д восстания декабристов...
   А моряки России всегда просыпались раньше России!
   Была еще теплая летняя ночь, когда Федор  Федорович  Ушаков,  повелев
поднять шлагбаум на заставе, крикнул стражам:
   - По указу ея величества - до Херсону!
   - Сколько вас тут? - спросили его.
   - Много. Открывай, считать некогда...
   За его коляскою шагали сотни матросов с  рундучками,  следом  тянулся
обоз скрипучих телег, на которых с женами и  детишками  ехали  на  новые
места тысячи мастеровых - с пилами, топорами и  сверлами.  Ушаков  велел
матросам разуться, а если в деревнях сыщут лапти, советовал идти в  лап-
тях.
   - Путь далек, берегите ноги, - наказывал он.
   Мастеровые собрались хозяйственно - со скарбом, один чудак  вез  даже
горшок с редкостной тогда геранью, возле тележных колес бежали  домашние
собачки, из мешков торчали головы удивленных котов.  Матросы  топали  по
обочинам, а вдоль тракта сновали кареты, пассажиры спрашивали:
   - Куда вас столько? И куда гонят-то?
   - Флот делать. Черноморский. Тако ведено...
   Валдай встретил служивых обычным  разгулом,  трактиры  были  отворены
настежь, воры играли с проезжими в зернь и карты, цыганки, наехавшие  из
Молдавии, шлялись меж домов, таская белье  с  заборов,  ворожили  судьбу
парням и девкам, а бедовые валдайские  бабы,  славные  красотой  и  рас-
путством, заманивали матросов сладкими пряниками...
   Русского спутника сопровождал в странствиях дух цветочный,  медвяный.
Россия была тогда богатейшей медовой страной, иные мужики до  ста  ульев
держали в хозяйстве, а помещики имели пасеки до пяти тысяч ульев,  -  от
этого изобильная душистая река текла по стране, а воск  в  церквах,  для
свечей нужный, мерили в ту пору пудами. По вечерам,  в  раздолье  степей
украинских, матросы пели русские песни, из дальних хуторов, дремлющих  в
тишине левад, слышались ответные голоса девчат да парубков. Большие чис-
тые звезды горели в черноте ночи...
   Конец пути обозначился ясно, когда завернули вдоль Днепра, в  котором
искупались охотно. Ночью виделось им зарево на горизонте -  страшное.  И
было непонятно, что там, в Херсоне, не пожар ли? Ушаков не вытерпел, на-
казал боцманам:
   - Ведите обозы далее, я в коляске до города - мигом...
   На окраине Херсона, среди поверженных халуп, лежали  груды  тряпья  и
соломы, всюду чадили костры, в стороне от жилья валялись мертвые.  Часо-
вой вялым движением поднял ружье:
   - Назад - зараза! Иль не вишь, куды прешься?
   - Да что у вас тут, братец? - спросил Ушаков.
   - И у и а, - ответил солдат и, зашатавшись, упал...
   Издалека шагали мортусы, обшитые с ног до головы рогожами и  мешкови-
ной, пропитанной вонючим дегтем. Несли они длинные шесты с крючьями  же-
лезными на концах.
   - И давно у вас так-то? - издали окликнул их Ушаков.
   - Мы не знаем. Мы не здешние. Нас прислали...
   Это были каторжники. Крючьями они зацепили солдата за  острый  выступ
его подбородка, поволокли прочь, словно падаль. Ружье мертвеца  закинули
в костер, жаркое пламя нехотя ощупало полировку приклада.  А  где-то  за
городом, на Днепре, как сладкое видение будущих странствий, торчали  вы-
соченные мачты первого на юге линейного корабля - "Слава Екатерины"...
   "Черноморскому флоту быть теперь или не быть?"
   Камертаб - Лунное Сияние, Аксинья в православии, Федоровна по  крест-
ному отцу Ушакову, - где же ты?
   - На кого ж ты меня покинула?..
   Старый турок Махмуд держал в посинелых губах гвозди, а молоток  наго-
тове. Он взялся за крышку гроба:
   - Кы смет! Так угодно воле Аллаха...
   Прохор Курносов еще раз вгляделся в тонкое лицо турчанки, навеки  за-
помнил улыбку на губах ее, не забыл выгнутые дуги бровей, словно  Камер-
таб перед смертью сильно удивилась чему-то, и снова захотел кинуться  на
грудь жены, но Махмуд с грубой бранью отпихнул его прочь от гроба:
   - Не лезь! Еще и сам заразу схватишь...
   Прохор Акимович перевел взгляд на близнецов своих -  Петра  и  Павла:
материнская тонкость была в их детских личиках, только лбы пошире да во-
лосы отцовские, светлорусые.
   Он сказал Махмуду, заплакав:
   - Так что стоишь-то? Заколачивай уж...
   После похорон, вместе с детьми и Махмудом, побрел он в первый же  ка-
бак и стал глушить стаканами водку. Махмуд не пил ни капли. Ел рыбу. Де-
ти тянули отца за рукав мундира:
   - Тятя, ну, хватит тебе! Пошли до дому-то.
   - А где дом? Нет у нас больше дома... вес сгинуло.
   Черный пудель, скуля, жался к хозяину, ласки его искал. Пахло  вином,
дегтем, пожарами, тленом и свежей стружкой.
   - Ништо не мило теперь... сдохнуть бы!
   - Сдохнешь, - сказал Махмуд, - а Петра с Павлом на меня  оставишь?  А
корабли кто достроит?
   - Будь все проклято... уйти бы куда! Далеко...
   - Езжай обратно в Азов, там нет могилы ее.
   - И с могилой здесь не могу я расстаться...
   Сыновья, по знаку Махмуда, подхватили пьяного отца с лавки,  потащили
из кабака. Махмуд шагал рядом, куря трубку, плевал в чадящие костры,  за
ними бежал пудель, брезгливо нюхал черные пятки мертвецов. Отойдя  пода-
лее, Петр и Павел опустили отца на траву, и он затих, а Махмуд велел им:
   - Тащите лопаты! Здесь новую землянку отроем...
   Мимо шли мортусы, хотели тащить и Прохора.
   - Не тронь! Это пьяный, - заслонил его Махмуд.
   - А чего ты тогда трезвый?
   - Аллах не велел сегодня...
   Когда Прохор Курносов очнулся от вина, он увидел детей, сидящих  поо-
даль, а рядом с ним лежал мертвый Махмуд.
   - Чего вы сидите-то с лопатами?
   - Да он и велел. Землю копать хотел.
   - Не надо. Его и без нас приберут...
   Пудель Черныш ласково облизал лицо хозяина.
   - Пошли, деточки... еще разок навестим матушку.
   Через день, пересилив себя, заявился он в Херсонское  адмиралтейство,
где сидел Марко Иванович Войнович.
   - Где тебя черт носил? - спросил он, всегда грубый.
   Майор и сюрвайер протянул ему бумагу:
   - Рапорт мой. Не хочу больше жить здесь.
   - В уксус кидай! Чего в руки-то мне суешь?
   Подле него стоял чан с уксусом, в котором Прохор и прополоскал рапорт
свой, словно тряпку худую. Войнович взялся за край бумаги,  держа  ее  в
отдалении от себя, выждал, когда стекут с листа капли уксуса. Не прибли-
жая к себе, вчитался:
   - Так и все разбегутся... Ступай на верфи,  готовь  к  спуску  "Славу
Екатерины". Днепр там не широк и с мелями. Ежели промедлишь якорями  за-
цепиться, под суд тебя!
   - Ладно, - сказал мастер. - Это я сделаю...
   Первый линейный корабль спрыгнул со стапелей на  светлые  воды  Днеп-
ровского лимана. Орден Владимира четвертой степени был наградою мастеру;
в углах ордена расположились девизы: ПОЛЬЗА - ЧЕСТЬ - СЛАВА.
   При двух орденах и при шпаге снова побрел он на кладбище. А там,  ка-
чаясь над могилой, долго рассказывал Камсртаб обо всем, что случилось  с
ним - без нее... Разве она умерла?
   Камертаб все слышала. Камертаб все понимала.
   "Прощай, сбереги детей... кысмет!" - отвечала она.
 
 
   ЗАНАВЕС
 
   Если казна медлила отпускать деньги, Потемкин приходил в  сатанинскую
ярость. Сохранился документ, увенчанный  его  резолюцией:  "Дать,  дать,
дать!.. вашу мать". Потемкин имел 70 тысяч крестьян в Белоруссии, б  ты-
сяч крепостных душ в русских  провинциях,  на  полтора  миллиона  рублей
бриллиантов и-долги, долги, долги. Его состояние,  впрочем,  никогда  не
достигало уровня богатств прежних временщиков - князя Меншикова при Ека-
терине I или герцога Бирона при Анне Иоанновне  (а  позже  Платон  Зубов
станет во много раз богаче князя  Таврического)...  Потемкин  наловчился
запускать руку в казенные деньги, но никогда не обирал своих крепостных:
"Не пристало господину, вроде мельничного жернова, почитать своих  рабов
ничтожными зернами!" Потемкинские крестьяне были зажиточны, посевы ржи и
льна в его владениях постоянно увеличивались. Если на каком дворе не бы-
ло скота, Потемкин снабжал скотиной за свой счет. Владея городом  Криче-
вом на реке Соже, он завел там  лесопильни-для  флота,  канатную  фабри-
ку-для флота, мануфактуру  парусиновую-для  флота.  Хороший  хозяин  для
страны, светлейший был отъявленным разгильдяем, когда дело касалось  его
собственной персоны: доходов со своих предприятий никогда не  имел,  все
они были ему убыточны. Для Потемкина, кажется, важнее  всего  была  сама
суть производства, конкретная польза государству,  а  совсем  не  личная
прибыль. В этом светлейший выгодно отличался от множества  дворян-совре-
менников. Очень много денег забирал у Потемкина стекольный  завод.  [34]
Он сам вникал в тайны стекла, экспериментировал в  лабораториях,  озабо-
ченный - чем лучше стекло расписывать, какие узоры  для  глаза  людского
приятнее? Постоянно общаясь с живописцами  и  архитекторами,  он  развил
свой художественный вкус...
   Григорий Александрович обожал все необычное: если строил, то  гранди-
озное, если давал концерт, то весь Петербург его слышал. А жить, как все
люди живут, было ему несносно и противно. Он  знал,  какая  худая  слава
сложилась о нем.
   - Но если я тащу деньги из казны, - оборонялся он, - то  и  верну  их
России обратно - Тавридой с ее богатствами, новыми городами на Днепре  и
море Азовском...
   Чтобы русская армия не зависела от купцов английских, он наладил  су-
конную фабрику в Дубровне (под  Екатеринославом),  много  лет  занимался
разведением тутовника и шелковичного червя в условиях  Подмосковья.  Там
возникла его знаменитая Купавинская мануфактура,  на  которой  трудились
крестьянки, а секреты выделки шелка передавали им испанские мавры, выпи-
санные светлейшим в Россию. Для современников остался памятен день, ког-
да Потемкин въехал однажды в Петербург: сидя в открытой карете, он  дер-
жал между ног мешок с орехами, которые велел заранее позолотить.  Полной
пригоршней рассыпал он орехи по улицам, и сначала это восприняли за  его
очередную причуду. Однако стоило женщине такой  орех  раскусить,  внутри
его скорлупы она находила пару тончайших женских чулок...
   Но главная заслуга Потемкина - во внимании к  русскому  солдату.  Его
военные реформы всегда будут стоять рядом с военными победами  Суворова,
а многие изречения Потемкина - с боевыми афоризмами Суворова.
   Вооруженные силы России, если бы их собрать  вместе  на  одном  поле,
явили бы красочное зрелище: инфантерия -  светло-зеленая,  кавалерия-си-
няя, артиллерия-красная, а мундиры флота блистали  ослепительной  белиз-
ной. Потемкин первым делом желал оборвать у солдат  прусскую  косицу  на
затылках.
   - Этот "гарбейтель" хорош только для разведения вшей...
   В феврале 1784 года (уже полновластный президент Военной  коллегии  и
генерал-фельдмаршал) он стал владыкой над армией.
   - И никто мне теперь не помешает, -  говорил  Потемкин,  рассуждая  о
вреде кос для солдат, о дурацком пудрении голов. - Каске быть удобной  и
видной, чтобы солдат не только головы не терял, но и гордился ею.  Чулки
для баб хороши, дабы красоту ног показывать, а солдату в  шароварах  бе-
гать на врага ловчее... Лосины же гусарские - для наживания грыжи!
   Он сокращал полки гусарские, полагая,  что  врага  бьют  не  красотою
одежд, а одежда гусара была очень дорога (офицер получал  лишь  четверть
той суммы, в какую обходился ему пошив  формы).  Взамен  гусар  Потемкин
усиливал тяжелую кавалерию - драгунскую, формировал новые полки - грена-
дерские, мушкетерские, пикинерные, карабинерные, егерские.
   - Стрелять часто и метко! - призывал светлейший...
   В холодные дни лосины не грели, вызывая озноб во всем теле, от дождей
морщились - Потемкин заменил их теплым и мягким сукном, которое не мнет-
ся и просушить легче.
   - Да и лоси бедные на Руси мне спасибо скажут!  А  служба  солдатская
бывает хороша не от уставов - от начальников. И она отвратительна, ежели
бьют солдата, а провиант воруют. Дабы побоев не случилось, господ офице-
ров стану в рядовые разжаловать, и пусть они, благородные, на своей шку-
ре, на своем стомахе изведают, какова сладость жизни солдатской...
   Ворочая миллионами, Потемкин не гнушался скрупулезно пересчитывать  и
копейки солдатские. Как бухгалтер, щелкал он счетами, на костяшках  отк-
ладывая расходы солдата на "фанаберию":
   - Фунт муки мелкого помола - вместо пудры - четыре копейки, сало  для
помажения голов да еще ленточки в гарбейтелях - рубль и  пять  копеек...
Всю эту бухгалтерию к такой матери Iраспорядился Потемкин. -  На  што  в
полках развели парикмахерские? На што пукли в бумажки, яко конфеты,  за-
вертывать, будто солдат - курва старая? Завиваться да пудриться - воинс-
кое ли дело? А ведь у солдат ни времени, ни кауферов нету...
   "Полезно, - писал он, - голову чаще мыть и чесать, нежели отягщать ее
пудрой, салом, мукой, шпильками, косами. Туалет солдатский  должен  быть
таков: встал, то и готов! Легкие сапоги - и шаг легкий". Потемкин звал к
себе сапожников, планировал удобную обувь. На полковых швальнях сам кро-
ил кумачовые тряпки - на белье (красный цвет  был  необходим  исподнему,
чтобы солдат в бою вида крови своей не пугался: так повелось с  древнос-
ти). И не тесные мундиры, а легкие куртки надобны, чтобы резкие движения
солдата в атаке не замедлялись.
   Просторные шаровары избавили солдат и от чулок.
   - Взамен чулок нужны онучи, портянки холщовые!
   Сколько б ни зубоскалили потом над портянками, но они два века  прос-
лужили солдату русскому, удобные в ношении и гигиеничные. В своих прика-
зах Потемкин внушал:
   - Шпага солдату не нужна: она сбоку болтается, бегать мешая.  Необхо-
дим штык! Примкнул - коли. В коннице седло лучшее  -  венгерское,  спину
лошади не трет, его и татары признают лучшим... Треуголки у  солдат  от-
нять: в них не выспишься, озабоченный одним: как  бы  углы  не  смялись.
Красота их бесполезная. Ушей треуголка не закрывает. Нужны шлемы башлыч-
ные, дабы у солдата голова не мерзла...
   Но главный вопрос - наказания телесные. "Вот тебе три мужика,  сделай
из них одного солдата" - такова была жутчайшая формула внедрения  новоб-
ранцев в войсковую службу.
   - Страшно помыслить даже, - с гневом говорил Потемкин, - сколько  ге-
ройских душ пошло на тот свет из-под палок, чтобы из трех парней  одного
солдата вылепить! Простительно ли, чтобы  страж  отечества  удручен  был
прихотями командиров, помешанных на соблюдении глупого щегольства?.. На-
ша русская армия, переняв все ухватки иноземные, стала машиною угнетения
наших же крестьян, волею судеб солдатами ставших. Нельзя, чтобы  простой
парень, из деревни взятый, ночи не спал, боясь прическу нарушить...  Все
велю упростить! Все сделать удобным! Из науки  парадной  оставляю  самую
малость: в кавалерии усы пущай закручивают как хотят, пехота пусть зади-
рает усы повыше, бакенбарды котам блудливым пригожи...
   Я ничего не выдумываю, читатель: я цитирую Потемкина!
   Из его рапорта Екатерине: "Красота одежды военной состоит в равенстве
и в соответствии вещей с их употреблением. Платье должно служить солдату
одеждой, а не в тягость".
   - Лудите почаще котлы полковые, - призывал светлейший  командиров.  -
Следите за чистотой посуды.  Водите  солдат  чаще  в  баню.  Преследуйте
пьянство сугубое, но от чарки казенной  солдат  не  отвращайте...  Шесть
ударов палкой по заднице, и не более того, раздавайте злодеям  закорене-
лым!
   После реформ Потемкина русский солдат обновился, стал подвижен и  ло-
вок, ничто его не стесняло. Волосы острижены  в  простонародный  кружок,
чисто вымыты. Ни штиблет, ни чулок в помине не осталось. Удобные  теплые
шлемы облегали головы, над которыми вздымались кверху -  для  устрашения
врагов! - султаны из черного конского волоса... "Я, - писал Потемкин,  -
впотребил всю мою возможность к избежанию излишества и, облачая  челове-
ка, дал ему все, что служит сохранению здоровья и к защите от  непогоды.
Армия российская, извлеченная мною из муки и сала, отныне будет здоровее
и, пишась щегольских оков, конечно, поворотливее и храбрее!"
   ...Когда его не стало, все созданное  им  мигом  разрушили,  воинская
форма снова превратилась в орудие немыслимой пытки, а при внуках  Екате-
рины, Александре и Николае, солдата стали затягивать в такую  "струнку",
какая не снилась даже при Анне  Иоанновне,  во  времена  фельдмаршалства
графа Миниха! Много доброго совершил Потемкин для русской армии. Но, как
часто и бывает в жизни, добрая слава лежит, а худая слава бежит...
 
 
   ДЕЙСТВИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ
   Предупреждение
 
   Нужно ехать к Россию, чтобы увидать великие события. Если бы вам ска-
зали в ваши детские годы, что... русские,  которые  были  толпою  рабов,
заставят дрожать султана в Константинополе, вы приняли бы эти  слова  за
сказки... На земле нет примера иной нации, которая достигла бы таких ус-
пехов во всех областях и в столь короткий срок!
   Вольтер
 
 
   1. ОПАСНЫЕ КАРЬЕРЫ
 
   Потемкин всегда был противником дуэлей, отвергая их суть по той  лишь
причине, что подлец, умеющий стрелять, "может убить  честного  человека,
стреляющего неумело; светлейший вопросы чести разрешал  на  свой  лад...
Вот и сегодня пришел с просьбой об отставке храбрейший воин, князь Цици-
анов, оскорбленный пощечиной подчиненного, после чего служить ему не же-
лалось. Потемкин вспомнил, как в молодости был со звериной лютостью  из-
бит братьями Орловыми.
   - Ежели сатисфакции у обидчика не просил, так поделом и дали тебе,  -
рассудил он. - Опять же, если ты завтра пьян напьешься и  меня  за  ногу
кусать станешь, так нежели мне, братец,  из-за  глупости  твоей  карьеры
доброй лишаться? Нет уж, миленький, иди-ка да послужи отечеству!
   Григорий Орлов, бежав из-под надзора  братьев,  недавно  объявился  в
столице. Екатерина уговорила безумца на проживание в  Мраморном  дворце,
вокруг которого расставила караулы. Вряд ли какая  сиделка,  даже  самая
терпеливая, вынесла бы вес то, что снесла императрица от Орлова, за  ко-
торым сама же и вызвалась ухаживать, - брань, угрозы,  плевки,  безумные
речи, похоть и осквернение, самое мерзостное. "Орлов, - писал один  сов-
ременник, - умирал в ужасном состоянии..." Записки Екатерины,  посланные
ею Потемкину, были в ту пору наполнены хорошими словами. В  конце  своих
посланий она не забывала упомянуть: "Саша велит тебе кланяться". Саша  -
это Ланской, который удобно поместился в сердце стареющей женщины,  и  с
языка императрицы все чаще срывалось: "Саша сказал...  Саша  насмешил...
Саша восхитился..."
   В русской истории век осьмнадцатый - бабий!
   Начиная с 1725 и до 1796 года престол России, исключая короткие  пау-
зы, занимали одни женщины. Если же обратиться в глубину века семнадцато-
го, из мрака застенков глянут глаза несчастной царевны Софьи, впервые на
Руси заявившей о праве женщин занимать в стране самое высокое положение.
История фаворитизма в России еще никем не была писана, а-жаль...
   Фаворитизм - явление для монархий закономерное, особенно в такие  мо-
менты истории, когда престол занимала женщина, да еще не в меру темпера-
ментная. Во все времена и во всех государствах фаворитизм извечно произ-
растал, как шампиньоны на кучах навоза. Россия не избежала общей участи.
Но пожалуй, только Екатерина II превратила фаворитизм из явления постыд-
ного, которое надо утаивать, в дело большой важности, открытое для всех,
как стезя служебная, награждений достойная. Свои женские слабости она не
постыдилась возвысить до степени государственного значения... В  дружес-
кой беседе с графом Строгановым императрица однажды сказала:
   - Старая мадам дс Веранс безумно любила молодого  Жан-Жака  Руссо,  и
никто ей этой любви в упрек не ставил. Я же виновата с ног до  головы...
Откуда знать, Саня? Может быть, я воспитываю юношей для блага отечества.
   Строганов высмеял свою подругу, и тогда Екатерина обозлилась:
   - Послушай, друг мой! Вы, мужчины,  состарившись,  бегаете  за  моло-
денькими. Юных козочек вы, козлы расслабленные,  сережками  да  деньгами
приманиваете. Так почему пожилым женщинам нельзя молодых любить?..
   Алекс