льевна Браницкая, став женою коронного гет-
мана, отъехала с мужем в Белую Церковь под Киевом. (Тогда же мои  предки
Пикули сделались ее крепостными).
 
 
   4. ЭПИДЕМИЯ ГРИППА
 
   Эпидемии гриппа косили человечество с незапамятных времен, только лю-
ди еще не догадывались, отчего они  помирают.  Эту  болезнь  приписывали
дурному состоянию атмосферы, и Россия кивала на Европу, откуда, мол, пе-
редается эта зараза по воздуху, а Европа,  ничтоже  сумняшеся,  обвиняла
Россию, одно время испанцы называли грипп даже "русской болезнью".  Рос-
сия повела счет гриппозным эпидемиям с 1580 года, а мемуаристы  поздней-
ших времен живо запечатлели это повальное бедствие: "Кашель  слышан  был
на балах, на театрах, в судах, даже в полках гвардии  и  храмах;  всякий
тогда кашлял, а доктора наживались... однако поветрии  сии  делали  мно-
жествы досады молодиньким девицам и взрослым юношам, прекращались от то-
го случаи к свиданиям". Из этого факта видно, что хотя и обвиняли атмос-
феру, но люди по наитию уже тогда понимали, что грипп - болезнь инфекци-
онная, а потому женихи с невестами не целовались, дабы не заразить  друг
Друга...
   Путешествие "графов Северных" совпало с очередной эпидемией гриппа  в
Европе. Уместно сказать, что свита цесаревича была с толком подобрана из
людей культурных и образованных. Но  великая  княгиня  Мария  Федоровна,
верная своим мещанским замашкам вюртембергской принцессишки, не садилась
за стол, если опаздывала к обеду ее подруга Юлиана Бенкендорф. Это  было
крайне невежливо по отношению ко всей свите.
   Станислав Понятовский, презираемый своими подданными, ожидал гостей в
Вишневце (поместье Мнишеков); король по-прежнему был красив  и  наряден,
но, увидев Павла, жалко расплакался:
   - Прошло столько лет! Теперь перед вами, взрослым,  мне  уже  незачем
скрывать, что я любил и продолжаю любить вашу мать.
   Павел передал ему портрет Екатерины, а заодно  уж  (не  удержался)  и
разругал ее политику. Иосиф II встретил гостей в  Троппау;  после  ужина
при свечах Павел с императором Иосифом II  исполнили  под  аккомпанемент
Марии Федоровны дуэт из оперы "Орфей и Альцеста". До самой Вены  чередо-
вались депутации, карнавалы, обеды, музыка и  маневры.  Мария  Федоровна
была очень рада увидеть в Вене своих родителей и сестру Елизавету, прос-
ватанную за эрцгерцога Франца. ("Мне пришлось озаботиться, - писал Иосиф
II, - научить эту глупую принцессу чистить по утрам зубы".) Павел  приз-
нался императору:
   - Ваша государственная машина мне нравится...
   В честь высокого гостя низкого роста Иосиф II решил поставить "Гамле-
та", на русской сцене запрещенного. Но актер  Брокман  отказался  играть
заглавную роль трагедии:
   - В театре два Гамлета - один в зале, другой на сцене.
   Иосиф II счел эту фразу остроумной, наградив Брокмана полусотней  ду-
катов. В частной беседе император  ознакомил  Павла  с  условиями  русс-
ко-австрийского союза. Екатерина бьыа страшно недовольна этим  доверием,
написав сыну, чтобы он свято сохранял тайну альянса. В австрийской  сто-
лице уже свирепствовала эпидемия гриппа, перед которой врачи  отступили,
и "графы Северные" поспешили с отъездом в Венецию.
   Лазурное небо, синяя вода, теплынь... Павлу показали громадные кузни-
цы Арсенала, где ковали гигантские якоря для флотов мира. Павел с  женою
катались по лагуне в "бученторе" (лодке дожа), их угощали свежими устри-
цами. В честь парусной регаты мужчины в красных плащах стояли на  крышах
зданий, женщины бросали цветы красивым молодым гондольерам, все  балконы
вдоль Большого Канала были декорированы коврами.
   - А у нас морозы и костры, - просипел Павел.
   - Как-то там дети? - всплакнула Мария Федоровна...
   В празднествах Венеции всегда было что-то животное, языческое,  очень
еще древнее. С боен выпустили на площадь разъяренных быков, преследуемых
гончими собаками. Потом на берегу канала венецианки закружились в беспо-
добной "фурнале", не совсем-то благопристойной, и Павел был удивлен:
   - Безобразие - где же полиция?
   - Да, - отозвалась жена, попадая в тон мужу,  -  столько  веселья,  и
совсем нет полиции... Конечно, безобразие!
   Через Падую и Болонью "графы Северные" приехали  в  Неаполь,  где  их
встречал неотразимый, как всегда, граф Андрей Разумовский-посол  России,
фаворит королевы Каролины.
   - Где мои комнаты? - спросил Павел, гневно дыша.
   В комнатах он обнажил шпагу:
   - Опять вы! Осквернитель супружеского ложа... негодяи, не вы ли  сде-
лали меня несчастным? Извольте драться, здесь же.
   Вбежала свита, соперников растащили в стороны.
   Разумовский элегантным жестом вбросил шпагу в ножны.
   - А ведь я мог бы и убить его, - сказал он...
   Праздник в Неаполе не удался. Билеты на пир посольство раздавало кому
попало. Толпа итальянцев, свирепая от недоедания и поборов, вмиг  сокру-
шила триумфальную арку и, отпихнув "графов Северных", с  голодным  ревом
ринулась к буфетам. От вина и закусок остались одни разноцветные  бумаж-
ки. Затем итальянцы с беззаботной легкостью  разворовали  всю  посуду  и
стали отплясывать "тарантеллу". Павел сказал жене, чтобы  не  глядела  в
сторону танцующих:
   - Разврат! И я опять нигде не вижу полиции...
   "Северные" заторопились в Рим, где цесаревича принимал  папа  римский
Пий VI, получивший в дар от него теплую шубу.
   Из Рима "Северные" прибыли во Флоренцию, столицу Тосканского княжест-
ва (там правили тоже Габсбурги), и Павел начал порицать Россию:
   - Я счастлив вырваться на свободу из страшной тюрьмы, что  называется
Россией... Моя мать окончательно сбита с толку своими бесподобными  кур-
тизанами, ради них она забросила свой чепец за мельницу, мечтая  лишь  о
славе завоеваний.
   - Так ли это? - усомнился тосканский великий герцог Леопольд,  родной
брат Иосифа II.
   Павел, распалившись, кажется, забыл об этом родстве.
   - Там уже все подкуплены венским двором, - говорил  он.  -  Если  вам
угодно, дамы и господа, я могу назвать предателей: это  князь  Потемкин,
это статс-секретарь Безбородко... Когда я займу престол,  я  сначала  их
больно высеку, а потом повешу!
   Мария Федоровна ни в чем не отступала от мужа:
   - Да, да! Мы всех очень строго и больно накажем...
   Герцог Леопольд послушал и сказал свите:
   - Если бы его высочество был пьян, тогда все простительно. Но он пьет
одну зельтерскую воду...
   Однако даже  минеральная  вода  показалась  Павлу  чересчур  подозри-
тельной: боясь яда, он с помощью двух пальцев вызвал  у  себя  рвоту.  О
странном поведении Павла герцог Леопольд сообщил брату Иосифу II,  кото-
рый затем информировал Екатерину, что прусские симпатии в душе цесареви-
ча остались нерушимы. За Флоренцией следовали Ливорно, Парма, Милан, Ту-
рин, Лион... Хорошо откормленные  лошади  развернули  кортеж  цесаревича
прямо на Париж!
   Наступала ранняя и добрая весна 1782 года.
   А зима была слишком суровой, морозы в Петербурге долго держались, не-
бывало свирепые. Театры не работали, балов не было, по гостям не ездили.
Вечерами на улицах разводили громадные костры, но это не помогало:  каж-
дое утро полиция собирала трупы замерзших. Иностранцы с удивлением виде-
ли, как падают на лету птицы, охваченные стужей. В конце зимы простудные
лихорадки свалили в одной только столице более 15 тысяч жителей,  эпиде-
мия гриппа затронула Тверь, Москву, Калугу и Псков. "Вообразите, - писа-
ла Екатерина, - какую прелестную гармонию составляет моя империя, кашля-
ющая и чихающая... в Париже эту болезнь называют гр и  и  и  о  м!"  Про
умерших от гриппа в народе тогда говорили - сгрибился" Но  яркая  весна,
отогнав эпидемию, все сразу изменила - к людской и природной радости.
   Потемкин был очень труден в общении, ибо не имел  распорядка  дня:  в
полночь выезжал кататься, на рассвете обедал, чтобы в полдень лечь спать
до вечера. После бурного веселья впадал в  тяжкую  меланхолию,  за  пре-
дельным насыщением организм его требовал монашеской пищи.
   Весна... На обширных складах Новой Голландии хорошо подсыхал лес,  но
в казначействе не было денег на строительство кораблей. Екатерина все же
наскребла по сусекам империи 12 миллионов рублей для флота.  Не  хватало
еще конопли, железа, пакли, дегтя. А вернувшиеся из крейсерства  эскадры
требовали ремонта... Потемкин говорил:
   - Впрочем, не так уж смешно все смешное и не так страшно  все  страш-
ное: двадцать линейных кораблей всегда можем выставить к бою  только  на
Балтике...
   Теперь, после удаления Панина, английский посол решил снова напомнить
о Минорке... Но холодное отчуждение Потемкина отрезвило  посла.  Фаворит
откровенно почесал зад и сказал, что Миноркою сыт по горло:
   - А Лондону пора бы уж извсститься, что я политикой не занимаюсь. Для
этого дела иные особы приставлены.
   - Простите, - сказал Гаррис, - но вас часто видят в  обществе  Дениса
Фонвизина, бывшего правой рукой в кабинете Панина, и общения с ним вы не
избегаете.
   - Мы с Фонвизиным друзья старые. Он писсу  сочинил  -  о  недостатках
воспитания на Руси и глупости нашей.
   - Вы оказываете внимание и маркизу де Вераку!
   - Он хлопочет о марсельской торговле с моим Херсоном...
   Вскоре посол убедился, что русские подкупили кое-кого  из  чинов  его
посольства, подбирая отмычки к его секретным замкам. Гаррис  депешировал
в Лондон, что отныне верить Потемкину нельзя: "И как он  старается  меня
провести, так и я хлопочу о том, чтобы сделать вид, что поддаюсь его об-
манам. Я слежу за каждым его шагом". Отлично зная, что светлейший посто-
янно сидит без гроша, а все его миллионы непонятным образом испаряются в
мировом пространстве, Гаррис велел через финансовые каналы  Сити  прове-
рить все заграничные фонды. Однако контроль банковских счетов Европы  не
дал результатов: Потемкин прожигал деньги на корню в домашних  условиях,
ни единой копейки не доверив банкирам Европы...
   Екатерина залучила светлейшего к себе в кабинет:
   - Безбородко стал переводить деньги в Европу.
   Григорий Александрович развел руками:
   - Зачем? Или бежать от нас вознамерился?
   - Никуда от нас не денется. Но влюбился в  эту  мартышку  Анну  Берну
цци-Давиа, на ее имя и складывает деньги.
   - Помилуй, матушка! Да у нее ни рожи ни кожи.
   - Кому что нравится. Говорят же, что на костях мясо слаще. Но  теперь
примадонна из нашего визиря только макарон еще не делает. А у нее помимо
всего еще и любовник имеется...
   - Кто? - насторожился Потемкин.
   - Осип де Рибас, которого мне Алехан Орлов рекомендовал. Я ему воспи-
тание графа Бобринского поручила. Вот и разберись, чтобы у  меня  голова
не болела...
   - Выходит, ты платишь Безбородко, Бсзбородко этой костлявой  певунье,
а она еще и де Рибаса подкармливает... Ну и воспитателя ты нашла! Да та-
кой и зарезать может.
   - Подлец, конечно. А мой граф Бобринский беспутен и к пьянству  скло-
нен. Но звала я тебя по делу иному...
   Иное  дело  было  секретным.  Недавно  перехватили  курьера  от  фли-
гель-адъютанта Павла Бибикова, писавшего другу  своему  князю  Куракину,
который вояжировал в свите Павла.
   - Прочти сам эту погань, - сказала Екатерина.
   Бибиков писал, что Потемкин подлинный "князь  тьмы",  губящий  Россию
своими бесплодными фантазиями, Екатерина -  старая,  зажравшаяся  самка,
которой впору и окочуриться, дабы затем  дворяне  насладились  мудрым  и
спокойным царствованием Павла, познавшего истину от таинств масонских...
   - Бибиков вчера под розгами Шешковского во всем каялся.  Куракина  от
двора отважу, а Бибикова сошлю в Астрахань...
   Сына она припугнула грозным посланием, чтобы не забывал: дома с  него
за все спросят. В апреле Алексей Бобринский, чадо ее  приблудное,  вышел
из Кадетского корпуса, она дала ему герб, составленный из  деталей  рос-
сийского и ангальт-цербстского. Бобринский был вызван матерью в Эрмитаж,
"имея счастие поцеловать у нея ручку. Она играла в биллиард  с  Ланским,
выиграла партию, начала другую и тоже выиграла,  -  записал  в  дневнике
Бобринский. - Ея Величество села потом в кресла и стала  говорить,  а  я
имел счастие еще раз целовать ея ручку".
   - От плута де Рибаса отвратись скорее, - наказала мать сыну. - Да  не
хватайся, друг мой, за каждую рюмку, которую тебе наливают. Будешь  пить
- ни копейки не дам, и ты хорошо знаешь, что слов на ветер я не  бросаю.
Если увижу, что под забором валяешься, - проеду мимо и не  обернусь  да-
же...
   Выставив сына прочь, она призвала Камерона:
   - Очень хорошо, что хозяев в Павловске нету. Дворец  там  закладывая,
вы более о красоте думайте, нежели внимать тому, что вам мой сын  с  не-
весткою дудеть станут. Если им волю дать, так они пожелают  в  Павловске
иметь нечто подобное Сан-Суси или Этюбу монбельярскому. Не бойтесь,  ма-
эстро! При возникновении споров мне жалуйтесь: я на всех управу найду.
   25 мая 1782 года денек выдался  пригожий.  Поручик  Уланов,  случайно
оказавшийся в парке, где он рисовал пейзажи  Славянки,  стал  свидетелем
закладки первого камня. Казна не отпустила денег  на  застолье  рабочим.
Артель мужиков-каменщиков сама накупила водки, пива и калачей,  а  раков
для закуски наловили в той же Славянке. Пир удался на славу.
   Флот созидался, заводы работали, дворцы строились. А вот денег в  им-
перии не было, и Екатерина без тени юмора сказала:
   - Хотелось бы мне пожить и богатой женщиной...  Помоги  мне,  сатана!
Ну, а все-таки, - спрашивала она, - может, кто-либо и подскажет, что еще
можно купить для моего Эрмитажа?
   Денис Фонвизин не так давно вернулся из Франции, города которой каза-
лись ему вымершими. Фонвизин отвергал весь уклад  европейской  жизни,  в
которой ему ничто не нравилось, все казалось неприемлемым... А французс-
ким крестьянам, глазевшим  на  русских  путешественников,  эти  праздные
"рюсс бояр" и "графы дю Нор" всегда казались сумасшедшими расточителями.
Конечно, Павел и его свита не разглядели из окошек экипажей всеобщего  и
трагического обнищания Франции - был грозный канун  Великой  французской
революции!
   Павел с удовольствием обозревал прелестные шато епископов и дворян, а
нищие хижины крестьян не волновали его, ибо таких хижин (только под наз-
ванием избы) он и в России насмотрелся достаточно...  Тревожные  зарницы
разгорались над виноградниками Франции. Как раз в этом году жители Тулу-
зы доедали маис; каштаны и гречиха считались на столе благом; в Лимузене
питались репой; в провинции Оверни пекли хлеб пополам с ячменем. По  но-
чам Павел не раз наблюдал отсветы далеких пожаров, - полыхали дворянские
замки.
   - Народ везде одинаков, - констатировал он...
   При въезде его в Париж люди откровенно смеялись:
   - Ах, до чего же он похож на обезьяну!
   "Графы Северные" остановились в русском посольстве на улице  Граммон.
Супруги выходили на балкон отеля кланяться зевакам, которые  горячо  об-
суждали их внешность:
   - Какой коротышечка! А жену выбрал - вроде мортиры!
   Бенгальские огни рассыпались над дивными  садами  Армиды.  Версаль  и
Трианон ошеломили "графов Северных" блеском великолепия и тонкостью эти-
кета. Людовик XVI, славный косноязычием, говорил не всегда складно. Зато
Мария-Антуанетта была весела и болтлива. "Графиня Северная имела на  го-
лове птичку из драгоценных камней, на которую едва можно было смотреть -
так она блистала. Птичка качалась на особой пружинке и хлопала крылышка-
ми по розовому цветочку..." Мария Федоровна  с  этой  птицей  на  голове
больше всего боялась, чтобы ее не сочли дурочкой,  а  потому,  кстати  и
некстати, начинала цитировать твердо заученные фразы по искусству,  аст-
рономии, математике.
   Танцевали в Зеркальной зале, ужинали на острове Любви, в парках  Шан-
тальи при свете факелов охотились на оленей, в Эрмснонвиле Павел  возло-
жил свежие цветы на могилу Руссо... Откуда ж ему было знать, что  в  ни-
щей, убогой мансарде сейчас сидит полуголодный  человек,  изучающий  как
раз Руссо с небывалым трепетом.  Звали  этого  бедного  читателя  -  Ро-
беспьер!
 
 
   5. УТВЕРЖДЕНИЯ
 
   Петербург был прекрасен. Липовые аллеи давали прохожим приятную сень,
всюду раскидывались широкие ветви кленов, ярилась  желтая  акация,  сады
источали запахи поспевающих вишен и яблок,  через  заборы  обывательских
домишек свешивались сочные гроздья черной смородины.
   Маркиз де Верак доложил Екатерине о том "восторге", с каким  парижане
встретили ее сына, и - заодно уж! - воскурил фимиам перед "гением" само-
держицы всероссийской.
   - Я не гений, - возразила Екатерина. - Управляться с делами мне помо-
гает мой несносный женский характер. Мы,  женщины,  от  природы  одарены
умом более практичным, нежели вы, мужчины. Как мать обширного семейства,
я озабочена только своим маленьким (!) хозяйством. И пусть это не кухня,
а флот, пусть не кладовки, а финансы, - я всюду сую свой длиннющий  нос,
дабы ничто не испортилось и не залежалось. Надеюсь, маркиз, вы  простите
мне этот тяжелый, воистину немецкий Kurzweilwort (шутливый тон)?.. Вооб-
ще-то, - продолжала она, - женскую половину человечества я недолюбливаю.
Сама женщина, я женские недостатки знаю. Но не могу сказать, чтобы мужс-
кая половина мне нравилась безоговорочно... Мужчины, - заключила  Екате-
рина почти торжественным тоном, - хороши только до  тех  пор,  пока  мы,
женщины, их поддерживаем, пока мы их направляем!
   - Отчего вы нас, мужчин, так строго судите?
   - Да хотя бы оттого, что в мире не нашлось ни одного мужчины, который
бы осмелился мне веско возразить.
   Дс Верак сказал, что она касается очень сложной и опасной темы - рав-
новесия двух различных полов в мире.
   - А вот в этом вопросе, - отвечала Екатерина, зардевшись, - я никако-
го равноправия не потерплю! Как можно равнять мужчину с  женщиной,  если
женщина была, есть и всегда останется существом высшего порядка. Прирав-
нять женщину к положению мужчины - это значит оскорбить и унизить ее!
   Мило побеседовав, Екатерина объявила при дворе, что отныне, ради эко-
номии, все дамы обязаны выглядеть скромнейше - никаких парижских моднос-
тей она не потерпит. Этот указ совпал с известием из Парижа о  том,  что
ее невестка Мария Федоровна тащит на святую Русь двести сундуков с  мод-
ными нарядами, а на голове у нее скоро птицы начнут вить гнезда...
   В полночь кто-то стал дубасить в двери британского посольства,  пере-
будив всех живущих на Галерной улице: Гаррису вручили записку: "Отгадай-
те, кто вам пишет, и приезжайте сразу же".
   Потемкин был небрит, возбужден, по-детски радостен.
   - Я только что из Херсона, за шестнадцать суток я проскакал три тыся-
чи верст, а спать довелось лишь три ночи...
   "И несмотря на это, - писал Гаррис, - в нем не было заметно ни малей-
шего признака усталости, моральной или физической, а  когда  мы  расста-
лись, я, конечно, был утомлен более, нежели он". Гаррис,  проявив  осве-
домленность, спросил Потемкина о татарских смутах в Крыму, но светлейший
отмахнулся:
   - Клопы кусают, не задумываясь, что подвергаются опасности быть  раз-
давленными теми, кого они укусили...
   Секретарь посольства не ложился спать, терпеливо выжидая  возвращения
посла. Выслушав Гарриса, он удивился:
   - Чем объяснить, что Потемкин снова любезен?
   - Думаю, его встревожили происки короля Пруссии к союзу с нами, после
того как союз Фридриха с Россией дал течь... Будем же тверды!  -  сказал
Гаррис. - Мне надо теперь поспать, чтобы с утра повидать Безбородко.  Но
я уже пишу в Лондон: на мой пост необходима замена, ибо я не та  вкусная
форель, которая любит, чтобы ее обжаривали в сметане.
   Лондон указал ему: любым  способом  узнать  содержание  статей  русс-
ко-австрийского альянса. От посла требовали, чтобы он объяснил Потемкину
всю выгодность возвращения к старым союзам,  отвратив  его  внимание  от
венского двора.
   - Объяснить это, - хмыкнул Гаррис, - все равно что рассказывать  вож-
дям африканских негров о свойствах снега...
   Только теперь дипломатический корпус Петербурга ощутил, что  в