ь  дерзкого  визиря  в
его же ставке. Вперед он выслал дивизии Суворова и Каменского,  а  лучше
бы не пытался совмещать несовместимое. Суворов терпеть не мог Каменского
- как дурака, а Каменский не выносил Суворова - как чудака. Оба  они  (и
дурак, и чудак) были в чинах  генерал-поручиков,  но  Каменский  получил
этот чин на год раньше и потому требовал подчинения себе. Не выяснив от-
ношений до конца, начальники дивизий выступили в поход... Каменский взял
Базарджик, занял опушку густого леса, за которым лежала болгарская дере-
вушка Козлуджа, здесь Каменский треуголкой гигантских размеров долго от-
махивал от себя жалящих слепней, рассуждая при этом о Суворове:
   - И чего это наболтали о нем, будто он скор в маневре? Вот я пришел и
жду, а Суворова нет как нет...
   Суворов явился, но свою дивизию поставил поодаль. У него  было  всего
8000 штыков, и здесь, в лесу под Козлуджей, он за восемь часов  жестокой
битвы разгромил 40 000 турок. А пока он там сражался, Каменский  слепней
от себя отмахивал:
   - И чего это Суворова нахваливают? Да кто ж, глупый,  в  эдаком  лесу
возьмется встречный бой принимать? Ай-ай,  вот  чудило  гороховое!  Гля-
ди-ка, он еще пушки в лес потащил...
   Суворов в этом бою взял столько трофеев, что Каменский срочно  послал
гонца к Румянцеву - с вестью о своей победе под Козлуджей. Лес был зава-
лен трупами. Жарища адовая. Воды не было. Раненые орали. Солнце подогре-
ло страсти, и Суворов в лицо Каменскому высказал все, что думал  о  нем.
Каменский отослал его к Румянцеву, а Румянцев, разлаяв Суворова  послед-
ними словами, отослал Каменского-брать Шумлу... Решение не было  Соломо-
новым. Суворов заплакал и сказал, что сносить несправедливости более  не
желает, лучше поедет на Волгу-ловить Пугачева, а Каменский походил  вок-
руг Шумлы, словно кот вокруг сметаны, и в  нерешимости  остановился.  Но
тактика сама перевоплотилась в стратегию, когда летучий корволант  гене-
рала Заборовского начал карабкаться уже на кручи Балкан! Все тылы  армии
султана, потрясенные битвою при Козлудже, разом пришли в хаотичное  дви-
жение. Началась суматошная паника - кого-то казнили, кого-то грабили,  -
и Муэдзин-заде решил, что Румянцев обошел его с тыла: ворота на Констан-
тинополь открыты неверным. Визирь запросил мира... Румянцев даже улыбал-
ся-то редко, а тут вдруг захохотал как безумный.
   - Ежели турецкий лев стал ручным и кладет гриву на колени мои, так не
премину случая обкорнать ему когти!
   С пасмурным челом он выслушал турецких делегатов. О чем они?  Переми-
рие? Конгресс? Опять бумаги писать?..
   - Никаких конгрессов о перемириях! Мое оружие будет действовать  нас-
тупательно до той блаженной минуты, пока мира нс утвердим. А что касаемо
артикулов, кои диктовать вам стану, так о них извещены вы были заранее -
еще от нашего посла Обрескова, и мой генерал князь Репнин, ежели вы  что
позабыли, о тех артикулах усердно напомнит...
   Репнин отвез турецких представителей в деревушку Кучук-Кайнарджи, где
и предложил им сесть в хате на лавку.
   - Приступим, - сказал он, похрустев пальцами...
   Напрасно король Фридрих II торопил своего посла графа Цегелина, чтобы
поспешил к посредничеству о мире, дабы его королевство  извлекло  выгоды
из чужой ссоры, - Цегелин все-таки опоздал: переговоры уже  завершились.
Без него! Цегелин въехал в деревню. На завалинке хаты  сидел  аристократ
Репнин и пил молодое вино с реис-эфенди Ибрагимом, бывшим рабом.
   - Садитесь с нами, - предложил князь послу. - Все кончено. Уже  гото-
вим лошадей для курьеров до Петербурга...
   Так победою Суворова при Козлудже Россия отвоевала почетный мир, наз-
ванный по деревне - Кучук-Кайнарджийским!
   Турция признала новую соседку - Россию Черноморскую, но Европа  ахну-
ла, увидев, что неожиданно возникла новая морская держава - Россия  Сре-
диземноморская, Назло врагам она  выдвинулась  на  самый  передний  край
Большой Международной Политики...
   Курьеры доставили мир в столицу 24 июля, когда  стало  известно,  что
Пугачев уже в 80 верстах от Нижнего Новгорода... Но еще накануне  Никита
Панин, желая вернуть себе прежнее влияние при дворе, намекнул Потемкину,
чтобы начальство над войсками, двинутыми против "пугачей", доверили  его
братцу - графу Петру Ивановичу, "герою Бсндер".  Григорий  Александрович
охотно согласился, а Екатерина накуксилась.
   - Но это же мой персональный враг, - сказала она.
   - Был! - отвечал Потемкин. - Но теперь он персональный враг  Пугачева
и тебе, матушка, аки пес служить станет...
   - Срочно отпиши Румянцеву, дабы Суворова с войском отпустил  с  Дуная
на Волгу, пущай генерал поспешит, чтобы сообща с Паниным "маркиза" наше-
го изловить...
   Неорганизованные, плохо  вооруженные  ватаги  "пугачей"  должны  были
встретиться с вышколенной в боях регулярной  армией,  приученной  побеж-
дать. Вечером в собрании Эрмитажа императрица играла в карты и  тихонько
шепнула Потемкину, чтобы он посмотрел на графа Никиту Панина:
   - Он уже сделался похож на китайского мандарина, от глаз одни щелочки
остались... Это хорошо... Пусть ест и дальше. Толстые  да  сытые  меньше
всего к заговорам приспособлены.
   Но из этих "щелочек", как из бойниц вражеской крепости, Потемкин уло-
вил внимательное прицеливание умных глаз. А подле Панина  восседала  его
новая метресса - Марья Талызина, женщина таких невероятных объемов,  что
глядеть было страшно. Екатерина, прикрыв губы веером, фыркнула:
   - Представляю их в минуту любовной пылкости...
   Панин под конец вечера жестоко отомстил ей:
   - Имею для вас неприятное сообщение из Рагузы...
   Рагуза - ныне Дубровник в Югославии (а в ту пору столица Дубровницкой
республики, сенат которой имел в Петербурге своего посла).
   На юге России из новых земель, отвоеванных кровью,  уже  складывалась
Новая Россия, и Потемкин был сделан первым российским наместником.
   - Куда уж выше? - сказал он. - Но можно и выше...
   Изучение вольнолюбивых трудов Монтескье и Дидро - пусть этим ее вели-
чество занимается, а у Степана Ивановича Шешковского иные заботы,  более
вразумительные. Сидючи под иконами, скушал он просфорку божию и  пальцем
- дсрг, дсрг - подозвал сподвижников своих, палачей Могучего и Глазова:
   - Великая силища на Волге собралась! Вы, орлы,  струмент  пытошный  в
бережении содержите. Чую, вскорости Емельку клещами рвать станем, истины
от него домогаясь.
   И чуял он, просфорку жуя, что возвышается: быть ему в ранге статского
советника. Ого-го! Степан Иванович шуршал доносами, листая  новое  дело,
заведенное им на графа Андрея Разумовского, который блудно жил с великой
княгиней Натальей Алексеевной... Что ж, Екатерина не вечна, после нее на
престол взойдет Павел, а связь Разумовского с Natalie окрепнет с годами,
чего доброго, и сыночек у них явится, и тогда Разумовский займет в импе-
рии такое же место, какое в давности занимал Меншиков при Екатерине I...
   Тут было отчего крепко задуматься Шешковскому, мысли которого из сте-
пей Приволжья переносились в альковы персон высокопоставленных.
   После тяжелых боев с повстанцами Михсльсон отвел регулярные войска на
Уфу и этим маневром открыл Пугачеву дорогу на Каму и  Волгу.  Народ  все
притекал под знамена "Петра III" - неисчислимый, как песок, "пороху же у
них столь довольно было, что у убитых сыскивалось в подушках патронов по
15, в особливых мешочках по полфунту пороху...". В июне Пугачев  подошел
под стены крепости Оса, гарнизон которой, усиленный  пушками,  решил  не
сдаваться. Но солдаты в гарнизоне все же сомневались - царь Пугачев  или
не царь?
   Из крепости вышел старый гвардеец, лично знавший Петра  III.  Пугачев
рискнул, да столь дерзко рискнул, что мог бы здесь же, под Осою, и голо-
вы лишиться. Одетый в простое казачье платье, он встал в ряду иных повс-
танцев, а гвардеец пошел вдоль ряда, всматриваясь в бородатые лица.
   - Эй, старик! - окликнул Пугачев гвардейца. - Неужто не узнал меня?..
Смотри, дедушка, в оба глаза да узнавай поскорее своего законного  госу-
даря.
   Старец смутился и корявым пальцем неуверенно указал на Пугачева.
   - Кажись, похож на государя-то.
   - А коли так, - подхватил Пугачев, - так ступай обратно в крепость да
скажи всем, чтобы мне не противились...
   Оса сдалась. Пугачев перевешал всех офицеров, сохранив жизнь подпору-
чику Минееву, которого наградил чином полковника. Благодарный за это Ми-
неев сказал:
   - Позволь, государь, прямо на Казань тебя выведу.
   - Коли так, то веди, - согласился Пугачев...
   Казань была предана пламени, и только в  кремле  города  не  сдавался
гарнизон. Здесь Пугачев повстречал свою законную жену Софью с детишками.
Его увидел сын, крикнувший:
   - Гляди, матушка, каково батюшка ездит!
   В этот опасный момент Пугачев тоже не растерялся:
   - Да это, вишь ты, семья Емельки Пугачева, который за меня пострадал,
- объяснил он казакам. - Я эту бабу с детьми знаю. Пущай за нами в обозе
едет...
   Под Казанью появился Михельсон, в жестоком сражении его войска разби-
ли неопытное войско мнимого Петра III. Пугачев с остатками войска  бежал
вверх по Волге, где у села Кокшайского свершил переправу  и  оказался  в
самой гуще той крепостной России, которая была еще не тронута  восстани-
ем, но уже, подогретая слухами о свободе, она, эта Россия, стала  подни-
мать вилы, топоры и косы...
   Все думали, что Пугачев повернет на Нижний Новгород, до которого было
рукой подать, и в Нижнем уже готовились испытать то, что в  полной  мере
испытала Казань, но Пугачев бежал к югу, быстро усиливаясь толпами морд-
вы и чувашей... "Пугачев бежал; но бегство его  казалось  нашествием"  -
так писал Пушкин. От Саранска - через Пензу - он устремил свое  победное
движение на Саратов... На всем пути народ принимал  его  с  великой  ра-
достью.


   2. "ВСЕ НАШЕ, И РЫЛО В КРОВИ"

   Разумовский, как верный паж, неся скамеечку и зонтик, сопровождал ве-
ликую княгиню в прогулке. Прическа молодой ветреницы  была  налажена  по
моде парижской: в шиньоне она упрятала крохотные  бутылочки  с  говяжьим
бульоном, питавшим свежие розы. Вернувшись  из  парка  в  покои  Царско-
сельского дворца, женщина игриво спросила мрачного мужа-цесаревича:
   - Как вам нравится газон на моей голове?
   - Вы богиня... вы прекрасны. И еще эти розы... ах!
   От кордегардии рокотал барабан, зверинец оглашало  рычанье  медведей,
кричали голодные павлины. Друзья прошли к столу. Между  мужчинами,  под-
дернув юбки, уселась Natalie.
   - Если в Европе меня называют Гамлетом, - рассуждал Павел, -  то  мне
повезло: я отыскал свою Офелию.
   Павел жил иллюзиями, а его "Офелия" - долгами и  потаенной  страстью.
Екатерина после истории с сосисками отшатнулась от сына. "Считаю  испор-
ченным тот день, - говорила она, - в котором сына повидаю.  А  коли  он,
глупенький, Гамлетом себя почитать изволит, то играть на театре  "Гамле-
та" Шекспира я запрещаю..."
   Она права: исторические аналогии бывают и опасны!
   И уж никак не ожидала императрица, что ее чадо вдруг представит "Раз-
суждение о государстве вообще... и касательно  обороны  всех  пределов".
Павел, по сути дела, не рассуждал - он жестоко расхаял все время правле-
ния своей матери. Павел призывал Екатерину киокою во  внешней  политике,
чтобы Россия занимала в Европе позицию лишь оборонительную...
   - Читая ваше "Разсуждение", сын мой, - сказала мать,  -  можно  поду-
мать, что войну с Турцией начала я ради собственной славы. Вашему  высо-
честву, однако, неразумно упрекать меня в войне, зачатой  едино  лишь  в
продолжение той политики, коя от Петра  Великого  россиянам  завещана...
Нам без моря Черного не бывать, как не бывать и  без  моря  Балтийского!
Да, согласна я, что война сия отяготила народ. Не  спорю.  Но,  скажите,
какая война облегчает нужды народные? Я таких войн не припомню... А  что
за военные поселения вы придумали?
   Павел растолковал: армию сократить, гвардию раскассировать, а по  ру-
бежам страны основать военные поселения, дабы крестьяне,  весело  марши-
руя, пахали и сеяли. (Вот откуда зарождалась  на  страх  народу  будущая
"аракчеевщина".)
   - Нс ваша это фантазия! - обозлилась Екатерина. - Подобные  поселения
Мария-Терсзия уже завела на границах Венгрии и Букопины, а нам, русским,
того не надобно. Не поручусь за цесарцев, но русского хлебопашца  в  ка-
зарму не засадишь. Мало нам одной пугачевщины? Так и вторая случится...
   Когда Павел покидал кабинет, ему пришлось перешагнуть через вытянутые
ноги Потемкина, не соизволившего извиниться.
   - "Разсуждение" сие, - намекнул потом фаворит Екатерине,  -  исходит,
судя по его слогу, из предначертаний панинских.  Что  граф  Никита,  что
граф Петр, оба они до прусских порядков всегда охочи и к тому же цесаре-
вича сызмальства приучали...
   Павел, оскорбленный до слез, удалился на свою  половину  дворца,  где
его ожидали Разумовский с Натальей, звонко стучавшей по паркетам красны-
ми каблуками варшавских туфель.
   - Теперь, - сказал им Павел, - у меня не остается иного пути, как за-
вести собственную армию - образец будущей! Но  для  квартирования  полка
нужны владенья земельные.
   Наталья Алексеевна заметила, что регимент можно разместить  в  густых
лесах Каменного острова. Разумовский возразил:
   - Это слишком близко от резиденции, и каждый маневр наш через полчаса
станет известен императрице...
   Павел выразительно глянул на жену:
   - Ангел мой, когда вы станете в тягостях и понесете к  престолу  нас-
ледника, матушка моя-она уже обещала мне! - наградит нас обширным имени-
ем. - Павел не заметил, что жена его не менее  выразительно  глянула  на
Андрея Разумовского. - Я догадываюсь, - заключил муж (ни о чем не  дога-
дываясь), - что матушка перекупит от Гришки Орлова его Гатчину с замком,
и там-то мы уж славно замаршируем на любой манер...
   Он скромно выклянчивал у матери 50 тысяч рублей.
   - Нельзя так много тратить! Впрочем, - согласилась Екатерина, -  про-
симую сумму выдам. Но лишь после того, как отпразднуем разгром  Пугачева
и славный мир Кучук-Кайнарджийский... Верьте слову матери, сын мой.
   Екатерина была извещена, что Пугачев сумел внушить своим приверженцам
веру в близкий приезд к нему Павла с войском.
   В эти неприятные дни Екатерина сказала Потемкину:
   - Не хотела тебя тревожить, но все-таки знай:  Никита  Панин  передал
мне очень скверное сообщение из Рагузы...
   Потемкин вышел из кабинета ее со странными словами:
   - Все будет наше, и рыло в крови!
   За Сарептой армию Пугачева настиг неутомимый Михельсон, который одним
ударом опрокинул мятежников в реку. Пугачев бросил все пушки, все  обозы
и скрылся с яицкими казаками на восточном  берегу  Волги...  Надвигалась
осень. Беглецы углубились в степи. Пески, безводье, сушь, клекот орлов.
   Пугачев не знал, что среди казачьей верхушки, которая  его  выдвинула
(и которой он верил), уже созрел заговор: сдать "надежу-государя"  влас-
тям, получить за него денежки, обещанные царицей в манифесте, и потом  с
чистой совестью жить да поживать на берегах тихого Яика... Яицкие  каза-
ки, атаманы Чумаков, Творогов, Федульев и Бурнов говорили друг другу:
   - Тады нам и кровь невинную простят, смилуются.
   Стремя соловой лошади Пугачева соприкасалось со стременем Коновалова,
родного брата "императрицы" Устиньи; это был верный телохранитель  Пуга-
чева... Казаки вывели отряд на Узсни - таинственные реки без конца и на-
чала, теряющиеся в травах и камышах, столь высоких, что в них  не  заме-
тишь и всадника. Издревле в этих краях, обильных  живностью,  укрывались
волжские разбойники, а староверы имели тайные скиты и молельне. Отсюда и
до Яицкого Городка было уже недалече... На ночь расседлали  коней.  Ярко
вспыхнул костер. Пугачев строил планы: коли Астрахань  взять,  к  яицким
примкнут казаки донские, терские и гребенские. С ним вроде  бы  соглаша-
лись. Пугачев велел шурину не отлучаться:
   - Да штобы, гляди, мой соловый под  седлом  наготове  был.  Пистолеты
штобы с пулями, проверь...
   Творогов в караул поставил своих сообщников, соловую лошадь в темноте
заменил худой кобылой с пугачевским седлом, а пистолеты спрятал. На сле-
дующий день шатер Пугачева навестили отшельники-староверы, принеся в дар
"государю" арбуз превеликих размеров. Пугачев сказал:
   - Поедим арбуза да поедем. Ну-ка, Чумаков, разрежь  энтого  богатыря,
штобы каждому было поровну...
   При этом он протянул Чумакову длинный кинжал,  с  которым  не  привык
расставаться. Чумаков подмигнул сообщникам, глубоко вонзя нож в кровавую
мякоть. Посыпались черные семечки.
   - Что, ваше величество, куда путь направили? - спросил Чумаков.
   - А я думаю двинуться к Гурьеву городку. Там перезимуем  и,  как  лед
вскроется, сядем на суда да поплывем за Каспийское море...
   - Иван, что задумал - то затевай! -  крикнул  Фсдульев  Бурнову.  Тот
схватил Пугачева за руки.
   - На царя руки подымаете? - закричал Пугачев.
   На него набросились, отобрали оружие.
   Старцы-отшельники от страха попадали на землю. Пугачев опрометью выс-
кочил из шатра - с криком:
   - Измена, измена... Солового коня сюда!
   В горячке он даже не разобрал, что под ним  чужая  кобыла.  Коновалов
пластал над собой воздух саблей, защищая царя-шурина, но его тут же  из-
рубили в куски. По камышам, сухо трещавшим, в страхе  разбегался  народ.
Пугачева сдернули с седла.
   У него было взято: 139 червонных монет разной чеканки, 480 рублей се-
ребром, турецкая монета (тоже из серебра) и... медаль на погребение  им-
ператора Петра III. Пугачева отвезли в Яицкий Городок, заперли в клетку,
с бережением доставили в Симбирск, где и состоялась его встреча с Иваном
Паниным.
   - Как же смел ты, вор, назваться государем?
   - Я не ворон, я вороненок, а ворон-то еще летает, - бросил ему в  от-
вет Пугачев.
   При допросе Пугачева пытали, Панин разбил ему до крови лицо, в ярости
выдрал клок волос из бороды. Однако страдания не сломили Пугачева. В но-
ябре его привезли в Москву и посадили на цепь в Монетном дворе в Охотном
ряду. Опасаясь, что Пугачев умрет до того, как от него  "выведают"  все,
Екатерина повелела при допросах проявлять "возможную осторожность".
   Празднование Кучук-Кайнарджийского мира откладывалось.
   - Пока Шешковский все жилы из нашего "маркиза" не вытянет,  -  решила
она, - и пока его в куски не разнесут топорами,  мне  на  Москве-матушке
веселиться неспособно...
   Потемкин готовил почту Румянцеву, имевшему после войны  пребывание  в
Могилеве на Днестре. Секретарям велел:
   - Надо быстро скакать. Пишите подорожную на двенадцать лошадей. -  Он
вручил курьеру письма. - Ежели фельдмаршал станет спрашивать, как у нас,
отвечай: "Все наше, и рыло в крови!"
   3 октября Шешковский тронулся в путь - на Москву, дабы по всем прави-
лам искусства пытать Пугачева. Его сопровождали палачи Могучий и  Глазов
- дядя с племянником. Степан Иванович не миновал ни единой церкви в  до-
роге, а палачи совались в каждый кабак... Так и ехали: один с  акафиста-
ми, другие с песнями.


   3. "СЕСТРА" ЕМЕЛЬЯНА ПУГАЧЕВА

   Императрица полагала, что "пугачевщина" взошла на дрожжах  политичес-
ких интриг.
   - Матушка, - убеждал ее Потемкин, -  ошиблась  ты.  Никаких  происков
иноземных не обнаружено. Признаем за цстину, раз и навсегда:  возмущение
мужицкое есть природное российское...
   Чтобы стереть в народе память о "пугачевщине", решили они  казачество
с Яика впредь именовать уральским.
   - Станицу же Зимовейскую, коя породила такого изверга, разорить  вко-
нец, а жителей ея переселить в иное место.
   - На что им таскаться по степи с сундуками да  бабками?  -  рассудила
Екатерина. - Вели, друг мой, Зимовейскую станицу именовать Потемкинской,
и пусть имя твое, Гришенька, на ландкартах в истории уцелеет...
   Потемкин продолжал штудировать все 28 артикулов Кучук-Кайнарджийского
мира. Крым из подчинения султанам турецким  выпал,  Содеявшись  ханством
самостоятельным. Россия обрела Азов, Керчь, Еникале и