пытался  пригрозить
он, - укрепляя престиж Пруссии, не готовите ли вы для себя змею за пазу-
хой?
   - Что мне ответить в Петербург? - спросил Голицын.
   - Так и отвечайте, что мы теперь вынуждены не отвергать ваше  русское
посредничество, ибо французское, по давней вражде к нам  Франции,  будет
для нас более оскорбительно...
   Ночью Дмитрия Алексеевича потревожили: явился дипломат Тугут (тот са-
мый Thugut - хорошо поступающий, который звался раньше Thunichtgut - не-
хорошо поступающий).
   - Увы, - сказал он Голицыну, - императрица велела мне ехать в  ставку
прусского короля: мы согласны плюнуть уже и на  Баварию,  но  только  бы
Фриц не залезал в огороды Байрейта и Анспаха. Мария-Терезия велела обра-
титься к вашей милости, чтобы для сохранения тайны вы дали  мне  русский
паспорт.
   - На чье же имя, Тугут? - удивился Голицын.
   - На имя любого чиновника вашего посольства...
   Голицын в докладе Панину сообщал: венское общество в брожении, разум-
ные люди уповают исключительно на вмешательство России, способной  оста-
новить развитие войны, опасной для сохранения мира в Европе. В это время
князь Репнин готовился ехать в Бреславль, Екатерина  срочно  вызвала  из
Турции Булгакова, желая, чтобы в ранге главного советника он  состоял  в
княжеской свите. Радостно потерев ладошки, она сказала:
   - Ту гута "Ирод" изгнал от себя и даже ложки супу не  дал  голодному.
Наша репрезентация ко двору венскому составлена отлично:  Кауниц  покла-
дист, как никогда. Я послала на днях Версалю приглашение к танцу,  чтобы
Людовик заодно с нами улаживал конфликт баварский... Скажи!
   - Скажу, - отвечал Репнин. - Общество  парижское  испугано  Баварской
войной не меньше венского: и там и здесь  богатые  люди  вывозят  багажи
обозами, спасаясь в провинциях. Европа в страхе! Понятно, что Вена  ожи-
дает нашего заступничества.
   - Не заступничества, - поправила его Екатерина, - а только  посредни-
чества. Кто-то проиграет. Но я хочу выиграть...
   Вместе с Булгаковым князь Николай Васильевич санным путем  отъехал  в
Бреславль, где зимовал прусский король с выпавшими от  старости  зубами.
Фридрих Великий грелся возле очага, руки его были  обмотаны  неряшливыми
повязками.
   - Неужели вы ранены? - удивился Репнин.
   - Измучила подагра, - жаловался король, бегло  прочитывая  письмо  от
Екатерины. - Что ж, Фике мудра... А я, прежде чем дать  Тугуту  по  шее,
успел сказать ему, что Пруссия никогда не отступится от обретения  фран-
конских маркграфств...
   Репнин и Булгаков, после мороза, охотно пили королевскую мадеру. Реп-
нин сказал, что он здесь не только посол:
   - Я еще и командующий резервом русской армии.
   - А турецкий флот снова шляется у берегов Крыма?
   - Да, - не скрывал этого Репнин.
   - Он сильный?
   - Да.
   - А ваш? На Черном море?
   - Слабый.
   - Не успеваем строить, - с умыслом вмешался Булгаков. - Казна  пуста,
и прибылей не предвидится.
   - Очень плохо, - произнес король и забинтованной рукой  потянулся  за
тростью. - К стыду Пруссии, она не в силах сейчас-вернуть России субсид-
ный долг союзника. Для русских миллион - раз плюнуть. А для меня, бедно-
го пруссака, отдать денежки-не спать ночь. Предлагаю прогулку по  улицам
Бреславля, где мы станем кормить голубей. Голубей мира!
   Мягкий снежок тихо осыпал древние улицы.
   Князь Репнин (дед знаменитого декабриста Волконского) с юных лет  ис-
полнял важные поручения, но всегда держался в тени, никому  не  завидуя.
Он был таков: его или обожали до безумия, или готовы  были  оплевать.  С
четырнадцати лет князь тянул лямку солдата, начал службу с рядового; ему
не было и тридцати, когда растаял пушечный  дым  над  полями  Семилетней
войны, и Николай Васильевич въехал в побежденный Берлин - послом России!
Все знали, что Екатерину он не любит, и она знала об этом, но князь  ос-
тавался неподкупен: императрица давала ему тысячи крепостных -  отказал-
ся, деньги давала - не взял. Зато был он щедр, держа кошелек свой откры-
тым для подчиненных. Репнин на свой счет кормил солдат мясом, сам  поку-
пал им водку и овощи. Генералы считали его дипломатом, а дипломаты назы-
вали генералом. Булгаков был обязан князю, который в Варшаве расплатился
с его долгами.
   Они ужинали в трактире "Золотой олень".
   - А теперь, - сказал Булгаков, плотно насытившись, - я  думаю:  зачем
людям проливать кровь и слезы, если существует особая порода людей, вро-
де нас, всегда готовых проливать слова и чернила... С утра одолевает ме-
ня одна мысль.
   - Приятная ли, Яков Иваныч?
   - В мире возникает нечто новое. Посредничество к миру не позволит  ли
России вмешаться в дела Германии?.. Петр Великий роднил семью  Романовых
с князьями и принцессами германскими, но арбитром в  германских  распрях
не стал. Запомним же это время, когда Россия обретает право переставлять
кастрюли на германской кухне по своему усмотрению... Виват, виват!
   - Больше никому об этом не говори, - тихо, но строго предупредил  Ни-
колай Васильевич. - Фридрих пес мудрый и опытный. Одного я не пойму: как
он сам об этом не догадался?
   Среди ночи Булгаков проснулся от невнятного шума.
   - Что там? - спросил его князь Репнин.
   - Через город идут наши солдаты.
   - Пусть они идут: Европа спит спокойнее...
   ...Репнин был масоном очень "высоких градусов".
 
 
   3. ПРОТИВОРЕЧИЯ
 
   Светлейший, как худой маляр, испачкался в масляных красках. Весь день
провел с живописцами, штат которых (и крепостных, и  вольных)  обретался
при нем неотлучно. Потемкин давно мечтал образа  духовные  заменить  бо-
жественными картинами Мурильо или Гвидо Рени, велел делать с них  копии.
Нс зная оригиналов, хранившихся в  храмах  Италии,  живописцы  исполняли
картины с их гравюрных воспроизведений. Потемкин обсуждал  с  мастерами,
где и какие накладывать краски, - по наитию.
   - Варька! - позвал он в мастерскую племянницу.  -  Стань  так,  чтобы
свет на тебя падал. Вот, - сказал Потемкин на девку, - с нее  богородицу
святую и мажьте. Мурильо, чай, тоже богоматери не видывал, а своих  мет-
ресс рисовал.
   Екатерина, прослышав об этом, сказала ему:
   - Ты там у себя что хочешь твори, мне с твоими бесами никогда не сла-
дить. Но младшую свою племянницу Катсньку побереги: я ее в невесты  Боб-
ринскому буду сватать...
   Вечером Варенька Энгельгардт читала "Библиотеку ради дамского  туале-
та" - первый в России журнал дамских мод. Из него и вычитала, что  знат-
ные дамы Франции носят теперь на головах сооружения парусных кораблей, с
тремя мачтами, с такелажем и флагами - в честь подвига фрегата "Красивая
курочка", который разогнал английские корабли адмирала Кеппсля. Варенька
представила, как она будет плыть под парусами в танце с  князем  Голицы-
ным, и, надув детские губки, сказала:
   - Тоже хочу таскать на голове "а-ля бслль-пуль".
   - Душа моя, - нежно отвечал Потемкин, - да разве я, раб твой  ничтож-
нейший, отказал ли тебе в чем? Пожелай - и не только курицу, но и гнездо
воронье на голове таскать будешь... Верьдля тебя все исполню!
   Племянница загнула в книге страницу:
   - А вот ходила я вчерась к ворожее, она на бобах гадала, и вышло так,
что вы, дядюшка, не любите свою Варсньку.
   "Люблю до бесконечности, - писал ей Потемкин. - Дух мой, опричь тебя,
не ведает иной пищи. Так еще не любил... Разве так должно встречать лас-
ки мои? Или думаешь, неуверен я в бескорыстии  твоем,  сударка?..  Жизнь
моя! Ангел мой! Кровь моя! Приезжай опять, целовать буду. А не приедешь,
так высеку". Варенька с надутыми губами отвечала грозному дяде  -  через
скорохода дворцового: "Никак уж не думала, что ушли вы, осердясь на  ме-
ня... Положим, и досадила вам. Так я спать хотела, а вы... Когда разосп-
люсь, себя не помню. Когда б вы знали, чего мне эта ночь стоила! Да при-
ди сам, коли надо, приди да утешь бедную Вареньку". Потемкин гнал скоро-
хода обратно: "Красавица! Тебе ль изъяснять, что достойна любви ты, душа
и ягненочка нежная. Победа твоя надо мной, слабым, и сильна  и  вечна...
Сударка, опять голова болит. Ну, приди же, приди-целовать стану..."
   Но однажды играл Потемкин в шахматы с молодым генералом, князем  Сер-
геем Федоровичем Голицыным, а Варенька меж ними сидела.  Двигая  короля,
светлейший почуял, что племянница туфелькой ногу  жмет,  подавая  сигнал
любовный - к пылкости обоюдной. Светлейший сообразил,  что  ноги-то  под
столом она перепутала. Сигнал к любви не ему,  а  сопернику  в  шахматах
предназначен. Светлейший легко завершил партию матом, даже похвалил  мо-
лодого Голицына:
   - Хорошо, князь, играешь. Но партия меж нами еще не закончена. Ты по-
ка в дежурных комнатах подожди. Да флигель-адъютанта Веселицкого покличь
до меня.
   Явился Веселицкий, спрашивая, что надо делать.
   - Сбегай до караульни и принеси палок, коими солдат умуразуму учат. А
задрыгу Варьку ко мне - в дезабилье!
   Фрейлина ожидала Голицына, но Веселицкий разрушил ее намерения  стро-
гим приказом. Она спросила, недовольная:
   - Да что там у него опять-то стряслось?
   - Не знаю. Но ведено доставить - в чем есть...
   Как ни брыкалась Варька, как ни визжала она, дядюшка был неумолим.  С
помощью флигель-адъютанта метресса светлейшего  была  разложена  поперек
софы и выпорота на славу.
   После этого Потемкин позвал князя Голицына:
   - Вот теперь забирай ее... умнее стала!
   Зимою при дворе была сыграна веселая свадьба. Потемкин дал зятю в ко-
манду Смоленский драгунский полк, указав  ему  квартировать  на  берегах
Хопра, а жену князя при себе оставил:
   - Что ей там, на Хопре-то, делать?..
   Голицын издалека просил светлейшего имение для себя в Саратовской гу-
бернии. Он умолял "пошарить по планам и побольше и получше мне  (земель)
отвести, коли можно с рыбными ловлями, ибо, по болести своей,  сделал  я
обещание Вседержителю не есть мяса, то следственно, только  должен  буду
есть, коли своей рыбки не будет, один хлеб голый..." Потемкин  сладостно
расцеловал племянницу, княгиню Варвару Васильевну Голицыну:
   - Ишь ты! Постник какой нашелся... Давно ли зятем моим стал,  а  ему,
коту худому, уже и рыбки захотелось.
   - Я тоже хочу... рыбки, - отвечала княгиня.
   Безбородко в частной беседе с Потемкиным высказал примерно то же, что
в Брсславле сказал Булгаков князю Репнину.
   - Только бы король прусский не догадался раньше срока, что именно  из
Баварской кампании выигрывает Россия...
   Императрица, явно встревоженная, нашептала Потемкину,  что,  кажется,
завелись люди продажные в Коллегии дел иностранных.
   - Фридрих стал получать сведения, которые я скрываю, а милорд  Гаррис
тоже стал сведущ во многом. Конечно, легче всего на  Безбородку  кивать,
благо на женщин много тратится. Но я его так раскормила, что  какой  ему
смысл карьеру свою губить ради скудных подачек от иностранцев? Не  обош-
лась ли нам дорого свадебная поездка моего сына в Берлин?
   - Но цесаревич к важным бумагам не допущен.
   - Подозреваю, что на конюшнях Панина не все чисто прибрано.  Знал  бы
ты, как устала я от его разгильдяйства...
   Потемкин это знал и зубы на Панина точил давно, только не знал, с ка-
кого боку к нему подступиться. Никита Иванович никогда не  был  за  руку
пойман на сношениях с Фридрихом II, но осторожное и гибкое влияние  Бер-
лина чувствовалось в его оговорках и отрицаниях,  которые  он  постоянно
вставлял в проекты свои, как палки в колеса. "Северный аккорд" давно из-
жил сам себя, и Потемкин сделал Екатерине опасный намек:
   - Не пора ли на нашей прохудившейся веревке  завязывать  узлы  новые?
Пруссия в борьбе с турками нам не помощница.
   - Сам не спеши, князь, и меня с этим не торопи. Придет  час,  и  каша
для нас сварится... сама по себе! Верь.
   На улице трещал морозище, а Потемкин отъехал с непокрытою головой, из
окон дворца Екатерина видела, как, в сани усевшись, он распахнул на себе
шубу, обнажая грудь ветру.
   - Здоров князь! А я старею, - вздохнула женщина...
   Римский-Корсаков фавора своего еще не потерял, но двор и дворня с не-
терпением ожидали грядущих перемен.
   Печальным взором Екатерина проводила санки Потемкина. И едва  повеяло
оттепелью, суетливо заговорила о скором переезде в Царское Село; за  нею
потащился и весь двор. Вечером императрица гуляла в парке, уже  темнело,
возле дворцовых подъездов зажигали фонари, менялся караул. Екатерина за-
метила рослого кавалергарда в голубом мундире с  отворотами  и  красными
лацканами, по швам и карманам расшитом серебром.
   - Кто этот новичок? - спросила она у свиты.
   Дамы придворные все городские сплетни знали:
   - Да это Ланской, матушка. Родни бедной у него больше,  чем  мышей  в
амбаре. Сам в гостях кормится, а живет из милости у француза Серра,  ко-
торый ему половичок стелит.
   - Неужто на половике спит?
   - Как собачка. В дверях у порога свернется и...
   Утром Екатерина повидалась с Никитой Паниным.
   - А было ли что из депеш от иркутского генерал-губернатора?
   - Дельного ничего, - ответил Панин,  понимая  суть  ее  беспокойства:
Джеймс Кук, по слухам, погиб на Гавайских островах, англичане нашли  его
обглоданные кости, которые и погребли в море. - Куда плывут далее -  не-
известно.
   - Я буду писать в Иркутск сама, дабы там о Камчатке не  забывали.  Но
где взять пушек и гарнизоны, не ведаю...
   Павел при встрече с матерью просил отпустить его с кирасирским полком
сражаться на стороне Фридриха II:
   - К тому меня обязывают рыцарский долг и узы крови! Со мною  выступят
в поход и все братья моей дражайшей супруги - принцы Вюртембергские,  мы
сокрушим всех врагов Пруссии.
   Екатерина в раздумье записывала: "Вижу, в какие руки попадет  империя
после моей смерти: из России сделают провинцию Европы, зависимую от воли
Пруссии... мне больно было бы, если моя смерть, подобно смерти  императ-
рицы Елизаветы, послужит знаком изменения всей системы  русской  полити-
ки".
   Не оттого ли, что немцы австрийские дрались с немцами же прусскими (а
все немцы большие любители поесть картошки), и война за  Баварское  нас-
ледство получила в Париже название "картофельной". Ах, если бы истребле-
нием только картошки все и ограничилось! Но прусские войска прошли через
Богемию как саранча, все пожирая, все вытаптывая. А вскоре и самим прус-
сакам есть в Богемии стало нечего. Фридрих велел отвести войска на Глац,
атаки австрийской конницы были отбиты его пехотой. Париж  надеялся,  что
"старый Фриц" ослепит Европу блеском скорых маневров, явит миру  образцы
новых блистательных побед. Однако нн сам Фридрих II, ни тем более  Иосиф
II не рискнули на генеральное сражение. Противники  не  столько  убивали
один другого, сколько, заняв позицию, оскорбляли друг друга неслыханными
ругательствами, и казалось, что Фридрих страшится потерять былую репута-
цию, а императору Иосифу стыдно начинать боевую репутацию с поражения.
   Война перешла в другое качество - из горячей в холодную, когда за де-
ло взялись русские и французские дипломаты. Узнав о "миролюбии"  матери,
император Иосиф заявил ей, что отныне его ноги в Вене не будет.
   - Я переберусь в Аахен, и больше мы никогда не увидимся. К чему  этот
мир? Известно ли вам, что пруссаки от поноса потеряли больше, нежели  бы
я убил их в сражениях?
   Фридрих с аппетитом разорял австрийскую Силсзию.
   - Мы снова бедны, - говорила сыну императрица. - А  князь  Репнин  не
только миротворец, под его  началом  целый  корпус,  готовый  поддержать
Пруссию...
   - Меня никогда не победить! - отвечал Иосиф.
   - Победить можно, но переспорить - никогда.
   Из Вены французский посол Брстсйль писал князю Репнину, чтобы он  сам
выбрал город в Силезии, удобный для переговоров. Николай Васильевич ука-
зал на Тешен, в ратуше которого можно хорошо разместить столы и стулья -
для конференции. Но пока они там договаривались, Иосиф II  дотла  спалил
Нейштадт. Фридрих, обеспокоенный, заметил Репнину: "Не рано ли я  послу-
шался вас, вложив меч в ножны?" Булгаков зачитал королю письмо  Румянце-
ва-Задунайского: армия султана турецкого свершает быстрый марш от  Дуная
к Хотину, войска Австрии копятся в Галиции, война с Портой Блистательной
способна вызвать возмущение Барской конфедерации, которая, аки гад  под-
колодный, свернулась в клубок, пока тихая, но может в любой миг  развер-
нуться, болезненно жаля. Фридриху пришлось смириться с пожарами Нейштад-
та.
   - Хорошо, - сказал он, - я понимаю, что России сейчас нет дела до мо-
ей подагры. Но если Вена не выкажет ревности к миру, я войду в  Вену  со
стороны Пратера, перенеся ставку на дачу Кауница, где давно пора провет-
рить все комнаты...
   За столом ратуши в Тешене русские посредничали от  имени  Пруссии,  а
Бретейль хлопотал за Австрию, хотя никто из французов нс желал  усиления
немцев. Бретейль сказал Репнину:
   - Я долго был послом в Петербурге, и в моей дипломатической биографии
сохранился пикантный для истории момент, когда я удачно  напророчил  вам
революцию, которая и случилась под знаменами Емельяна Пугачева.
   - Барон, - сухо отвечал Репнин, - пророча  о  русской  революции,  не
провороньте ее зарождение во Франции...
   Филипп Кобенцль, депутат Австрии, цеплялся за каждый клочок  Баварии,
но усилиями Репнина и Бретейля его отгоняли подальше от захваченных тер-
риторий - и вот  результат:  император  Иосиф  II  храбро  завоевал  для
Австрии всего лишь 34 квадратные мили. Позор был велик! Зато Фридрих ха-
пужисто прибрал к своим рукам  маркграфства  Анспахское  и  Байрейтское.
Россия, конечно же, не приобрела ничего, кроме авторитета.
   - И теперь, - сказал Булгаков, - мы надолго стали гарантом мира в де-
лах германских...
   Ослабив Австрию, прусский король невольно ослабил  и  всю  Германскую
империю. Мало того, он сам попал в зависимость от русского Кабинета, как
зависел от него теперь и его противник Иосиф  II...  Дипломаты  покидали
Тешен. Булгаков захлопнул дверцы кареты, пропели рожки почтальонов.
   - Следует ожидать, - сказал он князю Репнину, - что Иосиф теперь  вы-
нужден отбивать поклоны перед нашим двором.
   - Несомненно. Но - Фридрих? - воскликнул Репнин. -  Ведь  он  намного
умнее Иосифа, и, когда поймет, что произошло в Тешене, он займется  ско-
лачиванием союза против России...
   Так и случилось. Фридрих обрел вдруг ясность.
   - Ах старый осел! - выругал он себя. - Я потерял двадцать пять милли-
онов в этой войне, и я же не могу отныне делать в Германии то,  что  мне
хотелось бы делать...
   Увидев, в какую ловушку он попал, Фридрих начал образование  фюрстен-
бунда (союза немецких князей), и это было еще неопасно для  России.  Но,
опытный политик, король заманивал в эту лигу и короля английского Георга
III, который оставался наследственным курфюрстом Ганноверским.
   Панин сказал:
   - Вот это уже становится опасным для нас...
   При Коллегии дел иностранных пришлось  завести  "Германскую  канцеля-
рию", чтобы контролировать все дела немецкие. Иосиф тоже задумался:  что
делать дальше? Залезать в Германию ему теперь не позволят, так не  лучше
ли обратить свои цесарские взоры на Восток, где еще найдется пожива  для
Австрии?
   Он срочно повидался в Пратере с Кауницем:
   - Готовьте для Петербурга самого лучшего дипломата.
   - Лучший здесь я, но в Россию я не поеду...
 
 
   4. РАЗНЫЕ ФАНТАЗИИ
 
   Пока жив Леонард Эйлер, флоту плавать легче: он и в навигации, он и в
астрономии-первый помощник. После страшного  пожара,  уничтожившего  Ва-
сильевский остров, из Кабинета ему выдали деньги для покупки нового  до-
ма... Пожары на святой Руси тем хороши, что на пепелищах строят не  так,
как было до пожаров, а лучше. На Васильевском острове засыпали никому не
нужные каналы - жалкое подобие Венеции, на их  месте  возникли  "линии".
Большой проспект расширили,  посредине  его  рассадили  "тенятник"  (так
русские называли бульвары). Слепота закрыла перед Эйлером  краски  мира,
зато усилилась работа мозга, воображения, памяти... 38  внуков  окружали
почтенного старца, все здоров