ые и веселые, хорошо  обеспеченные.  Сейчас
ученый изучал полеты аэростатов, только что изобретенных.  Екатерина  не
признавала будущего за нарезными орудиями, заряжаемыми с казны, а не  со
стороны дула, царица высмеивала шары Монгольфьера, не верила в голубиную
почту, третировала все  попытки  человека  опуститься  в  бездны  морей.
"Бесплодные фантазии!" - говорила она и запретила  полеты  на  воздушных
шарах, боясь лишних пожаров, если такой "монгольфьер" вдруг упадет с не-
бес на соломенные крыши...
   Так уж случилось, что Эйлер в слепоте своей не мог видеть  Потемкина,
которого знал лишь по голосу. Но оба они были страстные меломаны.  Эйлер
и Потемкин без запинки наизусть  могли  читать  "Энеиду".  Иногда  Эйлер
спрашивал Потемкина:
   - Что самое тревожное сейчас в государстве?
   - Все у нас тревожно, а переговоры в Тсшсне сказываются: Версаль, от-
зывая Корберона, готовит миссию  маркиза  де  Верака,  Кауниц,  кажется,
пришлет в Петербург графа Кобснцля.
   Великий слепец передвигал по столу магниты:
   - Что ожидать хорошего от маркиза до Верака?
   - Очередных сплетен, думаю.
   - А от этого умника Кобенцля?
   - Новых комедий... Мы еще тут похохочем!
   Турция все-таки признала независимость Крыма, утвердила и Шагин-Гирея
в его ханском достоинстве. Казалось бы, все? Можно и отдохнуть от  кляуз
татарских, от клевет стамбульских. Потемкин  нехотя  отпустил  из  Крыма
калмыков, чтобы погостили в родных улусах, а Суворова перевел в Казань -
командовать тамошней дивизией... Екатерина не скрыла удивления:
   - Зачем ты в Казань его задвинул? Обидится.
   - Не задвинул, а выдвинул. Оттуда он дивизию на кораблях  спустит  до
Астрахани - на юге Каспия надобно деловые фактории заводить, чтобы с Ин-
дией торги иметь. По случаю войны Франции с Англией  товары  удобнее  на
верблюдах тащить, нежели в морях дальних от пиратов терять их... - Затем
продолжил речь о Суворове: - Просит он разведения с  женой,  а  доченьку
свою пяти лет чтобы ты, матушка, приютила на казенной половине Смольного
монастыря.
   - Это я сделаю. Но мысли вздорные пусть из головы выбросит: не  прис-
тало ему разводы устраивать...
   Потемкин катался в санях с дочерьми Леонарда Эйлера, в общении с  ко-
торыми он всегда был галантным кавалером, и только. Близ крепости Петро-
павловской раскинулся шумный крестьянский торг, там они вылезли  из  са-
ней, обозревая свиные и бараньи туши, горы мороженой дичи, возы с  трес-
кой архангельской. Потемкин замерз, пригласил барышень к себе в  оранже-
реи, где угощал их фруктами прямо с ветвей, набрал для отца  их  лукошко
грибов, показал свои кабинеты-китайский с японским, украшенные изделиями
из нефрита и лаковыми шкатулками. Девушки  остановились  перед  запертой
дверью.
   - А что у вас в этой комнате? - спросили они.
   - Гляньте сами. Только тихо. Она еще спит...
   В широкой постели разметалась юная волшебница, поверх одеяла ее  были
разбросаны цветы и драгоценности.
   - Это моя младшая племянница, - шепнул Потемкин, - Катенька...
   Екатерина еще раз предупредила светлейшего,  чтобы  Катю  Энгельгардт
поберег для Бобринского:
   - Пусть моя кровь породнится в веках с твоею.
   В самый последний день 1779 года Потемкин взял на руки Наташу - Суво-
рочку, до глаз закутанную от леденящей вьюги, и отвез в Смольный  монас-
тырь на воспитание; ворота надолго затворили девочку от мира, в  котором
отец ее испытал слишком короткое семейное счастье. В эту пору  отношения
Потемкина и Суворова были хорошими, доверительными: оба они, столь  раз-
ные, нуждались друг в друге!
   Безбородко надеялся с помощью Потемкина свалить Никиту Панина, но ка-
бинет-секретарь уже не заискивал перед светлейшим, как  раньше,  в  дугу
перед ним не гнулся: он ощущал свою силу, быстро растущую. Ему и не сни-
лось на Дунае, при ставке Румянцева, что будет так сладко жить на  мерз-
лых берегах Невы, при дворе Екатерины. Нажрал он себе такое  мурло,  что
брыли щек свисали на кружевное жабо, а ноги стали как тумбы. Еле  двигал
ими. Купил он себе дом на Ново-Исаакиевской, и,  когда  его  спрашивали,
сколько пришлось заплатить за него, Безбородко отвечал по-татарски:
   - Чек акче верды (много денег ушло)!..
   Выживание Панина из дел иностранных началось уже давно, а  теперь  он
приводил Екатерину в откровенную ярость.
   - Какой у меня великий визирь! - бесновалась она. - Испания  объявила
войну Англии, а я, жалкая султанша, узнаю об этом не из  коллегии  -  из
гамбургской газеты... А если бы я газет не читала? Так и жила бы  дуроч-
кой - в полном неведении!
   Во время антракта в театре Петергофа императрица сама подошла к  Гар-
рису "и, - как докладывал он в Лондон, - с живостью спрашивала меня,  не
имею ли я курьера, не могу ли сообщить ей  подробности...  Панин  недру-
жественен к нам; он всякую идею получает от его  прусского  величества".
Посол отправил депеши на русском фрегате, который плыл в Англию за  кол-
лекцией картин, недавно закупленных для Эрмитажа, но в пути разбился  на
камнях и затонул, однако депеши из  Петербурга  удалось  спасти.  Гаррис
предлагал Потемкину отправить эскадру в Средиземное  море  и  очень  был
удивлен, почему русский Кабинет не внял его совету. В конце июля на мас-
караде посла отозвал в сторону  Римский-Корсаков,  просил  следовать  за
ним. Он провел Гарриса в отдельный кабинет и сразу же удалился, из  дру-
гих дверей появилась Екатерина.
   - Светлейший сказал, вы хотели видеть меня...
   - Да! У меня письмо к вашему величеству от короля.
   За стеною гремела музыка, в шандалах оплывали  дымные  свечи.  Как  и
следовало ожидать, Георг III настаивал, чтобы Екатерина  срочно  послала
эскадру в Средиземное море; король писал: "Не только самое  употребление
(эскадры), но даже один только смотр, сделанный части морской силы,  мо-
жет возвратить и упрочить спокойствие Европы, уничтожив союз против  ме-
ня".
   - Если бы эту эскадру, - осторожно намекнул Гаррис, - вы укрепили еще
и сильною декларацией ко дворам Парижа и Мадрида в выражениях,  подобных
тем, что испугали Вену...
   - Благодарю! - резко прервала его Екатерина, разгадавшая коварный за-
мысел Лондона: стоило русской эскадре появиться в водах Средиземноморья,
она объявится там жупелом для флотов бурбонских,  а  лишнее  раздражение
Мадрида и Парижа добра России не принесет. Она свернула письмо. -  Сове-
тую вам переговорить с Потемкиным, у него есть для вас новости...
   Светлейший сразу поставил вопрос:
   - Когда корабли Кука и Клерка отплыли из Плимута?
   - Если не ошибаюсь, два года назад.
   - Слушайте, что мне пишут с Камчатки. Охотники за чернобурыми лисами,
побывав на островах Алеутских, слышали от туземцев тамошних, что прошлой
осенью они видели незнакомые корабли и людей, говорящих не по-русски.
   - Когда их видели? - встрепенулся посол.
   - В прошлом году. Очевидно, осенью, ибо здесь писано так: "прежде чем
облетели листья, а трава была еще зеленой".
   - Надеюсь, их не обидели?
   - Нет, им отдали все мясо молодого кита...
   "Когда я получил эти сведения, - депешировал Гаррис, - мне тотчас  же
пришло в голову, что это мог быть только  капитан  Кук..."  И  посол  не
ошибся-это были его корабли. От берегов Камчатки Кук повернул обратно на
Гавайские острова, где и нашел смерть. Клерк же снова повел  корабли  на
Камчатку,  пытаясь  проникнуть  в  Берингов  пролив,   откуда   вернулся
опять-таки на Камчатку, где и умер от воспаления  легких.  Русские  дали
англичанам 20 голов рогатого скота,  подарили  им  дойных  коров,  чтобы
больные матросы имели свежее молоко. Потемкин распорядился:  "Отпущенный
провиант и скот принять на счет казны. Но так как путь в  Камчатку  стал
иностранцам уже ведом, то привести ее в  ОБОРОНИТЕЛЬНОЕ  положение".  Не
знали, где взять пушек, Екатерина велела писать в Иркутск:
   - Пусть собирают пушки по всей Сибири.
   - Там найдешь пушки... времен Ермака да Дежнева.
   Екатерина сказала, что слухи из Вены оказались верны: к нам  выезжает
граф Кобенцль - комедиант...
   - Уж мы с тобой посмеемся на славу!
   Но скоро ей пришлось плакать: Римский-Корсаков был уличен в том,  что
изменял ей с графиней Строгановой. Императрица под сильным  дождем,  без
кареты - пешком, дошла до дворца графов  Строгановых,  занимавшего  угол
Невского и Мойки. Александр Сергеевич встретил свою царственную  подругу
одетый по-домашнему, с трубкой в руках, водил ее по своей картинной  га-
лерее, просил постоять перед полотнами  Тинторетто  и  Боттичелли.  Хотя
Екатерине было не до искусства, она восхитилась головой  ребенка,  напи-
санной кистью Греза.
   - Кто это, Саня? - спросила она.
   - Мой сыночек - Попо.
   - Саня, - сказала Екатерина, - желаю тебе сохранить мужество, которо-
го мне так не хватает сейчас... Знай, дружок: твоя подлая жена  изменила
тебе с моим негодяем Корсаковым.
   - А я, Като, уже давно знаю об этом...
   Людвигу фон Кобенцлю суждено ехать в Россию  -  посланником.  Внешний
облик этого молодца заставлял всех радоваться, что у него нет потомства,
но именно благодаря безобразию  Кобенцль  делал  успешную  карьеру,  ибо
скверная наружность не внушала соперникам опасений. Был он рыжий,  толс-
тый, подслеповатый, мнил себя гениальным трагиком и комиком,  под  стать
ему была и жена Тереза... Кауниц принял Кобенцля в своем затхлом кабине-
те - на даче, в зелени Пратера.
   - Итак, вы на переговорах в этом Тешене...
   - Я никогда не был в Тешене! - сказал Кобенцль. - Переговоры с князем
Репниным вел мой кузен Филипп фон Кобенцль.
   - Не перебивайте старших. Не все ли равно, вы или ваш  кузен  болтали
там в Тешене! Важно другое: переговоры ни к  чему  не  привели.  Австрия
унижена. Я вспоминаю, что вчера, когда знаменитая и прославленная  Фран-
ческа Габриэлли начала перед императрицей  вести  божественную  любовную
арию...
   - Это я вел арию! Мария-Терезия обожает, когда я, переодетый в  женс-
кое платье, подражаю знаменитым певцам.
   - Опять вы перебили меня, - возмутился канцлер. - Не  все  ли  равно,
кто пел эту арию. Важно другое, что ария была гадкой, мерзкой,  отврати-
тельной, безнравственной, гнусной. Я не понимаю, за  что  платят  деньги
молодым дипломатам!
   Кауниц изверг из себя тираду и потух. Усыпающим взором он обвел  ряды
окон, наглухо запечатанных, с ужасом подумав, что, если бы не  Тешенский
мир, сюда бы ворвалась пьяная прусская орда, а король Фридрих  наверняка
бы велел разбить стекла...
   - Ну ладно, - сказал Кауниц, возвращая себе бодрость. - Я посылаю вас
в Петербург, самое страшное место на всей планете, где с женщинами  надо
беседовать только на расстоянии, ибо все они болеют ужасными  болезнями,
проистекающими от грубого азиатского разврата. Россия ужасна: там  царят
голод, свирепость нравов, чума и холера, трахома и оспа, а  все  русские
бояре - подлецы, взяточники, воры и негодяи.
   К счастью, Кобенцль не смотрел на Россию глазами своего канцлера, ве-
ря, что судьба Германии всегда будет переплетаться  с  судьбою  русского
народа. Он сказал:
   - Если в России все именно так, как ваше сиятельство  утверждает,  не
лучше ли послать в Петербург не меня, а сторожа канцелярии, которому все
равно от чего помирать, лишь бы ему на закате дней было приятно и  весе-
ло.
   - Вы опять, Кобенцль, не дослушали меня... Я желаю  наставить  вас  в
политике, какой вы обязаны придерживаться. Союз Фридриха и Екатерины  не
вечен. Мы теперь не в силах привлечь Россию к своим планам.  Значит,  мы
должны примкнуть к планам России! Сейчас крепнут слухи о "Греческом про-
екте"; если они справедливы, пусть Потемкин наслаждается войною с турка-
ми за Грецию и ее свободу, Австрия тем временем будет проникать на  Бал-
каны, покоряя там дикие племена южных славян... В Петербурге  старайтесь
не касаться "Греческого проекта", но всюду напоминайте о выгодах  дружбы
между нашими дворами. Конечно, Мария-Терезия уже стара, в ее годы невоз-
можно оторваться от гробов, в которых усопли ее достославные предки. За-
то наш император Иосиф еще бодр, храбр, красив, настойчив,  и  Екатерина
не устоит перед ним, когда он явится перед  нею  под  загадочным  именем
"графа Фалькенштсйна"...
   Кобенцль велел жене собираться в дорогу:
   - Мы везем в Петербург много денег, табакерки для Потемкина и  Безбо-
родко, пора укладывать багаж - мой грим, мои красные и синие парики, те-
атральные костюмы и ноты...
   Гаррис немедленно известил Лондон: "Кобенцль, должный прибыть из  Ве-
ны, отличается редким умом и большой деятельностью; назначение его  сюда
будет крайне неприятно прусскому королю". Фридрих  вызвал  наследника  -
Фридриха-Вильгельма.
   - Мне очень неприятно, - сказал он, - назначение этого  комедианта  в
русскую столицу... Слушай, кретин! - произнес король в том обычном тоне,
в каком привык разговаривать со всеми родственниками -  Гогенцоллернами.
- Надеюсь, ты еще не забыл клятвы, данной при русском наследнике Павле?
   - Никак нет, ваше королевское величество.
   - Боюсь, как бы эту клятву не забыл  Павел...  Молодым  людям  иногда
следует напоминать, что они наболтали в пьяном виде. Значит, тебе предс-
тоит съездить в Петербург, и будь любезен со всеми, начиная от  швейцара
и кончая самой русской императрицей. Пруссия не потерпит,  если  венское
влияние в Петербурге пересилит влияние берлинское...
   ...Вместе с послом Кобенцлем приехала и его сестра,  графиня  Румбек,
умевшая произносить одно краткое русское слово.
   - Но русский посол в Вене, князь Голицын, - говорила она, - рассказы-
вал мне, что извозчики и дровосеки  Петербурга  обладают  очень  вырази-
тельным лексиконом, который мне и желательно постичь в совершенстве.
   У людей, которые с жиру бесятся, разные бывают фантазии. Но  Екатери-
на, недоверчивая, через полицию велела установить за  любительницей  ма-
терщины негласное наблюдение.
 
 
   5. ЧЕПЕЦ ЗА МЕЛЬНИЦУ
 
   Внуков своих, Александра и Константина, бабушка отняла  у  родителей,
сама нянчилась, сочиняла для них детские сказки. Ни Павел, ни  жена  его
не смели подступиться к детям без разрешения  бабки.  Осужденная  только
рожать, великая княгиня была лишена счастья материнства и часто плакала.
   Екатерина женским слезам никогда не верила. Речь ее была проста:
   - Сегодня хорошее утро, не погулять ли нам?
   Мария Федоровна откликалась:
   - Вся природа распустила свои красоты ради этого  волшебного  дня,  и
душа моя стремится окунуться в блаженство, осеняющее меня своим  аромат-
ным дыханием.
   Выспренний пафос невестки коробил Екатерину, но она знала, что это  -
наследие затхлой германской провинции. Екатерина не верила в искренность
чувств невестки, догадываясь, что за приторной слезливостью  эта  алчная
бабенка скрывает непомерную жажду коронной власти и огорченное  честолю-
бие...
   В награду за рождение первенца Екатерина одарила ее  обширным  лесным
урочищем за деревней Тярлево; на берегу тихой Славянки с обрывистыми бе-
регами возникла деревянная ферма "Паульлуст" (Павлова утеха); стараниями
искусных садоводов лес постепенно обретал прелесть волшебного парка. Же-
лая иметь сына подальше от себя, Екатерина поощряла планы создания здесь
большого дворца, предложив Павлу своего  архитектора  Чарльза  Камерона.
Однажды посетив "Паульлуст", она обошла скромные комнаты, посла с тарел-
ки лесной земляники, спустилась в парк. Трость ее уперлась в  обнаженную
статую.
   - А это еще кто? - спросила она невестку.
   - Флора, собирающая цветы.
   - Надо же! А я думала - нищая бродяжка, собирающая с прохожих  милос-
тыню... Ну, живите, дети мои, Бог с вами.
   Сказав о милостыне, она лишила их права просить у нее денег, и  Павел
с досадою говорил жене:
   - Что Потемкин! Теперь и Бсзбородко богаче нас...
   Безбородко выстроил себе дачу в Полюстрове; золотые купола  Смольного
ясно светились на другом берегу Невы, а здесь, на берегу  полюстровском,
были устроены мостки для купания. Безбородко часами просиживал на балко-
не, через подзорную трубу, подаренную ему адмиралом Грсйгом, высматривая
очередную жертву-помоложе и постройнее. Однажды высмотрел он через опти-
ку фигуру идеального сложения, а длинные волосы невской наяды  струились
черной волною. Позвал лакея:
   - Осип! Зови ту, которая с гривой.
   Лакей убежал к мосткам. Вернулся смущенный:
   - Не уговорить, хоть ты тресни.
   - Да сказал ли ты, что денег не пожалею?
   - Сказал. Только вот не согласны идти, и все тут.
   - О, жестокая! - воскликнул Безбородко.
   - Жестокость, конечно, ужасная, - согласился лакей. -  Потому  как  с
волосами-то длинными сам дьякон купался...
   На дачу в Полюстрово приплыл на яхте Потемкин.
   - Что слыхать при дворе? - спросил его Безбородко.
   Потемкин сказал,  что  после  измены  Римского-Корсакова  императрица
"забросила чепец за мельницу". По-русски это немецкое выражение  перево-
дится проще: "Удержу на нее, окаянную, совсем нс стало..." Потемкин тупо
глядел на реку.
   От ее куртизанов той поры остались лишь  фамилии:  Страхов,  Архаров,
Стахиев, Лсвашев, Ранцов, Стоянов и прочие. Необузданный разгул кончился
тем, что офицер Повало-Швейковский зарезался под  окнами  императрицы...
Строганов пытался усовестить свою царственную подругу,  но  Екатерина  в
ответ на попреки огорошила его старинной германской сентенцией:
   - Если хорошо государыне, то все идет как надо, а если все  идет  как
надо, тогда и всем нам хорошо...
   - Ты больна! - говорил ей Строганов. - Лечись.
   - Уж не Роджерсон ли сказал это тебе, Саня?
   - Нет. Придворный аптекарь Грефф... Я надеюсь, Като, на  твое  благо-
родство, и ты не отомстишь бедному человеку.
   - Жалую Греффа в надворные советники. Но я не больна. Я просто старе-
ющая женщина, которая безумно хочет любить. Не ищу любовников в "Бархат-
ной книге", как не ищу их и в  "Готском  альманахе".  Русские  не  могут
иметь ко мне претензии, что я, подобно кровавой Анне  Иоанновнс,  завела
для утех немца-тирана вроде ее герцога Бирона...
   Римский-Корсаков, отлученный от двора,  публично  обсуждал  "отврати-
тельные картины своих бывших обязанностей", а графиня Строганова, отбив-
шая его у императрицы, на гуляньях в Петергофе  говорила,  что  "старухе
пора бы уж и перебеситься". Предел этой дискуссии положил Степан  Ивано-
вич Шешковский, просфорку святую жующий... К чести женщины, она  вынесла
истязание, не издав ни единого стона, зато "Пирр, царь Эпирский" плакал,
кричал, умолял сжалиться. Оба они были лишены права жительства в столице
и отъехали в Москву. Жене-изменнице Строганов назначил большую "пенсию",
подарил ей подмосковное имение Братцево с великолепным парком.
   Корберон докладывал: "Вернемся к любовному энтузиазму Екатерины II  и
разберемся в его основаниях... Было бы желательно, если бы она брала лю-
бимцев только для удовлетворения; но это редкое явление у дам пожилых, и
если у них воображение еще не угасло, они свершают сумасбродства во  сто
раз худшие, нежели мы, молодые... Со всей широтой замыслов и самыми луч-
шими намерениями Екатерина II губит страну примерами своего  распутства,
разоряет Россию на любовников..." Корберон забыл, что его переписка пер-
люстрируется Екатериной, и, когда он в прощальной аудиенции просил импе-
ратрицу о русском подданстве, она его жестоко оскорбила:
   - Кем вы можете служить у меня... камердинером? [31]
   Потемкин объявил при дворе, что, если бы не музыка, ему впору бы уда-
виться, так все опостылело на этом свете, и пусть только подсохнет грязь
на дорогах, он уедет куда Макар телят не гонял. Екатерина уже привыкла к
его настроениям.
   - А что тебе вчера подарил Гаррис? - спросила она.
   - Гомера на греческом. Печатан у Барьксрвиля.
   - А мне из Франции прислали роман "Задиг". Сейчас граф  Артуа  издает
серию избранных шедевров литературы. Для этого придумал и шрифт, отлива-
емый из серебра. Каждую книгу печатают тиражом  в  двадцать  пять  штук.
После чего все печатные доски тут же в типографии расплавляю