ался  на  саблях  вместе  с  шестью  сы-
новьями, которые все пали, но старик, видя их гибель, не сдался и,  уби-
тый, свалился поверх своих же сыновей...
   В этот момент прискакал курьер к Суворову:
   - Генерал-майор Голенищев-Кутузов от ворот  Килийских  велит  сказать
вам, что его колонне никак не пройти.
   На что Суворов ответил:
   - Я его знаю, и он меня знает. Передай, что эштафет о взятии  Измаила
в Петербург уже послан, а генерала Голснищева-Кутузова  с  сего  момента
назначаю комендантом Измаила...
   К восьми часам утра верхний вал был взят!
   - Брать город, - вдруг заволновался Суворов.
   Он-то понимал, что в симфонии боя отзвучала лишь прелюдия к  нему,  а
главная тема разрешится в улицах, среди сараев, дворов и подвалов... Да!
Именно внутри крепости и началась бойня за Измаил - не битва, а  подлин-
ная бойня.
   - Пушки! Вкатывайте артиллерию в город...
   Пощады никто не ведал - ни турки, ни русские. Янычар измаильский, уже
старик, засучив рукава халата, рьяно бился на саблях, пока его не  изру-
били в куски. Растрепанные мегеры, обуянные фанатичным гневом,  кидались
на русских с кинжалами. Из горящих конюшен Измаила дикими табунами выбе-
гали лошади, увеличивая смятение, и ударами копыт добивали павших. В по-
единках встречались запорожцы - "верные" и "неверные"; вчерашние  побра-
тимы, они с воплями пластали один другого саблями  от  уха  до  затылка.
Крымские татары пытались пробиться к Дунаю, убив на своем пути множество
казаков, но тут подоспели бравые ребята егеря, в камышах они  перекололи
всех татар - ни один не прошел к реке... Каждый дом, каждая дверь,  каж-
дое окошко брались с бою!  Мечети  стали  неприступными  бастионами,  их
взрывали вместе с османами. Под ногами катались свертки шелка,  пролива-
лось из мешков тягучее золото, из разбитых сундуков сыпался  жемчуг,  но
сейчас было не до этого.
   - Круши их в песи, руби в хузары! Все наше...
   И дрались. Так дрались, как никогда еще не бывало.
   Священник Полоцкого полка дубасил янычар по головам  крестом  христи-
анским - символом любви к ближнему своему.
   - Православные, да не будет нам сраму! - взывал он...
   Суворов уже плохо видел: глаза резало от дыма.
   - Много их еще там? - спросил он, показывая на Измаил.
   - В каждой щели по турку, - отвечали ему.
   - Я предупреждал, что пощады не будет. Всех, кто не  сдался,  уничто-
жить без жалости, - повелел он...
   В восемь часов вечера Измаил дымился  горою  трупов.  Русские  лежали
вповалку с янычарами, мертвые лошади валялись подле убитых детей и  жен-
щин. Даже стонов не слыхать - все мертво, все закоченело,  погибельно  и
пахнет кровью.
   - Измаил взят, - доложили Суворову.
   Голенищев-Кутузов стал его первым комендантом.
   Михаил Илларионович с трудом нашел в себе сил написать жене:  "Любез-
ный друг мой, Катерина Ильинишна... я не ранен и бог знает как.  Век  не
увижу такого дела. Волосы дыбом становятся. Кого не  спрошу:  всяк  либо
убит, либо помирает..."
   Суворов сошел с пригорка, и тут силы оставили его:
   - Скажите Полоцкому попу, [42] чтобы мечеть  бусурманскую  освятил  в
честь святого Спиридония - ради дня этого...
   Кто считал тогда рядовых  погребенных?  О  жестокости  побоища  изма-
ильского судят по убыли офицеров: на штурм пошло 650 офицеров-осталось в
живых всего 250. Впрочем, так и должно быть: офицеры шпагами прокладыва-
ли дорогу штыкам... Где бунчуки? Уже в кострах. Турецкие знамена изорва-
ны, а некоторые из них солдаты припрятали, чтобы переслать в  деревню  -
бабам на платьишко. Суворов отправил Потемкину донесение: "Народы и сте-
ны пали... штурм был кровопролитен и продолжителен. Измаил взят,  с  чем
имею вашу светлость поздравить". Но теперь не  Суворову  бы  поздравлять
Потемкина, а пусть сам светлейший поздравляет Суворова...
   Потемкин это понял: он готовил победителю торжество, он  звал  его  в
Вендоры, и Александр Васильевич отзывался, что "желал бы  коснуться  его
мышцы и в душе своей обнимает его колени". Но теперь встретятся  не  со-
ратники - соперники!
   Из гарнизона Измаила уцелел только один удачливый янычар, переплывший
Дунай на бревне, - он-то и поведал у Порога Счастья, какова судьба "вен-
ца венцов" турецкого падишаха.
   Падение Измаила повергло Европу в изумление...
   До сих пор граф Рымникский почитался в обществе лишь исполнителем во-
ли светлейшего князя Потемкина-Таврического,  но  теперь,  когда  Измаил
пал, Александр Васильевич и сам чувствовал, что над Потемкиным он воспа-
рил высоко. Встреча их состоялась в Бендерах: они молча расцеловались  и
долго ходили из угла в угол. Наконец Потемкин спросил Суворова:
   - Какой награды ты от меня желаешь?
   При этом вопросе, кажется, они оба (люди умные) испытали  неловкость.
Они продолжили бессмысленное хождение из угла в угол. Маленький и  хруп-
кий Суворов попадал в шаг гиганта Потемкина. Их обоюдное молчание  стало
невыносимо, и Суворов вдруг резко остановился посреди комнаты.
   - Я не купец, и не торговаться мы съехались, - заявил он  светлейшему
с поклоном. - Кроме бога и государыни, меня  никто  иной,  и  даже  ваша
светлость, наградить не может.
   - Вот ты с богом и езжай к государыне...
   Петербург встретил полководца морозом, а Екатерина обдала  его  холо-
дом. Нет, она, конечно, признавала все величие успеха измаильского, но с
первых же слов императрицы Суворов понял,  что  фельдмаршальского  жезла
ему не видать. Екатерина поздравила его с чином подполковника лейб-гвар-
дии Преображенской. Это была не награда, а лишь видимость расположения к
нему: что Суворову с того, если в преображенцах сама Екатерина полковни-
ком? Нс в его-то годы красоваться при ней на парадах... Она завела  речь
о напряжении внешней политики:
   - На севере империя наша небезопасна. Питт безумствует, желая,  чтобы
я из окошек дворца своего флот английский на Неве видела. Альянс  прусс-
ко-английский вреден, и можно ожидать нападения. Оттого сбираю  армию  в
Лифляндии и Белоруссии...
   Она указала ехать в Финляндию, дабы организовать  оборону  столицы  с
севера. Суворова, как мальчишку, почтили еще и "похвальной грамотой",  -
недаром, уже лежа на смертном одре, не мог Александр Васильевич без сод-
рогания вспомнить эти кошмарные дни: "Стыд измаильский не исчез  из  ме-
ня".
   Он быстро отъехал в Выборг; утешение - одно:
   "Величие души человека в несчастиях познается..."
 
   14. ЗОЛОТАЯ КУПЕЛЬ
 
   Стараниями Зубовых - особенно отца их, прокурора! - противу  московс-
ких мартинистов выдвинулся князь Александр Прозоровский, смолоду усвоив-
ший правило: коли куда назначили, так сокрушай... Но Екатерина еще  мед-
лила, тщательно обследуя потаенные каналы связей ее сына Павла с издате-
лем Новиковым и архитектором Баженовым. Лишь в канун штурма Измаила, ма-
ло полагаясь на разум Прозоровского, отправила в Москву и Бсзбородко.
   - Новикова я считаю мартинистом хуже Радищева! - И тут она ошибалась:
Радищев, реалист до мозга костей, сам же и осуждал масонские шатания.  -
Поедешь под видом праздной прогулки. Даю тебе секретный указ об  арссто-
вании Новикова и его шайки. Ежели причин для того на Москве  не  сыщешь,
вернешь указ обратно и в мои же руки... Ты все понял?
   Отец фаворита, таясь в тени престола, очень любил, чтобы народ  вели-
кий, народ российский, дрожал от сыска фискального, - это было ему  при-
ятно, - а Платон Зубов, сынок его славный, страхи низменные в императри-
це постоянно поддерживал.
   - Никаких послаблений народу не давать, - говорил он. - Сейчас не  те
времена, чтобы с людьми цацкаться:  Франция  -  пример  для  нас  поучи-
тельный! А посему крамолу везде будем изыскивать, уничтожая  ее,  доносы
будем деньгами поощрять...
   Безбородко был умнее их всех: в  страхе  виделись  одни  взмахи  ножа
гильотины, а разум подсказывал иное: Франция преподает России  уроки  на
будущее... Качая на своем колене доченьку Наташку (прижитую  от  актрисы
Ленки Каратыгиной), граф Бсзбородко думал; он боялся не далекого будуще-
го, которое возрастет на дрожжах французской революции, - нет, он  опыт-
ный царедворец, боялся... Павла! Екатерина не вечна,  а  гневный  Павел,
став императором, не простит Безбородко, если тот докопается  до  связей
наследника с масонами. И потому, совершив "прогулку"  до  Москвы,  Алек-
сандр Андреевич вернул императрице указ об аресте Новикова - как  ненуж-
ный.
   - Не вижу опасностей от ханжей скучнейших, - сказал он. - А  раздава-
телей милостыни народу бунтовщиками не сочту...
   Екатерина пребывала в угнетенном состоянии:
   - Полюбуйся, что светлейший мне пишет...
   Потемкин резко выступил против  назначения  Прозоровского  в  Москву:
"Ваше величество выдвинули из арсенала самую старую пушку, которая  неп-
ременно будет стрелять в вашу цель, потому  что  собственной  не  имеет.
Только берегитесь, - предупреждал он императрицу, - чтобы она не  запят-
нала кровью в потомстве имя вашего величества..."
   Но братья Зубовы настырно убеждали Екатерину в -  том,  что  Потемкин
опасен для ее самодержавия:
   - Ищущий самовластья, он дерзает мечтать о короне  Украины  и  Молда-
вии... Кто знает, не идет ли вслед за ним Пугачев? А масонам многие  та-
инства открыты: недаром же они светлейшего Потемкина "князем тьмы"  про-
зывают...
   Потемкин своим письмом больно ударил по сердцу императрицы, и,  когда
в Петербурге явился Попов с докладом о взятии  Измаила,  она  выговорила
Василию Степановичу:
   - Пишет мне князь, да не о том, что нужно бы! А вести от него из  Ясс
реже, чем от Шслехова из Америки, до меня доходят. Уж не болен ли он? Уж
не состарился ли Цезарь мой?
   Некоторые просьбы светлейшего она вернула с "наддранием" (отказом), и
это крайне обескуражило Попова, сделавшего неприятные  выводы.  Потемкин
прихварывал, а императрица выглядела еще здоровой женщиной, и, если  По-
темкина не станет, Зубовы пропустят Попова через свои безжалостные  жер-
нова...
   Екатерина отправила курьеров в Москву:
   - Пусть ананасов из оранжерей присылают поболее...
   Яков Иванович Булгаков предупреждал ее из Варшавы: Измаил вызвал  пе-
реполох в Европе, даже Англия притихла, но панство не образумилось. Вче-
ра выбили стекла в окнах посольства. Как бы ни была  хороша  дипломатия,
писал Булгаков, она не всегда способна предвидеть развитие событий. Сей-
час ясновельможные хлопочут о создании армии, подкрепленной  из  Берлина
пушками. Щенсны-Потоцкий спасается в Вене, куда зовет и  Софью  Витт,  а
что возникнет из этой комбинации - неизвестно.
   - Рожа! - выразилась Екатерина, столь вульгарно именуя  красавицу-фа-
нариотку; Бсзбородко намекнул, что муж не даст развода Софье Витт,  дабы
красотой жены шантажировать и Потоцкого и Потемкина. - Прямо вертеп  ка-
кой-то! - отвечала Екатерина. - Но мы не станем утомлять себя  вопросами
нравственности. Я готовлю торжество по случаю взятия Измаила. Расплатив-
шись с Суворовым, расплачусь и со светлейшим!
   Она велела отвезти во дворец Таврический большую купель,  отлитую  из
чистого золота, желая поднести ее в дар Потемкину, и вызвала этим бурную
ревность алчного Платона Зубова.
   - Все для него, только для него! Не хватит ли уже светлейшему? Я бы и
сам в такой ванне купался охотно.
   - Неужели тебе все еще мало?
   - Хочу иметь и Васильково на Днепре.
   Васильково насчитывало 12 тысяч крепостных.
   - Помилуй, оно же давно принадлежит светлейшему.
   - Вот именно потому и хочу владеть им... А зачем  Потемкину  ехать  в
Петербург? - продолжал Зубов. - Кому он здесь нужен? Я не  желаю  видеть
его. А золотую купель надо в моих покоях поставить.
   Случилось невероятное: старая женщина на больных ногах пала на колени
перед молодым наглецом, умоляя его:
   - Да не души ты меня... Не души! Не могу отнимать то, что дарено. Что
тебе далась эта золотая лохань?
   На лице Зубова блуждала язвительная улыбка:
   - Так напиши, чтобы светлейший сюда не ехал.
   - Потемкин же первая персона в государстве... Фельдмаршал, наместник,
гетман. Как мне написать, чтобы не ехал?..
   Но Зубовы в один голос твердили, что Потемкин - это Мазепа, но  опас-
нее Мазепы: силы, собранные им на юге страны, превышают силы всей  импе-
рии. Разве можно давать такую власть одному человеку? И  еще  никому  не
известно, куда направит Потемкин свою могучую армию после заключения ми-
ра с турками.
   - Я не желаю его видеть, - бубнил Платон Зубов.
   - Ладно, - неожиданно уступила императрица. - Если ты так хочешь это-
го, Потемкин сюда не приедет...
   Письмо Екатерины к Потемкину было начертано так, словно ее пером  во-
дила чужая рука. Смысл послания таков: мы бы и рады тебя видеть, но луч-
ше оставайся в Бендерах или Яссах, "чтоб ты тамо ожидал вестей о импрес-
сии, кою сделает в Царьграде взятие Измаила". Затем она  ясно  дала  по-
нять, чтобы не смел пренебрегать влиянием Зубовых, а добрым расположени-
ем к их семье он докажет и свое благородство и свою давнюю любовь к ней,
самодержице...
   На этом Зубовы не успокоились! Валериан говорил, что армию у Потемки-
на надо отнять:
   - Казне нашей дорого стоит эта "рожа" Софья Витт. Они там  на  картах
гадали, брать Измаил или не брать. Вот какова стратегия у Суворова с По-
темкиным... Ведь узнай об этом казусе в Европе, так мы сраму не  оберем-
ся.
   Екатерина секретно предписала князю Репнину: если  Потемкин  все-таки
дерзнет явиться в Петербург, она не станет удерживать его в  столице.  А
Репнину - в отсутствие светлейшего! - следует как можно скорее заключать
мир с Турцией, после чего ВСЮ АРМИЮ ПОТЕМКИНА РАСПУСТИТЬ ПО ДОМАМ...
   Потемкин, конечно же, ничего этого не знал.
   - Николай Васильевич, - сказал он Репнину, - я  в  Петербург  отъеду,
дабы Измаил праздновать, а ты вместо меня останешься  и  крепость  Изма-
ильскую начинай разносить по камушку, чтобы на этом месте черти по ночам
горох молотили...
   - Что с вами? - спросил Репнин, видя, что тот волочит ногу.
   - Разваливаюсь, - отвечал Потемкин. - Но допрежь смерти  своей  хотел
бы Моцарта видеть композитором российским...
   Он еще не желал верить слухам, будто его звезда на закате.
   Но княгиня Екатерина Долгорукая вдруг бросила его, умчавшись в Петер-
бург, где и оказалась в постели Валериана Зубова, -  эта  блудница,  как
барометр, точно отметила непогоду на его стороне горизонта  и  благодать
ясную на стороне Зубовых. Однако еще не все потеряно, судьбы войны и ми-
ра в его руках, капелла исполняла новую кантату, в которой при поминании
"бога" гремели многопудовые пушки, а  когда  в  пение  вплетались  слова
"свят, свят, свят", тогда в частых залпах заливались малокалиберные мор-
тиры. Софья де Витт пожелала новые туфли, наподобие античных  котурн,  и
сапожнику, их сделавшему, Потемкин преподнес патент на чин подпоручика.
   - Ваша светлость, - обомлел тот, - да я ведь мужик!
   Чин подпоручика выводил во дворянство.
   - И что? Все дворяне и князья из мужиков  произошли.  А  ты  гордись,
друг мой, что работа твоя превосходна!
   В ставке появился Иосиф дс Витт, которого Потемкин обеспечил заказами
на поставку для армии пшеницы, хотя заведомо знал, что де Витт все  раз-
ворует, и пшеницы от него не дождаться.  Потемкин  встретил  его,  грызя
ногти.
   - Что тебе еще надобно? - спросил грубо.
   - Я требую возвращения жены, - ответил Витт.
   - Об этом ты у нее спроси: вернется ли?
   - О! - рассмеялся де Витт. - Стоит ли такую волшебную женщину  беспо-
коить пустяками? Мы сможем благородно договориться меж собою: я могу ус-
тупить ее вашей светлости...
   Потемкин об этой сделке рассказал Софье Витт.
   - И сколько он просит за меня отступного?
   - Пять миллионов.
   - Негодяй! Почему так мало?
   Потемкин сказал, что платить за нес не собирается:
   - Годичный бюджет флота российского строится на трех  миллионах.  Так
неужели ты дороже русского флота? - Он велел ей собираться в  Петербург.
- Туда же поспешает из Вены и Щснсны-Потоцкий, который заплатит за  тебя
сколько угодно... Таврической царицей не бывать, так станешь Уманской...
Я расплачусь за воровство твоего мужа. А ты надоумь Щенсного  образовать
новую конфедерацию-нс ради вражды, а ради дружбы поляков  с  русскими...
Не грусти, красавица! Кем ты была до того, как тебя продали первый раз?
   - Я стирала белье, помогая бедной матери.
   - Вот видишь! Если сапожник стал дворянином,  так  почему  бы  бедной
прачке не стать королевой Польши?
   Он отъехал в Петербург, всем своим видом показывая, что в его карьере
случилась лишь маленькая неприятность:
   - Зуб ноет. Поеду - вырву...
   Дорога была дальняя. Один  француз  случайно  встретил  Потемкина  на
станции и тогда же оповестил знаменитого Бомарше: "Потемкин красивый че-
ловек, лицо его само по себе кроткое. Но когда он рассеянно  смотрит  на
окружающих и, занятый неприятной мыслью, склоняет голову на руку, подпе-
рев ею нижнюю челюсть, не переставая глядеть единственным глазом,  тогда
нижняя часть лица придает  Потемкину  отвратительное,  зверское  выраже-
ние..." К этому надо добавить длинные волосы, громадный тулуп,  под  ним
халат, под халатом рубашку, а ноги - в деревенских валенках.  "Маленький
беспорядок, происшедший в его одежде, доказывал присутствующим, что  По-
темкин забыл облачиться в ту часть одежды, которую считают  необходимой,
но он обходился без нее даже в присутствии дам". Во всех городах империи
светлейшего приветствовали губернаторы, предводители дворянства и город-
ничиеинвалиды на костылях. Чем длиннее были эклоги в его честь, тем  ко-
роче ответы:
   - Ладно... хватит... пошел... следующий!
   Впрочем, близясь к Петербургу, князь перестал жаловаться  на  больной
"зуб", стал говорить иначе:
   - Едино затем и еду, чтобы лично убедиться: так  ли  уж  хороша  жена
почтмейстера Вакселя, как о том люди болтают...
   28 февраля 1791 года он прибыл в Петербург.
   Его не ждали. Степану Шешковскому он сказал:
   - Ну, каково кнутобойничаешь?
   Державин был уже велик, и ему нашел слова:
   - Ну, каково приспешничаешь?
   Безбородко он спросил:
   - Ну, а ты каково гаремничаешь?..
   Императрица встретила его с ровной любезностью, и ему даже показалось
вначале, будто здесь не Зубовы, а он по-прежнему главный.
   Таврический дворец с золотой купелью,  ожидавший  его,  был  образцом
вкусов светлейшего: Потемкин обожал одноэтажные постройки, но  при  этом
всегда желал, чтобы здание "дышало величием". В Таврическом дворце огля-
дел его убранство, в оранжереях велел устроить  гнезда-для  поселения  в
них соловьиных семейств. Его позабавил механический робот-автомат "Золо-
той слон", обвешанный драгоценностями, на спине которого восседал важный
перс, в нужное время звонивший в колокол (это был прототип  современного
будильника). С любопытством ребенка Потемкин обозревал громадную  купель
из чистого золота. Хороша! Но он привык париться в баньках...
 
 
   15. ИЗГНАНИЕ - ЛОШАДИ ПОДАНЫ
 
   Это уж потом, при Николае I, Россия  обрела  заунывный  монархический
гимн "Боже, царя храни", а князь ПотемкинТаврический стихи Гаврилы  Дер-
жавина "Гром победы, раздавайся" с легкостью непостижимой обратил в гимн
национальный. Музыку на слова Державина сочинил доблестный  офицер  Осип
Козловский, состоящий в свите Потемкина, - один из героев штурма  Очако-
ва. Под звуки торжественного гимна [43]  праздничные  пары  сходились  и
расходились на разноцветных  паркетах  Таврического  дворца,  оглушенные
бравурным бушеванием оркестров:
   Гром победы, раздавайся,
   Веселися, храбрый Росе!
   Звучной славой украшайся:
   Магомета ты потрес...
   Воды быстрые Дуная
   Уж в руках теперь у нас;
   Храбрость Россов почитая,
   Тавр под нами и Кавказ.
   Уж не могут орды Крыма
   Ныне рушить наш покой:
   Гордость низится Селима,
   И бледнеет он с луной...
   Платон Зубов вызывал к себе поэта Державина:
   - Я говорю от имени государыни. Она желает, чтобы ты впредь ничего от
Потемкина не брал, а все написанно