абы завладеть Потемкиным в великобританских интересах,  используя
его мощное влияние в делах империи.
   - Мне кажется, - отвечал Гаррис, - вы излишне  драматизируете  обста-
новку. Наши послы в Санкт-Петербурге неизменно  добивались  успеха,  ис-
пользуя подкуп русских сановников. Не проще ли и на этот раз потревожить
банкиров Сити, которые охотно пойдут на жертвы, благо Россия для них бы-
ла неиссякаемым источником обогащения.
   - Да, так было, - согласился Суффолк.
   Он ознакомил Гарриса с архивною справкой: при Елизавете, в самый раз-
гар Семилетней войны, английское посольство имело 100 тысяч фунтов стер-
лингов для подкупа русских политиков, в краткое правление Петра III  по-
сол Кейт творил любые дела, имея лишь 60 тысяч фунтов... Гаррис спросил:
   - С какими же деньгами отправите вы меня?
   Ему давали для подкупов 36 тысяч фунтов.
   - Этого вполне хватит, - заверил его Суффолк.  -  Ртуть  в  барометре
продажности сползает вниз, из чего напрашивается  печальный  для  Англии
вывод: русский Кабинет обрел должное равновесие, понятие  о  гражданской
чести повысилось, политики перестали продаваться за деньги. Впрочем, уз-
найте у банкиров Сити, что они там думают...
   Дельцы Сити с огорчением признали, что Потемкин, к сожалению,  непод-
купен: сейчас он, кажется, способен продаться лишь за корону  Курляндии,
которую донашивает вечно пьяный герцог Петр Бирон, впадающий  в  маразм,
или корону Речи Посполитой, где шляхетство презирает своего короля.
   - Турки сейчас вырезали семью молдавского господаря, и не  исключено,
что, возникни новая война с Турцией, Потемкин будет претендовать на гос-
подарство Молдаванское.
   - Я слышал, что он кругом в долгах?
   - Это так. Но, должный миллионы, он и забирает миллионы, ни с кого не
требуя отчета, он и сам никому отчета не дает...
   Сократив субсидии  для  подкупов,  Лондон  отпустил  Гаррису  немалые
деньги для представительства. Посольства в Петербурге всегда  расценива-
лись в Европе как самые дорогостоящие. Изобилие застолий обязывало  дип-
ломатов тянуться за русскими в искусстве гостеприимства. Назвав  гостей,
следовало ублажить их к полуночи горячим ужином (не  менее  трех  блюд),
после чего делалось несколько перемен  десерта.  Дипломаты  отдыхали  от
страшных растрат лишь после маслениц, когда русские девы и жены поникали
в скромных одеждах, на смену телятине и дичи являлись грибы с  огурчика-
ми, молитвы и попы с кадилами.
   - Вам предстоит борьба, и очень трудная, -  напутствовал  посла  Суф-
фолк. - Война с американскими колониями требует прочного договора с Рос-
сией, и здесь мы не поскупимся ничем, чтобы иметь  закаленных  в  битвах
русских солдат. Германию мы уже приучили быть нашей казармой. Но сделать
английской казармой Россию - задача, достойная ваших талантов.
   - Каков же будет товар, который я могу выставить для обмена, чтобы  у
русской царицы разгорелись глаза?
   - Наше положение сейчас настолько скверно, - признался Суффолк, - что
мы согласны отдать даже остров Минорку, по его положению  в  Средиземном
море столь важный, как важен Гибралтар для нас или Мальта для  ее  рыца-
рей. Деловой обмен возможен, ибо русский флот нуждается в базах...
   Гаррис приплыл в Петербург и поселился в английском посольстве,  раз-
мещенном в тупичке Галерной улицы, подле дома Дениса Фонвизина. Впрочем,
Денис Иванович еще продолжал вояжировать по Европе,  порядки  которой  и
обругивал в каждом письме. Ему, слишком русскому, хорошо было  только  в
России!
   Едучи в Россию, Гаррис надеялся увидеть  скотоподобную  массу  рабов,
поверх которой сверкает тончайшая амальгама  образованной  аристократии.
Все оказалось иначе. Он встретил в Петербурге  поглупевших  от  унижений
царедворцев, а в вестибюлях особняков знати крепостные лакеи, прежде чем
принять с плеч посла шубу, откладывали  на  кресло  читаемый  ими  томик
Вольтера. Наконец, среди крепостных встречались  и  уникальные  эрудиты,
игравшие роль "ходячих энциклопедий", обязанные в любой момент дать  от-
вет на любой вопрос барина.
   Панин болел, а Потемкина Гаррис видел лишь дважды, и то издали.  Пер-
вый раз он ехал в Островки, окруженный табором поющих цыган  и  пляшущих
цыганок, а вторично застал его при дворе в окружении  мальтийских  рыца-
рей, с которыми он беседовал о тайнах средневековой алхимии. Ни  в  пер-
вом, ни во втором случае светлейший не удостоил нового посла даже кивком
головы. Панин болел водянкою. "Уже сделаны два прокола, но, кажется, на-
до прибегнуть к операции, чтобы с помощью  бандажа  задержать  выпадение
кишок... Панин уже достаточно истрепан жизнью и слишком слаб, чтобы  пе-
ренести вмешательство хирурга", - докладывал посол. Слабость  не  мешала
Никите Ивановичу верно оценивать события за океаном. Правда,  он,  арис-
тократ-сибарит, высмеивал плантаторов, Джорджа Вашингтона и его  генера-
лов-фермеров, которые, чтобы не запачкать скатерть  в  доме  президента,
обтирали донышко чашек платочками. Но на все посулы в золотых гинеях  за
предоставление русских войск Панин отвечал весомо:
   - Русские солдаты ваши гинеи есть не станут...
   Случайно  американцы  перехватили  письмо  Суффолка  к  его  приятелю
Вильяму Идену: 20 тысяч русских героев, опаленных порохом сражений  (так
писал Суффолк), "станут очаровательными гостями в  Нью-Йорке,  цивилизуя
эту часть Америки самым лучшим образом".  Это  известие  встревожило  не
только Джорджа Вашингтона, но и графа Вержена:  в  мощи  русской  пехоты
никто не сомневался! Вержен решил, что Екатерина  сохранит  политическое
целомудрие. "Можно считать ее фантазеркой, - говорил он в Версале, -  но
она достаточно умна и благородна, чтобы не проливать крови русской  ради
прибылей купцов лондонских..." Георг III уже не раз  молил  Екатерину  о
продаже солдат для расправы с американцами. Неловкие  намеки  короля  на
то, что волнения в колониях Америки схожи  с  "пугачевщиной",  Петербург
только смешили. Панин с Потемкиным сплотились  во  мнении,  что  русский
солдат продажен никогда не был, а сама Екатерина повторяла  сказанное  в
молодости:
   - Россия за чужими хвостами не потащится...
   - Подозреваю я, - говорил Потемкин, - что еще при нашей жизни случит-
ся отпадение Америки от короля а гл никого. Нам тягаться  с  Англией  на
морях еще рановато. Но послать свои эскадры для охраны  нашей  коммерции
надобно сразу же...
   Граф Панин был встревожен возможным ослаблением Англии, ибо  это  ос-
лабление усиливало престиж Франции в делах турецких. Денис Фонвизин, ин-
формируя Булгакова, сообщал и Кабинету, что англичане, "думать  надобно,
отступятся от Америки и объявят войну Франции: ибо издревле всякой  раз,
когда ни доходила Англия до крайнего несчастия, всегда имела ресурсом  и
обычаем объявить войну Франции". Фонвизин был отличный политик.
   Встретясь с Корбероном, Екатерина ему сказала:
   - Британские каперы захватывают наши суда, плывущие по своим торговым
делам из Архангел ьска... Даю вам слово: кто затронет мою коммерцию, тот
жестоко поплатится!
   Корберон правильно ее понял: она декларировала не для него,  а  чтобы
он разнес ее слова по свету. Президент Джордж Вашингтон вскоре узнал  об
этих словах и поспешил успокоить сограждан: просьбы короля Георга "русс-
кой императрицей отвергаются с презрением". Когда Джеймс Гаррис поселил-
ся в унылом тупике Галерной улицы, все, по сути дела, было уже решено, а
Екатерина огорошила нового посла выговором:
   - Благодаря вам у меня в стране  вздорожал  сахар  и  не  стало  бра-
зильского кофе! Мало вам разбоя на морях Европы, ваши корабли плывут и в
края дальневосточные, а что им там надобно, ежели  племена  чукотские  и
камчатские суть мои подданные?..
   В морях царили нравы пиратские, война за Баварское  наследство  нача-
лась, русский  Кабинет  занимался  крымскими  неурядицами,  а  Потемкин,
встретясь с Гаррисом, говорил о разведении... шелкопряда:
   - Нашим женщинам без чулок житья не стало!..
   - Мы попали в дикую Азию, - сказал Гаррис секретарям. - Я  теперь  не
знаю, с какой стороны подступиться к России, и кажется, что нашему коро-
лю лучше уповать на послушную Германию...
   Он и уповал! В германских княжествах принцы, герцоги и епископы давно
жили с того, что торговали своими солдатами.
   Англия рукоплескала мудрости своего парламента, гинеями платившего за
голову каждого "гессенца", уплывающего за океан искать верной смерти  от
пули американского фермера... Суффолк требовал от Гарриса усилить давле-
ние на Потемкина, привлекая его чувства к английским интересам.  "Узнай-
те, что он больше всего любит?" - запрашивал Суффолк посла.
   - Этот человек всеяден, как бегемот, живущий на болоте, и стоит  лишь
единожды увидеть его челюсти в движении, чтобы  понять-он  перегрызет  и
железо! - говорил Гаррис, докладывая в Лондон. "Я бы не отдал ему  долж-
ной справедливости, если бы не упомянул, что Потемкин обладает необыкно-
венной проницательностью, светлым умом и очень быстрым соображением".
 
 
   2. ГОЛУБИ МИРА
 
   Безбородко очень скоро писал (без поправок), готовясь к докладу в Со-
вете о потаенных связях Турции со Швецией, а Потемкин, от нечего делать,
гонялся за мухой. Но в азарте охотничьем промахнулся и кулаком вдребезги
расколотил драгоценную китайскую вазу. Безбородко и ухом не повел,  про-
должая строчить гусиным пером. Наконец закончив писание и  не  глядя  на
осколки фарфора, спросил с интересом:
   - А муху-то вы хоть поймали?
   - Да нет... жужжит, подлая.
   Затем Потемкин сказал, что англичане, кажется, хотят сделать из  Рос-
сии ту самую Лафонтенову кошку, которая таскала для обезьяны каштаны  из
огня. Безбородко, знакомый с перлюстрацией, ответил, что от Гарриса пока
что исходит очень слабая информация для Лондона:
   - Так... сплетнями нашими кормится!
   Из депеши Гарриса: "по словам Панина, "война между Францией и Англией
неизбежна"; Мария-Терезия переслала Екатерине жалобное письмо, в котором
просила рассудить, кто больше виноват в делах Баварии - Австрия или  ко-
роль прусский; Потемкин недавно стыдил Екатерину за  несдержанность,  но
"ея величество в ответ упрекала его за предосудительность отношений кня-
зя с племянницами"; наследник Павел живет в удалении от "большого"  дво-
ра, он умерен в пище и не пьет вина; Римски й-Корсаков "подчиняется при-
казаниям Потемкина и графини Брюс, которые сообща управляют мыслями  им-
ператрицы: первый творит расправу в делах сурьезных, вторая выступает на
передний план, когда дело доходит до развлечений..."
   Гаррис пытался втянуть Потемкина в беседу:
   - Не кажется ли вам, что настало время, когда дворы  петербургские  и
сент-джемский должны быть едины, чтобы совместно противостоять  честолю-
бию французских Бурбонов?
   - У вас что сегодня на обед? - интересовался Потемкин...
   Он охотнейше объедал посольство на Галерной улице, но из объятий пос-
ла увертывался с ловкостью угря, и будущий лорд Мальсбюри отписывал бан-
кирам Сити, что в этой стране варваровазиатов нельзя добиться  откровен-
ности, хотя из поведения Панина, императрицы и Потемкина делается  ясно:
русский Кабинет решил выжидать...
   Потемкин между тем выжидал, чем закончится очередной роман императри-
цы, которая серьезно увлеклась молодым человеком. Своим друзьям по Евро-
пе она, не стыдясь, сообщала: "Когда он заиграет на  скрипке,  даже  мои
собаки его слушают, а когда запоет - птицы  прилетают  к  окнам,  внимая
ему, как новому Орфею. Он светит как солнце и разливает вокруг себя сия-
ние, и при всем этом в нем нет ничего женоподобного... живописцы  должны
его рисовать, а скульпторы лепить". Фаворит действительно обладал  голо-
сом прекрасным, от природы хорошо поставленным, и Екатерина,  откровенно
любуясь его молодостью, часто просила петь в концертах Эрмитажа.
   - Не правда ли, - шепнула она Панину, - что Корсаков похож на  Пирра,
царя Эпирского, и поет лучше соловья?
   Панин смолчал. За него ответил Потемкин:
   - Твоя правда, матушка! Но забыла ты, родимая наша, что соловьи русс-
кие поют только до Петрова дня...
   Так и случилось. Виною была плохо закрытая дверь, через которую  Ека-
терина увидела то, что лучше бы и не видеть.
   - Поздравляю... скоты! - крикнула Екатерина.
   Фаворит живо и резко отпрянул от Прасковьи Брюс.
   Брюсша оправляла лиф своего платья:
   - Като, не имей гнева. Я тебе все объясню...
   - Не надо! Вон отсюда, блуда окаянная, чтобы в моих дворцах ноги тво-
ей не бывало!
   Римский-Корсаков пал на колени, рыдая.  Екатерина  взяла  прогулочную
трость (которая потолще да поувесистсй) и стала лупцевать  "Пирра,  царя
Эпирского":
   - Снимай аксельбант... эполеты долой!
   - Нет, нет, нет, - вздрагивал под ударами палки фаворит. - Не лишайте
меня наслаждения состоять при вашей великой особе...
   Потемкин знал о связи фаворита с Прасковьей Брюс и радовался ее  уда-
лению. Екатерина стала сближаться с Александрой Энгельгардт; она призна-
лась фрейлине:
   - Поживешь с мое, сама увидишь, что в этой жизни хорошее у баб  редко
случается, а все худое часто сбывается...
   От Гарриса она в эти дни известилась, что семья бывшего премьера  Ро-
берта Уолпола запуталась в долгах, в его собрании  картин  были  Рубенс,
Иордане, Сальватор Роза, Пуссен и Ван Дейк. Екатерина распорядилась  ку-
пить для Эрмитажа всю галерею - целиком. 1 сентября 1778 года императри-
ца проснулась в гадкой меланхолии, ее угнетал мелкий  дождь  за  окнами.
Оскорбленная изменой, она затворилась в комнатах Эрмитажа,  просматривая
гравюры, запечатлевшие фрески Рафаэлевских лоджий Ватикана. Это занятие,
всегда приятное, незаметно увлекло ее, и, взбодрившись,  она  позвала  к
себе Шувалова:
   - Хочу такие лоджии Рафаэля у себя иметь... в копиях. Ты,  Иван  Ива-
ныч, помоги мне с мастерами Рима связаться.
   - А где вы разместите лоджии?
   - Над Зимней канавкой павильон для них выстрою.
   - Меня в Европе спрашивали: откуда вы деньги берете?
   - А ты бы говорил всем, что я по ночам ворую...
   Создание галереи для размещения лоджий Рафаэля она  поручила  Джакомо
Кваренги, недавно приехавшему в Петербург. "Строительство, - писала тог-
да Екатерина, - вещь заколдованная: оно пожирает деньги,  и  чем  больше
строишь, тем более хочется. Это болезнь вроде пьянства..." Газеты Европы
сообщали, что Фальконс, покинув неблагодарную Россию, всюду  раздаривает
куски гранита от русского Гром-камня; лучшие красавицы Версаля взяли мо-
ду мастерить из этих осколков пуговицы, брелоки, запонки  и  браслеты...
Потемкин застал Екатерину перебирающей бумаги на столе.  Усталым  жестом
она сняла очки. Потемкин вовлек императрицу в изучение конфигурации  бе-
регов Черного моря. Указал по карте, что границы России на  юге  как  бы
РАЗОРВАНЫ возле Перекопа татарского. Именно из Крыма, образовав  в  этом
месте пробоину, могла хлынуть лавина татарской конницы в  пределы  укра-
инские. Выстраивать же напротив Перекопа-стенка в стенку! - свой,  русс-
кий, Перекоп, чтобы закрыть этот  разрыв,  бессмысленно  и  дико.  Палец
светлейшего, разбрызгивая сияние перстней, крепко стучал по  карте,  ме-
тался между устьями Днепра и Буга:
   - Города нужны, города... Нужны люди, бабы, детишки, коровы, учителя,
сено, купцы, солома, инженеры, садовники!
   В этот день вернулся из Парижа граф Александр Сергеевич  Строганов  -
умный и добродушный Крез, никогда не искавший ни  милостей  императрицы,
ни подачек от престола.
   - Здравствуй, Като! - обнял женщину Строганов.
   - Саня, друг ты мой... дай я тебя расцелую!
   Вечером в Эрмитаже снова пел Римский-Корсаков, а граф Строганов жало-
вался, что жена его разорила:
   - Чтобы выбраться без долгов из Парижа, я был вынужден даже  заклады-
вать бриллианты в ломбарде - "Mont de Riete"... Скажи, Като, почему бы и
на святой Руси не быть ломбардам?
   - У нас есть ссудные кассы, и этого достаточно.
   Строганов сказал, что во всех  странах,  ради  выправления  финансов,
проводятся лотереи. Но Екатерина уже давно запретила всякие лотереи ука-
зом (чтобы "покончить все сие неприятное и скучное дело").  Она  сказала
другу:
   - Ах, Саня! Человеческая порода слаба.  Каждый  желает  богатеть,  ни
черта не делая. Нет уж! В мое царствование ни ломбардов, ни  лотерей  не
будет.
   Строганов упрекнул ее в отсутствии логики:
   - Если так, игру в карты тоже запретить надобно?
   - Карты - дело иное, - отвечала старая картежница.
   Пока они так беседовали, графиня Екатерина Строганова любовалась пою-
щим фаворитом с таким же наслаждением, с каким бывалая  кошка  наблюдает
за резвым, но глупым мышонком. Римский-Корсаков на минуту отвлекся, рас-
певая романс, а когда обернулся к ней снова, мушка со  щеки  Строгановой
уже была переклеена на подбородок. На придворном арго сие значило: "Ради
вас я согласна на все". Фаворит усилил свои рулады:
   Слабость вся тебе открылась,
   Ввергла ты меня в напасть.
   Ах, к чему, к чему вселилась
   В грудь мою нещастна страсть?..
   - Чтобы ты снова не сбежал от меня в Париж или на заводы уральские, я
сделаю тебя, Саня, своим сенатором, - говорила Екатерина.
   Строганов был поглощен партией в пикет:
   - Скажи что-либо более умное, Като.
   - Согласна... В Тамбове родились близнецы, мальчик и девочка, сросши-
еся спинками. Благополучно выросли, и братец пошел в гусары, а его сест-
ра постриглась в монастырь. Если не веришь мне, спроси у светлейшего: он
не даст соврать.
   - Да и ты не соврешь! - отвечал Строганов. - Впрочем, это было в Там-
бове, а там всегда чего только не случается.
   - Не надо и в Тамбов ехать: вокруг нас одни чудеса!
   Французская королева Мария-Антуанетта превзошла Екатерину, умея шеве-
лить не одним, а двумя ушами сразу. Но сейчас ей было не до забав: Фрид-
рих II двинул свои войска против ее родины, которую в Версале всегда не-
навидели... Осенью русский Кабинет призвал правительство Вены прекратить
несправедливую войну.
   - Теперь кампания выиграна, - сказал прусский  король,  прослышав  об
этом. Скряга, он донашивал ветхий мундир,  а  война,  по  его  расчетам,
обойдется в 12 миллионов талеров. Впрочем, он не жалел денег, ибо кампа-
ния сулила немалые выгоды. Зима застала его в тихом, уютном Бреславле. -
И пока там Мария-Терезия сочиняет ответ Екатерине, - решил король,  -  я
напишу речь для Академии  о  Вольтере...  Сколько  завистников  окружало
его!..
   Речь о Вольтере он указал напечатать отдельной брошюрой, но  в  таком
количестве, что она сразу сделалась библиографической редкостью. На этот
счет у короля было свое мнение:
   - Большие тиражи - для больших дураков, а маленькие - как раз по чис-
лу мыслящих голов на планете...
   Сейчас его беспокоило, что Мария-Антуанетта была беременна,  а  бере-
менные женщины капризны, и как бы Людовик XVI не уступил жене. Франция в
таком случае способна натравить Турцию на Россию, и вся прусская  комби-
нация рассыплется...
   На свою дачу в Пратере Кауниц вызвал русского посла  князя  Голицына,
которому и сказал дрожащим голосом:
   - Я еще раз перечитал репрезентацию вашего Кабинета.  По  сути  дела,
Петербург прислал Вене жестокий смертный приговор. Такого унижения  наша
великая империя еще не испытывала...
   Он страдал. Он трусил. Голицын отвечал:
   - Претензии вашего двора на Баварское наследство несправедливы, как и
захват вами Буковины. Не забывайте, что  Россия  имеет  по  отношению  к
прусскому королевству обязанности союзнические, и  она  останется  верна
им.
   - Да поймите, князь! - вскрикнул Кауниц. - Наша императрица Мария-Те-
резия и согласна бы на посредничество России в конфликте  между  нами  и
Пруссией, но теперь, после вашего ультиматума, мы остались на краю  ямы.
Прусский король, поддержанный мнением Петербурга, усилит свои  претензии
к германскому миру... У нас нет более выхода, - сказал  Кауниц,  отчаясь
(и вполне искренно). - Или мы пожертвуем своим достоинством, или решимся
на кровавую войну, подобную Семилетней... Впрочем, -