клинья как можно шире, а потом разбивать союзников по частям...  В  этот
жуткий момент австрийцам следовало верить в то, что русские  не  изменят
главной дирекции, а русские должны верить австрийцам, что они тоже  сох-
ранят движение на Мартинешти. Лес, за которым скрывался турецкий  табор,
назывался Крьжгу-Мсйлор, но солдатам забивать свою память такими словами
необязательно: все в  жизни  забудется,  в  летописях  России  останется
только название реки - Рым и и к! За этим вот  лесом  союзники  соедини-
лись, перестроившись для совместной атаки. Артиллерия била с  колес,  не
переставая двигаться. Конница ловко вошла в  интервалы  между  колоннами
каре, и Суворов скомандовал:
   - Кавалерии взять ретрашемент... вперед!
   Громадное поле битвы являло картину всеобщего  разрушения,  убегавшие
турки швыряли зажженные фитили в пороховые фуры, которые и взрывались  с
яростным треском, калеча лошадей и всадников, раненые ползли к реке, ка-
валерия в беспощадном наскоке раскалывала им копытами черепа, ломала ру-
ки и ноги - вперед, чудо-богатыри! (Суворов живописал Потемкину: "Погода
была приятная. Солнечные лучи сияли во весь сей день, оно было близ  его
захождения...")
   Тысячи турок бросались в Рымник и тонули, громадные гурты скота,  ув-
леченные общей паникой, тоже ломились в реку, находя в ней смерть, тече-
ние легко перевертывало фуры и телеги, а кавалерия-рубила, рубила, руби-
ла... Еще утром у визиря было 100 тысяч войска!
   Юсуф-Коджа успел переехать через мост:
   - Разрушьте его! Пусть все трусливые потонут...
   Трофейные бунчуки валялись грудами, как  палки.  Среди  взятых  пушек
очень много было и пушек австрийских.
   - Отдайте их цесарцам, - велел Суворов, - они  сдали  их  туркам  под
Белградом, так пусть заберут обратно. Мы себе еще много пушек  достанем,
а им-то где взять?
   В шатре великого визиря, расшитом изнутри золотом, повстречались  Су-
воров и принц Кобургский.
   - В сочетании с вашим именем и мое имя станет отныне  бессмертным,  -
сказал принц Кобургский. - За  эту  битву  при  Рымнике  я  обрету  жезл
фельдмаршала. А... вы?
   - Сие не от меня зависит, - пояснил Суворов.
   - Но от заслуг ваших! Позвольте мне и впредь  всюду  именовать  себя:
принц Фридрих-Иосия Кобург-Заальфельдскшг; герцог  Кобургский  -  ученик
великого Суворова...
   Потемкин восхищенно писал Суворову: "Объемлю тебя лобызанием  искрен-
ним и крупными слезами свидетельствую свою благодарность. Ты во мне воз-
буждаешь желание иметь тебя повсеместно". Политика Австрии - после  Фок-
шан и Рымника - невольно укрепилась, император Иосиф II возвел  Суворова
в титул графа Священной Римской империи,  Екатерина  сделала  полководца
графом империи Российской, с наименованием - РЫМНИКСКИЙ.
   Суворов был доволен, все его поздравляли, но, кажется, он рассчитывал
получить иное - фельдмаршальство!
 
 
   5. ЖИВЕМ ОДИН РАЗ
 
   Пушки Петропавловской крепости исполнили торжественную  "увертюру"  в
честь побед Суворова, но Булгаков, заточенный в Эди-Куле, слышал выстре-
лы пушек из Топ-хане: там отрубали головы воинам, бежавшим с поля  битвы
у Рымника.
   Лязгнули запоры тюремные - Булгаков поднялся.
   - Вы свободны, - объявили ему с поклоном.
   - Кто победил? - спросил посол.
   - Вы победили.
   - Не сомневаюсь. Но я хочу знать имя.
   - Топал-паша - Суворов...
   В воротах тюрьмы его ожидала карета. Кавасы захлопнули дверцы, лошади
тронули вдоль берега моря, за Голубой мечетью возникли купола Аня-Софии,
но Булгаков ошибся, думая, что его везут в Топ-капу. Справа,  на  другой
стороне Золотого Рога, осталась  Галата,  населенная  бедняками,  карета
вкатила в квартал Фанар, где жили потомки древних византийцев, ныне  фа-
нариотов и драгоманов, служащих султану,  и  лошади  остановились  возле
Эйюбхане. В садовом киоске его встретила прелестная Эсмэ, которая  отки-
нула с лица прозрачный яшмак и приветливо улыбнулась. Яков Иванович пок-
лонился султанше, высказав ей свою благодарность:
   - За те фрукты, которые вы так любезно мне присылали.
   Булгакова ожидал разговор с ее мужем Кучук-Гусссйном, который сказал,
что сейчас многое изменилось:
   - Я не скрою от вас, что в это лето Суворов ополчился противу  нас  с
таким гневом, что мы дважды изнемогли в борьбе с ним -  при  Фокшанах  и
Рымнике. Впрочем, так угодно Аллаху.
   В груди Булгакова радостно стучало сердце.
   - Но Измаил вам не взять, - твердо произнес Кучук.
   - Да, - улыбнулась Эсмэ, - Измаил неприступен.
   Ее длинные ресницы были загнуты и подкрашены.
   - Но, - продолжил капудан-паша, - венский император уже просил у  нас
перемирия, озабоченный невзгодами в Брабанте и Мадьярии, а ваш принц По-
темкин вступил в переписку с Эски-Гасаном, который сидит в  Измаиле  так
же нерушимо, как и я сижу перед вами. Нам уже нет смысла  томить  вас  в
Эди-Куле...
   825 дней заточения кончились. Булгаков сказал:
   - Передайте его величеству, вашему султану, что я  крайне  благодарен
ему за те удобства, которые он создал для меня в Эди-Куле, за эти  двад-
цать семь месяцев пользования вашим тюремным гостеприимством я успел пе-
ревести двадцать семь томов любопытнейших книг... Так куда  же  мне  те-
перь?
   - Корабль под парусами. Вас желает увидеть в Вене Кауниц, и потому вы
будете доставлены сначала в Триест...
   Кауниц не сразу принял Булгакова. Опасаясь чумной заразы  и  микробов
турецкой тюрьмы, Булгакова заточили в карантине. Правда,  из  Петербурга
настояли, чтобы срок карантинного сидения был сокращен: нельзя же  чело-
века, который измучился в тюрьме, мучить еще и далее. Яков Иванович при-
был сначала в Москву, обитель детства и первой  учености.  Поклонясь  из
кареты университету Московскому, дипломат велел  кучеру  везти  себя  на
квартиру акушера Шумлянского.
   Здесь его никак не ожидала Екатерина Любимовна.
   - Счастливы ли вы, сударыня? - спросил он се.
   - Многого теперь лишена, я приобрела многое другое.
   - Я не осмелюсь упрекать вас ни в чем. Мне бы хотелось только  взгля-
нуть на детей своих. Позволите?..
   Приласкав сыновей, Булгаков выехал в Петербург и был сразу же  принят
в Зимнем дворце императрицей:
   - Бог знает, как я хотела выручить тебя, Яков Иваныч из Эди-Куля  ту-
рецкого, но никаких способов к тому не сыскала. - Она позвонила в  коло-
кольчик, велела звать лейб-медика Блока. - Иван  Леонтьевич,  -  сказала
она врачу, - мне нужен очень здоровый посол для Варшавы, так будь  любе-
зен - получи господина Булгакова, чтобы  он  не  ослабел  в  предстоящих
схватках с маркизом Луккезини, этим змием прусским...
   Яков Иванович, наслаждаясь свободой, с аппетитом завтракал по утрам у
"Вольфа и Беранже".
   Несмотря на близость фронта, Петербург - сердце под  ногтем  мизинца!
(по выражению Дидро) - продолжал хорошеть, справлял свадьбы,  был  пере-
полнен всяческими соблазнами.
   Открыли магазин и Вольф и Беранже
   И продают уж там и пунш, и бланманже,
   И лед, и шоколад, бисквиты и конфеты.
   Прислужники под рост с приличием одеты,
   Везде фарфор, стекло, резьба и зеркала,
   Со-храм, что грация в жилище избрала...
   Итак, да здравствует и Беранже и Вольф,
   И кафе Шинуа на множество годов.
   Близнецы Курносовы, Петр да Павел, пользуясь одеждой и харчами казен-
ными, достигали лет совершенства. Сидя взаперти дортуаров Морского  кор-
пуса, щами да кашами сытые, давно мечтали вкусить сладенького, а липовый
сбитень с медом уже никак не удовлетворял их.
   - Говорят, - рассуждал Павел, - для господ торты валяют  изо  всякого
там... во такие! Бывают и поменьше.
   - А где денег-то взять? - отвечал Петр брату.
   Гардемарины из газет вычитали, что французы Вольф и  Беранже  открыли
на Невском, в доме г-на Котомина, кондитерскую, в  коей  всегда  имеются
"из сахара сделанные корзиночки и яйца с  женскими  перчатками  внутри".
Близнецам было не понять:
   - А на что же перчатки в яйца засовывать?
   Но почему бы российскому джентльмену не поднести даме  своего  сердца
яйцо сахарное, внутри которого спрятаны тонкие парижские перчатки?..
   Братья Курносовы пока что не унывали:
   - Вот станем адмиралами - всего попробуем...
   В этом году русская армия в Финляндии вела себя скромно, ибо все луч-
шие силы страны побрал светлейший князь ПотемкинТаврический.  Зато  флот
Балтийский одержал две виктории; имена  Чичагова  (парусного)  и  принца
Нассау-Зигена (галерного) часто единились в беседах обывателей. Но люди,
морс и флот знающие, осуждали этих адмиралов, и парусного и  весельного,
за многие оплошности, поминая при этом Грейга:
   - Жаль, что умер... Самуил Карлыч был не чета им!
   Летом на Балтике срочно создавали шхерный флот малого каботажа, какой
имели шведы и которого так не хватало русским  для  сражения  в  шхерах.
Время военное, офицеров тоже не хватало. Морской корпус выпустил  гарде-
маринов в чины мичманские поскорее. Среди них были и близнецы Курносовы.
Учились они всегда похвально, если чего не знал Павел, экзамены за  него
сдавал Петр, а педагоги не могли отличить их одного от другого.
   Быть офицером в шестнадцать лет - очень приятно!
   Казна выдала деньги на пошив  мундира  и  первое  обзаведение;  когда
братья сложились, то ощутили себя богачами. До назначения на корабли все
дни проводили в Петербурге, счастливые от своей значимости, сгоравшие от
нетерпения - как бы скорее насладиться благами вольной жизни... Петр так
и сказал Павлу, что живут они только один раз:
   - Когда состаримся, тогда, куда ни шло, будем манную кашу  жевать  до
самого погребения. А сейчас, брат...
   - Верно! - поддержал его Павел. - Запрут нас в Херсон или на  Камчат-
ку-локти себе изгрызем, что не поели "гитар" из безе,  конфет  с  духами
парижскими или купидонов шоколадных...
   Навестив "Вольфа и Беранже", мальчишки отстегнули  от  поясов  шпаги,
поправили на висках парики. Присели подле окна на Невский - мимо неслись
рысаки и катились кареты.
   А вот различные газеты и журналы,
   Сии умы и чувств широкие каналы,
   На расписных столах разложены лежат
   И любопытством всех читателей манят.
   Чего угодно вам? Газет каких? Французских?
   Немецких, аглицких, отечественных - русских?
   Для возбуждении душевного в вас жару
   Хотите ль раскурить гаванскую сигару?
   К услугам гостей Вольф и Беранже все важные события в мире  представ-
ляли в виде кондитерских изделий. По взятии Бастилии ими  был  изобретен
торт, точно воспроизводивший сию мрачную обитель, а  штурм  Очакова  был
ознаменован пасхальными яйцами с изображением павшей цитадели султана...
   - С чего начнем шиковать? - спросил братец братца.
   Выбор был богатый. После "Фокшан" и "Рымника"  пришла  очередь  брать
"Килию" и "Бендеры", но более всего впечатлял гигантский торт из шокола-
да, изображавший неприступный Измаил, украшенный башнями из  марципанов,
вокруг него торчали пушки из леденцов, фасы были обложены мармеладом.
   - Возьмем "Измаил"? - робко спросил Петр.
   - Дорогой. Может, попробуем "Бендеры"?
   - Да там ничего нет, одни цукаты.
   - Боюсь, "Измаил" нам не по карману, - сказал Петр. - А, ладно!  Чего
спорим-то? Одна матушка породила нас в одночасье, и  деньги  у  нас  об-
щие... Берем!
   Заказали они "Измаил", разрезали его на четное число кусков  и  стали
истреблять их. Скоро от шоколадно-крсмовой  цитадели  остался  ничтожный
фундамент - из вафель.
   - Пожалуй, - изрек Петя, - и с подлинным Измаилом станется нечто  по-
добное. Оставит от него Суворов  один  фундамент!  Хорошо,  что  нам  не
кровью, а рублями расплачиваться...
   Однако расплата за "Измаил" была жестокая: Курносовы покинули  конди-
терскую, невольно ощутив первые признаки надвигающейся  бедности.  И  не
было у них в Петербурге родственников, чтобы подкормиться обедами, и  не
были ребята испорчены, чтобы посещать дома купеческие, выдавая  себя  за
женихов приглядных.
   Скоро жить стало невмоготу. Кормились близнецы копеечными  сайками  с
лотков уличных торговцев. Дорого далось им взятие "Измаила"! Выручил  их
флотский бригадир Слизов, приехавший на побывку из Фридрихсгама; заметив
мичманское убожество, он кормить их не стал, зато пожалел -  от  чистого
сердца:
   - Эх, беднота наша флотская! Сам бывал в таких случаях,  ребятушки...
Неужто вы каждый день хотите обедать?
   - Хотим, - жалобно отвечали близнецы.
   - Тогда научу я вас, как за счет царицы кормит-ься...
   Слизов открыл им секрет. Оказывается, балтийские офицеры  давно  кор-
мятся с царской кухни, что расположена в подвалах Зимнего дворца.  Слуги
и повара дворцовые воруют безжалостно, от свиты тоже много чего остается
вкусного, потому офицеры флотские там обедают чуть ли не каждый день.
   - Только меня не выдавайте! - сказал Слизов. - Берут за обед  гривен-
ник, но всего там горой. И вина царские текут по усам, виноград да дыни,
иной день и ананасы бывают...
   Когда близнецы Курносовы спустились в подвал  кухонь  дворцовых,  там
столы были уже накрыты, за ними в ряд сиживали господа офицеры, иные уже
в чинах, но бедность флотская всему миру известна... Петр шепнул Павлу:
   - Гляди, и вино и фрукты - ого! Теперь заживем...
   Но в самый разгар дешевого пиршества, громко шелестя одеждами, в под-
вал кухонный спустилась императрица. Все едоки мигом вскочили из-за сто-
ла, начали кланяться.
   - Так вот куда мои денежки вылетают! - сказала Екатерина. - По мунди-
рам вижу, кто вы такие: щит и надежда столицы моей,  флот  славный  Бал-
тийский... Что ж, - усмехнулась императрица, - на флоте всегда было мно-
го науки, зато денег мало платят. Я не сержусь. Виноваты не вы,  а  воры
мои дворцовые... Прошу вас всех, господа, продолжать кушать.
   Очень плотная, с высоким бюстом, величавая в жестах, она старалась не
раскрывать рот широко, чтобы офицеры не заметили отсутствия передних зу-
бов.
   - Вы какой фамилии? - спросила она близнецов.
   - Курносовы. Дворяне херсонские.
   - О! Не ваш ли батюшка флота сюрвайер?
   - Так точно, ваше величество. Он и поныне в Николаеве у строительства
фрегатов состоит на верфях тамошних.
   - А ваша мать из какого роду вышла?
   - Из турчанок. Была женой янычарской. Ее наш папенька в Кафе за  пять
рублей выторговал.
   Это заинтересовало императрицу:
   - Турецкий говор ведом ли вам?
   - Понаслышке. От матушки научились.
   - Так вам, молодые люди, прямой резон остаться сейчас на  флоте  Бал-
тийском - на галерах послужите мне...
   Курносовы получили назначение: провести до  Выборга  колонну  пленных
турок, взятых еще при Очакове, для служения их на гребной флотилии прин-
ца Нассау-Зигена. Турки были удивлены, когда мичманы сказали им,  что  у
них маменька из турчанок. Хотя конвоя и не было, до  самого  Выборга  ни
один турок не убежал.
   Они вышли из столицы пешком как раз в день коронации императрицы - 22
сентября, когда Екатерина объявила при дворе - в присутствии всего  дип-
ломатического корпуса:
   - Шестьдесят лет мною прожито, но у меня  наберется  сил  царствовать
еще двадцать лет! Уж я постараюсь конечно же, чтобы  никакая  Европа  не
посмела задеть престиж России, ставший за эти годы моим  личным  прести-
жем!
 
 
   6. ПОД МУЗЫКУ
 
   В ставку Потемкина атаман Платов с казачьим конвоем доставил  пленен-
ный при Рымнике янычарский оркестр - со всеми инструментами,  сваленными
на телегу. Но даже сейчас, опутанные веревками,  янычары  еще  рыпались,
рассыпая плевки в сторону нсверных.  Молодой  Матвей  Платов,  белозубый
ухарь и пьяница, сказал Потемкину, что башибузуков в Россию везти  бояз-
но: они же по дороге весь конвой передушат.
   Потемкин велел ему пленных развязать:
   - И пусть разберут с телеги погремушки свои...
   Он взял медные тарелки, сдвинул их с удовольствием выслушав звон, за-
вершенный таинственным "шипением".
   - Ага! - сказал Потемкин. - Не эти ли турецкие  тарелки  и  употребил
Глюк в опере своей "Ифигения в Тавриде"?
   Янычар развязали. Один из них рассмеялся.
   - Ты разве понял меня? - спросил его Потемкин.
   - У меня бабушка была... калужская.
   - Это твои тарелки?
   - Мои. Вот как надо! - И он воспроизвел гром, в конце которого  зага-
дочно остывало ядовитое "шипение" меди.
   Потемкин пригляделся к лицам янычар. Лица  вполне  европейские,  иные
как у русских парней. Янычарский корпус турки формировали из детей хрис-
тиан. Похитив мальчиков у матерей, турки обращали их в свою веру, а  фа-
натичное воспитание превращало их в озверелых  головорезов.  Нехотя  они
разобрали инструменты с телеги. Над головами янычар качался шест  с  пе-
рекладиной, на шесте висели, позванивая, колокольчики.
   - Ну, играйте! Хотя бы свой знаменитый "Марш янычар"...
   Разом сомкнулись тарелки, заячьи лапки выбили первую тревогу из бара-
банов. Полуголый старик лупил в литавры с такой яростью,  словно  убивал
кого-то насмерть. Звякали треугольники, подвывали тромбоны, звенели три-
акгсли и колокольчики. В это варварское созвучие деликатно (почти нежно)
вплетались  голоса  гобоев,  торжественно  мычали   рога,   а   возгласы
труб-нефпров рассекали музыку, как мечи. Янычары увлеклись  сами,  играя
самозабвенно, словно за их оркестром опять двигались в атаку боевые бай-
раки...
   "Марш янычар" [39] закончился. Платов спросил:
   - Ну дык што? Опять мне вязать эту сволочь?
   Потемкин взял "нсфир" и выдул из него хриплое звучание.
   - Не надо. Лучше мы их покормим, дадим выспаться. А утречком вместе с
инструментами поедут они в Петербург, и пусть наши гудошники еще поучат-
ся, как надо играть, чтобы кровь стыла в жилах от ужаса, чтобы от музыки
шалел человек, не страшась ни смерти, ни черта лысого, ни ведьмы стриже-
ной...
   Столичные аристократки, падкие до низменных удовольствий, слетались в
ставку Потемкина, как мухи на патоку. Образовался гарем из женщин, мужья
которых, будучи в чинах генеральских, состояли в подчинении светлейшего.
Среди рогоносцев один только князь Василий Голицын посмел вступить