атушку! - пресек его Орлов. - Наша императрица больно уж
расписалась, как я погляжу. У меня  инструкция,  у  тебя  инструкция,  у
Эльфинстона инструкция, и ежели все их разом прочесть, то все  они  раз-
ные. А кто же командовать будет? Надо думать, однако.
   - И скорее, - добавил Спиридов...
   Думали быстро, но все равно опоздали. Турецкий флот объединился:  те-
перь он имел 16 только линейных кораблей с экипажем в 16 000 человек при
1430 орудиях. Русская эскадра состояла лишь из 9 линейных  кораблей  при
наличии 5458 человек с 818 пушками. Это пока только цифры, и они не  за-
пугали Орлова. Собрав офицеров эскадры в салоне, он заявил:
   - Входить в разбирательство жалоб и взаимных обид не считаю  пристой-
ным делом. Верховное начальство над флотом принимаю на себя! В знак это-
го приказываю поднять на "Евстафии" кейзер-флаг...
   Солнце уже садилось между островов за море.  Снова  заиграл  оркестр,
команды замерли. Медленно поскрипывая канарей-блоками, фалы  тянулись  к
вершине мачты, и скоро над эскадрою  ветер  растянул  "гвидон"  длинного
кейзер-флага, в котором чернел двуглавый орел  штандарта.  Сие  значило,
что отныне приказы графа Алексея Григорьевича  Орлова  равнялись  личным
приказам императрицы. С гулом, будто выстреливали пушки, паруса наполни-
лись ветром, эскадра ложилась в крутом галсе,  разворачиваясь  навстречу
противнику. В действие вступила дисциплина и строгая субординация.  Сом-
нения отпали, личные обиды заглохли перед лицом страшной опасности... На
кораблях наспех отслужили молебны.
   23 июня 1770 года в пять часов вечера командор Грейг, державший  флаг
на "Ростиславе", высланном для разведки, поднял сигнал: "Вижу  неприяте-
ля". На шканцах кораблей выстраивались судовые оркестры.  Когда  "Евста-
фии" проходил вдоль линии кораблей, Спиридов крикнул:
   - Играть веселее и непрестанно... пока мы живы!
   Почерневшая к ночи вода нехотя расступалась перед эскадрой,  уходящей
в круг солнца - прямо в бессмертие.
   Перед кораблями раскрывалась прорва Хиосского пролива...
   - Ну и ну! - сказал Алехан, увидев впереди грандиозный хаос  рангоута
турецкого флота, в бортах его кораблей уже были откинуты люки, из  кото-
рых сонно глядели пушечные жерла. - Эй, кают-вахтер! Сбегай  да  принеси
мне большой стакан рому...
   Перед флагманским "Евстафием" шла "Европа" под  управлением  капитана
первого ранга Клокачева. Что там у него стряслось -  непонятно,  но  ко-
рабль вдруг начал выкатываться из линии кильватера, и в  ту  же  секунду
прогремел голос адмирала Спиридова:
   - Капитан Клокачев, поздравляю: ты - матрос. А если  сплохуешь,  велю
за борт выкинуть... Пошел вперед, сволочь!
   Разжалованный в матросы, Клокачев вернул "Европу" в общую линию. Сре-
ди вражеских кораблей выделялся флагманский "РеалМустафа", и уже был ви-
ден гулявший босиком по палубе с трубкой в зубах  сам  неустрашимый  Га-
сан-бей в ярко-желтых шальварах, в красной албанской  курточке-безрукав-
ке; на виду у русских "Крокодил Турции" стал равнодушно  поплевывать  за
борт... Признаем за истину, нервы турецких пушкарей оказались  крепкими:
они открыли огонь с дистанции в три кабельтова. Но у Спиридова нервы еще
крепче:
   - Не отвечай им, псам! Дождись близости...
   "Европа" Клокачева первой подкатилась на дистанцию пистолетного выст-
рела и правым бортом изрыгнула огонь.  С  фуканьем  выстилая  над  водой
струи яркого дыма, ядра вонзились в турецкий флагман (одни  отскакивали,
как горох от стенки, другие застревали в бортах). Обходя мель,  "Европа"
сгалсировала, и теперь "Евстафий" сделался головным  -  все  ядра  турок
достались ему! С гулом лопнул громадный трисель, порванные  снасти,  как
живые змеи, закручивались вокруг тел матросов.
   Бравый Круз никогда не терял хладнокровия.
   - Мы уже горим, - невозмутимо доложил он.
   - Но еще не тонем, - отвечал Спиридов...
   Палуба "Евстафия" при каждом залпе чуть приподымалась, будто нечистая
сила выгибала ее, - это распирал палубу газ от обилия пушечных залпов (и
там, внизу, в преисподней батарейных деков, шла  такая  веселая  работа,
что дьяволу лучше туда и не соваться: в  аду  дышится  намного  легче!).
Круз почуял ослабление ветра:
   - Паруса обвисают, теряем ход.
   - Сам вижу... Усилить стрельбу! - командовал Спиридов.
   Обнажив шпагу, он гулял по шканцам, будто по бульвару, вслушивался  в
треск пожара, заполнявшего отсеки корабля, успевал определять силу ветра
и направление курса. Желтые шальвары "Крокодила Турции" быстро перемеща-
лись между мачтами "РеалМустафы", и Спиридову уже  надоело  их  задорное
мелькание. Федька Орлов заряжал пистолеты, прицеливался в  капудан-пашу,
но никак не мог залепить в него пулю.
   - Как заговоренный, черт! - ругался он...
   Алехан вдруг пригнал к борту флагмана пакетбот "Почтальон"  с  прика-
зом: Спиридову, чтобы не сгореть заживо, срочно перейти на "Трех  святи-
телей", что адмирал исполнил, продолжая управлять битвою. Ветер  стихал,
а горящий "Евстафий" стало наваливать прямо на "Реал-Мустафу". Круз вых-
ватил пистолет и шпагу:
   - За матушку Екатерину... братцы, на абордаж!
   Лохмотья парусов мотались в пламени, свечками сгорали пеньковые штаги
и ванты. Пылающее бревно формарсарея, круша рангоут, полетело вниз,  ка-
леча людей. Абордажа не избежать  -  длинный  хобот  бушприта  турецкого
флагмана уже выпирал над палубой "Евстафия", и турецкие матросы,  визжа,
прыгали на русский корабль, а русские матросы кинулись на корабль турец-
кий.
   Вспыхнула дикая драка - на ножах, зубами.
   - Вот это мне любо! - обрадовался Федька Орлов и  вломившись  в  гущу
драки, крушил вокруг себя кулаками чужие головы...
   ("Один из наших матросов бросился срывать турецкий флаг. Его  правая,
протянутая к флагу рука была отрублена. Протянул левую - ее отсекли ята-
ганом. Тогда он вцепился во флаг зубами, но, проколотый турками, пал за-
мертво с вражеским флагом в зубах...")
   С высоты раздался ошеломляющий треск: это перебило горящую мачту "Ре-
ал-Мустафы". Оркестр еще играл - весело, как приказано адмиралом. А мач-
та медленно пошла в наклон и, взметнув тучи искр, рухнула поперек палубы
"Евстафия", на которой дрались озверевшие люди.
   - Господи, пронеси! - послышался вопль Федьки Орлова.
   Господь бог рассудил иначе: огонь с упавшей мачты вдруг шустрой  бел-
кой скакнул прямо в люки "Евстафия", пламя быстро пробежало до крюйт-ка-
мер, где хранились запасы пороха, и два корабля, сцепившиеся в поединке,
вдруг раздулись бортами, словно пузыри, затем разом исчезли в бурном из-
вержении пороховых вулканов... Александр Круз взлетел выше всех,  враща-
ясь телом в полете, как акробат; под ним раскинулась  обширная  панорама
Хиосской битвы, а рядом вращались флейты и барабаны доигравшего до конца
оркестра; потом Круз начал падать, и чистый воздух высоты сменился  уга-
ром и зловонием боя. Наконец прохладная вода разомкнулась под  ним,  ко-
мандир "Евстафия" увидел на глубине испуганных рыб, тонущие  предметы  и
людей... Наконец бравый Круз вынырнул, широко открыв обожженный рот.
   Тут его ждали в шлюпке матросы - его же матросы.
   Первым делом они офицера веслом по башке: тресь!
   - А, хрен собачий! Наиздевался над нами... получай.
   - Не буду... клянусь, - взмолился Круз.
   - Коли не со страху, сбрехнул, перекрестись.
   Всплескивая руками, Круз перекрестился в волнах. Его схватили за  во-
лосы и втащили в шлюпку. Вокруг еще падали с высоты обломки кораблей,  в
воде добивая утопающих.


   4. "БЛИСТАЯ В СВЕТЕ..."

   Гасан-бей тоже проделал воздушный полет, а теперь он  плыл,  держа  в
зубах острую саблю, и каждый раз, когда русские покушались схватить его,
"Крокодил Турции" глубоко нырял, скрываясь на  глубине,  и  -  спасся...
Алехан при взрыве "Евстафия" сказал:
   - Эх, брат Федька, открасовался...  прощай!  Зато  хоть  смерть  была
громкая, ажио Господь Бог на небесах вздрогнул...
   Потеря брата ожесточила его. Он геройски вывел "Трех иерархов" на ли-
нию огня, повелев Грсйгу отдать шпринг (мертвый якорь), и "Три  иерарха"
били в турецкие корабли до тех пор, пока они не превращались в  пылающие
развалины...
   Был тот решающий момент боя, когда люди уже не нуждались в  приказах:
каждый давно поставил крест на своей жизни и знал лишь одно - сражаться!
Неистовое бешенство русских, которые вставали на  шпринг,  выражая  этим
абсолютное презрение к смерти, настолько ошеломило турок, что  они  хао-
тично побежали в сторону близкой Чесменской бухты и укрылись  в  ней  на
ночь.
   Притихло. На кораблях русской эскадры догорали пожары,  плотники  уже
заделывали пробоины, боцманы разносили по мачтам новые паруса, на  шкан-
цах отпевали мертвых. Александр Иванович Круз отыскал матросов, вытащив-
ших его из воды:
   - Ребята, кто меня по башке веслом потчевал?
   Молчали. Что ни говори, а дело подсудное.
   - Не бойтесь. Я не зла вам - я добра желаю.
   - Я, - отозвался старый матрос с серьгою в ухе.
   Круз подарил ему сто рублей:
   - Вот спасибо тебе! Ты меня один раз ударил, но хорошо...  Вы  знайте
сами и другим скажите: отныне капитан первого ранга Круз до самой смерти
своей ни одного матроса пальцем не тронет...
   Алехан Орлов, весь закопченный,  как  вобла,  оборванный,  обгорелый,
спустился в буфет корабля и невольно вскрикнул:
   - Федька! Никак, ты? А что делаешь?
   - Яишню жарю. Тебе, брат, тоже сготовить?
   Юрий Долгорукий запечатлел эту сцену:  "Нашли  Федора  Орлова-в  руке
шпага, в другой ложка с яичницей, адмирала же-с  превеликим  образом  на
груди и с большой дозой водки в руках".  Выпив  водку  залпом,  Спиридов
указал эскадре спускаться по ветру; он умело расположил брандвахту,  за-
пирая флот Гасан-бея в Чесменской бухте. Вечером созвали флагманский со-
вет. Прихлебывая из кубка черное, как деготь, кипрское вино, Алехан ска-
зал:
   - Вот, держу знамя Гасан-бея, которое из зубов убитого матроса выдер-
нули, но имя героя осталось безвестно. Вместе с нашим "Евстафием" улете-
ли под облака шестьсот чистых моряцких душенек. Число наших залпов  было
огромно. Однако запасов крюйт-камер хватит, чтобы еще один решающий  бой
выдержать... Не стану осуждать контр-адмирала Эльфинстона арьергард  ко-
торого в сражении участия не принимал!
   Сообща решили: флот турецкий в Чесме вконец разорить, чтоб и духу его
в Архипелаге не было,  а  действовать  противу  Гасан-бея  брандерами  и
брандскугелями (зажигательными). Алехан окликнул Ганнибала:
   - Иван Абрамыч, тебе брандеры изготовить.
   - Есть.
   - Самуил Карлыч, тебе брандерами управлять.
   - Иес, сэр, - отвечал Грейг (исполнительный).
   Он спешно подготовил четырех офицеров-добровольцев, и  Орлов  каждого
из четырех расцеловал:
   - Хоть один из вас, ребята, живым останьтесь...
   Ночью турецкие корабли, укрывшиеся в глубине Чесмы,  обкладывали  на-
весным огнем. В рапорте командира Грейга толково  писано:  "Брандскугель
упал в рубашку грот-марселя одного  из  турецких  кораблей,  а  так  как
грот-марсель был совершенно сух и сделан из материи бумажной,  он  заго-
релся мгновенно". Огонь быстро прыгал по снастям противника; мачта  его,
подгорев у основания, рухнула на палубу, весь корабль  охватило  веселое
пламя.
   - Брандерам - вперед! - наказал Грейг.
   Две легкие турецкие галеры выплыли напересечку курса и, взяв  брандер
на абордаж, нещадно вырезали всю его команду. Второй  брандер,  выскочив
на мель, был тут же взорван своей командой.
   - Скверно начали! Князь Гагарин... с богом!
   - Ясно, - послышалось от воды.
   Прибавив парусов, брандер князя Гагарина ворвался в Чесменскую  бухту
и "свалился" с турецким кораблем - в свирепом огне, раздуваемом  ветром,
исчезли и турки и русские. Половина вражеских судов горела,  подожженная
артиллерией, но часть была еще не затронута огнем.
   - Лейтенант Ильин, - окликнул Грейг четвертый брандер, -  ты  остался
последний, на тебя вся надежда... Вперед!
   Неслышно возникнув из-под тени берега, брандер Ильина плотно,  словно
пластырь, прилип к борту неприятеля. Сверху не только стреляли, но  даже
плевались турки. Но, запалив факел, Ильин уже бежал вдоль палубы, поджи-
гая кучками рассыпанный порох. Гадючьи посвистывая, огонь юркнул в люк -
прямо в трюмы брандера, где тесно, одна к другой, стояли бочки  с  поро-
хом.
   - Готово! - крикнул Ильин, швыряя факел в море...
   Грейг второпях записывал в вахтенном журнале: "Легче вообразить,  не-
жели описать, ужас, остолбенение и замешательство, овладевшие  неприяте-
лем: целые команды в страхе и отчаянии кидались в воду, поверхность бух-
ты была покрыта множеством голов". Юрий Долгорукий тоже оставил  запись:
"Вода, смешанная с кровью и золою, получила прескверный вид; люди  обго-
релые, разным видом лежащие между обгорелых обломков, коими так порт на-
полнился, что едва на шлюпке мы могли мимо проезжать..." Кажется, конец!
   Лишь после битвы, когда врачи взялись как следует за раненых, обнару-
жилось, что на эскадре сражались и женщины,  скрывавшие  свое  природное
естество под матросской одеждой. Это был извечный  грех  русского  флота
(впрочем, и английского тоже): как ни проверяли корабли перед отплытием,
бабы все равно находили способы затесаться в состав  экипажей.  Спиридов
был очень растерян:
   - Что с ними, треклятыми, делать-то нонеча?
   - Что-нибудь придумаем, - отвечал Алехан...
   За бортом кораблей волны лениво колыхали толстый и жирный слой  пепла
- все, что осталось от турецкого флота. В одну лишь ночь русская эскадра
уничтожила весь флот султана, Европа вздрогнула! Она еще не забыла  жал-
кой картины, когда недавно мимо ее берегов протащилась слабенькая эскад-
ра расшатанных кораблей, на которых вымирали экипажи, и вдруг эта эскад-
ра превратила в прах и пепел превосходную армаду Турции, руководимую та-
лантливейшим флотоводцем султана...
   Что делается? Что происходит? Кто объяснит?
   Русских курьеров Европа по сорок пять дней задерживала в  карантинах,
оттого почта из Архипелага запаздывала; Россия известилась о  Чесменской
виктории через мальтийских рыцарей и по гамбургским газетам. "Блистая  в
свете не мнимым блеском, - писала Екатерина морякам, -  флот  наш  нанес
сей раз чувствительный удар Оттоманской гордости.  Лаврами  покрыты  вы,
лаврами покрыта и вся эскадра". Матросов наградили  годовым  жалованьем,
сверх того за сожжение турецкого флота они получили  еще  187  475  руб-
лей-вот пусть сами меж собой и делят! Была выбита медаль для всех участ-
ников Чесменской битвы: на аверсе изображен погибающий флот султана, а с
реверса отчеканено одно лишь слово: БЫЛЪ.


   5. ГРОМ И МОЛНИИ КАГУЛА

   Вторая армия графа Петра Панина  разворачивалась  на  Бендеры.  Совет
придал ей значительные силы - за счет ослабления Первой армии графа  Ру-
мянцева, устремлявшего свое войско к Дунаю.
   - Но граф Петр Иваныч не радует нас проворством движения, а я, - рас-
суждал Румянцев, - не могу поспешать к Дунаю, ибо в тылу моем  турки  из
Бендер кулак нам показывают...
   Томительно текли походные дни. Всем было не по себе. На бивуаках чума
язвила нечаянные жертвы. В стакане воды люди разводили  ложку  колесного
дегтя и пили; солдаты носили на шее чеснок; офицеры обкуривали себя  мя-
той и можжевельником.
   Румянцев на барабане раскладывал пасьянсы.
   - Опять не сошлось! - И кидал карты в кусты...
   Не дождавшись гонцов от Панина, он вдруг решительно двинул армию впе-
ред. Кавалерия Потемкина и князя Репнина постоянно шла в авангарде.  По-
темкин был настолько изможден разъездами, что держался в седле больше из
гордости. Очевидно, не лучше чувствовал себя и Николай Васильевич.
   - Добром это не кончится, - сказал князь, зевая...
   Вернувшись в ставку, Потемкин прошел в шатер Румянцева:
   - Докладываю: Абды-паша разбил свой лагерь на реке Ларге,  а  за  ним
идут очень большие караваны верблюдов с припасами...
   Румянцев указал: все лишнее, отягчающее движение, стаскивать в обозы,
бросить даже рогатки. Многие были удивлены и доказывали, что без рогаток
они беспомощны.
   - Огонь и меч вам защитою, - отвечал Румянцев. - А  возить  за  собой
целый лес рогаток, ей-ей, прискучило. Они трусу - ограда, а храбрецу-по-
меха... Не теряйте мгновений, - учил Петр Александрович  офицеров,  -  в
баталиях бывают кратчайшие миги, когда надобно принять решение важное, и
для того нужны смелость души и порыв сердечный. А  слава  и  достоинство
наши не терпят сносить присутствие неприятеля, не наступая на него.
   В небе угасали безмятежные звезды. Потемкин осмотрел копыта своей ко-
былы.
   - Так и есть! Одна подкова потеряна.
   - Ковать уже поздно, - ответил Репнин.
   Абды-паша отгородил себя от русских течением Ларги и холмами, но пра-
вый фланг его оставался открытым, хотя и  сильно  укрепленным.  Потемкин
подскакал к Безбородко,  слывшему  знатоком  штабных  тайн,  и  спросил,
сколько противника.
   - Сто тыщ будет, - отвечал бурсак, нюхая табачок.
   - А нашего брата?
   - Наш брат неисчислим - раз в пять меньше.
   - Довоевались, - буркнул Потемкин.
   - И конца не видать, - согласился Безбородко, чихая.
   Потемкин вернулся к своей бригаде.
   - Что слыхать в ставке? - спросил его Репнин.
   - Ничего путного. Хвастаемся, что на Руси мужиков и баб полно, а коли
до драки дойдет, так всегда людей не хватает.
   Перед рядами кавалерии возник всадник - Румянцев.
   - Вам бить в лоб по правому флангу, - велел он.
   - Я так и думал, - едко рассмеялся Репнин.
   Потемкин скормил своей кобыле кусок черствого хлеба. Предстояло штур-
мом брать линию за линией. Позади конных каре сухо громыхала  артиллерия
Мелиссино, слева, таясь в лощинах, текла пестрая и страшная  лавина  та-
тарской конницы. Ночь кончилась... Румянцев указал нагайкой вперед.
   - Вот теперь - пошли! - провозгласил он.
   Большое, давно не мытое тело Потемкина откачнулось назад, потом  нак-
лонилось вперед, и он прильнул к лошадиной холке. Бурая валашская  грязь
сочными ломтями вылетела из-под копыт.
   - Война, война! Не я, боже, тебя придумал. Не я...
   Горсть вражеской картечи сыпанула по его стальной кирасе и  отскочила
прочь. Потемкин прошел сам и провел за собой кирасирскую лаву,  гремящую
амуницией и палашами, орущую одним дыханием:  "Виват  Катерина!"  Первая
линия уже за спиной. Чудом перемахнули вторую,  злобно  рубили  турецкую
прислугу на пушках. Лошадь под ним, сломавшись в передних ногах, заржала
и рухнула, бурно фонтанируя кровью, - Потемкин, перекатившись через нее,
зарылся локтями в жесткую траву, но тут же вскочил  в  нетерпении.  Мимо
несло кирасирскую лаву, машущую блеском клинков. Он кричал:
   - Вперед, хузары, руби в песи, руби в сечку!
   Тяжко трамбуя землю, к ногам его рухнул убитый кирасир, и Потемкин  с
земли ловко запрыгнул в опустевшее седло, а лошадь, вся в горячке  неук-
ротимого порыва, казалось, даже не заметила, что ею овладел другой всад-
ник, - вытянув морду, она мчалась дальше, и было так странно видеть, как
ее раздутые ноздри, словно насосы,  ритмично  втягивают  в  себя  тонкие
струи порохового зловония... Только не думать! Вперед, надо вперед...
   Под ударом палаша с лязгом разлетелся чей-то панцирь.
   Еще замах - долой половину черепа.
   Потемкин снова опустил свой клинок - получай!..
   Но князь Репнин все же опередил его, первым ворвавшись в турецкий ла-
герь, где добра и денег видимо-невидимо. Наверное,  Абды-паша  надеялся,
что русские здесь и застрянут, накинувшись на пиастры, как мыши на  кру-
пу. Но этого не случилось: под ногами кирасирских коней погибали  драго-
ценные ковры и подушки, шкатулки с жемчугом, из кисетов сочилось серебро
султанских курушей. В горячке движения Потемкин подскакал к Репнину.
   - Какой час уже? - хрипло прокричал он.
   На полном аллюре князь открыл карманные часы.
   - Девять! Пошел десятый... Вперед!
   Татарская лава уже исчезала за рекой, а турки рассеялись столь  быст-
ро, словно никогда и не было их на берегу Ларги.