эти салюты пред-
назначены едущим к венцу жениху и невесте...
   Под окнами Дидро проехала карета императрицы.
   Екатерине было сейчас не до Дидро: Румянцев, загубив свою  репутацию,
отвел армию обратно за Дунай, а Гришке Орлову взбрело в голову,  что  он
подобно цесаревичу может составить счастье принцессы Луизы, для  которой
его ухаживания кончились непоправимой девической катастрофой. Ландграфи-
ня-мать была смущена, а Екатерину душила запоздалая ревность. Объясняясь
с бывшим фаворитом, императрица с некоторым испугом заметила что-то  не-
нормальное в его рассуждениях... Она ускорила события. Вильгельмина была
миропомазана с новым именем Наталья Алексеевна, что дало повод  Фридриху
съязвить:  "Екатеринизировстные  русские  произвели   натализацию   моей
родственницы". За кулисами брака цесаревича скрывалось  сильное  влияние
самого короля и графа Панина:  они  совместно  укрепляли  пруссофильство
наследника престола, а молоденькая жена должна побудить Павла к активной
борьбе за власть. За неделю до свадьбы Екатерина  объявила  Панину,  что
отныне воспитание наследника закончено, двор больше не нуждается  в  его
услугах. Она рассчитывала, что Панин, оскорбясь, сразу запросит отставки
от дел иностранных, однако граф решил не сдаваться. "Она мне  давно  уже
не нужна, - сказал он Денису Фонвизину, - но я-то нужен Европе!" В канун
свадьбы Екатерина спросила митрополита Платона, в каких грехах исповеда-
лась Natalie перед миропомазанием.
   - Ваше величество, тайна церковной исповеди нерушима.
   - Только не для меня, - пунцово вспыхнула Екатерина...
   Влюбленный Павел не мог дождаться свадьбы. С чувством прижимал  он  к
сердцу руки Андрея Разумовского:
   - Друг мой, только не покиньте меня в счастье!
   - И меня... тоже, - просила верткая невеста.
   Разумовский охотнсйше заверял обоих:
   - Я всегда буду между вами, друзья мои...
   ...Карста императрицы, провожаемая взглядом Дидро, скрылась за  пово-
ротом. Пушки гремели, колокола звонили. Екатерина была  молчалива.  Вро-
вень с каретой скакали кавалергарды, получившие приказ от Григория Орло-
ва: "Ежели начнут орать во славу Павлушки здравицы, наскакивай и руби...
чего там долго думать!" На выходе из храма Екатерина дала понять цесаре-
вичу:
   - Любезный сын мой, не думайте, что так  легко  жить.  Частная  жизнь
иногда сложнее управления государством. Это говорю вам я, а  все  знают,
что я-отчаянная  оптимистка...  И  все-таки  я  вам  повторяю:  семейная
жизнь-большая наука, и очень сложная!
   Вечером Natalie изнемогала от тяжести парчи из серебра,  выносливости
ее хватило лишь на два менуэта. Екатерина отослала се в спальню,  остав-
шись ужинать с сыном, уже облаченным в халат.  Заметив  его  жениховское
нетерпение, она с явной брезгливостью, презирая его в этот момент,  ска-
зала по-французски:
   - Идите! Вас там, кажется, ожидают наслаждения...
   Играя в карты с ландграфиней, она придвинула к ней  горку  изумрудов,
подарила свою табакерку, сняла с пальца  драгоценный  перстень.  Обещала
дать еще денег и мехов. Амалия с Луизой получили от нее на  приданое  по
50000 рублей, за что нищие принцессы благодарили, упав на колени и  про-
ливая слезы. Затем императрица выпроводила их вон из России, а  милейшая
невестушка наградила свекровь первым притворным обмороком.
   Екатерина, подобрав юбки, перешагнула через лежащую:
   - Не понимаю. Или вам захотелось отдохнуть?..
   "Мой дом очищен", - сообщала она в эти дни. Но опустевшие покои графа
Панина дразнили воображение молодой четы, и вскоре Павел с Natalie  яви-
лись к Екатерине с просьбою.
   - Мы так благодарны вам, - сказали новобрачные, держась за руки,  как
дети, - но сделайте нас счастливыми до конца. Пусть  граф  Андрей  Разу-
мовский займет наши соседние апартаменты.
   - Ты этого хочешь? - спросила Екатерина сына.
   - Да, ваше величество. Разумовский мой лучший друг.
   - И ты? - спросила она невестку.
   - О да! Граф такой забавный, он так смешит меня...
   Екатерина машинально тасовала карточную колоду:
   - Ну, если он такой забавный... ладно, не возражаю!
   И лучший друг Павла занял панинские комнаты в Зимнем дворце,  получив
свободный доступ на половину "малого" двора. Цесаревич  света  не  видел
без своей юной супруги, которая часами сидела у окна, надув губы, отвер-
гая его ласки, потом вдруг начинала беситься, как угорелая кошка, велела
запрягать лошадей, чтобы мчаться без цели - куда угодно,  сломя  голову,
лишь бы рядом с нею сидел обворожительный Разумовский... В эти дни Павлу
подали с кухни его любимое блюдо-сосиски, и он, откусив от сосиски,  за-
мер в испуге, медленно вынимая изо рта кусок острого стекла.
   - Меня хотели убить, - пролепетал Павел.
   Natalie была уже в курсе придворных интриг, и она сразу, очень  напо-
ристо стала сводить стенку со стенкой:
   - Я тебя предупреждала: ты должен всего бояться.
   Павлу много не надо - он разгневанно запыхтел:
   - Да! Ты права. Я всем здесь мешаю.
   - Это она, - намекнула Natalie. - Никогда не верь ей...
   Держа тарелку с сосисками, Павел ворвался к матери, которая уютно си-
дела между Васильчиковым и Орловым.
   - Что это? Вы желаете от меня избавиться, как от крысы?
   Екатерина никогда не видела сына в таком бешенстве.
   - Успокойтесь, - сказала она. - Ошибки бывают даже в математике,  по-
чему бы им не быть на дворцовой кухне?
   - Я требую от вашего величества сурового следствия.
   Васильчиков трусливо скрылся, а Гришка Орлов взял  с  тарелки  острый
осколок и внимательно оглядел его:
   - Стеклышко! Надо бы драть поваров наших.
   - Все! - закричал Павел. - Здесь все желают мне смерти!
   - Я не желаю спорить с вами, - ответила императрица. - Если не верите
мне, своей матери, так заводите с женою личного повара, и пусть он варит
для вас сосиски без стекол. А я не виновата! Да и  глупо  думать,  чтобы
кто-то умышленно посыпал ваши сосиски стеклами. Пьяные разбили на кухнях
окно, отсюда и стекла...
   - Но я требую следствия и казни! - негодовал Павел.
   - Убирайся вон, дурак, - отвечала ему Екатерина...
   Павел вернулся на свою половину. За столом, подозрительно  скованные,
сидели лучшие его друзья - Разумовский с Natalie. Цесаревич вдруг разре-
велся, как дитя:
   - Она убила моего отца, разве она пожалеет меня?
   - Какая страшная женщина! - добавила жена.
   Разумовский отошел к окну, чтобы не видели его улыбки.
   Он-то был умнее их всех... демон!
   Екатерина спешно велела закладывать кареты:
   - Если мой сыночек думает, что можно по пустякам рубить людям головы,
то после моей смерти он недолго процарствует и его же голова скатится  в
мой гроб... Это уж так! Едем отсюда...
   Но сыну с невесткой указала следовать за нею в Царское Село, чтобы ни
на минуту не ослаблять своего наблюдения за ними. Зная о заговоре,  сос-
тавленном для ее свержения, Екатерина хотела лишь убедиться: примкнет ли
к заговору и невестка? Из Архипелага как раз приехал  Алехан  Орлов-Чес-
менский, явно удрученный потерей прежнего влияния брата  при  дворе.  Он
сообщил, что Степан Малый, прокладывая в горах дороги, заложил  в  скалу
слишком много пороха и при взрыве ослеп. Дожи Венеции, не желая конфлик-
тов с турками, подослали к нему убийц, и они зарезали Малого.
   - Нам все легче, - отозвалась Екатерина. - Я на этих самозванцев  уже
не обращаю внимания, так их расплодилось...
   Удалив от "малого" двора Никиту Панина, она приставила к  сыну  гене-
рал-аншефа Николая Ивановича Салтыкова, алчного до чинов и  поживы  про-
хиндея. Павел справедливо рассудил, что мать подослала к нему шпиона,  а
Екатерина, в ответ на упреки сына,  доказывала,  что  Салтыков  обуздает
крайние порывы его настроений:
   - Я не могу позволить вам слушаться только жену, у  которой  ветер  в
голове, или Разумовского, ставшего вашим фаворитом.
   - У меня нет фаворитов! - сразу напыжился Павел.
   Екатерина тяжко вздохнула: что с ним спорить?
   - Если у тебя нету, так у жены заведутся.
   Переходя с французского на русский язык,  Екатерина  всегда  "тыкала"
сыну. Павел сказал, что его жена воспитана в "благородных манерах".
   - Воспитание проверяется опытом, - подавленно отвечала мать. - А  ма-
неры не стоит путать с пустым манерничанием...
   Чтобы смирить ретивость великой княгини, императрица назначила  ей  в
обер-гофмейстерины суровую графиню Екатерину Румянцеву, жену фельдмарша-
ла, которая никому из молодежи при дворе спуску не давала, боясь  только
одного человека на свете - своего грозного мужа.  Но  русский  язык  при
"малом" дворе оставался в загоне! Однажды, когда  Natalie  обратилась  к
царице по-немецки, та ничего не ответила, продолжая шушукаться с  графи-
нею Брюс.
   - Вы не желаете разговаривать со мной?
   - Желаю. Но только на языке российском...
   Великая княгиня закатила глаза, угрожая потерей сознания.
   Екатерина, опахнувшись веером, сказала ей с издевкой:
   - Вы, милая, в обморок перед своим мужем падайте, он это  оценит  как
надо. А мы с графиней Брюс дамы ужасно невоспитанные, нравов злодейских,
и жалеть вас не станем...
   Вскоре картина заговора прояснилась настолько, что пора было действо-
вать. Екатерина приступила к делу, когда к заговору в пользу своего мужа
примкнула и Natalie. Список заговорщиков вскоре пополнился именами князя
Николая Васильевича Репнина и персонами духовными; среди помощников  Па-
нина был подозрителен Денис Фонвизин. Екатерина жаловалась Орловым:
   - Худо мне жить стало! Даже "бригадир" и тот желает учить  меня,  как
следует царствовать по всем правилам конституции...
   Среди офицеров столичной гвардии тоже  нашлись  охотники  до  нового,
"мужского" правления. Панин желал ограничить русское  самодержавие  оли-
гархией аристократической, и в этом духе была сочинена им "конституция",
которую Павел и заверил своей подписью,  согласный  ради  короны  посту-
питься даже некоторыми правами монарха. Но больше всего в  этой  истории
Екатерину возмутило вмешательство в  придворные  дела  юной  невестки...
"Кем быть?"
   Поздним вечером, будучи одна, Екатерина грелась у камина. Позвонила -
пусть явится наследник. Когда сын пришел, она великолепно разыграла роль
разъяренной мегеры, даже обычная кочерга в  ее  руках  показалась  Павлу
грозным оружием.
   Последние слова матери были разящими:
   - Помните! Тем, что вы живете в моем дворе и обладаете  правами  нас-
ледника престола, вы обязаны исключительно моему молчанию о вашем проис-
хождении. Но стоит мне однажды раскрыть рот и объявить истину,  как  вас
никогда здесь не станет, и где вы после этого окажетесь - этого не  знаю
даже я!
   Павел в ужасе побежал к себе в комнаты, своими руками вынес для мате-
ри полный список участников заговора.
   Екатерина блистательно довела эту сцену до финала.
   Даже не глянув в список (ей давно все было  известно),  она  швырнула
бумагу в пламя камина и помешала кочергой.
   - Я не желаю знать этих глупцов! - сказала она. - А ты передай  своей
жене, что Натальей Первой и Великой ей не бывать... Вряд ли что  из  нее
получится, если до сих пор она не в силах произнести простейшее русское:
здрасьте и до свиданья!
   Конечно, Екатерина могла бы сказать и гораздо больше, но решила поща-
дить свое исчадье ада... "Это потом - не сейчас".
   Дени Дидро долго не видел Екатерину: всю жизнь пивший воду  из  Сены,
он заболел от воздействия невской воды. Что дальше?
   Дальше было интересно. В мрачном королевском замке с треском и  чадом
разгорелись дешевенькие свечи. Фридрих II принимал гостей и проезжих че-
рез Берлин знатных господ. Российский посол,  князь  Владимир  Сергеевич
Долгорукий, представил королю молодого князя Василия  Долгорукого,  сына
Долгорукого-Крымского.
   Король всегда был внимателен к русским офицерам:
   - Вы проездом, полковник? А куда путь держите?
   - Еду пить воды Ахенские и Пирмонтские...
   - Очень приятно, - сказал король, - что у вас, такого молодого,  хва-
тает времени для питья вод, а я вот, уже старик, и не вижу минуты  отды-
ха... Кстати, полковник, какой на вас мундир?
   - Второго гренадерского, - отвечал Долгорукий.
   Фридрих перекинул трость из левой руки в правую.
   - Какие там воды? - визгливо крикнул он. - Вам надобно быть не здесь,
а дома... Разве не знаете, что Второй гренадерский полк на почтовых [27]
срочно отправлен в Казань?
   Король глянул на посла России - тот пожал плечами.
   - Я об этом ничего не знаю, - сказал посол.
   - Увы, я тоже, - сознался полковник.
   Фридрих стегнул тростью по голенищу своего ботфорта:
   - Так я знаю! У вас появился какой-то Пугачева,
   Как ни мчался назад Долгорукий, все же опоздал. Его полк был рассеян,
офицеры повешены. Емельян Пугачев разъяснял эту жестокость в таких выра-
жениях: "А чего ж они противу меня, неприятеля своего, шли гуртом, будто
овцы какие, и никакой дисциплины не соблюдали".


   6. "САДИТЕСЬ И ПОТОЛКУЕМ"

   Екатерина проявила несвойственное ей легкомыслие.
   - Мне эти самозваные "мужья"  мои  прискучили  хуже  горькой  редьки!
Объявляю за голову "маркиза де Пугачева" награду в двести рублей,  и  на
этом, полагаю, скверный анекдот и закончится...
   Стало известно, что самозванец украсил свою  штаб-квартиру  портретом
Павла и ожидает приезда наследника, который  якобы  мечтает  кинуться  в
объятия "папеньки". Но призрак воскресшего под Оренбургом "отца" не имел
очертаний прусского офицера в раздуваемой ветром пелерине, - напротив, в
нем виднелось нечто дремучее, идущее  из  самых  глубин  русской  земли.
Natalie, взяв мужа за руку, вдруг ощутила, с какой ненавистью  колотится
пульс на его влажном от страха запястье...
   Официальный Петербург известился о восстании через курьера лишь в ок-
тябре 1773 года, когда Пугачев уже держал Оренбург в осаде,  и  поначалу
происшедшее называли "оренбургским смущением". Екатерина же была смущена
голштинским знаменем, попавшим неизвестно откуда в руки восставших.  Пу-
гачев объявил ей войну именем мужа - не только в защиту народа, но и  за
престол для Павла. "Этого мне еще не хватало!.."
   - Садитесь и потолкуем, - обратилась она к членам своего Совета.
   Придворные соглашались с нею: "Возмущение не может  иметь  следствий,
разве что расстроит рекрутский набор и умножит  ослушников  и  разбойни-
ков". Екатерина предложила отпечатать "плакат" для расклеивания на забо-
рах - о прощении всех бродяг и дезертиров, чтобы к весне 1774 года  оду-
мались и вернулись к своим занятиям.
   - Пока, - велела она, - огласки о делах маркизовых делать  не  нужно,
чтобы народ наш ничего не знал!
   Стали думать, кого из генералов послать против восставших, и  выбрали
генерал-майора Василия Алексеевича  Кара,  который  недавно  приехал  из
Польши в столицу для женитьбы на княжне Хованской.
   - Его и пошлем, - распорядилась Екатерина. - Чай, молодая  княжна  не
засохнет, если медовый месяц без мужа проведет.
   Григорий Орлов был настроен серьезнее прочих:
   - Ежели сей Кар не был способен удержать князя Радзивилла от  беспро-
будного пьянства, так где ему сдержать мужиков наших, когда они за топо-
ры да колья возьмутся?..
   Орлов напророчил: Кар был мгновенно  разбит  народом  и,  перетрусив,
спасся единоличным бегством. Проездом через Казань он благим матом  воз-
вещал дворянству, что идет сила небывалая,  сила  ужасная,  всех  дворян
грабит и вешает, а воински с  Пугачевым  не  совладать.  Екатерина  была
удивлена. "Такой жирный котище, - писала она, - и не  мог  мышонка  пой-
мать..." Она указала: Кара из службы навечно выставить, в Москве  и  Пе-
тербурге пожизненно не являться. Екатерину навестил Александр Ильич  Би-
биков, бывший "маршал" комиссии. От него  императрица  впервые  услышала
слова, перепугавшие ее.
   - Опасен не сам Пугачев, - доказывал Бибиков, - опасно всеобщее недо-
вольство в народе...
   - Да, - сказала Екатерина, - Дидро некстати приехал!
   "А где взять войска?" Королевский переворот в Швеции  заставил  отоз-
вать из глубин России все годные части, там, где развертывалось  восста-
ние народа, оставались лишь инвалидные команды, со стариками-коменданта-
ми в крепостях, похожих на землянки. Но и те отряды, что посланы  против
Пугачева, переходили на сторону восставших.  Бухгалтерия  была  простая:
Румянцев имел под рукой 25 тысяч солдат, зато под знаменем Пугачева соб-
ралось людей гораздо больше. Внутри государства, связанного войною, отк-
рылся второй фронт, ставший намного опаснее турецкого...
   - Сам черт угораздил Дидро приехать именно сейчас!
   Пришлось распечатать тайну самозванца перед народом, чтобы затем  ми-
лостивым обращением уклонить народные толпы от приставания к армии повс-
танцев. Мало того, семейный раскол между сыном и матерью мог стать  при-
чиною для разлада в самом дворянстве - об этом следовало помнить! Екате-
рина снова собрала Совет.
   - Слухи вздорные, - сказала она, - притчею во языцех сделались, будто
покойный супруг мой из гроба восстал. На каждый роток не  накинешь  пла-
ток, а полиция с ног сбилась, смутьянов из кабаков  выволакивая.  Москва
уже неспокойна... Послы иноземные молчат и ничего не спрашивают,  но  по
их улыбочкам вижу, как они смутам нашим возрадовались. Здесь два  мнения
возникло: "маркиз де Пугачев" может поспешить на заводы сибирские, чтобы
усилить общество свое работными людьми, или тронется вверх  по  Волге...
Манифестом пора народ образумить!
   При писании манифеста решили сослаться на Лжедмитрия, сравнивая его с
Пугачевым, но воспротивился князь Григорий Орлов:
   - Как можно расстригу с Емелькой равнять?  Тогда  все  государство  в
смятении было...
   Впервые за последние годы пятеро братьев  Орловых  собрались  вместе.
Мрачной злобой пресыщен был Алехан.
   - Катьку-то профукал! - набросился он на брата.
   - Отстань! Мы еще всех при дворе перещелкаем...
   Большая часть имении Орловых, дарственных от Екатерины, располагалась
на Волге, и братья были озабочены - застрянет ли Пугачев под  Оренбургом
или решится идти на Казань? Иван Орлов, как хороший счетовод, за  ужином
подсчитал, что президент Академии наук и  генерал-фельдцейхмейстер  (Во-
лодька с Гришкою) наели и напили за один только присест на сорок  рублей
сразу.
   - Перестаньте жрать! - осатанел он. - Не таковы  сейчас  дела,  чтобы
деньгами сорить. Того и гляди, приберут мужики именьишки наши - тогда  в
кулаки-то еще насвистимся.
   На все время "пугачевщины" братья дали клятву, что, играя в карты, не
станут делать ставки более ста рублей.
   - Отныне в один роббер играть помалу. Коли увидишь, что  карта  пошла
дурная, - бросай игру ко всем псам...
   За выпивкой они говорили, что Кара надо бы повесить.
   - Без Суворова тут не обойтись! Да вот закавыка - Румянцев не  отдаст
его, этот мозглявый чудак больно всем нужен стал...
   Гришка Орлов иногда начинал пороть явную чепуху, и Алехан  Орлов-Чес-
менский, подозрительный, спрашивал братьев:
   - Что это с ним? Никак, заговаривается?
   - Да нет, приду ривается, - отвечали ему.
   Время таково, что и спятить можно...
   Екатерина встретила Дидро очаровывающей улыбкой:
   - Волшебный миг настал - я вижу вас у себя! Не  слишком  ли  досадила
вам жесткая невская вода? Садитесь и потолкуем...
   Пренебрегая придворным обычаем - иметь цветное платье, гость явился в
том самом черном костюме, в каком дома хаживал в чулан за бутылкой  вина
или куском окорока. И политически Дидро тоже обставил себя  неважно:  он
жил у Нарышкина (сторонника "орловщины", врага Панина), охотно общался с
княгиней Дашковой, всегда неприятной для императрицы, но  Екатерина  от-
несла все эти промахи за счет наивности ученого.
   - Так расскажите, что обо мне болтают в Париже?
   - Говорят о душе Брута в облике Клеопатры.
   Екатерина ответила, что сейчас у нее нет Антония.
   - Правда, я взяла на воспитание молодого человека, Васильчикова,  но,
поверьте, я отношусь к нему, скорее, по-матерински. Меня уже давно  вол-
нует вопрос о совершенст